Люби меня по-французски (ЛП)

Глава 5

— Так, ничего романтичного, верно? — Лукас потер свой подбородок. Он помог мне разменять немного денег, и сейчас мы направлялись к входу в Метро.

— Верно.

— Черт, в Париже это довольно трудная задача, но думаю, у меня есть идея.

Я следовала за ним вниз по цементным ступенькам, и когда мы достигли последней, он взял меня за руку.

— Пойдем сюда. Ты знаешь, как прочитать это? — Он повел меня к огромной карте маршрутов на стене.

Я быстро оглядела ее. На самом деле, я любила карты и хорошо умела их читать.

— Каждый маршрут имеет номер и разный цвет, верно? А маленькие точки — это остановки?

— Да. И белые точки, чуть больше по размеру, указывают на то, где ты можешь пересесть на другую ветку. Твоя задача — посмотреть название остановки в конце ветки в направлении, куда ты хочешь поехать. Например, мы вот здесь... — он указал через мое плечо на большой белый овал на карте. — На станции «Шарль де Голль — Этуаль».

Он стоял позади меня так близко, что я могла чувствовать его дыхание в моих волосах. Я задалась вопросом, пахну ли я кофе, а затем долго ругала себя за такие странные мысли.

— Верно.

— И мы хотим сюда. — Он скользнул пальцем по карте и остановился на надписи: «Пер-Лашез».

— Пер-Лашез... это ведь кладбище?

— Да. Мертвые люди и каменные памятники. Никакой романтики, верно?

Я засмеялась, глядя на него через плечо. Святое дерьмо, он был близко. На самом деле, мой висок касался его подбородка, и он сделал шаг назад, прочистив горло.

— Итак, как мы туда попадем? — спросил он. — Расскажи мне.

— Хмммм. — Закусив губу между зубами, я изучала карту, но по каким-то причинам я не чувствовала, что мои навигационные навыки достаточно хороши, и я была уверена, что причиной был обросший подбородок Лукаса. Он был таким же обросшим, как я и представляла. Какого черта, Миа? Сосредоточься. — Эм, мы ищем номер три и хотим поехать в направлении... Галлиени?

— Ну, мы можем. Если не считать того, что номер три не останавливается на станции «Шарль де Голль — Этуаль». Мы должны сделать пересадку.

— Ох. — Я снова посмотрела на карту, но я чувствовала его щетину на моей коже. Черт, сконцентрируйся! Ты даже не любишь щетину! — Ох! Я вижу. Мы выберем... номер два, поднимемся и объедем. Таким образом, нам даже не надо будет пересаживаться.

— Правильно.

Светясь от гордости, я повернулась.

— Итак, мне нужен билет, верно?

— Да. Вон там. — Лукас повел меня к одному из терминалов по продаже билетов и наблюдал, как я поменяла язык на английский и начала пошагово следовать инструкциям.

Вдруг я начала колебаться.

— Как много я должна купить?

— Это только на один день?

Я удержала свой взгляд на экране.

— Не знаю. Может, два.

— Ага! Мой план работает! — обрадовался он.

Я пожала плечами, отказываясь смотреть на него.

— Может быть. Немного.

— Возьми десять.

Я оплатила кредитной картой и положила девять билетов в свой кошелек. Лукас прошел вперед, а я скормила свой билет терминалу и последовала за ним через турникет. Он хотел, чтобы я шла впереди, так что, прежде чем выбрать туннель, я тщательно осмотрела все вывески.

Когда мы пришли на платформу, Лукас вытянул руку, и я дала ему «пять».

— Так держать, принцесса. Ты успешно сориентировалась в метро. Я уверен, что теперь в Париже ты сможешь попасть куда угодно, даже когда будешь одна.

— Спасибо тебе. — Я сделала небольшой поклон, но почувствовала укол печали, когда представила, что буду одна.

Пока мы ждали поезд, Лукас спросил меня, чем я занималась в Детройте.

— Я планирую мероприятия.

Он рассмеялся.

— Ну конечно.

Возмущенная, я сложила руки на бедрах.

— Что в этом такого забавного?

— Ничего. — Он перестал хохотать, но не смог стереть ухмылку со своего лица. — Это идеальная работа для тебя. Бьюсь об заклад, что ты действительно хороша в этом.

— Да, это так, спасибо большое, — фыркнула я, подтягивая сумку выше на плече. — После колледжа некоторое время я работала на других людей, и затем, когда мне было двадцать пять лет, я начала свой собственный бизнес. Ну, точнее, мы с моей лучшей подругой — у нее было немного унаследованных денег, и мы всегда хотели делать что-то вместе. Поэтому начали действовать.

Он выглядел впечатленным.

— Очень круто. Как идут дела?

— На самом деле, очень хорошо. Мы попали в новости в прошлом году, так как были двумя лучшими и перспективными молодыми предпринимателями в городе. У нас было много заказов, в основном свадьбы, но большинство из них были с действительно большим бюджетом, — вспышка неловкости на лице Лукаса заставила меня остановиться, и на секунду я задумалась, что я сказала не так, пока не поняла, что упомянула свадьбы. Но к удивлению, ни это слово, ни мысль о ней меня не беспокоили.

Ха.

— И как называется твоя компания?

— «Девин Ивентс». Девин — моя фамилия.

Он снова мне улыбнулся, но эта улыбка была нежнее. Более восхищенная, чем забавляющаяся.

— Она тебе подходит.

В тот момент поезд прибыл на станцию, с ревом проехав по рельсам, румянец окрасил мое лицо. Я опустила глаза в землю. Какого черта? Он флиртовал со мной? Флирт разрешен в этой экскурсии? И то, как бьется мое сердце? Оно ощущалось огромным и неуклюжим в груди.

Там было только одно пустое сиденье, и Лукас жестом показал мне садиться. Он остался стоять, и хотя поезд покачивался из стороны в сторону, он ни за что не держался, просто стоял в проходе с широко расставленными ногами и скрещенными руками. Я понятия не имела, почему это меня немного возбуждает, но чувствовала волнение внизу живота.

Хмм. Я думаю, у него на меня встает.

Ха-ха, встает на меня.

Отвернувшись, чтобы он не увидел улыбку, которую я пыталась скрыть, я ругала себя за грязные мысли. Прекрати это, Миа. И даже не смотри на его промежность. Не делай это, не делай это, не…

Я сделала это. Я ничего не могла с собой поделать.

Это не был долгий взгляд или что-то такое, это был больше мимолетный взгляд, и он ничего мне не сказал, но я все еще боялась, что он заметил. Я перевела взгляд на свои кроссовки.

Несколько остановок спустя, сиденье радом со мной оказалось свободным, и Лукас его занял.

— Так ты любительница кладбищ? Пер-Лашез было в твоем списке?

— Я не знаю, могу ли назвать себя любительницей кладбищ, но я уверена, оно было в списке. Напомни мне, кто здесь похоронен?

— Множество людей. Но имена, которые ты знаешь: Джим Моррисон, Эдит Пиаф, Шопен, Оскар Уайлд, Бальзак, Гертруда Стайн...

Я подняла брови.

— Я впечатлена, профессор Фурнье.

Он пожал плечами.

— Я любитель кладбищ. Я думаю, что они красивые и расслабляющие. Умиротворяющие.

Я обдумала это.

— Да, я понимаю.

— Я просто надеюсь, что оно не забито туристами сегодня, хотя… сейчас сезон.

— Мы ведь разрушаем твое душевное, презирающее условности равновесие, да?

Он стукнул мою ногу и наклонился ближе ко мне.

— Да, ты его разрушаешь.

— Ну, я постараюсь сдержать волнение, но не обещаю.

Наши лица были близко, почти нос к носу. Я задержала дыхание, когда его взгляд на секунду упал на мои губы. Иисус, он собирается поцеловать меня. Прямо здесь в поезде, он точно поцелует меня!

Но прежде чем я смогла решить, что я чувствую по этому поводу, он откинулся назад на свое сиденье.

— Ты не красишь губы блеском. Я заметил это прошлой ночью.

У меня заняло секунду, чтобы прийти в себя.

— Что? Ох, нет. Я не крашу, обычно.

— Мне это нравится. Я считаю, что блеск для губ — отстой.

— Ты так думаешь?

— Да. Он весь липкий и клейкий, остается на всей одежде, и я не знаю из каких, черт побери, токсичных химических веществ он сделан, но его никак не вывести.

Я сморщила нос.

— Да, я думаю, что в нем много опасных ингредиентов. Я больше люблю бальзамы для губ.

Лукас наклонил голову и посмотрел на меня с подозрением.

— Приятно знать.

Бах-бах-бах — мое огромное сердце продолжало биться о грудную клетку.

Черт, это было официально — он флиртовал со мной, и мне это нравилось.

— Наша остановка. — Лукас слегка подтолкнул меня локтем, и я встала, но у меня не было его способности ровно стоять на ходу, поэтому, когда поезд резко повернул, я сразу упала вперед. Лукас легко поймал меня и притянул меня к груди. — Стой. Ты в порядке?

— Да, извини. Но я думаю, что мне нужно за что-нибудь держаться.

— Я подержу тебя. — Он развернул меня и держал за плечо, пока поезд не подъехал к остановке и двери не открылись. — Вперед. — Когда мы оказались на твердой земле, он отпустил меня.

И я вроде как не хотела, чтобы он это делал.

#

К большому ужасу Лукаса, на Пер-Лашез было много загруженных туристами автобусов. Нам удалось избежать толпы, так как мы пропускали могилы очень известных людей и просто бродили по грязной, выложенной булыжниками дороге. Я спросила, могу ли я где-нибудь получить карту или руководство «Кто и где похоронен», но Лукас настоял, что они нам не нужны. — Я был здесь много раз, — заверил он меня. — Давай просто погуляем, и если тебе интересно узнать что-нибудь, я расскажу тебе все, что знаю.

— Но я люблю карты. Я хочу карту. Мне нужна карта, — захныкала я.

— Нет, не нужна.

Я послала ему испепеляющий взгляд, и он поднял руки.

— Я знаю, что сказал, что не буду спорить с тобой, но давай просто попробуем сделать это по-моему, и если это не сработает, я обещаю, что куплю тебе карту.

Мысль о том, чтобы бродить по такому известному месту без гида, заставило мои ладони зудеть, но я подумала, что могла бы попытаться выдержать это ради Лукаса.

И на самом деле, я даже наслаждалась этим.

При отсутствии конкретного маршрута или графика, я обнаружила, что меньше спешила, чем обычно, когда осматривала достопримечательности и замечала то, что, вероятно, не увидела, если бы уткнулась носом в путеводитель.

И Лукас не преувеличивал — он смог рассказать мне множество историй о людях, похороненных здесь, были ли они музыкантами, актерами, писателями или политиками.

— Видишь вот эту? — он показал мне жестом на бронзовую статую мужчину, облокотившегося об могилу. — Самая лучшая история на свете.

Я остановилась перед ним.

— Правда? Кем он был?

— Он был французским президентом, который умер, пока его любовница делала ему минет. Его надгробная надпись по-французски: «Il voulait être César, il ne fut sue Pompée», что означает: «Он хотел быть Цезарем, но закончил как Помпей» (прим. пер. имеется в виду Гней Помпей Великий). — Глаза Лукаса заблестели. — Или это может значить: «Он хотел быть Цезарем, но закончил сексуально-возбужденным».

Я ахнула и приложила руку ко рту.

— Боже, этого никогда бы не позволили написать на могиле американского президента.

Лукас покачал головой.

— Вероятно, нет.

— Ты довольно хорош во всей этой истории, — сказала я, когда мы продолжили идти.

— Я нахожу ее интересной.

Я толкнула его локтем.

— Особенно по части минетов, держу пари. — К моему удивлению, он покраснел и слово «восхитительный» всплыло в моей голове. — Я серьезно. Это изумительно, как много ты знаешь об истории.

— У меня хорошая память.

Я вздохнула.

— У меня нет. Я должна все записывать или я обязательно все забуду.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Правда? Я думал, что ты из тех девушек, кто всегда помнят все имена, и где они встретились, и во что они были одеты.

— Нет, если я не запишу это где-нибудь. Вот причина, почему я так много составляю списки — я не просто одержима ими для развлечения.

— Развлеченье, — он усмехнулся, подтолкнув меня плечом. — Списки — это не для веселья.

Я захихикала и продолжила толкать его, но он увернулся и обнял меня сзади, прижав мои руки к бокам, так что я не могла двигаться.

— Веди себя должным образом, принцесса. — Его дыхание щекотало мою шею сквозь мои волосы, заставляя невесомую радость промчаться по мне...

— Что если я не хочу вести себя должным образом?

Лукас полностью затих, и на мгновение я подумала, что зашла слишком далеко. Поэтому сменила тему.

— Эй, что это? — впереди была одна из самых искусно сделанных могил, каких я когда-либо видела — она была почти как собственная маленькая готическая часовня без стен. Внутри строения располагались две статуи рядом друг с другом, их руки сцеплены в молитве.

Лукас отпустил меня.

— А, Абеляр и Элоиза. Но я не знаю, могу ли рассказывать тебе о них.

— Почему нет? — подойдя ближе к ней, я уставилась на каменную кладку, почти задыхаясь от ее красоты.

— Потому что это очень трагичная, романтичная история. Я не уверен, что это целесообразно для нашей экскурсии.

— Нет, расскажи мне. Я обещаю, что справлюсь с этим.

— Ладно. Но я предупредил тебя. Кхе-кхе — Он получил локтем в живот от меня, прежде чем продолжить: — Итак, в двенадцатом веке Абеляр был учителем и философом, и он услышал об этой блестящей молодой красотке Элоизе. Он убедил ее дядю позволить ему давать ей частные уроки, только у них не получилось много учиться.

Я положила руку на его.

— Дай мне догадаться — больше минетов.

— У тебя непристойные мысли, принцесса. Но да, я предполагаю там были минеты. Теперь не перебивай.

— Извини, продолжай. — Я положила руку на верхнюю часть железного забора, который окружал могилу, и сфокусировалась на лежащей там фигуре, пытаясь игнорировать то, как его близость посылала мурашки по всему моему телу.

— Какое-то время у них продолжалась страстная и незаконная любовь, — Лукас продолжил: — достаточно долго, чтобы Элоиза забеременела, из-за чего случился большой скандал, потому что он был намного старше ее. В любом случае, ее дядя узнал и попытался разделить их, но они тайно поженились.

Восхищенная, я представила себе все, что он говорил — ночное репетиторство, в конце концов, заканчивается страстным поцелуем, когда их желание друг к другу становится слишком сильным, чтобы вынести. Тайные свидания — я представила, как они лежат на какой-то медвежьей шкуре перед камином, огонь отбрасывает свет на их блестящие тела. Церемония тайной свадьбы, проведенная приглушенными голосами, поспешно, в маленькой часовне.

— Продолжай, — попросила я, чувствуя себя больше чем немного возбужденной. — Что случилось дальше?

— Ну, это вышло немного отвратительно. Абеляр боялся за их безопасность, потому что дядя был своего рода мудак и не был слишком счастлив по поводу их женитьбы. Поэтому он спрятал Элоизу в монастыре и вернулся в Париж один, где на него напали и, эм, кастрировали. — Лукас вздрогнул и поправил промежность в своих брюках.

Я ахнула.

— Нет!

— Да. Ему было так стыдно, что он решил, что не может столкнуться лицом к лицу с Элоизой, поэтому он стал монахом. Она была настолько опустошена, что отказалась от своего ребенка, присоединилась к монастырю и стала монахиней.

Мой рот открылся.

— Что? Они никогда не видели друг друга снова?

— Я так не думаю. Но они писали друг другу на протяжении двадцати лет. И любовные письма сохранились.

— Любовные письма, правда? Они романтичные?

— На самом деле я никогда их не читал. Но думаю, что они романтичные. И романтические психи со всего мира приходят и оставляют здесь письма, надеясь, что это принесет им удачу, хотя если подумать, то в этом нет смысла. Эти двое так и не воссоединились до смерти.

Я снова вздохнула, раздраженная.

— Ты был прав. Ты не должен был рассказывать мне эту историю. Теперь я полностью... — я неловко переступила с ноги на ногу. Возбуждена. — Опустошена.

— Я думаю, знаю, что исправит это.

Мой желудок сделал сальто, и я облизала губы.

— Что?

— Вино. И, может, немного еды.

— Ох, верно.

Подождите минутку. Я на самом деле разочарована, что он имел в виду вино, вместо чего-то более интимного? Что, черт возьми, со мной не так? Ради Бога, это же вино. Моя любимая вещь.

Более плотно укутавшись в свитер, я улыбнулась.

— Да, звучит идеально. Идем.