Любимый (м)учитель

=…Пообещайте мне!

В одиннадцать вечера вынесли торт.

В двенадцать вечера — Веронику Соболеву.

Ну нет, нет, это очень утрированно. Начнём с начала!

В одиннадцать вечера вынесли торт.

В двенадцать вечера со свадьбы сбежала Вероника Соболева.

Вот так лучше.

Вероника Соболева была влюблена в Егора Ивановича Волкова, и это не обсуждалось.

Каждое утро Вероника вставала с постели и ещё минут десять думала о том, как он просыпается. И хотела быть рядом. Каждую лекцию, перед которой Вероника тряслась как осиновый лист, теперь она хотела видеть его, и как свет из окна золотит его волосы, такого же непонятного цвета, как окрас шерсти его пса. Каждую встречу Вероника воспринимала как новую главу их прекрасной волшебной любви, почти уникальной. И больше всего на свете боялась, что однажды к этому привыкнет.

А Егор Иванович был мужчиной умным, сообразительным и Веронику Соболеву удивлял. Хотя казалось бы… чурбан чурбаном. Интеграл бездушный.

Вероника Соболева шла по заснеженной, впервые за эту осень, улице и куталась в пальто. Снежинки оседали на поля её чёрной твидовой шляпы, а по лицу катились слёзы. Романтично.

Это могло бы стать кадрами из какого-нибудь клипа на красивую песенку.

Вероника шла долго, и радовалась, что ночь хоть и снежная, но тёплая. Она бы прошла ещё сто тысяч киллометров.

Егор Иванович Волков люто, до зубового скрежета и яростного рыка из самой груди… любил Веронику Соболеву, и это не обсуждалось.

Вот сейчас он смотрел ей вслед, сжимал кулаки так, что ногти вонзались в кожу, а хотелось догнать, раздробить дурочке каждую косточку, прогрызть шею, вытрясти всю дурь…

И надо же было из всего ВУЗа, именно эта “звезда” ему досталась! Самая ненавистная.

Ненависть Волкова к Соболевой брала своё начало ещё на её первом курсе. Он плохо запоминал имена и фамилии студенток, они часто крутились рядом, и что-то подсказывало, только из-за пресловутого “запретный плод сладок”, “студентка и преподаватель”, “разница в возрасте”, “влюбиться во властного героя” и тд. и тп.

Но вот Веронику Соболеву запомнил навсегда… занятно, но вспоминая теперь самого себя пару месяцев назад, он не верил, что вот так всё сложилось.

Егор её не догонял, просто шёл следом. А Вероника не убегала, только немного опережала.

— Звезда, блин! — окликнул он, наконец, когда улица взяла и закончилась, превратившись в набережную. И спускаясь по ступенькам к красивой прогулочной площадке, Вероника заскользила на своих каблуках, готовая тут же распластаться.

— М… н… — промычала в ответ. Егор еле успел её поймать, а она выдернула руки и пошла дальше.

Остановилась у парапета и вцепилась в него обеими руками, точно могла и тут упасть.

Егор скрестил руки на груди и стал ждать.

— Чего вы ждёте? — спросила она.

— И чего ты сбежала? Там только… торт вынесли, — спросил Егор.

— Потому что вы… — начала она и не договорила. Сделала ещё шаг вперёд и уткнулась лбом в ледяной парапет, а потом упёрлась в него подбородком.

— Что я? — он к ней подошёл поближе и хотел было обнять, но не решился. Отдёрнул руки.

— Какая ты глупая, Вероника, — он говорил не то просто тихо, не то почти шёпотом. — Ты очень глупая…

Она закрыла глаза и вздохнула.

— Вы всегда мне это говорили, — ответила ровно. Очень спокойно.

И как укротитель, медленно он сделал к ней шаг, встал за её спиной и тоже взялся за парапет, чтобы ей уже некуда было от него деться.

И выдохнул с облегчением, когда она не дёрнулась и не вывернулась. Даже чуть прислонилась к его груди спиной, но это могло быть просто фантазией.

Егор снял её шляпу и положил на бетонную лавочку, рядом с которой они стояли. Теперь можно поцеловать её макушку. Но позже, ей нужна минута.

— И буду говорить. Всю жизнь это слушать будешь… — поцеловал. Пусть дыханием, словами, но она почувствовала — это точно. Потому что вздрогнула.

— Вы в это верите? — спросила она. — В белое платье… в навсегда…

— Я удивлён, что ты не веришь, — улыбнулся он.

— Вы думали, что если я столько по вам страдала, то наверняка верю? Я месяц назад была готова просто оказаться на месте Ивановой, которую вы целовали в аудитории на столе. Просто на один раз… Лишь бы узнать как это. А вы мне предлагаете это…

— Что тебя пугает?

Егор осторожно отнял руки от перекладины и опустил на её замёрзшие пальцы. И от этого касания будто ниточка магии, протянулась между ними невесомая, прекрасная связь. Она мурашками прошлась по телам, теплом сконцентрировалась в груди, свилась там змейкой и стала нагревать кровь.

Как всегда.

— После радости неприятности по теории вероятности…

— Кто тебе это сказал?

— Надежда Ивановна… Учительница английского, — ответила Вероника и Егор её тут же решил обнять, потому что внутри всё перевернулось, перекрутилось.

— Какая ты… глупая… Ты и правда в это веришь?

— Да. Верю. После радости неприятности. Ясно? Всегда.

— Проверяла?

— Проверяла.

— А у двоих неприятности не случаются? Сразу? Ну там… в горе и в радости и всё такое?

— М-м… — промычала зажатая в капкан Вероника.

— Не мычи. Давай ты просто перестанешь думать много. И заморачиваться. Я хочу, чтобы ты это дело прекратила. Мы же договаривались, да? Ты — моя. Я может порой не самый умный, но ты прям капец, звезда, выдаёшь тут… Расслабься. Неприятности, так неприятности. Сбежим в глушь. В халупу нашу.

— Вы хотите сейчас мне разом мир целый пообещать?

— Да, а ты сбегаешь.

— За что?

— Ну просто… почему нет? — рассмеялся он. От холода, от того, как красива чёрная вода в которой тонули снежинки, встречая свою смерть, от Вероники, от их разговора — Егора будто била крупная дрожь, а может и правда сотрясал тело смех.

— Вот так просто?

— Просто… — кивнул он и развернул Веронику к себе лицом.

У неё размазалась тушь, волосы спутались, помаду съела. Жуть одним словом.

— Чего? — нахмурилась она.

— Ничего… Ты ужас какой-то просто… ненавидеть тебя было проще, чем любить, веришь — нет.

— А-а-ай, опять вы, — промычала она и отвернулась, снова обратившись к воде, а он в свою очередь рассмеялся.

— Да ладно, ладно, я шучу же.

— Я ужас? Я-то? Не вы??

— И я ужас. И ты ужас. А дети какие будут, с такими-то ужасными генами!

— Вы сущее мучение, ну какие дети? Какое “навсегда”?

— Ты такая интересная, конечно! А в любви мне кто признавался тогда, в машине? — весело спросил Егор.

— Так это когда было! Я же тогда не думала, что вы предложение изволите делать! Я же думала вы так… побеситесь и… я продолжу страдать сама по себе… Ох вы… мучение, блин!

— Повернись ко мне, — попросил он.

— Не хочу.

— Поворачивайся, хватит выделываться, я же знаю, что ты согласна. Просто немного… удивилась. Нам ещё к матери моей ехать…

— Ох, вы… это зачем?

— Затем, что она тебя уже третью неделю ждёт.

Вероника всхлипнула.

И чтобы понять до конца, что произошло, пол часа назад, в двенадцать ноль ноль, через час после того, как в зал ресторана внесли свадебный торт, прямо во время медляка под попсу, Егор предложил Веронике: "Вместе и навсегда".

И вот она стоит не верит и понять не может. Впрочем… её право!

— Так долго?

— Ну ты как-бы в синяках вся была три недели назад. Мне что, побитую тебя надо было везти?

— Вы шутите же, да? — Вероника вынырнула из его рук и отошла на несколько шагов. — Это же… вечность назад. Мы с вами тогда ещё ни-ни…

— Звезда моя… ты правда думаешь, что вот приехал я к тебе побитой, трахнул и такой: ай, была не была… влюблюсь! Ну что ты как маленькая? Думаешь я это просто так? От скуки? С первого взгляда или даже… с первого секса, только… да вообще никто так не влюбляется! Ты книжек перечитала.

— Перечитала, — кивнула Вероника. — Вы не шутите?

— Не шучу.

— Ладно, спасибо, — кивнула она машинально, пока мысленно переосмысливала произошедшее.

— Чего?.. Спасибо? — Егор Иванович даже головой помотал. — Ты…

— Да-да, — кивнула она. — Я это… подумаю, — закивала она и отступила на пару шагов.

— Эй, ты куда? Ты трезвая вообще? — крикнул он, а Вероника всё такая же заторможенная пошла с набережной.

Снова вся в снежинках, снова вся из себя поэтичная, как героиня клипа, только теперь смеющаяся.

— Эй!

Он побежал следом за Вероникой, выкрикивая ей в след, а она даже не оборачивалась, только иногда кивала, мол, ага, беги-беги, Егор Иванович.

Так и было.

Ночь, улица, фонарь, снег. Поёт где-то кто-то старинный романс бархатным голосом. Быть может “По улице моей” или “Как ты там живёшь”?

Нет. Всё-таки “Пообещайте мне любовь”.

И ещё раз:

Ночь, улица, фонарь, снег. Поют бархатно “Пообещайте мне любовь”, и идут двое по улице, по чёрному тротуару, который вот вот засыпет снежная крупа. Девушка в пальто, без шапки с рыжими кудрями. Следом мужчина в её твидовой чёрной шляпе. Смеётся, и кричит: “Эй! Стой же!”, а она не то что не стоит, даже ухом не ведёт.



Мы смотрим на них откуда-то сверху, отдаляемся и они теряются в каменном муравейнике-городе.

Теряются и молодожёны, что прощаются уже с гостями. И большой, добрый человек-медведь Лев, что смотрит вслед красной машинке Геллы Петровой, которая уезжает домой так и не узнав его.

И где-то там, наверняка, сидит Соня Иванова, по-прежнему не понимающая, что же с ней не так.

И ждёт в соседнем городке сына домой, мама-Ирина.

А три брата Соболевы ждут домой сестру.

Город-муравейник засыпает. Снежная крупа его засыпает.

Темнеют дома-коробки, гаснут окна, фонари, светофоры.

А двое идут по заснеженной улице.

Она без шапки, он в её шляпе.

Конец.