Ян Далмиер почувствовал, что с трудом сдерживает свою ярость. Он злился на себя, потому что скомпрометировал Гейл, но, кроме того, его вывела из себя эта девушка, которая с двусмысленной ухмылкой его рассматривала.
Просто невероятно наглая девица! Она принадлежала к типу женщин, называемых светскими львицами, которых Далмиер с трудом выносил. С множеством таких Ян сталкивался в Индии. Озабоченные мамаши все время подсовывали ему своих дочурок, пытаясь выдать их замуж. Приземленные, слащаво-сентиментальные, недалекие, измеряющие достоинства мужчины исключительно толщиной его кошелька. Такой же была и дочь Ногтонов.
Тут же мысли Яна снова вернулись к Гейл. И он понимал, почему так безумно полюбил эту девушку тогда в Париже и почему продолжает любить ее сейчас. Потому что она была совершенно не похожа на Джун. У нее были душа и сердце. Она была живой, искренней, щедрой и доброй. Возможно, даже слишком доброй. И еще она умела любить. И не требовала ничего взамен. Бедная малышка!
Джун снова повторила с заговорщическим видом:
— Так ей ничего не нужно?
Выбора не оставалось, и Ян ответил:
— Спасибо, все в порядке…
Если бы он заявил, что не заходил в комнату, все выглядело бы очень подозрительно. Джун сразу бы подумала, что он пытается что-то скрыть. Как бы то ни было, он сказал:
— Можете передать своей матери, что я проходил мимо и мне показалось, что миссис Кардью зовет на помощь. Поэтому я и зашел. Но все в порядке.
Джун пристально посмотрела на молодого человека:
— Я передам маме.
Но девушка не сделала попытку уйти с дороги. Кажется, эта встреча доставляла ей удовольствие.
Джун успела заметить, что капитан Далмиер держался с женщинами довольно холодно и отстраненно. И она собиралась пробить броню и завоевать этого мужчину.
Ей было все равно, с кем флиртовать, главное, чтобы объект ее внимания отличался приятной внешностью. Когда Джун встретила Билла на дне рождения своей подруги, он показался ей весьма и весьма привлекательным, но Ян — совсем другое дело, он сказочно богат, у него есть свой замок, а кроме того, за ним тянется шлейф военных подвигов.
Девушка не собиралась немедленно выходить замуж, она просто хотела наслаждаться жизнью, словно бабочка, перелетая с цветка на цветок. А потом, когда подойдет время, выйдет замуж по расчету. Но ради Яна она, пожалуй, сделала бы исключение. Так приятно быть хозяйкой этого замечательного дома. Благодаря своему живому воображению Джун с легкостью представила, как она, красавица в роскошном наряде, медленно скользит по залам величественного замка.
Поэтому она испытала легкий шок, когда увидела молодого человека выходящим из комнаты мисс Кардью. Возможно, это действительно объясняется просто вежливостью. Зачем думать иначе? Конечно, миссис Кардью весьма привлекательная девушка. Ей бы еще немного добавить изысканности в одежде и макияже, но тем не менее даже Джун была потрясена пронзительной красотой больших серых глаз Гейл и каштановой копной ее волос.
Может, капитану Далмиеру нравится…
— Полагаю, нам пора попрощаться, мисс Ногтон, — сказал холодно Ян.
— О, называйте, пожалуйста, меня Джун, — с упреком в голосе проговорила девушка. — Меня все так называют. Я очень не люблю, когда ко мне обращаются мисс Ногтон.
Ян зевнул и даже не попытался скрыть этого от девушки. Всем своим видом он хотел сказать, что ему, собственно говоря, все равно, кто и как ее называет. Молодой человек все еще находился под впечатлением от разговора с Гейл, все еще ощущал прикосновение ее рук. И черт бы побрал эту мисс Ногтон. Но ему нельзя быть вызывающе грубым или холодным с ней. Это может привести к беде.
Он с трудом сказал:
— Полагаю, вам не стоит больше беспокоиться о миссис Кардью… Джун.
— Я и не беспокоюсь о ней. Я беспокоюсь о вас!
Ян решительно стал спускаться по лестнице, девушка последовала за ним.
— Да? Чем же я заслужил такую честь? — с неудовольствием поинтересовался Ян.
Томный взгляд снова скользнул по его лицу.
— За обедом вы выглядели таким измученным и несчастным. Все остальные смеялись и шутили, а вы… Я заметила это. Разве я не права?
Молодому человеку хотелось курить. Он мог одним словом оборвать девушку и избавиться от ее навязчивого внимания, но пришлось сдержаться и подыскать вежливый ответ.
— Вам показалось, я вовсе не несчастный, просто немного устал. Спасибо за заботу.
— Очень рада. Эта война так ужасно повлияла на нас всех. Никогда не знаешь, что может случиться через минуту. В любой день вас могут отправить на фронт.
Ян мрачно улыбнулся:
— Уверяю вас, если бы меня завтра послали во Францию, я бы с удовольствием выполнил приказ.
— Неужели вам хочется побыстрее уехать из своего великолепного дома?
Он очень устал и жаждал как можно скорее оказаться в своей постели, чтобы помечтать о Гейл. Его очень утомила навязчивость Джун. Другой на его месте уже давно бы наговорил всяких грубостей, однако Ян сказал:
— Сейчас война, и дело мужчины быть на фронте, а не сидеть в своем доме, как бы красив он ни был.
— И я полагаю, это строгое правило касается и женщин, как бы красивы они ни были, — заметила Джун и двусмысленно улыбнулась.
— Извините, я вынужден попрощаться и пожелать вам спокойной ночи, — твердо сказал Ян.
Она замолчала и протянула руку:
— Спокойной ночи. И еще я бы хотела поблагодарить вас за то, что вы позволили приехать мне сюда.
— Не стоит благодарности. Рад, что вам здесь нравится.
— Моя мать говорит, что у вас здесь есть замечательные фермы, собаки и все такое. Не покажете ли вы мне все это как-нибудь?
— С удовольствием, — ответил он, не зная, как избавиться от своей собеседницы.
Она засмеялась, потом повернулась и начала спускаться вниз по лестнице.
Оказавшись в своей комнате, Ян включил свет, прикурил сигарету и с сердитым видом стал расхаживать по комнате. Только через полчаса он смог успокоиться и лечь в постель.
Его голова мучительно болела. Он не мог думать ни о чем, кроме Гейл. Его руки все еще ощущали ее тело, нежное, сладкое, желанное. Та страсть, которую Ян пережил несколько лет назад, нахлынула на него с прежней силой. Разумеется, глупо было идти в ее комнату. Теперь все стало только еще хуже и запутаннее. Она жена Кардью, и ему следовало избегать Гейл как чумы, наступить на горло своей памяти и забыть… забыть то, что когда-то случилось с ними.
И что теперь, черт возьми, будут думать Ногтоны? Ведь мать Джун больше всего на свете интересовали сплетни, ее нос всегда заранее чувствовал, если где-то было что-то не так. Кроме того, миссис Ногтон явно пыталась заинтересовать его своей дочерью. И, по всей видимости, девушка и сама хотела добиться его внимания. Но Ян замечал в ней лишь отсутствие души и мозгов.
Лучшее, что он мог сделать в такой ситуации, это просто уехать из Лох-Касла на какое-то время. Если он попросит перевести его в какую-нибудь другую бригаду, то начальник штаба напомнит ему, что во время войны солдат должен выполнять приказ командира и оставаться там, где он приносит наибольшую пользу, а свои личные интересы надо принести в жертву общему делу.
Когда небо начало светлеть и исчезла последняя звезда, Ян, словно приведение, сел в кровати и окинул безразличным взглядом комнату. Поднос с грудой сигаретных окурков свидетельствовал о бессонной ночи.
Он почувствовал благодарность, когда услышал сигнал горна, и, несмотря на то что был совершенно измучен, встал, побрился, привел себя в порядок и надел форму. Ян очень обрадовался, не обнаружив миссис и мисс Ногтон в столовой. Правда, ему показалось, что майор бросал на него несколько странные взгляды, но молодой человек постарался себя убедить, что это ему только кажется. Затем он отправился на работу, понимая, что только пребывание среди людей и какое-нибудь полезное занятие — это то, что ему сейчас так необходимо. Когда в зал вошли женщины, Ян сразу почувствовал приближение беды. Его мысли снова вернулись к Гейл. Бедняжка! Она ничего не знает. А ведь это он виноват в том, что так подвел ее.
Далмиер сразу же написал записку, в которой сообщил девушке о неприятностях, возникших в результате встречи с Джун Ногтон.
«Не беспокойся. Все вышло не слишком удачно, но, полагаю, моим объяснениям поверили. Если миссис Ногтон спросит тебя о чем-либо, просто подтверди мои слова. Скажешь, что позвала на помощь, а я услышал и вошел в комнату.
Маленькая сухая записочка. Так непохожая на те восхитительные любовные письма, которые он писал ей во Франции. Каждое утро он посылал ей записку, хотя они встречались лишь накануне. Эти письма жгли руки, они дышали страстью мужчины, который потерял от любви голову.
Разумеется, трудно ожидать, что Ян станет вести себя точно так же, как раньше. Это небезопасно. И неправильно. Но Гейл была просто потрясена этими прагматичными, сухими словами.
Что за напасть эта Джун Ногтон! Она, без сомнения, не отличается щепетильностью и с удовольствием посплетничает со своими знакомыми.
Сколько раз Гейл проклинала свою неосторожность. Ведь если бы она не упала с лестницы, то смогла бы уехать домой в Лондон.
Девушка почувствовала, что сильно смутилась, когда утром к ней пришла миссис Ногтон и поинтересовалась, все ли с ней в порядке.
— Майор Уиллис сказал, что вам нельзя наступать на ногу. Поэтому я могу помочь вам умыться.
Гейл предпочла бы сделать это сама, но решила промолчать. Миссис Ногтон засучила рукава и налила в тазик горячей воды. И, само собой, в разговоре всплыл вчерашний эпизод.
— Моя Джун сказала, что вчера ночью вы позвали капитана Далмиера. Вам следовало бы послать за мной, дорогая. Как бы он мог помочь вам? Ведь это просто неловко.
Гейл молчала. Несмотря на все усилия оставаться спокойной и равнодушной, девушка вдруг почувствовала, что краснеет. Как неприятно, когда кто-то так бесцеремонно сует нос в твои дела. Миссис Ногтон заметила румянец на щеках своей подопечной, и в ее поведении сразу появилась некоторая неловкость. Она ведь ничего плохого и не подумала, услышав рассказ Джун. Почему бы не помочь бедной больной девушке, если она звала на помощь? Но, с другой стороны, дочь говорила, что капитан Далмиер выходил из комнаты крадучись и сильно покраснел, когда увидел невольного свидетеля. Это действительно несколько странно. Но ведь между этими двумя наверняка ничего не было. Но мистер Кардью уехал, а Гейл так красива (разумеется, не так хороша, как малышка Джун, но тем не менее)… А кроме того, она и капитан Далмиер знали друг друга еще до войны…
Умывая свою подопечную, миссис Ногтон просто завалила ее своими бесчисленными вопросами.
Что с ней произошло ночью? Почему она позвала на помощь? Что капитан Далмиер сделал для нее? Почему он не позвал за ней? Гейл с трудом сдерживалась, чтобы не взять и не выплеснуть воду из тазика прямо в лицо любопытной миссис Ногтон.
В конце концов Джин Ногтон заявила:
— Мы не можем позволить, чтобы наш милый капитан ухаживал за вами по ночам. Боже! Что скажет мистер Кардью? Может, мне лучше перейти сюда и спать здесь, пока вы не поправитесь? Ведь на этаже есть свободная комната.
Гейл с трудом выдавила из себя улыбку:
— Я не думаю, что в этом есть необходимость. Я не больна. Завтра я уже смогу вставать.
Миссис Ногтон подошла к окну:
— Какое великолепное утро! Холодное, но такое ясное. Самое подходящее время для конной прогулки. Что ж, пойду поищу мою малышку Джун. Она бы очень хотела растянуть себе связки на щиколотке, чтобы капитан Далмиер отнес ее на кровать на своих руках…
А затем миссис Ногтон громогласно рассмеялась и вышла из комнаты. Гейл же охватило отчаяние. Все и так было хуже некуда. Миссис Ногтон вышла на тропу войны…
Теперь, словно рысь, она будет наблюдать за Гейл и Яном. И, без сомнения, Ян вряд ли осмелится снова появиться у нее в комнате.
Гейл отвернулась к стене и застонала. Она не должна больше думать о Яне. Она должна написать письмо Биллу… Она напишет ему, как сильно без него скучает, как любит его. Но как же это трудно! А как сейчас чувствует себя Ян? Переживает ли он так же, как она?
Вечером позвонил Билл из Глазго. Но от этого разговора легче не стало. Джин Ногтон, взявшаяся опекать несчастного «инвалида», помогла ей допрыгать на одной ноге до телефона и осталась тут же в гостиной.
Девушка провела в постели целый день, думая только о своей больной щиколотке и Яне. О Яне, который даже не удосужился прийти к ней. Он просто не посмел! Гейл знала, что должна изобразить теплоту и нежность, разговаривая по телефону со своим мужем, но на самом деле совершенно не испытывала этих чувств. Билл же посочувствовал ей и сказал, что очень хотел бы оказаться рядом с ней. И девушка знала почему.
— Боже, если б ты только знала, как здесь тоскливо. Я целый день работаю, но все время думаю о тебе. Я так скучаю. Все время представляю тебя в твоем розовом пеньюаре. Все бы на свете отдал, чтобы оказаться сейчас рядом с тобой. Вот подожди, я скоро приеду…
В конце концов, девушка запротестовала:
— Билл, поосторожнее… Вдруг кто-нибудь подслушивает.
Он засмеялся.
— Повторяю, — со значением проговорил он, — вот подожди, я скоро приеду!
Затем он попрощался, так как не хотел тратить слишком много денег за этот телефонный звонок. Когда Гейл повесила трубку, заговорила миссис Ногтон.
— Как приятно услышать своего любимого мужа! Я всегда говорила Гарри, что мистер Кардью такой хорошенький. Никогда не видела таких золотистых волос и голубых глаз…
Она продолжала весело щебетать, а Гейл лежала и слушала ее, стиснув зубы. Оставшись наконец одна, девушка постаралась сразу же забыть то, что говорил ей Билл. В его любви к ней, похоже, не было ничего духовного. Он всегда смотрел на нее только как на сексуальный объект. И ей это должно было нравиться. Она должна была все время поощрять его и провоцировать на подобное отношение к себе.
Этим вечером Гейл не увидела Яна. От него не было даже записки. Чувствуя себя невероятно несчастной, девушка проплакала целый час, пока наконец не уснула. А на следующее утро в комнате снова появилась миссис Ногтон с завтраком для несчастной больной и радостно сообщила, как замечательно ее дорогая Джун ладит с капитаном Далмиером.
— Вы бы видели их вчера, — захлебываясь от восторга, вещала счастливая мамаша. — Вернувшись с работы, капитан Далмиер обнаружил, что Джун взяла его любимых сеттеров на прогулку. Он присоединился к моей малышке. Они великолепная пара!
Гейл молча лежала в кровати и задумчиво смотрела на миссис Ногтон. Да, она не должна ревновать Яна, но что же делать, если по-другому у нее не получается. Девушка сразу нарисовала в своем воображении, как Джун вела на поводках Дугала и Морага рядом с ним.
Она попыталась отвлечься от этой мысли. Наверное, это правильно, если Ян полюбит Джун и они поженятся.
Но действительно ли это правильно? Будет ли Ян счастлив с такой девушкой, как Джун?
Следующий день был таким же долгим и скучным. С самого утра Гейл читала книги, взятые из библиотеки Яна, и писала письма домой.
Около пяти в дверь раздался стук. Она сказала:
— Входите.
Это был Ян, и в тот же миг весь мир для Гейл словно озарился. В руках он держал огромный букет абрикосовых хризантем и ворох осенних листьев.
Но взгляд Гейл едва скользнул по цветам. Его темные глаза, которые она так обожала, приковали внимание девушки.
— Надеюсь, это поможет побыстрее тебе поправиться, — неловко проговорил Ян. — Я не могу остаться…
— Не можешь? — упавшим голосом переспросила она.
Он положил букет на изголовье ее кровати.
— Они великолепны, — едва дыша, прошептала Гейл.
— Надеюсь, тебе стало лучше, дорогая?
Ян даже не слышал, что она ответила. Он стоял и жадно поглощал ее глазами. Девушка казалась ему такой трогательной, такой милой; его сердце переполняла нежность.
— Мне бы хотелось остаться здесь с тобой навсегда. Но ведь ты знаешь, мать Джун вышла на тропу войны. И пытается подсунуть мне свою куколку дочку.
Гейл впервые за сорок восемь часов рассмеялась. И почувствовала себя почти счастливой. Ведь она так ревновала своего любимого к этой девушке. А теперь эти слова Яна рассеяли все сомнения.
— Нам очень не повезло, что она видела, как ты выходил из моей комнаты, Ян.
— Да, мамаша Ногтон просто в ярости. И следит теперь за каждым моим шагом. Каждый раз, когда она меня видит, то постоянно спрашивает о нашей прежней дружбе.
— Иногда она меня просто приводит в бешенство, — сказала сквозь зубы Гейл. — Она кажется очень доброй и внимательной, но на самом деле все время пытается уколоть меня.
— Не обращай внимания, дорогая. Скоро ты сможешь вставать и не будешь нуждаться в ее обществе.
Слово «дорогая» прозвучало так естественно в его устах, что теплота и счастье сразу наполнили Гейл. Ян спросил:
— Билл не звонил?
Хрупкое счастье тут же улетучилось. Только что прозвучавшее имя ее мужа сразу же окутало Гейл холодом.
— Да, сегодня утром. А вчера от него пришло письмо. Завтра он отправляется в Абердин.
— Что Уиллис говорит о твоей ноге?
— О, все гораздо лучше. Завтра я уже смогу сидеть. Невозможно постоянно находиться в постели, словно я тяжело больна.
— Но ты все равно очень хорошо выглядишь, — порывисто сказал Ян.
Ее серые глаза неотрывно смотрели на молодого человека, но говорить Гейл не могла — к горлу подступил комок. Они снова ощутили тот огонь, который вспыхнул между ними предыдущей ночью. Острое желание, отчаяние, объятия в темноте. Он порывисто взял ее руку и поднес к своим губам:
— Я люблю тебя, Гейл. Как бы я хотел, чтобы это было не так.
В эту самую минуту в соседнюю комнату вошла миссис Ногтон с большой хрустальной вазой в руках. Она услышала каждое слово, произнесенное Яном.
Ее никто не просил приносить эту вазу. Но она видела, что капитан Далмиер поднимался наверх с букетом хризантем. Женщина сразу же сообразила, куда он направлялся. С ее точки зрения, этот поступок был совершенно неправильным. И чем скорее она последует за молодым человеком, тем лучше. В крайнем случае скажет, что видела, как капитан Далмиер нес цветы миссис Кардью, и решила захватить для нее вазу.
Когда миссис Ногтон услышала слова «я тебя люблю», произнесенные Яном, то ей стало не по себе. В ее круглых голубых глазах застыло удивление и испуг. Ее рот превратился в узкую полоску, выражавшую явное неодобрение. «Так-так», — проговорила она про себя.
Женщина стояла за дверью, не зная, что же ей делать. В спальне было тихо. И это казалось ей очень подозрительным. Значит, у них все-таки связь. Какой позор! Что за негодяйка эта маленькая миссис Кардью! Бедняжка Джун! Бедный, наивный ребенок! Разумеется, как ей справиться со своей соперницей! Безнравственной, развращенной и к тому же замужней женщиной!
Она знала, что теперь сделает, и, решительно шагнув вперед, распахнула дверь в спальню.