Еще никогда она не казалась ему такой красавицей. Грязная, явно безумно уставшая, но здоровая, довольная и в полной безопасности. Ив… Боже, как он скучал по ней. Как он ее любил. Слава Богу, что она добралась до города. Он так гордился ею.
Но Ив смотрела на него так, будто видела его в первый раз. Страх ледяным дыханием коснулся его, и Коналл задрожал.
– Зачем ты пошел за мной сюда? – тихо спросила она. Коренастый плотный Бьюкенен, который притащил Коналла сюда, пнул его сапогом в плечо. Коналл опять упал в грязь. Позади него раздался крик Ланы, протестующей против такого обращения.
– Говори, незнакомец. Кто ты и с какой целью пересек границу земель, принадлежащих клану Бьюкененов? – потребовал от него ответа этот гоблин.
Дункан разразился злобными ругательствами. Коналл медленно поднялся на руках, затем осторожно выпрямился и встал на ноги, не желая, чтобы на него опять набросились. Ив не спускала с него настороженного и сочувственного взгляда.
– Меня знают, – начал он, – как главу клана Маккериков. Я пришел за своей женой.
После этого заявления люди, стоящие позади Коналла, злобно заревели. Но он не отвел взгляда от Ив даже тогда, когда наглый Бьюкенен вытащил меч и опять схватил его за плечо.
Ив опустила взгляд. И только тогда слева от нее Коналл заметил старика, медленно встающего со стула.
– Прекратите, – скомандовал он голосом, который выдавал его преклонный возраст. Толпа смолкла. – Эндрю, отпусти их и выйди.
– Но, господин, – запротестовал задиристый шотландец, – они же Маккерики!
– Выйди, – сказал он, а потом посмотрел на остальных. – И вы все тоже. Я не боюсь этого щенка и его родни. – Когда руки, держащие Коналла, так и не отпустили его, старик пророкотал: – Слушайте меня!
Шотландец рывком выпустил его. Затем поклонился Ивлин, и Коналл ощутил тошнотворный приступ ярости, когда услышал его почтительное «госпожа».
Позади него завозился Дункан.
– Лучше бы тебе скорей отпустить меня, если хочешь себе добра, вонючая поросячья задница! – крикнул он.
Через мгновение в зале воцарилась гнетущая тишина. Старик заглянул через плечо Коналла.
– Лана Маккерик, – произнес он.
– Ангус, – ответила женщина. – Вот уж не думала, что увижу тебя опять. Прости за вторжение. – Она встала рядом с Коналлом и внимательно посмотрела на сидящую женщину. – Это она? Это… Ив?
Ивлин подняла голову и посмотрела на Лану.
– Да, я Ивлин.
– Что привело вас сюда, Маккерики? – спросил Ангус. – Я думаю, вам не надо объяснять, что вы тут нежеланные гости. Отвечайте и убирайтесь, а то я прикажу связать вас и кинуть на дно озера.
И тут вперед вышел Коналл.
– Как я уже сказал, я пришел за женой, – объяснил он. – А еще чтобы попросить у тебя прощения, Ангус Бьюкенен. Я прошу тебя снять с нас проклятие, которое наложила на наш клан твоя сестра.
Ангус фыркнул и произнес:
– Если верить Ив, она больше тебе не жена. Ведь ты отказался от нее. Теперь она стала частью клана Бьюкененов и находится под нашей защитой. – Старик смотрел на Коналла с явным презрением. – В конце концов, разве не этого ты хотел, Маккерик? Чтобы Ив была Бьюкенен? Теперь твое желание исполнилось. Я не прощаю тебя. Уходи.
Коналл стиснул зубы. Он увидел, что Ив покраснела и отвернулась.
– Да, в самом начале я действительно хотел этого, но теперь это не имеет для меня никакого значения.
Ив вскочила, отчего Бонни испуганно спряталась за ее кресло.
– Тогда почему ты оставил меня? – крикнула она. – Ты отрекся от нас, – она положила руки на выпирающий живот, – отрекся от невинного младенца, который не заслуживает такой участи! Ты оставил нас умирать в лесу, потому что мы больше тебе не нужны.
– Нет-нет, Ив, – возразил Коналл и шагнул к ней. – Я знаю, ты так подумала, но клянусь тебе, я оставил тебя совсем по другой причине.
– Ты лжешь! – топнув ногой, воскликнула Ив. – Ты обманом овладел мной, сделал мне ребенка, а когда обнаружил, что это не спасет тебя от проклятия, ты бросил нас, как мусор.
– О каком проклятии идет речь? – спросил Ангус. – Ты просишь у меня пощады, Маккерик, но я ничего не знаю ни о каком проклятии, хотя твой отец и заслужил его.
Лана умоляющим жестом протянула вперед руку:
– Ангус, Ив, на самом деле проклятие существует. Пожалуйста, выслушайте меня.
Ив холодно посмотрела на нее.
– Вы ничего не знаете об этом, и что бы вы ни говорили, лично для меня не будет иметь никакого значения. – Она глянула на Коналла, потом на Дункана, а затем опять пронзила Лану холодным взглядом. – Ангус Бьюкенен сказал мне, что вы родили только одного сына и что Минерва присутствовала при этом. Так кто же из них ваш сын? Вы можете сказать нам правду? Или жить во лжи – семейная черта всех Маккериков?
Лана побелела. Если бы любой другой человек обратился так к женщине, которую он считал своей матерью, Коналл бы впал в ярость.
Но это была Ив. И вопрос, который она задала, тоже мучил его. Он тоже хотел получить на него ответ, поэтому позволил презрительным словам Ив повиснуть в зале, подобно грязному белью.
Дункан выступил вперед.
– Да, мама, – произнес он. – Ты поклялась, что расскажешь нам правду, но, похоже, Бьюкенен знает о нашей жизни больше, чем следует. – Дункан посмотрел на старика. – Ты хочешь услышать объяснение, Ангус Бьюкенен?
Старый шотландец опять сел.
– На самом деле я требую его. Ив, садись, пожалуйста. – Он указал на кресло позади нее. – Ведь ты совсем не отдохнула.
Коналл хотел броситься к ней. Встать на колени и целовать ее руки. Или просто сидеть рядом и упиваться близостью. Но она взглядом запретила ему это сделать, поэтому Коналлу ничего не оставалось, кроме как встать рядом с Дунканом, оставив Лану стоять в одиночестве посередине зала.
– Проклятие действительно было – и оно существует до сих пор, – начала она свой рассказ. – Его наложила Минерва Бьюкенен. Но случилось это не в тот день, когда умер Ронан и твоя жена. – Лана сочувственно посмотрела в сторону Ангуса. – И она прокляла наш клан не из-за Дэра, – она сглотнула, – а из-за меня. Проклятие предназначалось мне.
– Мама! – воскликнул Дункан! – Какого черта?..
Лана жестом заставила его замолчать и продолжила:
– Минерва и Ронан жили в хижине почти целый год – с той самой поры, как Ронан поссорился с Дэром. – Она опять глянула на Ангуса. – Я думаю, что ты с сестрой тоже поссорился?
Ангус с сожалением кивнул.
– Я потребовал, чтобы она прекратила себя так вести. Она уже была взрослой женщиной, но так и не вышла замуж, отвергая каждого, кто хотел назвать ее своей женой. Старая дева, целительница, наделенная мудростью, к услугам которой прибегал весь наш клан. И вела себя как сумасшедшая, причем с братом мужчины, которого она с таким презрением отвергла.
Лана на мгновение поджала губы, а потом заметила:
– Да, Минерве уже было за тридцать, когда я познакомилась с ней. И правда слишком поздно, чтобы предаваться девичьим мечтам о свадьбе.
Она перевела дух и продолжила:
– В ту ночь, когда Ронан должен был встретиться с тобой, Ангус, он привел Минерву ко мне, причем против ее воли. Он знал, что Дэра не было и что его брат в последнюю очередь будет искать Минерву в своем собственном доме. Ронан понимал, что Дэр каким-то образом попытается его остановить. Поэтому Ронан привел Минерву ко мне, чтобы я защитила его женщину и его новорожденного сына.
– Боже правый! – прошептал Ангус и прижал руку к груди.
Дункан сел на пол у ног Коналла, который так и остался стоять, несмотря на волнение, сжимавшее его сердце. Он услышит горькую правду о себе в присутствии любимой женщины и поведет себя как мужчина, собрав в кулак свою гордость. Это все, на что он сейчас способен.
Лана заломила руки и посмотрела на двух мужчин, которых она называла своими сыновьями.
– Ему было всего две недели от роду. Он был очень маленький и слабенький. Минерве и Ронану тяжело жилось в хижине. Младенец не брал грудь, и потому молока у Минервы с каждым днем становилось все меньше и меньше. Но она старалась изо всех сил. И хотя ребенок был очень болезненным, она о нем заботилась и очень любила. В ту ночь у меня начались схватки. Это случилось сразу после того, как стало известно о предстоящем сражении. Минерва очень боялась за Ронана, но она не ушла и осталась со мной, пока я не родила сына. – Слезы катились по ее немолодому, морщинистому лицу, которое Коналл любил всю свою жизнь.
– Когда мой сын наконец родился, Минерва тут же помчалась к Ронану – к «половинке своей души», как она называла его. Но она понимала, что там очень опасно, поэтому никак не могла взять с собой ребенка. Она заставила меня поклясться, что я позабочусь о нем, а я не смогла ей отказать. Ведь она позаботилась обо мне и моем ребенке.
У Коналла сжалось сердце.
– И она так и не пришла… за ним? – спросил он.
– Ох, – выдохнула Лана, заламывая руки. – Она вернулась, но только очень нескоро. Прошло много времени, и я подумала, что она умерла, как Ронан. А может, сама лишила себя жизни.
Старик застонал, и Коналл увидел, как он закрыл лицо руками.
– Ох, прости меня, Минерва. Я думал… что она поступит именно так и принесет бессмысленную жертву, кинув свою жизнь в могилу. Я… не дал ей уйти. Я сам обезумел от горя и запер ее. Обвинил ее во всем.
Лана немного помолчала, а потом продолжила:
– Дэр вернулся после битвы сломленным человеком. У него в голове что-то повредилось, он не мог смириться с потерей брата. Он проклинал Бьюкененов, Минерву. Я не знала, как он себя поведет, когда выяснится, что я приютила ее сына, и очень переживала.
– Что ты сказала ему, мама? – тихо спросил Коналл. – О двух детях?
– Я сказала ему… да ничего не сказала. Он решил, что вы наши близнецы. – Лана слегка улыбнулась. – Минерва ушла, ее ребенок проголодался, а я была слишком слаба, чтобы принести ему козьего молока. Поэтому я дала ему грудь, и он взял ее. В таком положении Дэр и застал нас… троих. – Она с любовью посмотрела на Дункана и Коналла.
– Но она ведь вернулась, мама, – напомнил ей Дункан. – Значит, ты ей отказала?
– Да, – едва слышно созналась Лана. – Не напрямую, потому что я боялась встретиться с ней с глазу на глаз. Когда она пришла, я спряталась в доме и не отдала ребенка. Я повела себя как последний трус. Дэр узнал, что она как безумная бродит по лесу со своим диким волком, и пошел к ней. Я испугалась, что один из них может убить другого. Я могла бы остановить это, сказать правду Дэру и отдать Минерве ее сына. Но если бы он узнал, что из-за его гордыни ребенок потерял отца, то не выдержал бы этого и окончательно сломился. А Дэр и так очень страдал!
Лана на мгновение закрыла глаза, а потом продолжила:
– А малыш рос не по дням, а по часам. Он становился все сильнее, все крепче. Молока у меня хватало для вас обоих, и я полюбила сына Минервы так же неистово, как и своего собственного. Я боялась, что он пропадет с ней. Минерва была сама не своя от горя, она скиталась вдали от своего клана. К тому времени молоко, которое у нее еще оставалось, уже должно было пропасть. – Она отвернулась. – Но теперь я признаюсь в своей жадности. Вы оба были нужны мне. Я слышала, как Минерва кричала и звала меня, когда бродила в ближнем лесу, но я продолжала молчать. Вот тогда она и прокляла наш клан. Не после сражения, не над телом Ронана. Она прокляла Маккериков из-за меня. И никогда никому об этом не говорила.
Коналл услышал, как кто-то всхлипывает. Он поднял голову и увидел, что по лицу Ив катятся слезы. В ее глазах были ужас и сочувствие. Она глубоко вздохнула и задала Лане главный вопрос:
– Кто же из них сын Минервы? Коналл вышел вперед.
– Это я, Ив. Ты еще не поняла? Ты не Бьюкенен… но проклятие все равно исчезло… – Он посмотрел на Лану. – Мама, скажи ей, что это я.
– О, Коналл, – прошептала она. – Дорогой, чудесный, храбрый Коналл. Любимый мой мальчик, прости меня. – Ее улыбка стала еще печальнее. – Это Дункан.
Ивлин не знала, кто испытал большее потрясение – Коналл, Дункан или Ангус Бьюкенен. В зале наступила тишина, наполненная невысказанными эмоциями пятерых людей, оказавшихся здесь, внутри здания. Ивлин тоже поразила печальная история Ланы Маккерик. Реальность оказалась совсем не такой, какой она представлялась ей раньше. От нахлынувших чувств ее живот внизу вдруг болезненно сжался. Она ахнула, но никто этого не заметил. В этот судьбоносный момент она и сама тут же забыла о боли.
– Нет, – простонал Дункан, падая вперед и закрывая лицо руками. – Мама, дорогая, скажи, что это не так!
Коналл отступил на два шага назад и прислонился к стене. В его лице не было ни кровинки. Он был бледен как полотно и с ужасом смотрел на мужчину, который корчился на полу. Теперь он больше не был его родным братом.
– Дункан, – с трудом выговорил Коналл. – Дунк, это ничего не значит. Это ничего не меняет.
Ангус Бьюкенен тоже не сводил глаз с Дункана. Ивлин поняла, что теперь он смотрел на него, как на частицу той старой, седовласой целительницы, которая умерла у нее на руках.
– Это меняет все, – сказал Ангус. Он очень медленно встал под пристальным взглядом Ивлин, которая боялась того, что старому вождю клана опять может стать плохо.
Лана с рыданиями бросилась к Дункану и, упав перед ним на колени, обняла его. Он попытался высвободиться, но пожилая женщина еще крепче вцепилась в него.
– Послушай Коналла, Дункан, – умоляла она его. – Он говорит правду! Да, я поступила ужасно, но это только потому, что так сильно любила тебя! Ты все равно мой, ты наш! Все равно Маккерик! Твой отец был…
Тут Дункан вскочил, и Лана упала. Его тонкое лицо покраснело и исказилось от боли, из глаз текли злобные слезы.
– Я не знаю своего отца! – крикнул он. – Все эти годы, когда отец, то есть Дэр, отдавал предпочтение Коналлу, – и он указал рукой на мужчину, стоящего у стены, – я думал, что дело во мне, потому что был слабым, никчемным…
– Дункан, ты никогда не был никчемным, – возразил Коналл.
– Ты ничего не знаешь! – выдохнул Дункан и вытер глаза рукой. – Дэр думал только о тебе. Он растил тебя как будущего вождя клана, он подыскал тебе невесту, обеспечил тебе будущее, а я должен был вечно держаться за материнскую юбку. Но ты плевал на все, что давал тебе отец! Ты не любил Нонну, но все равно взял ее. Так же и с кланом! Ты не мог любить наших людей, – он горько рассмеялся, – настолько, чтобы забыть о гордыне и спасти их! Такая цена была слишком высока для Коналла Маккерика!
Дункан тяжело перевел дух и продолжил:
– А я хотел помочь им. Я был готов отдать Ангусу Бьюкенену собственную задницу, если бы знал, что это облегчит жизнь людей нашего клана. И я действительно помог им! Когда ты ушел в хижину Ронана, я без устали работал, добывал еду, возвращал людям надежду и улыбки! И я преуспел в том, в чем ты потерпел неудачу! Во всем!
Коналл стиснул зубы. Его сердце замерло.
– Я знаю, Дункан, ты лучше меня.
– Черт подери, ты прав! – Дункан сжал ладони в кулаки и с яростным воплем потряс ими в воздухе. – Но что мне с того, а, Коналл? Скажи мне! Для меня нет места в моем собственном доме!
Ангус Бьюкенен шагнул к Дункану, протянув к нему тонкую дрожащую ладонь.
– Для тебя есть место здесь, – прерывающимся голосом произнес он. – Ты сын моей сестры… – Ангуса опять стала одолевать одышка, – …мой племянник.
Дункан развернулся к нему:
– Мне не нужна твоя помощь, старик! Ты тоже виноват во всем этом!
Лана Маккерик, все еще стоявшая на коленях, протянула руку к Дункану.
– Пойдем домой, Дункан. Все будет хорошо, вот увидишь, – взмолилась она.
– Я никуда с тобой не пойду, лживая женщина, – заявил Дункан, а потом посмотрел на Ивлин. Она прикрыла глаза, будто ей было очень стыдно. – Мне очень жаль тебя и жаль ребенка, которого ты носишь. Это правда.
Потом он опять повернулся к Ангусу Бьюкенену.
– Если у тебя осталась хоть капля уважения к сестре – женщине, которая дала мне жизнь, то проводишь меня до дверей и прикажешь, чтобы меня не трогали, пока я не покину твою землю.
– Дунк, не уходи один, – попросил его Коналл.
– Ты… – с презрением воскликнул Дункан, – больше мне не брат, не друг, не господин. Ты мне никто. Все вы! – Он опять глянул на Ангуса. – Так что скажешь, старик? Ты поможешь мне выйти отсюда или я умру за твоей дверью?
Ангус кивнул. На его лице появилось тяжелое выражение покорности судьбе.
– Пойдем, – сказал он и направился к выходу. Дункан пошел следом.
Лана кое-как поднялась на ноги, собираясь кинуться за ним, но Коналл остановил ее, положив руку ей на плечо.
– Оставь их, мама, – посоветовал он ласковым тоном, какого, по мнению Ивлин, эта женщина совсем не заслуживала. – Дункану нужно время. Это самая малость, которую мы можем ему дать.
Лана повернулась и с рыданиями упала на грудь Коналла. Ангус вернулся в зал один и рухнул в кресло.
Ивлин почувствовала, как судорога опять сжала низ живота. На этот раз она была более болезненной и ударила ее, словно гигантский утыканный шипами кулак. Ивлин застонала сквозь сжатые зубы.
Нет, такого не может быть. Ребенку еще рано появляться на свет.
Потом Коналл отстранил Лану и встал перед ней, опустив руки. На его лице было написано глубочайшее сожаление.
– Теперь ты все знаешь, Ив, – сказал он, его янтарно-карие глаза с нежностью смотрели на нее.
– Что я теперь знаю? – прошептала она. Еще одна резкая волна судорог охватила низ живота.
Коналл нахмурился.
– Знаешь, почему я покинул тебя, – объяснил он. – Я испугался, что раз ты не Бьюкенен и наш ребенок не будет Бьюкененом, то проклятие Минервы перейдет на тебя и может причинить тебе вред. Поэтому я решил уйти от вас, чтобы обеспечить вам безопасность, до тех пор пока сам не поговорю с Ангусом.
Ивлин почувствовала боль в сердце, более сильную, чем спазмы в животе.
– Ты ушел от нас, чтобы мы были в безопасности? – переспросила она и недоверчиво рассмеялась.
– Да. – Коналл бросился перед ней на колени, – я пошел за Дунканом и мамой. Я хотел объяснить им, какие ужасные вещи я совершил и что попытаюсь сделать все для того, чтобы исправить положение. А потом я собирался прийти за тобой!
Ивлин покачала головой, глядя в эти глубокие янтарные глаза. Низ живота горел от боли. И только когда спазм прекратился, она смогла заговорить:
– Я не верю тебе. – Ивлин почувствовала, как слезы покатились по ее щекам. – Ты с самого начала меня обманывал. Я тебе была не нужна. Ты только… хотел получить от меня то, что, как тебе казалось, я могла тебе дать.
– Я люблю тебя, Ив, – прохрипел Коналл сквозь сжатые зубы. – Я готов умереть за тебя. Я сделаю все, что ты попросишь. Я хочу прожить с тобой всю жизнь.
Ивлин не могла позволить словам Коналла тронуть ее сердце. Она не хотела, чтобы он опять разбил его. Вдруг Ивлин почувствовала влагу внизу живота. Боль стала тупой и пульсирующей.
– Я не верю тебе, – повторила она. – Я не хочу больше жить с тобой. Я не люблю тебя. Оставь меня.
– Ив, пожалуйста, – хрипло проговорил Коналл. Его лицо исказилось, он наклонил голову так, что его щека чуть не коснулась колена Ивлин. – Дай мне возможность доказать тебе…
– Оставь меня, – повторила Ивлин, смотря в сторону дверей. Ей было все равно куда смотреть, но только не в эти золотистые, полные страдания глаза. – У тебя это хорошо получается. Уходи.
– Нет! Я не оставлю тебя! Я буду бороться! Я…
Ивлин не заметила, как Ангус пошел к дверям. Она увидела, как полудюжина мужчин клана Бьюкененов вдруг заполнили зал. Ангус прервал излияния Коналла.
– Уходи, Маккерик, – произнес он холодным тоном, – сделай то, о чем просит эта женщина. Я не хочу, чтобы тебя пинками выставили отсюда. Ив и так слишком много из-за тебя пережила.
Коналл быстро взглянул через плечо назад, но тут же опять повернулся к Ивлин. Его рука легла на кожаный мешочек, висевший на шнурке. Сердце Ивлин дрогнуло, и она чуть не сдалась.
– Ив, пожалуйста, – прошептал Коналл и посмотрел на ее живот. – Я люблю вас обоих!
Дыхание Ивлин прервалось. Ей было так больно, что она не могла больше говорить.
– Уходи, – выдавила она с трудом. Ангус махнул в сторону Коналла и Ланы.
– Возьмите их и выкиньте отсюда. И смотрите, чтобы они не вернулись назад.
Две пары рук схватили Коналла и потащили. Он взревел:
– Нет! Ив, нет! – Его тащили, но Коналл продолжал кричать: – Я вернусь за тобой, клянусь! Ив, я люблю тебя!
Ангус захлопнул дверь, приглушив тем самым отчаянные вопли Коналла, и повернулся к Ив. Сейчас глава Бьюкененов выглядел еще дряхлее, чем тогда, когда она увидела его впервые.
– Они… – Ивлин едва дышала, – …ведь не причинят ему вреда?
– Нет, если он не ударит первым. – Старик вздохнул и сел, опять потирая левую сторону груди. Его взгляд был полон печали. – Ты правда этого хочешь? Ты уверена, дитя мое?
– Я не могу… – Ивлин закрыла глаза и попыталась обуздать пронзительную боль. От напряжения у нее даже заныли зубы. Сердце и живот боролись зато, кто первым убьет ее. – Я не могу думать о нем сейчас…
Она посмотрела на старика, чувствуя, как неизбежный страх охватывает все ее существо.
– У меня начались схватки.