Глава 4

Ивлин не хотела открывать глаза. У нее замерз кончик носа, а это означало, что огонь в очаге погас и в хижине царит жуткий холод. Пока она от него не страдала. В кровати было очень уютно. Сверху ее согревала шерстяная попона, сбоку – похрапывающая Элинор. Но Ивлин по-прежнему чувствовала себя разбитой, будто вообще не ложилась, хотя этой ночью она спала особенно крепко. Ей хотелось опять погрузиться в сон, в тепло и покой, где ее не преследовали волки.

Кроме того, если она откроет глаза, ей придется опять иметь дело с Коналлом Маккериком. Появление этого грубого и заносчивого горца лишило ее последних жизненных сил.

Ивлин позволила ему остаться на ночь только потому, что ей стало жалко выгонять его в лес. Слово «позволила» тешило ее раненую гордость, но в данном случае оно было не совсем точным. Ведь горец не спросил у нее разрешения остаться в хижине. Он с невозмутимым видом накидал сосновых веток в загоне Элинор и сверху постелил свой клетчатый плед. Затем просто лег на эту импровизированную постель, пробормотал: «Спокойной ночи, Ив», – и тут же заснул.

Ив лишь осталось решить, что ей делать дальше – лечь на улице или забраться в свою кровать вместе с Элинор. Несколько мгновений она в замешательстве смотрела на Коналла, потом на загоны и кровать в нише и в итоге выбрала последнее. Ей нечего опасаться за свою добродетель, если рядом будет спать Элинор. К тому же от волчицы исходило такое тепло, что Ивлин, прильнув к ней, мгновенно провалилась в сон.

– Хорошая девочка, – прошептала Ив и вытащила руку из-под попоны, собираясь потрепать ее по шее. Но вместо волчьего загривка нащупала худощавый зад. Устало, улыбаясь, Элинор провела ладонью вверх.

Однако улыбка сразу сошла с ее губ, как только она коснулась грубо выделанной материи, под которой ощущалось твердое, излучающее жар тело. Ивлин тут же открыла глаза.

– Доброе утро, Ив, – сказал горец. Его лицо находилось всего в дюйме от нее.

Пальцы Ивлин лежали на его плече. Она была настолько удивлена, что на мгновение потеряла дар речи и быстро проверила, все ли на месте. Вот живот, вот бедра, вот вытянутые вперед ноги, все теплое, укрытое одеялом. Ивлин лежала на боку, лицом к Коналлу. Она подняла голову. На другом конце кровати лежала волчица. Элинор спала, свернувшись калачиком, лежа поверх шерстяного одеяла и пледа горца.

Предательница.

Ивлин посмотрела на Коналла Маккерика.

– Что вы делаете в моей кровати, сэр? – тихим, спокойным голосом спросила она.

– Греюсь, – так же спокойно ответил мужчина.

Это простое слово имело особый подтекст. От его нахального ответа, от близости тела незнакомого мужчины Ивлин стало не по себе, поэтому она сделала первое, что пришло ей в голову.

Она медленно и нежно положила обе руки на широкую грудь Коналла, улыбнулась ему и изо всех сил толкнула.

Горец перекатился через край кровати и исчез из виду. До Ивлин донесся приглушенный крик и кряхтенье. Волчица подняла голову, глянула на пол, а потом с тяжелым вздохом поудобнее устроилась на ногах хозяйки.

– И тебе доброе утро, Коналл, – услышала она голос невидимого горца. – Ты хорошо спал? О, как это мило! Спасибо тебе за то, что согревал меня в ночи, и прими мои извинения за то, что я храпела тебе в ухо, как лось. Это ужасно невежливо с моей стороны.

Ивлин приподнялась на одном локте и посмотрела на мужчину, лежащего на холодном, твердом полу.

– Собирайте свои вещи и убирайтесь вон. Вы позволили себе слишком много вольностей, и я больше не намерена это терпеть. – Она собралась лечь обратно, но остановилась и добавила: – И я не храплю, это Элинор.

Маккерик фыркнул и с кряхтеньем сел.

– Как скажешь, Ив. Хотя мне с трудом верится, что огромная черная волчица может испускать такие звуки, словно она уточка, которую душат.

Ивлин сердито нахмурилась и легла на другой бок, лицом к стене. Она уже чувствовала, как под тонкое одеяло пробирается холодный воздух. Ей хотелось опять заснуть. Господи, она никогда еще не чувствовала себя такой слабой.

В загоне заблеяла овца, и Ивлин вскрикнула, когда волчица начала недовольно ерзать. Этим утром у нее болели обе ноги, что ее совсем не радовало.

– Эй, лежать! Лежать, Элинор! – прикрикнул на нее Маккерик. Его голос раздался откуда-то из-за ее плеча. Овца опять заблеяла, потом Ивлин услышала скрип двери и тут же уловила поток морозного воздуха. Потом дверь хижины закрылась, и вновь наступила благословенная тишина.

Ивлин закрыла глаза. Она не понимала, почему вдруг она себя так плохо чувствует. Ей необходимо подняться. Просто нельзя лежать и дремать, пока этот незнакомец приходит и уходит тогда, когда ему вздумается. Она должна встать и убедиться в том, что горец ушел навсегда и не забрал с собой остатки мяса, ведь это была единственная пища для нее и Элинор.

Но она не могла заставить себя подняться. У нее не было сил. Бедро и нога болели сильнее, чем всегда. Она замерзла, устала и хотела лишь одного – спать…


Коналл увидел, как черная волчица, сделав несколько прыжков, исчезла в лесу. И он спокойным шагом пошел по ее следам, таща за собой на привязи овцу. На краю леса он справил малую нужду, а маленькая косматая овца тем временем покопалась в сухой лесной подстилке под высокой сосной.

Уже давно рассвело, но солнечные лучи не могли пробиться через плотную завесу облаков. Небо было низким, хмурым и серым. Погода менялась. Легкий ветер раскачивал ветки над его головой, наполняя лес ледяным треском.

Покончив со своим делом, Коналл повернул обратно. Небольшое огороженное место слева от хижины было занесено снегом, и Коналл потратил почти час на то, чтобы расчистить его. После этого он шлепком загнал овцу внутрь, перевернул маленькое полусгнившее корыто и вытряхнул из него снег. Ему нужно было натопить для нее немного воды. А пока овце повезло – она нашла в углу несколько клочков сухой травы.

Коналл закрыл загон и посмотрел в сторону хижины. Он не заметил дыма над крышей, что удивило и встревожило его. Когда он уходил, внутри было уже холодно. Значит, сейчас там уже царила настоящая зима.

Может быть, Ивлин ждала его, чтобы разжечь огонь? Ведь он хотел сделать это еще тогда, когда Ивлин столкнула его с кровати. Но у нее было такое настроение, что Коналл решил пока не беспокоить ее, а оставить одну, чтобы дать ей время привыкнуть к присутствию мужчины в хижине. Наверное, он ошибался, но вдруг понял, что ему будет очень приятно разжечь огонь для Ив Бьюкенен.

И он займется этим прямо сейчас. Из леса вернулась волчица, на ее шкуре серебрился снег. Они встретились у дверей. Элинор выжидающе посмотрела на него.

– Ты ведь зверь, – шепнул Коналл. – Разве тебе не хочется жить в лесу? – И он махнул рукой в сторону поляны. – Там хорошо, правда?

Элинор подняла лапу, царапнула дверь и опять взглянула на Коналла.

Он вздохнул, открыл дверь, с неохотой впуская волчицу в хижину, и следом вошел сам. Коналл не стал закрывать вход, потому что собирался сначала разжечь огонь.

Он нахмурился, когда увидел, что Ив все еще лежит в кровати. Элинор присоединилась к хозяйке, ловко прыгнув ей в ноги. Коналл объяснил себе это тем, что она, наверное, поздно заснула, переживая, что в хижине находится незнакомый мужчина. Он кинул на кострище немного старого торфа, обложил его сухим хворостом для розжига, и скоро к потолку заструился дым.

Когда с этим делом было покончено, Коналл подошел к кровати и посмотрел на хрупкую девушку, которая крепко спала. Он не хотел будить ее, но не мог отыскать большой котел, в котором можно было бы растопить снег, чтобы напоить овцу. Ив лежала спиной к нему, а большая голова волчицы покоилась на ее талии.

– Ив? – тихо позвал ее Коналл и протянул руку, чтобы похлопать ее по плечу. Элинор зарычала и молниеносно щелкнула мощными челюстями на расстоянии волоска от мизинца Коналла.

– Мерзавка, – прошипел он и отдернул руку, с яростью глядя на животное. – Ив! – громче сказал Коналл, не спуская взгляда с волчицы.

Девушка под одеялом зашевелилась.

– Уходите, – сонно проговорила она.

– Мне нужно растопить снег и приготовить еду. Где котел, в котором ты готовишь?

Она ответила не сразу. Коналл уже решил повернуть Ивлин к себе лицом, хотя понимал, что при этом будет покусан волчицей. Ее долгий сон все больше беспокоил его. От их вчерашнего знакомства у Коналла сложилось впечатление, что Ив Бьюкенен не была лентяйкой.

– Я готовлю не в котле, а на вертеле. Мясо вон там. – Она вытащила руку из-под одеяла и показала на полку.

В этот момент рукав ее платья скатился к локтю. Коналл вздрогнул. Вся ее правая рука была в синяках. Ивлин натянула на себя одеяло и сказала:

– А теперь уходите.

– Что с твоей рукой, Ив? – осторожно спросил Коналл, – Ты упала?

Он увидел, как она едва заметно кивнула.

– Я провалилась в печную трубу, – пояснила Ивлин. – Так я попала в эту хижину.

Беспокойство Коналла уменьшилось. Судя по ушибам, ей очень повезло, что она не переломала себе кости. Он направился к полке и осмотрел жалкие запасы высушенной конины.

– Когда это случилось? – спросил он через плечо. – Сколько времени ты уже живешь в хижине Ронана?

Последовало долгое молчание, потом прозвучал ответ:

– Я точно не знаю. Может, месяц? Может, дольше…

Коналл замер на месте. За это время ушибы должны были давным-давно пройти. Он задумался. Ее странная сонливость насторожила его и озадачила.

Не желая лишиться руки, Коналл быстро подошел к двери и широко открыл ее.

– Ну-ка, волчица, то есть Элинор, – поправился он, указывая на выход, – иди погуляй. – Ему надо было отделаться от зверя, чтобы убедиться в своих подозрениях.

Элинор без интереса посмотрела на него. Коналл встал на пороге.

– Ко мне! – Он хлопнул руками о бедра, чувствуя себя полным дураком. – Ко мне, Элинор. Ну же, моя хорошая!

Волчица медленно села, с чувством потянулась и нехотя спрыгнула на пол. Затем неторопливо, с важным видом подошла к Коналлу и встала у порога. Элинор выглядела так, будто точно знала, что он задумал, и потому не имела ни малейшего желания выходить наружу.

Но тут судьба решила смилостивиться над Коналлом и послала ему удачу в виде зайца, мелькнувшего в этот момент на опушке леса. Элинор тут же прыгнула вперед и в мгновение ока пересекла поляну.

Коналл попятился назад и закрыл дверь. Немного подумав, он на всякий случай запер ее на засов, а потом быстро подошел к кровати, взял Ивлин за плечо и осторожно перевернул на спину.

– Что вы делаете, сэр? – слабым голосом спросила она. Под глазами Ивлин были синие круги, и это насторожило Коналла.

– Ш-ш-ш, Ив. Я должен заглянуть тебе в рот. – Он положил ладони по обе стороны ее лица.

– Что? Я запрещаю вам. – Она вяло попыталась отвернуться.

Но Коналл с легкостью обнажил ее десны, раздвинув губы большими пальцами, и то, что он там увидел, подтвердило его опасения.

Ив начала бороться с ним по-настоящему, но Коналл уже отпустил ее, а сам присел на край кровати.

– Ив, послушай меня. Ты очень больна. Ты ведь ничего не ела, кроме конины, с тех пор как здесь оказалась?

Щеки Ивлин вспыхнули, и она сказала:

– Интересно, а что еще я могла найти зимой в лесу? Я не больна, Маккерик, просто устала.

Коналл кивнул, не желая злить ее.

– Где котел?

– Он закопан.

– Закопан? – с удивлением воскликнул Коналл.

– Я сварила все мясо, какое у нас было, сложила в котел и закопала его. Но там осталось совсем мало, – слабым голосом объяснила Ивлин. Она вздохнула, будто признавая поражение. – Он под большим плоским камнем, напротив двери. Может, в двадцати шагах от нее.

Коналл поразился ее находчивости. До этого момента он не представлял себе, насколько плохи были дела у этой девушки, когда она нашла хижину Ронана. Теперь понятно, почему Ивлин так яростно сражалась за эту маленькую развалюху.

– Ты умница. – Коналл улыбнулся. – А теперь отдыхай, я скоро вернусь. – Он продолжал улыбаться, даже когда Ивлин нахмурилась и опять отвернулась к стене.

Ему надо было спешить.

Ивлин показалось, что Маккерик почти сразу же вернулся, шумя и топоча ногами. Видимо, она опять заснула, а теперь очнулась, с тревогой размышляя о ноющих суставах. Элинор попыталась нагло спрятать свой холодный, мокрый нос на ее теплой шее, но Маккерик прогнал ее, выпустив череду гэльских ругательств. Он произнес их так быстро, что Ивлин ничего не поняла. Вскоре она опять провалилась в сон.

Через какое-то время она почувствовала, как шотландец опять положил теплую ладонь ей на плечо и перевернул ее на спину.

– Ив, – позвал он, потом взял ее руку и вложил в нее какой-то круглый гладкий предмет. – Возьми вот это и выпей.

Ивлин подняла тяжелые веки и посмотрела сначала в лицо Коналла Маккерика, а потом на предмет, который он всунул ей в ладонь. Это была глиняная кружка, в которой плескалась красноватая жидкость, а над ней поднимался пар, восхитительно пахнущий чем-то очень знакомым. Только она никак не могла понять, чем именно.

– Что это? – спросила Ивлин, опираясь на локоть. Коналл опытным движением приподнял ее, положив руку ей под спину, и Ивлин почувствовала его рельефные, твердые как камень мускулы. От этого у нее вдруг странно сжалось сердце.

– Чай.

Ивлин подозрительно глянула на Коналла и еще раз понюхала пар, над кружкой.

– Странный запах. Что это за чай?

– Хороший. Тебе он нужен. Выпей.

– Скажите мне, что это такое, – потребовала она. Маккерик откинул голову и спросил:

– Ты что, мне не доверяешь?

– А почему вы не хотите рассказать мне?..

– Это уж точно не конина, – резко оборвал он ее, и Ивлин поняла, что была не права.

Теперь, когда Коналл был так близко, она заметила, что в его светло-карих глазах были зеленые крапинки, а его губы были полными и выглядели необыкновенно мягкими для мужчины такой наружности. Ивлин даже подумала, закрывая глаза, что было бы здорово, если бы такие губы привиделись ей во сне…

– Ив, – позвал ее Маккерик.

Она заморгала, поняв, что чуть опять не заснула в сидячем положении, и заглянула в широкое озабоченное лицо:

– Что со мной не так?

Он взял руки Ивлин в свои и поднес их с чашкой к ее рту.

– Пей, – был его единственный ответ.

Ивлин послушалась его и сделала глоток. Жидкость была теплой, с едва уловимым вкусом, который тем не менее показался ей необыкновенно восхитительным и пьянящим. После первого глотка она уже не могла остановиться и выпила все до дна.

Ивлин опустила пустую кружку, перевела дух и посмотрела на Маккерика. Он улыбался.

– Я говорил, что тебе понравится. Еще?

– А есть еще? – недоверчиво спросила Ивлин. Она и забыла о таком слове с тех пор, как покинула Англию.

Маккерик с ухмылкой взял из ее рук чашку и наполнил ее из высокого глиняного кувшина, стоящего возле очага.

– У нас этого добра целый лес, девушка. – Он опять сел на кровать и подал кружку.

Ивлин поднесла ее к губам, сделала несколько жадных глотков и тут же пожалела об этом, потому что на этот раз напиток был обжигающе горячим.

– Осторожно, – упрекнул ее Коналл. – У него не было времени остыть.

От боли у нее на глазах навернулись слезы. Конечно, надо было сначала подуть на чай.

– Это сосна, – сказал Маккерик.

Ивлин посмотрела на него, заметила, что он наблюдает, как она складывает губы, собираясь подуть на горячий напиток.

– Простите? – переспросила она.

– Это питье из сосновых иголок. С добавлением меда для сладости, – с улыбкой объяснил он. – Ты уже много недель не ела ничего свежего, Ив. – Он показал на ее руку. – Эти ушибы, сонливость… Тебе нужно подкрепиться.

– И этот простой отвар мне поможет? – подняв бровь, спросила Ивлин.

– Да, – кивая, ответил Коналл. – А еще содержимое вон того большого котла.

Ивлин, не забывая дуть на восхитительный напиток, опять посмотрела в сторону очага и увидела там большой котел, в котором она закопала конину. Крышка была плотно закрыта, и лишь тонкие струйки пара вырывались по краям.

Маккерик встал и, вытащив из-за пояса короткий нож, опять направился к очагу. Сев на корточки, он обернул руку подолом своей длинной рубахи и сдвинул крышку. Ивлин увидела густой коричневый соус, в котором, если ее не обмануло зрение, плавало что-то зеленое.

Коналл помешал содержимое ножом и закрыл крышку, а потом посмотрел на Ивлин.

– Похлебка, – объявил он, вытирая нож тряпкой и засовывая его обратно в ножны.

От нахлынувших чувств у Ивлин закружилась голова. Она ощущала облегчение, радость, желание. Отхлебнув еще отвара, Ивлин заметила, что у нее дрожат руки. Похлебка. Боже мой! Но ее вдруг затошнило, и на лбу выступил холодный пот.

– Через день или два ты поправишься, – сказал Маккерик, подходя к ее кровати. Линии его соколиного лица смягчились. Она не узнавала того дикаря, который ввалился вчера к ней в хижину. Маккерик оказался красивым мужчиной.

– Спасибо, – тихим голосом сказала Ивлин. Она была очень благодарна ему за заботу. Этот незнакомец был очень внимателен, но его доброта тяжким бременем ложилась ей на плечи. Как она сможет потребовать, чтобы Маккерик покинул хижину, если он просто спас ей жизнь? Значит, уйти должны они, но куда? Голод погубит их. Ситуация казалась неразрешимой.

Было время, когда Ивлин даже не могла себе представить, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Она была единственным ребенком в семье лорда, и каждое ее желание неукоснительно исполнялось, часто еще до того, как она сама успевала осознать, чего именно хочет. Она росла в окружении любящих людей и редко с кем-нибудь ссорилась. Обрученная с самым близким другом детства, она готовилась к спокойной, обеспеченной, светской жизни. Но, повзрослев, она отказалась от всего и ушла в монастырь, где ей пришлось очень нелегко. Ее проклинали и жестоко наказывали лишь за то, что она была такой, какой ее создал Господь. Религия казалась ей спасительной гаванью, у нее был страх перед замужеством и рождением детей, но очень скоро она смогла убедиться в том, что заблуждалась.

На самом деле ее страхи только усилились. В монастыре было немало молодых женщин, незамужних и беременных, которые искали там убежище. Ей часто приходилось оказывать помощь при родах, которые в основном проходили очень непросто, с осложнениями.

Жизнь проходила в постоянной борьбе со страхами. Она все чаще думала о том, что хорошо было бы вернуться домой. Но этой заветной мечте не суждено было сбыться: ее отца убили, а самой Ивлин предложили жить в доме человека, которого она всегда презирала.

Но она не воспользовалась эти предложением и ушла со знахаркой.

Ивлин стойко выносила все выпавшие на ее долю несчастья. До сих пор она во всем полагалась только на свои силы. И теперь не боялась сообщить о своем решении горцу, который сейчас из своих рук кормил Элинор кусками конины.

– Сэр… – начала Ивлин.

Горец внимательно посмотрел на нее:

– Ты хочешь еще отвара?

– Нет, спасибо. – Она заметила, что манера общения этого мужчины несколько изменилась по сравнению с тем, что было сначала. – Мы не можем продолжать в том же духе. Конечно, вы понимаете, о чем я говорю.

– Нет, не понимаю, – ответил Маккерик, поднимая брови.

– Мы… я хочу сказать, что… – Ивлин запнулась, – …мы не можем жить в этом доме… вдвоем, – подчеркнула она.

– Это почему? – спросил Маккерик, вытирая руки о рубаху. Он направился к очагу с кипящим котлом, рядом с которым стояла деревянная миска с черпаком.

– Потому что это неприлично. Перед тем как я отправилась в Шотландию с Мин… то есть с моей тетушкой, я жила в монастыре. А до того я жила в доме отца, где меня воспитывали как леди. Я не смогу себя уважать, если соглашусь жить в этой каморке с мужчиной, которого практически совсем не знаю.

– Понятно, – задумчиво сказал горец. Он налил похлебку в миску, не произнося ни слова.

Ивлин глотнула из кружки, прокашлялась и спросила:

– Ну, так что вы предлагаете делать?

Маккерик выпрямился с миской в руках и направился к кровати. Он взял у Ивлин чашку и подал ей дымящуюся ароматную похлебку.

– Я предлагаю ничего не делать, – сказал Маккерик.

– Но… – начала Ив.

Горец поднял ладонь и заявил:

– Я Маккерик, вождь своего клана. Я блюду свою честь, так же как любой английский лорд. Особенно в отношении клана Бьюкененов. Я не могу позволить тебе уйти, потому что… это опасно, смертельно опасно. А сам я пришел сюда, чтобы поохотиться. Я хороший охотник, в этом деле мне нет равных. Люди в моем городе голодают, Ивлин. Я не могу подвести их.

По какой-то причине от слов Маккерика у Ивлин побежали мурашки по спине. Она забыла о похлебке, которую держала в руке.

– Погода меняется, – продолжил гипнотизировать ее своим голосом Маккерик. – Если я не ошибаюсь, надвигается буря. Никто из нас не выдержит даже дневного перехода при ледяном ветре и снегопаде. – Он наклонился, налил еще отвара, задумчиво сделал несколько глотков, а потом посмотрел на Ивлин: – Эта зима может быть очень долгой. Я не могу обещать, что мы с тобой скоро расстанемся. Но я могу дать слово, что со мной ты будешь в полной безопасности.

Ивлин не знала, что сказать. Она опустила взгляд на деревянную миску, которую держала в руках и, поднеся ее ко рту, осторожно попробовала содержимое. В густой подливе плавали яркие кусочки моркови, горох и даже разваренные зерна ячменя. Боже правый, это было чудесно! Ивлин закрыла глаза, подержала похлебку во рту, наслаждаясь ее вкусом, а потом с удовольствием проглотила.

– Похлебка превосходная, – сказала она. – Спасибо вам.

– Не за что, Ив, – серьезно ответил Маккерик, – Ведь мне не пришлось сразу отправляться на охоту, мясо я взял у тебя. Так что я у тебя в долгу.

При этих словах на щеках Ивлин выступил румянец, но она решила, что это не от похвалы, а исключительно от вкусной, горячей еды.

– Так что ты скажешь мне, Ив? – спросил Маккерик, укладывая в очаге торф длинной заостренной палкой. Он уже не смотрел в ее сторону.

Тут в голову Ивлин пришла мысль, которая странным образом ее взволновала и она спросила:

– Вы женаты, сэр?

Палка в руках горца на мгновение остановилась.

– Я был женат, – сказал он ровным голосом и продолжил свое занятие. – Но моя жена умерла.

– Ох, извините. Мне очень жаль.

Ивлин сделала еще один глоток и принялась медленно пережевывать попавшийся ей кусочек моркови. Это помогло справиться с неуместным чувством облегчения, испытанным ею по поводу того, что там, дома, у Маккерика не было жены, с нетерпением ожидающей его возвращения.

Горец коротко кивнул, продолжая смотреть в огонь.

«Он, конечно, переживает из-за этого», – подумала Ивлин, и эта мысль окончательно решила все дело. Мужчина оплакивал жену и ушел на охоту, чтобы накормить своих людей… Он гораздо благороднее, чем показалось с первого взгляда.

– Ладно, но вы ни в коем случае не будете спать со мной в одной постели, – сказала она строго.

Горец кивнул. Его внимание было по-прежнему обращено на огонь.

– Я согласен.

– И никто не должен знать о моем присутствии здесь, – вдруг заявила Ивлин, когда она вспомнила о своих опасениях по поводу ее «родственников» из клана Бьюкененов. – Я… не хочу потерять свое доброе имя.

– Вряд ли к нам кто-нибудь заглянет, Ив, – сказал Маккерик. – И я обещаю, что никому не скажу о тебе.

Ивлин сначала поджала губы, а потом произнесла:

– Хорошо. Я согласна.

После этих слов он посмотрел на нее:

– Но у меня тоже есть одно условие.

Ивлин сглотнула.

– Какое?

– Чтобы ты называла меня Коналлом и на ты. Или по крайней мере Маккериком. – Он ухмыльнулся. – Когда ты называешь меня «сэром», мне тут же хочется обернуться и поискать там английского парня.

Ивлин слегка улыбнулась.

– Очень хорошо. Тогда я буду звать тебя Маккериком.

Маккерик широко улыбнулся, потом озорно подмигнул ей и обратился к содержимому кружки.

Ивлин с сильно бьющимся сердцем принялась за похлебку.

Загрузка...