Любовные цепи

6

На следующее утро Тейви проснулась от шороха, раздавшегося в палатке. Разлепив веки, она увидела Скотта. Сидя по-турецки спиной к ней, он упаковывал оба рюкзака. Минувшим вечером он не обмолвился с ней ни словом. Она подумала, что он продолжает злиться.

— Скотт!

Он вздрогнул, затем медленно повернулся, прижимая ладони к ребрам.

— Принцесса наконец-то проснулась, — произнес он и тут же добавил: — Пора складывать спальные мешки.

Тейви посмотрела на него долгим взглядом.

— Если ты думаешь, что со своими болячками сможешь тащить и мои вещи, то глубоко ошибаешься. Брось-ка мои пожитки сюда.

Скотт отрицательно замотал головой.

— Ерунда. Я не слабее, чем вчера. Боль совсем утихла. — Он положил черную кожаную сумочку в нижний карман рюкзака.

— А что это?! — спросила Тейви.

— Радио, — ответил Скотт.

— Что же ты слушаешь — кантри или поп-музыку?

— Ни то ни другое, — недовольно буркнул он. — Радио мне нужно для экстренной связи. Скажем, если нам потребуется спасательный вертолет.

— Скотт, советую положить и радио и альпинистское снаряжение в мой рюкзак. Они для тебя достаточно тяжелы.

— Не получится, Принцесса, — сказал он. — Сегодня нам предстоит пройти четырнадцать миль, а с таким тяжелым рюкзаком ты не только пройти — проползти не сможешь.

Тейви по пояс выбралась из спального мешка и оперлась на локти.

— Если ты не отдашь мне половину вещей, то сам свалишься от усталости.

Он перестал копаться в рюкзаке и уставился на нее.

— Откуда такая уверенность? И что же ты готова предпринять?

— Постараюсь задержать тебя в лагере как можно дольше. Улягусь спать после ланча. Вывихну ногу и заставлю всех ползти черепашьим шагом. Не буду есть и пить и умру от истощения. И если кто-нибудь спросит меня, почему я так сделала, отвечу, что причиной всему ты — упрямый и глупый эгоист.

Во время ее монолога выражение лица у Скотта преображалось: удивление сменилось широкой улыбкой.

— Ты всегда так поступаешь, когда тебе идут наперекор, Принцесса на горошине? — Прижав ладонь к боку, он глубоко вздохнул и шумно выдохнул, как бы проверяя состояние своих ребер. — Ладно, готов прибегнуть к посторонней помощи.

— Очень здравая мысль, Скотт.

Он взглянул на вещи, разбросанные по палатке.

— Я отдам тебе радио, может быть, еще плитку. Но альпинистская амуниция слишком тяжела. — Он подполз к Тейви и взял ее за руку. — Спасибо. Если устанешь, дай мне знать.

Она машинально кивнула. Когда Скотт дотронулся до нее, ей показалось, что палатка стремительно уменьшилась в размерах, а его лицо чуть не уткнулось ей в нос. Спросонья она не сразу сообразила, почему так произошло, а он уже отпустил ее руку и отполз назад.

Тейви потянулась и зевнула, сделав вид, что не обратила внимания на его действия.

— Между прочим, Скотт, если у тебя есть радио, почему ты не вызвал машину и не отправил меня домой в первый же день?

— Справедливое замечание, — хмыкнул он. — Но его я слышу только сейчас. Наша капризуля меняет свои намерения и хочет улизнуть домой. Действительно, не вызвать ли ей вертолет-такси? — Он покачал головой. — Однако тебе это будет стоить целое состояние.

Растерявшись, Тейви ничего не ответила. Она скинула с себя спальный мешок и встала на колени, глядя на маленькую косметичку, которую Скотт позволил ей взять с собой. Потом перевела взгляд на Скотта, стараясь определить, как он себя чувствует. И столкнулась с его пронзительным взглядом.

— Я собирался засунуть твой дурацкий халат в мешок, который останется здесь. — Он пожал плечами, скользнув взглядом по ее формам. — Но решил не делать этого. Самым приятным в походе оказалась возможность видеть тебя каждый вечер в этом одеянии.

Тейви пристально посмотрела на Скотта, с запозданием вспомнив, что сквозь ткань халата просвечивают кое-какие детали ее тела. По его изменившемуся голосу — тот почему-то стал хриплым — и необычному выражению глаз девушка поняла, что от него ничего не укрылось. Однако подавила желание ответить ему очередной колкостью.

— Если бы ты, Скотт Кэмфилд, оставил здесь мой халат, я бы заставила тебя вернуться за ним в лагерь. — Она надела сандалии. — Кстати, это относится и к сандалиям.

— Хоть я и отрицательно отношусь к ним, сандалии тебе сейчас полезны с медицинской точки зрения. Твои пятки никогда бы не зажили, если бы у тебя не было мягкой обуви. А теперь до того, как все проснутся, наруби-ка сучьев.

Тейви выбралась из палатки, чтобы встретить рассвет вместе со Скоттом. Последние три перехода оказались значительно труднее, нежели она предполагала. Каждый вечер она забиралась в спальный мешок совершенно обессиленная, но переполненная впечатлениями. Суровая красота неприступных гор приводила ее в восторг. Но даже располагая кистями и красками, она не смогла бы сделать ни одного мазка от усталости.

Однако с каждым новым рассветом Тейви чувствовала, как наливается силой ее тело. Она настаивала на том, чтобы ее рюкзак загружали все больше и больше.

Крепнущие мышцы вызывали у нее чувство удовлетворения, большей уверенности в себе. В прошлом это чувство было ей не знакомо. Тейви всегда мечтала быть независимой, иметь свое жилье, которое могла бы оплачивать из собственного кошелька, не прибегая к поддержке отца. Теперь независимость понималась ею как возможность постоять за себя, не бояться смотреть в глаза опасности, не обращаться по каждому поводу к отцу или брату. Она с радостью думала, что к концу путешествия сможет носить на плечах такой же груз, какой носит Скотт. Ей нравилось, немного поотстав, шагать по его следам. Но больше всего ее радовала мысль, что она самостоятельно ориентируется на местности. Одно настораживало: в ней зрело желание быть со Скоттом не три недели, а значительно дольше.

А что чувствует Скотт? По всему видно, он относится к ней с симпатией. Но вряд ли более того. Он ничем не выдал своих чувств с того вечера, когда поцеловал ее.

По вечерам Тейви, устроившись в спальном мешке, не могла заснуть, думая о том, что ждет ее впереди. В конце концов она пришла к выводу, что лучше всего не забивать себе голову вопросами, а плыть по течению, продолжать общаться со Скоттом, встречать вместе с ним рассветы.

Увидев Скотта, одетого в альпинистский костюм, она не без дрожи вспомнила, что сегодня он намерен заняться скалолазанием. На этот раз он, не сказав ей ни слова, разбил лагерь в полумиле от горы. Вокруг были разбросаны валуны, между которыми росла чахлая трава, прибитая к земле порывами ветра. За валунами возвышался лес. Однако деревья здесь не были такими высокими, как в низине. Исключение составляли лишь сосны. Другие деревья не достигали и трех метров в высоту. Склон горы был хорошо виден, и Тейви не пришлось бы задирать голову, наблюдая за подъемом альпинистов.

Гигантская скала с зубчатой вершиной, запорошенной снегом и покрытой кое-где ледяными корками, приводила в трепет. В это утро вершина была скрыта облаками. Даже неопытная Тейви предположила, что может разыграться пурга, а она затруднит путь Скотту наверх.

Инструктор увлек ее в сторону от палаток и на ходу передал ей кружку с кофе.

— Не паникуй, Принцесса, — сказал он. — Однажды я уже взбирался сюда.

— Но будет пурга.

— Не исключено, — согласился он. — Но зато какое удовольствие! Для скалолаза это настоящая проверка мастерства.

— А что, если вас застанет темнота и ты…

— Мы возьмем с собой специальные спальные мешки и запас продовольствия. Мне приходилось ночевать на горе.

— Прямо на вершине?

Скотт пожал плечами.

— Нам не привыкать. Спроси у Андре. Однажды он всю ночь ругал меня, когда мы висели на высоте трехсот метров, упираясь ногами в десятисантиметровый выступ. Он каждый раз напоминает мне об этом, когда я слишком увлекаюсь.

— Вы оба сумасшедшие!

— Несомненно, — подтвердил Скотт, залезая в карман своей темно-зеленой куртки. — У меня есть для тебя подарок. Таскаю его с собой уже два дня, но ты так уставала, что вряд ли воспользовалась бы им. — Он вручил ей маленький блокнот и карандаш. — Сможешь пользоваться ими для рисования? Наверное, они слишком малы.

Глаза у Тейви загорелись. Она с радостью схватила блокнот и карандаш.

— Замечательная вещь для эскизов. Ой, Скотт, где ты это раздобыл?

— Взял у Фреда. Он собирался вести дневник. — Скотт уселся на траву. — Но согласился отдать блокнот — тебе он нужнее. Думаю, это отвлечет тебя от тревоги за нас.

— Более или менее, но утверждать определенно не могу. — Тейви присела рядом с ним, подставив спину солнечным лучам. — Все равно буду наблюдать. Мне бы хотелось нарисовать ребят, взбирающихся на гору. Кроме того, я постараюсь не думать, куда ты упадешь.

— Ты говоришь об этом значительно бодрее, чем раньше, — засмеялся Скотт, опираясь на локти. — Как ноги?

— Продолжают саднить.

— Ты носишь слишком большой рюкзак. Не старайся навьючивать на себя все самое тяжелое — ноги быстрее заживут.

— Ты говоришь со мной так, словно я беспомощный ребенок. У меня все в порядке, а следуя твоей логике, я должна каждый день проверять состояние твоих ребер.

Скотт весело улыбнулся.

— Неужели тебе интересно посмотреть на меня без рубашки?

— Я хочу, чтобы ты заткнулся.

— Давай сюда свои пятки, нужно наложить пластырь до того, как я отправлюсь в горы.

— Неужели ты думаешь, что я не смогу сделать это самостоятельно? — Она стремительно подтянула ноги к себе.

— Ты ведешь себя как маленькая девочка в кабинете у врача. — Скотт наклонился и схватил ее за щиколотку. — Ты когда-нибудь до похода надевала ботинки?

— Нет, — сказала Тейви, стараясь освободить ногу.

Он снял с нее сандалии и принялся растирать стопу, легонько нажимая на места, припухшие в результате многомильных переходов.

Тейви блаженно закрыла глаза. Его сильные пальцы не осмеливались подниматься выше щиколотки. Однако каждая ее мышца чувствовала их прикосновение. Было такое ощущение, что все ее тело становится легким, почти невесомым.

Закончив с одной ногой, Скотт проделал ту же процедуру с другой.

Тейви вытянула руки вдоль тела и легла на спину.

— Должна заметить, что твой массаж действует замечательно. Даже не представляю, как я обходилась без него раньше.

— В городской жизни он тебе и не требовался, — сказал Скотт. — Твои мышцы не испытывали такой нагрузки. А теперь отеки прошли и ботинки будут легче надеваться. Еще денек, и все войдет в норму.

Девушка от удовольствия тихонько вздохнула. Казалось, все неприятные ощущения в ногах совершенно исчезли.

— Скотт, я не знаю, как это действует, но если тебя не затруднит, то продолжай…

Скотт пробормотал что-то нечленораздельное и продолжил растирания. Когда он отпустил ее ногу, Тейви осталась лежать в той же позе, не открывая глаз.

— Наверное, скоро проснутся все остальные, — предположил он.

— Вполне вероятно. — Тейви поднялась и осмотрелась. — А не пройтись ли нам?

Уголки губ у Скотта поползли вверх.

— У тебя есть желание уединиться в лесу?

Она выпрямилась, надела сандалии и посмотрела в сторону леса. Если они окажутся там, то деревья обязательно скроют их от посторонних глаз.

— Знаешь, я передумала. Не заняться ли завтраком? — сказала она.

Скотт недовольно нахмурился.

— Не твоя очередь готовить еду, но будь по-твоему. — Он встал и протянул ей руку. — И все же тебе следует что-то решить, Тейви. Три недели прятать голову в песок, как страус, задача не из легких.

— Не понимаю, о чем ты? — Она поднялась самостоятельно, словно не заметив протянутой руки.

— Черт возьми! — Скотт преградил ей путь. — Ты отлично знаешь, о чем я говорю.

Она чувствовала тепло его тела. Ей хотелось возразить, но было страшно, что дрожь в голосе выдаст ее. Она заставила себя перевести взор на его грудь, потом на его четко очерченные губы и наконец взглянуть ему в глаза.

— Нет, не знаю, — с придыханием ответила она.

Скотт улыбнулся. Глаза у него потеплели — он прекрасно видел, она все поняла.

— Твоя палатка, Тейви, слишком велика для одного человека. Не соблаговолишь ли поделиться жизненным пространством?

Кровь бросилась ей в голову. Тейви с трудом совладала с собой, не до конца понимая, что с ней происходит. Вероятнее всего, Скоттом двигало физическое желание. Чувство у нее было такое, словно он неожиданно ударил ее в живот, а потом окатил холодной водой.

— Нет, Скотт, — твердо заявила она. — В палатке место только для меня. И я не намерена уступать даже разъяренному гризли.

В этот день альпинисты вернулись в лагерь раньше оговоренного времени. Правда, она все же сумела сделать зарисовки, воспользовавшись биноклем. С того места, где она расположилась, было видно, что смельчаки почти добрались до вершины, скрывшейся в облаках.

Скотт распорядился прекратить подъем, поскольку температура воздуха резко понизилась, а влажность возросла. Свинцовые тучи, которые заволокли небо, подсказали ему, что надвигается буря. Хотя они могли бы провести ночь на горе в относительной безопасности, он боялся, что оставшиеся в лагере могут не заметить ухудшения погоды.

— Обеспокоился, мой друг? — спросил Андре, когда Скотт объяснил, почему приказал возвращаться. — И лишил нас удовольствия побывать на вершине?

Скотт уставился на приятеля.

— В такое ненастье нам не следовало рисковать. И ты это знаешь, Андре. — Скотт направился к палатке, чтобы сменить одежду.

Андре похлопал Тейви по плечу.

— Не волнуйся, малышка. Никто на намерен ругать Скотта из-за тебя… Из-за того, что он так рьяно заботится о тебе.

— Все равно все уже злятся. — Она посмотрела на Скотта, вид которого свидетельствовал о том, что он расстроен.

— Ерунда, малышка. — Андре покачал головой. — Мы не такие жестокие. Большинство скалолазов знают Скотта уже много лет. Никто из нас не будет его осуждать за amour.

— Amour?

— О да! — воскликнул Андре. — Не притворяйся, что не замечаешь. От француза такое не укроется.

— Андре, amour здесь ни при чем. Не думаю, чтобы Скотт это чувствовал.

— Какие же вы, американцы, наивные, — хитро прищурился Андре. — Безусловно, и Скотт притворяется, и ты делаешь то же самое. А в сущности, ему сейчас больше всего хочется, чтобы ты согрела ему постель. Я не шучу, и тебе не следует отнекиваться.

Он указал Тейви на ее палатку. Поскольку место, где был разбит лагерь, было усеяно обломками камней, палатки стояли далеко друг от друга, там, где росла трава.

— Могу заверить тебя, что Скотт не сразу согласится на это, — сказал Андре.

— Конечно, не сразу, — ответила Тейви. — Ему это безразлично.

— Ошибаешься, малышка. Он уже попробовал это однажды и… обжегся. Ту женщину звали Элинор… — Андре вздохнул. — Она появилась в одном из продолжительных походов. Перенесла все его тяготы. Естественно, это не осталось незамеченным Скоттом.

— Ну да, в глазах Скотта она выглядела как святая, — усмехнулась Тейви.

— Даже святее святой. — Андре потер затылок. — Когда Скотт был мальчишкой, его родители, главным образом мать, часто брали его с собой в горы Калифорнии. Там у них был дом. Он очень полюбил горы. Потом мать умерла, отец женился второй раз на очень капризной женщине. Она не желала расставаться с домашним комфортом. Несколько раз отец вывозил сына в любимые места, но это вызвало гнев мачехи. Она потребовала от мужа сделать выбор: или она или горы.

— Неужели? — удивилась Тейви. — Сначала он лишился матери, а потом потерял и отца.

— Точно, — подтвердил француз. — Став старше, Скотт начал самостоятельно ходить в походы. Встретил людей, которые разделяли его привязанность. В колледже его любимым видом спорта стал альпинизм. Допускаю, что у него были романтические увлечения, но он всегда с настороженностью относился к ним, считая, что женщины не в состоянии понять его страсть, они слишком ценят городские удобства.

— Значит, он так одержим спортом, что женщины для него не существуют?

— Не могу это утверждать, — сказал Андре. — Элинор попыталась пробить его оборону. Она работала консультантом по защите окружающей среды, имела контракт с одной фирмой в Биллингсе.

— А где она сейчас?

— В Нью-Йорке, в городе, которого Скотт панически боится. Но ему было трудно без нее, а ее не прельщало жить в палатке. С его дипломом лесовода он нашел работу в одном из лесничеств. Это позволило ему проводить лето в горах, а остальное время протирать штаны за составлением бумажных отчетов.

— Для него это был нелегкий компромисс, — сказала Тейви. — Элинор это понимала?

— Конечно нет. Она смеялась над его предложением обосноваться в каком-нибудь маленьком городишке. Для Скотта это было тяжелое время.

— Откуда ты знаешь, что он страдал?

— Я кое-что понимаю в любовных отношениях, малышка, — сказал Андре, посмеиваясь. — Элинор клятвенно заверяла Скотта, что любит его, но на свадьбу соглашалась лишь при условии, что он переберется в Нью-Йорк. Обещала подыскать ему работу в той же фирме, где работала сама.

— В Нью-Йорк? — задумчиво переспросила Тейви.

— Да, малышка. Можешь представить его в этом городе?

— Для него это означало медленную смерть.

Андре взял ее руку и прикоснулся к ней губами.

— Теперь тебе ясно, почему я верю, что ты сможешь полюбить его сильнее, чем Элинор? За целых полтора года она так и не поняла, что представляет собой Скотт, а тебе хватило каких-то шести дней.

— Перестань, Андре! — Тейви вырвала руку и закрыла ладонью глаза. — Не смогу я его полюбить, просто не сумею. Я же его почти не знаю. А он… Ладно, Андре, я тоже не собираюсь жить в палатке.

Андре прижал руку к сердцу.

— К счастью, малышка, ты не хочешь жить и в Нью-Йорке.

Тейви склонила голову. Она не знала, можно ли назвать то, что она питала к Скотту, любовью. Но чувство это было намного сильнее тех, которые она когда-либо испытывала к мужчине. Она сомневалась, что сможет занять в сердце Скотта такое же место, которое занимала Элинор.

Биллингс по численности населения в десятки раз отставал от Нью-Йорка, но даже отдаленно его нельзя было назвать медвежьим углом. Улицы кишели машинами, на перекрестках были установлены самые современные светофоры, дома добротные и хорошей архитектуры. Застраивались окраины, люди собирались в клубах, веселились на вечеринках. Она не представляла, как Скотт мог бы вписаться в городское общество, а себя она не мыслила вне его.

Во время обеда, приготовленного Скоттом, все чувствовали себя подавленно. Когда ветер стал набирать силу, Скотт собрал все фонари и жестянки с горючим и отнес их подальше от палаток, опасаясь неожиданностей. Он распорядился, чтобы все как следует закрепили палатки, затем накрыл ящики с продуктами непромокаемой тканью и придавил ее для большей надежности бревнами.

Тейви, предположив, что затевается большой костер, не стала слушать очередную лекцию о том, как защитить лагерь от стихии. Чуть позже и остальные альпинисты разошлись по своим палаткам.

После того, как Скотт, собрав свои вещи, вынес их наружу, Тейви сняла куртку, теплый свитер и приготовилась ко сну. Холод пробирал до костей. Она снова натянула куртку прямо на халат и только тогда залезла в спальный мешок.

Совсем рядом, за хрупкой нейлоновой стенкой завывал ветер. От свиста и воя заснуть было невозможно. Матерчатый пол вздувался, напоминая поверхность моря в шторм.

Вскоре повалил снег, ледяные снежинки царапали палаточную ткань. Создавалось впечатление, что в нее вонзаются тысячи гвоздиков. Тейви боялась, что каждую минуту над ее головой мог лопнуть нейлон. Палатки ее спутников далеко отстояли друг от друга, и она чувствовала себя отрезанной от всего мира.

Ну почему она отвергла предложение Скотта разделить с ней палатку? Будь он или кто-нибудь еще сейчас рядом, можно было бы скоротать эту дьявольскую ночь в разговорах, убедить друг друга: мол, буря скоро кончится, они выдержат натиск стихии, а к утру все вокруг успокоится. Ах, если бы кто-нибудь составил ей компанию!

Боже, подумала она, Скотт тоже один. Хуже того, у него нет просторной палатки, которая может защитить его. В его распоряжении только спальный мешок. И это ее вина. А что, если утром обнаружат его замерзший, посиневший труп? Сможет ли она пережить это?

Расстегнув полог, девушка высунула голову наружу и позвала Скотта. Крикнула раз, другой, третий. Ветер подхватывал ее слова и уносил их куда-то вдаль. Скотт не отзывался. Она нырнула в темноту палатки, нашла сандалии, застегнула штормовку до самого носа и вышла в метель.

Порывы ветра вместе с колючим снегом ударили ей в лицо. Она снова окликнула Скотта, но ответа не последовало.

Полная луна то и дело скрывалась за несущимися по небу облаками. При блеклом мертвенном свете различить что-нибудь было невозможно. В слепящей мгле Тейви не видела ни палаток, ни оранжевого спального мешка Скотта.

Внезапно она споткнулась о что-то большое и мягкое. Может, и не очень мягкое, но определенно не похожее на камень, да к тому же еще изрыгающее проклятья.

— Скотт?! — Тейви нагнулась и ощупала лежащий предмет. — Пожалуйста, отправляйся в палатку. Я не могу заснуть. — Она не замечала, как стучали ее зубы. — Подумай о себе.

— Черт!..

— Перестань ругаться, поднимайся и иди в палатку.

— Я и так в палатке. — Чертыхнувшись еще раз, он расстегнул верх спального мешка. — Мне здесь сухо и тепло. А сейчас, когда я раскрыл мешок… О, женщина! С какой стати ты появилась здесь в халате и сандалиях?

Тейви не замечала ни снежных зарядов, ни грохотания грома, она слышала только голос Скотта, продолжавшего посылать проклятия. Вспышки молний и раскаты грома сопровождали его слова.

Наконец он нехотя выбрался из спального мешка. Сунув его девушке, он тут же растворился в ночи. Прикрыв глаза ладонью, Тейви всмотрелась в темноту. То, что она увидела, напугало ее. Сильный порыв ветра сорвал край ее палатки, а Скотт в легкой одежде и одних носках старался его ухватить.

Те несколько минут, что она стояла, дрожа от пронизывающего до костей холодного ветра, ей показались вечностью.

— Быстро в палатку, Бриджес! — скомандовал Скотт, вырывая из ее рук мешок.

Не говоря ни слова, Тейви покорно забралась в поставленную на место палатку и в темноте принялась складывать вещи, разбросанные ветром. Скотт расстелил спальный мешок в углу.

— Хорошо, что ты убрал все жестянки с горючим…

— Ни слова! — Голос Скотта вибрировал от возмущения. — Никаких разговоров!

Она слышала, как он снимал мокрый свитер и что-то еще, а потом забрался в мешок. Его частое и прерывистое дыхание стало спокойней, но Тейви чувствовала, что он продолжает злиться.

— У тебя в рюкзаке есть теплая одежда, — сказал он наконец. — Сними все мокрое и переоденься. Залезай в мешок и спи.

— Будь любезен, отвернись, когда я буду переодеваться.

— Здесь темно, — прорычал он. — Если ты не переоденешься за одну минуту, я, черт возьми, сам тебя переодену. Хочешь подхватить воспаление легких?

— Слушай, Скотт, хватит ругаться, — сказала Тейви. — Да, это по моей вине здесь такой кавардак, но ты…

— Тейви! — В его голосе сквозила угроза. — Я не бросаю слов на ветер — в твоем распоряжении еще полминуты.

Девушка принялась лихорадочно развязывать рюкзак. К счастью, теплые вещи лежали сверху. Надев брюки, она заколебалась: остаться в халате или надеть рубашку? Близость Скотта смущала ее.

— Поторапливайся!

— А ты действительно ничего не видишь?

— Время истекло!

Она услышала, как Скотт зашевелился, и увидела надвигающуюся на нее тень. Тейви торопливо повернулась к нему спиной, стягивая халат. Сухая рубашка сразу же согрела покрывшуюся пупырышками кожу, и она вздохнула от удовольствия.

Скотт провел рукой по ее спине, от затылка до крестца.

— Очень хорошо. — Рука его двинулась дальше, пока не достигла стопы, и на какой-то момент задержалась.

— А сейчас надевай носки, пока ноги совсем не окоченели.

Тейви не шевельнулась. Несмотря на озноб, она почувствовала, как по телу разливается благостная теплота от его прикосновения. Чувство защищенности охватило ее. Какое наслаждение, человечество не бросило ее на произвол судьбы.

— Скотт. — Она не думала о том, что скажет дальше. Но знала почти точно, что следует сказать. Обними меня, Скотт, — вот что она хотела сказать. Обними и согрей и позволь мне согреть тебя.

Однако ни за что на свете она не произнесла бы это вслух. Тейви нашарила в темноте носки. Но они не были такими мягкими, как руки Скотта. Пошире открыв спальный мешок, она проскользнула внутрь.

Она ворочалась с боку на бок, не в состоянии заснуть. Сейчас ей было не так страшно, как пару часов назад. Скотт был рядом, она в безопасности, но сон все не шел — мешали продолжающаяся буря и дыхание мужчины. Наверное, думала Тейви, Скотт тоже не может уснуть. Она не заметила, что забрезжил рассвет. Скотт не заговаривал с ней, а начать первой она не решалась.

Судя по его спокойному дыханию, можно было понять, что злоба его улеглась, да и голос, когда он заставлял ее надеть носки, был вполне миролюбивым. А вообще-то он имел все основания сердиться: его растолкали, когда он спал в теплом мешке, не обращая внимания на метель, потом вынудили чуть ли не босиком бегать по снегу и камням, приводя в порядок ее палатку…

Тейви прикусила губу, стараясь сдержать смех. Но это не помогло — смех прямо-таки рвался из нее. Она перевернулась, уткнувшись лицом в мешок. Слезы, счастливые слезы катились у нее по щекам.

— Тейви? — озабоченно спросил Скотт. — Ты плачешь?

Девушка не смогла ответить.

— Что случилось? Уж не напугал ли я тебя, а?

Она попыталась возразить, что вовсе не напугана, но из горла вырвался звук, похожий на стон.

Скотт придвинулся к ней.

— Что произошло, Принцесса? — спросил он, поглаживая ее волосы. — Я совсем не хотел…

Не сдерживаясь больше, Тейви рассмеялась.

— Над чем ты смеешься? — удивился Скотт.

— Над… над тобой. — Тейви прижалась лицом к его груди, чтобы сдержать смех.

— Надо мной? — Он тоже усмехнулся. — Вспомнила, как я сражался с палаткой? Знаешь, что я должен был сделать с тобой, негодница?

Тейви засмеялась еще громче.

Внезапно приступ смеха прошел: Скотт неожиданно навалился на нее всем телом. Она увидела, как блестят у него глаза, блуждая по ее лицу, словно он желал осушить слезы на ее щеках.

Тейви стало трудно дышать. Она даже приоткрыла рот, но легче от этого не становилось.

— Знаешь, что я должен сделать с тобой? — хрипло повторил Скотт.

— Знаю, — прошептала она, вкладывая в это слово всю свою страсть. — Ну и делай. Пожалуйста.