Глава 22

From: Andrew

To: Olga


Привет!

Знаешь, очень приятно пообщаться с эрудированным, начитанным человеком. А ведь сейчас многие не знают или не помнят даже Пушкина. Ладно, можно не ведать о творчестве поэтов серебряного века. Не стыдно не иметь представления об английском эстетизме или, скажем, имажинизме. Я и сам-то об этих направлениях слышал только потому, что они были темами моих курсовых еще в университете. Но Пушкин! Это ведь очень просто и совсем близко, рядом.

Кстати, недавно я задумывался над тем странным феноменом — Пушкин у всех нас ассоциируется исключительно с осенью. Почему так? Ведь и о зиме он писал, и лету посвятил прекрасные строки. И «весна, весна, пора любви…» и так далее. Наверное, все дело в навязшем в зубах словосочетании «Болдинская осень».

Кстати, знаешь, я ведь бывал в этом Болдино. А если быть точнее, деревня называется Большое Болдино. Правда, давненько это было… Практически, в прошлой жизни.

Вот такие дела…

Sincerely,

Andrew


Андрей дописал письмо и откинулся в кресле. Юрий был занят своими проблемами, и терзания друга отошли для него на второй план. Андрей же, предоставленный сам себе, решил устроить Ольге, кем бы она ни была на самом деле, своеобразный тест. Ключевым словом в его письме было «Болдино». Болдинскую осень они с женой раньше вспоминали часто и со смехом. Правда, Катьке они об этом никогда и ничего не рассказывали…

Тогда еще молодые и очень влюбленные друг в друга, они нагрянули к бабушке Ольги в Болдино. Да-да, в то самое воспетое Пушкиным село. И как раз осенью, которую так любил Александр Сергеевич. Бабушка у Ольги была женщиной самых строгих правил, несмотря на весьма бурную молодость, по ее же воспоминаниям. Куда там другой Ольгиной бабушке с ее несчастными тремя мужьями!

Пусть Андрей и Ольга были без пяти минут мужем и женой и даже заявление в ЗАГС подали, она постелила им отдельно. Хуже того, в разных комнатах — Андрея уложила спать в гостиной на диване, а внучку отправила на переделанный под мансарду чердак.

Видимо, бабушка серьезно считала, что до свадьбы ни-ни, никак нельзя. Однако Андрей был совсем иного мнения. И дождавшись, когда гостеприимная старушка удалилась в свою комнату, он на цыпочках отправился на чердак. Они с Ольгой, давясь от смеха, забрались под одеяло, но кровать их жестоко подвела. В самый интересный момент она с грохотом рухнула, развалившись на весьма и весьма мелкие части.

Деваться Андрею было некуда. Он вылез в окно. Но внизу раскинулся малинник… И все то время, пока бабуля поднималась на чердак и помогала внучке поправить кровать, Андрей висел за окном, схватившись руками за подоконник и упершись ногами в какую-то приступочку, торчащую из стены. В небе светила полная луна, а где-то вдалеке лаяли собаки…


Если он переписывается со своей женой, то Ольга не могла не вспомнить эту историю. И хоть намеком должна была об этой истории упомянуть. Но вот письмо пришло. Про Болдино не нашлось ни слова. Ни про то, что, мол, бывала я там, ни про то, что, мол, не была там никогда. М-да. Ключевое слово не сработало.

Ну а с другой стороны, даже если бы это была и Ольга, в смысле жена. Так что бы она написала? Была мол, и произошла со мной история… Чушь! Не могла же она выложить это воспоминание первому встречному. Ну, пусть, не первому встречному, но тем не менее малознакомому другу, тем более по переписке. Он бы и сам никогда так не сделал.

В общем, тест пришлось признать глупым, никчемным и полностью провальным. Причем провалила его не Ольга… Кем бы она ни была.


From: Olga

То: Andrew


Привет!

Не подумай, что я напрашиваюсь на свидание, но вот какой у меня к тебе есть вопрос. Боже… сейчас ты подумаешь, что я хочу, чтобы ты меня в японский ресторан пригласил… Нет! Это не так, то есть не то чтобы не так, но… Может быть, в следующий раз… Боже, я уже сама во всем запуталась…

Ну, ладно… Перехожу к вопросу.

Ты ведь вроде бы знаток восточной кухни? Или я ошибаюсь? Если ошибаюсь, извини. Но ты мог бы мне рассказать, в чем отличие суши от сашими и объяснить, зачем японцы в соевый в соус кладут имбирь и васаби? Это для меня две большие загадки, ответ на которые я найти не могу.

Заранее спасибо за консультацию.

Best regards,

Olga


План Ольги был незатейливым, но вполне действенным. Андрей-муж суши любил, или говорил, что любил. В любом случае о японской кухне он мог очень многое рассказать. Ее друг по переписке никогда не говорил, что разбирается в японской кухне. Значит…

Если он действительно разбирается — уже одно совпадение есть. Если расскажет…

Телефон отвлек ее от этих мыслей. Ольга немного покопалась в сумочке и достала маленькую, но очень громогласную трубку. На экране светилась фотка Кати — с игрушечным медвежонком, с которым они по очереди сфоткались в прошлом году в супермаркете.

— Алло? — Ольга шла дальше, поглядывая на свои отражения в витринах больших магазинов (а что, приятная молодая женщина, ухоженная и нарядная, стройные ножки в сапожках на каблуках)… И уже взрослая дочь.

— Мама, — сказала в трубку Катя, — мне надо с тобой серьезно кое-что обсудить.

«Ого, — подумала Ольга, — надо же… Раньше мы все обсуждали с папой…»

— Надо же, — сказала Ольга вслух, — раньше мы все обсуждали с папой! Или у него телефон выключен?

— Мам, не прикалывайся! — голос в трубке зазвенел. Ольга поняла, что дочери не до шуток. — Отнесись к этому серьезно!

Ольга постаралась собраться.

— Что случилось? Ты здорова?

— Мама, я вполне здорова. Но я хочу тебе сказать… В общем, скоро у меня, скорее всего, будет муж.

Ольга посмотрела вокруг. Мир не изменился, все было в порядке, а один водитель из машины с интересом разглядывал ее ноги.

— Катя, я тебя поздравляю, конечно, но не рано ли? Может, надо закончить институт?

— Мама, я институт все равно через год закончу. Или уйду в академку, рожу, а потом уже доучусь.

Ольга остановилась посреди осенней улицы.

— Катя, ты что, беременная?

— Мама, еще не знаю. Но все может быть.

Вот теперь Ольга стала внимательно слушать дочь.

— Катя, я очень за тебя рада… Но ты хорошо его знаешь? И потом, мы же договаривались, сначала институт? И почему ты не предохранялась?

— Мама, я хорошо его знаю! Мы вместе уже четыре дня!!!

— А до этого?

— А до этого — переписывались в Сети целый год… И еще — он ради меня начал учить русский…

— Как… начал учить? А раньше он на каком с тобой разговаривал?

— На английском.

— О, так он что, англичанин?

— Он турок, мама!


«Так, мир куда-то катится, точно, и непонятно, когда остановится», — думала Ольга, медленно бредя мимо витрин. Англичанин или канадец — это в сознании Ольги ассоциировалось с чем-то спокойным и респектабельным. Турок… Ольга ассоциировала Турцию с фильмом «Королек — птичка певчая», с шоколадками 90-х и с последней поездкой с мужем в Анталию.

— Катя, скажи мне… Почему ты не предохранялась?

— Мам, предохраняться ему запрещает кашрут… Ой, нет, шариат. Каждый ребенок, данный богом, должен быть рожден! И потом, Ахмету…

— Ахмет? Очень приятно!!! Ты понимаешь, что это бесперспективная для тебя страна??? Что там ничего нет, кроме базара и Анталии?

— Мама, ты зря так, — в голосе Кати явно слышалась обида за своего любимого и, как знать, может быть, за свою будущую родину, — их литература уходит корнями в османский период!!! А Назым Хикмет жил в Москве!!! А султан Мехмет Завоеватель…

Ольга перестала слушать. Судя по выверенным фразам Кати, дочь тщательно изучила вопрос и подготовилась к разговору с родителями.

«Мехмет Завоеватель… Этого еще не хватало!»

— Доченька, все хорошо, я рада за тебя. Очень рада! Только давай пока ничего не скажем папе? — голос Ольги стал мягким и ласковым.

— Мамочка, я как раз собиралась спросить, сможешь ли ты ему сама все это рассказать… Я очень тебя люблю, ты у меня такая умничка, придумаешь что-нибудь! Пожалуйста!

Ольга представила, как она скажет Андрею об этом. Конечно, он не будет скандалить, а просто уйдет в себя, всем видом говоря: «А, черт с вами, делайте что хотите…»

Андрей не очень любил Восток. А юг приводил его в какую-то грусть, меланхолию, задумчивость. Ольга наблюдала это за ним в Анталии, в Дубаях, в Египте. Мужа не удивляли ни торговцы на улицах, ни постоянный шум, не радовали яркие краски. Он всегда предпочитал более тихие и умеренные страны. Норвегия — это была его стихия и его страсть. Правда, они туда так и не полетели, но все время собирались. Ну что ж, Турция так Турция. Надо с Андреем поговорить. Ольга продолжила осторожно расспрашивать Катю.

— Катя, а чем этот твой…

— Ахмет.

— Да, Ахмет, чем он вообще занимается?

— Он студент, мама.

— Та-а-ак… а что изучает, не скажешь?

— Подводную археологию в университете Стамбула. Понимаешь, в их стране эта специальность просто невероятно востребована!

Ольга попыталась представить себе турка Ахмета, подводного археолога, рядом со своей Катей, не смогла и ответила:

— Хорошо, доченька. Я что-нибудь придумаю и подготовлю папу. А ты пока купи тест и жди. Как что-то выяснится — сразу мне все сообщай.

— Спасибо, мамочка! Я завтра наберу тебя.

Катя отключилась. Ольга поняла, что ей требуется пройти пешком еще километра полтора — подумать.

Благо, новые сапоги были так же хороши, как и устрашающа их цена. Ольга осторожно обходила лужи и все думала, думала, думала.

Как когда-то бабушка, Ольга пыталась понять, что именно нашла Катюша в этом совершенно неведомом Ахмете, будущем подводном археологе, к тому же яром приверженце кашрута, а нет — шариата.

Бабушка, в который раз вспомнив о своем командарме, заставила тогда внучку закрыть глаза и описать своего Андрея так, как будто перед ней портрет в полный рост. И все сердилась, что Ольга сбивается то на сленг, то на воспоминания об общих друзьях, походах, книжках.

— Дурочка, ну разве об этом я тебя спрашивала? Я хочу знать, кто он, твой Будников! Какой он, как ведет себя с моей любимой внучкой, что говорит! А вовсе не то, как вы ездили на вылазку!.. Нет, и не то, как Димка (кстати, что за Димка?) пытался пригласить тебя на «Юморину» во Дворец Студентов, а Будников уговорил, что в такой славный апрельский денек куда лучше не сидеть в четырех стенах, а отправиться в лесопарк…

Умная бабушка прекрасно понимала, что о том, как Ольга целовалась со своим Будниковым, внучка все равно не расскажет. Понимала она и то, что кавалер вытащил Ольгу в лесопарк именно для того, чтобы всласть и без свидетелей целоваться до одури. А вовсе не для того, чтобы погреться под лучами весеннего солнышка. Тем более что день был на диво сумрачный, промозглый, куда больше похожий на конец февраля, чем на начало апреля.

— Ну ба, ну… Он такой… Высокий, на голову выше меня… Нет, больше.

— Ох, девочка… Итак, он более чем на голову выше тебя. Широк ли в плечах?

— Ага, плечи широченные, руки… Знаешь, ба, такие ладони, что мне больше напоминают лист тетради, чем руку.

— В мое время широкие руки напоминали лопаты… Узки ли бедра? Длинны ли ноги?

— Ба, ну ты чего? — Ольга покраснела.

— Детка, не красней. Я хочу увидеть его теми же глазами, какими видишь его ты. Вот потому и задаю вопросы.

— Ба, — Ольга все-таки не находила в себе сил описать любимого. — Мне кажется, что он самый лучший. И, конечно, самый красивый.

Бабушка тяжело вздыхала, переживая, что сейчас внучка еще не понимает, какой красотой должен быть красив настоящий мужчина. Ну, пусть пока будет просто «самый красивый».

— А что он умеет, кроме того, чтобы складывать слова в осмысленные фразы? Колет дрова? Скачет верхом? Пьет, не морщась, спирт?

— Ба, почему спирт? Почему дрова?

— Что он еще умеет, девочка? — бабушка почти сердилась.

— Он… Ну, вот были мы на вылазке… Он костер складывает и зажечь его может даже от щепочки. Плавает классно.

— Детка, а на руках тебя носит? Стихи читает? Цветы дарит?

— На руках носит…

Ольга покраснела, вспомнив о том, как Андрей, действительно взяв ее на руки, поскользнулся на влажном песке и упал вместе с ней, «драгоценной ношей», в довольно холодную майскую речную воду. И, конечно, Ольге никогда не забыть и то, что было потом, в палатке, когда Андрей сначала растирал ее водкой, а потом пытался отпоить.

— Стихи не читает. Он же филолог, журналист. Корявое стихосложение у него вызывает смех. А классическое… Он начал было читать Пушкина, но я же помню его не хуже, а читаю так точно лучше.

— Нет в тебе, дурочка, романтики… Могла бы и промолчать.

Ольга недоуменно посмотрела на бабушку, а бабушка — укоризненно на внучку. Увы, укорять-то следовало ей в первую очередь саму себя: не научила девочку кокетству, не объяснила, что такое женская мудрость. Вот и выросла Оленька наивной и правильной до приторности.

— Зачем??

— А цветы?

— Дарит, ба, конечно дарит! Он даже знает, какие я цветы люблю, а какие не люблю.

— И то хлеб…

Бабушка нашла в себе силы не продолжать расспросов. Время все расставит по своим местам.

Оно и расставило: любимые некогда Ольгой белые пионы уступили свое место белым розам, причем местного разведения, на смену банальному «Наполеону» пришли сложные тирамису и эклеры, вместо ординарного «Саперави» на полке воцарился двуцветный «Шериданс», а на туалетном столике вместо «Жди меня» теперь стояла «Соня Вандербильт».

Наверное, и тот, Андрей из восьмидесятых, тоже уступил место какому-то другому, совсем незнакомому Андрею.

Только вот теперь уже некому было этого нового знакомого незнакомца описать…

— Но почему Катя позвонила? — вслух задала себе вопрос Ольга. — Неужели этот Ахмет существует на самом деле? Неужели существует, и отношения с ним зашли так… далеко?

До дома оставалось не меньше десяти минут пешком. Все их Ольга потратила на то, чтобы понять, пошутила ли ее дочь или…

«Она что, хотела так нас помирить?.. Чтобы мы стали суетиться из-за ее дел и перестали заниматься «стариковской чушью»?

Загрузка...