Любовь и слава

Глава 4

Китти сжигало любопытство. Но в то же время она рассердилась. Доктор Симз просил ей передать, чтобы она непременно зашла к нему в кабинет, когда закончит все свои дела. Как всегда, ей не терпелось поскорее уехать домой. Еще раньше Китти продала фургон и мула и купила себе лошадь, потому что ездить верхом было куда быстрее. Обычно поездка за малышом Джоном до Мэтти занимала у нее чуть больше получаса, если пустить кобылу легкой рысью, а там до дома оставалось всего каких-нибудь четверть часа быстрой езды.

Китти шла по длинному вестибюлю к кабинету доктора Симза. Выглянув в окно, она заметила, что на небе собирается очередная весенняя гроза. От перспективы проехаться под дождем настроение у Китти не улучшилось.

В конечном счете сегодняшний день оказался на редкость утомительным. Работать под ее началом записались двенадцать женщин, а после двух недель из двенадцати осталось только семь. Теперь же их было всего шестеро. Да и то одна из них упала в обморок прямо во время операции. Китти понимала, что на этом карьера молодой женщины и закончится.

Китти вздохнула. Наверное, ее затея с самого начала была глупой. Голдсборо – городишко крохотный, и больница в нем тоже маленькая. И уж если женщины по-настоящему интересуются работой сестры милосердия, им лучше всего надо было бы поехать в большой город, такой как Роли или Уилмингтон, где и условия лучше и где можно научиться современным методам ухода за больными.

У закрытой двери доктора Симза Китти чуточку замешкалась. После войны этот человек опустился, частенько напиваясь. Его, как и многих других южан, подавило сознание поражения. Потом, когда янки постепенно стали перемещаться на север, вся ответственность за больницу легла на доктора Симза. Несмотря на свой возраст, он отнесся к делу с большим рвением и вновь снискал себе уважение. И не только со стороны Китти, но и всех горожан.

Стоя перед дверью, Китти вспомнила и многое другое, но эти воспоминания вызвали у нее боль. Стоило лишь закрыть глаза, и сразу же возник в сознании тот роковой, ужасный день, когда ее выгнали из больницы. Просто выбросили на улицу. А идти ей было некуда. И она уже носила под сердцем дитя Тревиса.

В тот день доктор Малпасс, главный доктор янки, вызвал Китти в этот самый офис, чтобы обсудить с ней вопрос о ее беременности, которую она якобы пыталась от всех скрыть. Китти разозлилась и резко заявила, что ей нисколько не стыдно носить под сердцем ребенка капитана Колтрейна. Она сказала, что, как только капитан вернется с задания, на которое его послал генерал Шерман, они тут же поженятся. Потом она попросила избавить ее от столь неприятного для нее разговора и напомнила доктору Малпассу, что ее ожидают пациенты.

Китти так отчетливо вспомнилось, как он в ярости вскочил на ноги и заявил, что, разумеется, святая обязанность врача – лечить пациентов. И тут же завизжал: «Но этих пациентов не должна лечить женщина сомнительного поведения!»

А потом он приказал Китти покинуть больницу. И не только во благо пациентов, но и для сохранения добрых отношений между федеральными властями и местным населением. Сейчас, вспоминая его слова, Китти содрогнулась, потому что именно с этого и начался тот страшный кошмар с Кори. А кошмар этот преследовал ее потом всю жизнь.

Недовольная тем, что позволила себе ворошить прошлое, которое вновь причинило ей боль, Китти постучалась в дверь. Доктор Симз сразу же откликнулся на стук, и Китти вошла. Он уже поднялся ей навстречу и протянул руку.

– Садитесь, садитесь, – широко улыбнулся доктор. – Китти, дитя мое! Нам так редко удается поболтать. Я уже давно хотел вам сказать о вашей великолепной работе. Вы прекрасно обращаетесь не только с больными, но и с персоналом. Вы человек совершенно необыкновенный. И если кого-то Бог создал для вспомоществования страждущим, так это именно вас, дитя мое.

Китти сдержанно улыбнулась и робко села на предложенный Симзом стул. Слушать похвалу было очень приятно. Но Китти так устала, да еще надо ехать обратно домой. Опустив глаза на забрызганный кровью халат, она сказала напрямик:

– Спасибо за комплименты, доктор, но мне и впрямь надо идти. До моего дома ехать далеко.

– Я знаю, дорога очень дальняя. – Доктор положил ей на плечо руку в знак понимания. – И именно по этой причине я и просил вас зайти ко мне сегодня. Миссис Симз и меня давно беспокоит, что вам каждый день приходится ездить так далеко.

Доктор взгромоздился на край стола и сложил руки на груди. Китти вопросительно на него посмотрела.

– Ну, взять для примера хотя бы сегодняшний вечер. – Симз махнул рукой в сторону окна, за которым сгущались сумерки. – Видите, как вы опять задержались? Ваши подопечные ушли уже несколько часов назад.

– У нас был очень тяжелый больной, – быстро пояснила Китти. – Он попросил меня с ним посидеть, а я отказать не могла.

– Ага, но только вы так поступаете слишком часто, верно? – Доктор Симз погрозил ей пальцем. – Вы делаете больше, чем требует от вас простой долг, Китти. Это восхитительно, но дело в том, что вам в конце дня предстоит столь долгая дорога. А для молодой леди ехать по сельской дороге одной в наши дни совсем не так безопасно.

– Значит, вы хотите, чтобы я уходила с работы пораньше, – пожала плечами Китти. – Хорошо, я попробую. А теперь, если позволите, я с вами попрощаюсь и сразу же отправлюсь в свою дальнюю дорогу.

Китти стала подниматься, но доктор Симз знаком остановил ее и поспешил закончить свою речь:

– Нет, я пригласил вас сюда не для этого. Мы с миссис Симз разговаривали по поводу вас. И хотели бы предложить вам комнату с питанием в нашем доме, чтобы вы могли после работы оставаться в Голдсборо, а не ездить каждый день домой. Денег мы с вас брать не будем, понимая, что ваша великолепная работа в больнице оплачивается совсем не так, как следует.

– Одну минутку, доктор, – умоляюще сложила руки Китти. – Услышать такое предложение от вас и вашей жены – просто замечательно! Я очень ценю вашу доброту. Но пожалуйста, не забывайте, что у меня есть сын. Мне и так тяжело не видеть его весь день. И я не могу отказаться от возможности побыть с ним хотя бы ночью.

Доктор Симз кивнул:

– Я это знаю, Китти. Я понимаю ваши чувства, но не сомневаюсь, что миссис Гласс будет с радостью брать его к себе на ночь. А у вас еще останутся суббота и воскресенье.

– Нет, доктор. Это совершенно невозможно. – На сей раз Китти решительно встала. – Я не стану сына оставлять с Мэтти на всю неделю. Наверное, мне не следовало бы браться за эту работу. Но муж мой далеко, и неизвестно, когда вернется. А у меня другого выбора нет: надо работать, чтобы были деньги на еду и одежду для сына и для меня самой. Это нелегко, но когда вернется Тревис, мы снова наведем в нашей жизни порядок.

Китти увидела в глазах доктора сочувствие и поняла, что он, как и очень многие, в возвращение Тревиса не верит.

– Благодарю вас за ваше доброе предложение, доктор Симз. – Она кивнула и пошла к двери, но у порога обернулась: – И пожалуйста, передайте миссис Симз, что я ей глубоко признательна. Но принять ваше предложение не могу. Я просто постараюсь каждый день уезжать пораньше. А сейчас, если не возражаете, я отправлюсь в дорогу.

Китти вышла, закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, медленно выдохнула. Нет, она ни за что не согласится оставлять сынишку у чужих людей. Даже думать об этом смешно. Да к тому же она вовсе не боится возвращаться в позднее время.

Китти уже выходила из вестибюля, когда ее окликнула одна из медсестер:

– Миссис Колтрейн, можно с вами поговорить?

Китти вздохнула и, повернувшись, увидела очень взволнованную женщину.

– Мистеру Уолласу, которого оперировали этим утром, сейчас стало хуже, – задыхаясь, сообщила медсестра. – Боюсь, одна не справлюсь. Он просит вас. Я знаю, сейчас уже поздно. Но может быть, вы бы с ним просто поговорили, как-то успокоили его. Мы пытались это сделать, но у нас ничего не получилось.

Китти, ни минуты не колеблясь, поднялась с женщиной на третий этаж. Ничего удивительного, что сестрам не под силу справиться с Фрэнком Уолласом. Наверное, никто из них никогда в жизни не присутствовал при ампутации. Еще менее вероятно, чтобы кто-то из этих сестер знал, какой уход нужен пациенту после такой операции. Ведь никто из них не был на войне. Хорошо уже то, что они хотят помогать страждущим, но им придется научиться спокойно воспринимать всякие ситуации, даже вызывающие тошноту.

Фрэнк Уоллас лежал на спине и стонал. В его распахнутых глазах застыла боль. Белая простыня, покрывавшая культю на левой ноге, была вся в пятнах крови.

– Его только что осмотрел доктор Бэтсон и дал ему немного морфия, – нервно заговорила женщина.

– Нужно сменить бинты, – резко сказала Китти. Столь раздраженный тон был неприятен даже ей самой, но говорить по-другому сейчас она не могла.

Женщина вся напряглась.

– Мы их недавно сменили, не больше получаса назад.

– Тогда сделайте это еще раз, пожалуйста. – Китти подошла к краю кровати. – Фрэнк, это я, Китти. Вы просили, чтобы я пришла? – прошептала она.

Фрэнк поднял руку и с удивившей Китти силой сжал ей запястье.

– О, Китти, слава Богу, вы здесь. – Голос его звучал тихо, еле слышно. – Когда вы рядом, я всегда чувствую себя лучше.

– Вот и хорошо, Фрэнк. Я посижу с вами, пока вы не заснете. – Она сняла со своего запястья руку Фрэнка и положила ее ему на грудь, а потом подтянула его простыню до самого подбородка.

Глаза Фрэнка, только что казавшиеся остекленевшими, теперь выражали благодарность. Китти придвинула стул и присела у кровати.

– А вы будете здесь, когда я проснусь? – с надеждой спросил он.

Китти наклонилась пониже, чтобы Фрэнк увидел ее улыбку. Она надеялась, что улыбается достаточно бодро.

– Вы, Фрэнк, почувствуете себя значительно лучше, после того как выспитесь ночью, и вам уже будет все равно, здесь я или нет. Так что, Фрэнк, лежите себе тихонечко и постарайтесь уснуть.

– …отрезали мне ногу, – с трудом выдохнул тяжкие слова Фрэнк, и в уголках его глаз появились слезы. – А я сказал, что скорее умру, чем позволю ее отрезать. И я умру. Теперь я больше не мужчина.

Китти заговорила решительным тоном:

– Если, Фрэнк, вы намерены нести чепуху, я тотчас же уйду. Вы же понимаете, что вы не первый солдат, который потерял ногу спустя много времени после войны. И вы наверняка не будете последним. Сейчас столько раненных на войне, у которых до сих пор не вынуты пули. И рано или поздно раны нагноятся, и этим беднягам будет тяжко. И вы не смейте говорить, что хотите умереть. Я не желаю слышать от вас, что теперь вы больше не мужчина. Вы даже очень-очень мужчина, Фрэнк, и я вами горжусь.

Китти замолчала и снова наклонилась к больному. Увидев, что он уже заснул, она с облегчением вздохнула. Морфий да слова утешения сделали свое дело.

Медсестра пришла в восторг:

– Вы, миссис Колтрейн, так умеете разговаривать с пациентами! У вас какой-то особый к ним подход, которого у нас, наверное, просто нет.

Китти устало поднялась.

– Это не особый подход. Просто надо дать пациентам понять, что кто-то переживает их боль вместе с ними. – Жестом показав на запачканную кровью простыню, Китти сказала: – Пожалуйста, смените простыню. Когда Фрэнк проснется и увидит кровь, это вряд ли пойдет ему на пользу.

Китти вышла из больницы и направилась к загону, где стояла ее кобыла. Уже стало темно. Нащупав уздечку и седло, она взобралась на лошадь и выехала на улицу.

Ехать верхом по городу было не так уж и плохо. Вдоль дороги горели фонари, освещая путь. Как всегда, дома и магазины навевали разные воспоминания, иногда грустные, иногда хорошие. Проезжая бакалейную лавку Дантона, Китти нахмурилась. Промелькнули затемненные окна. Джерому Дантону принадлежит половина города Голдсборо и большая часть близлежащих земель. Но никакой зависти у Китти не было, только одно-единственное желание: лучше бы она больше никогда в жизни не встречала ни самого Дантона, ни его сварливой жены.

Ночное небо было затянуто грозовыми тучами, которые время от времени пересекали зигзаги молний. Тогда на короткий миг освещалась дорога. Китти постепенно выехала из города, и теперь ее путь лежал по сельской местности. Иногда дул теплый ветерок, от которого начинала шелестеть над головой листва. Что-то зловещее было в этом звуке. Китти отпустила поводья, и кобыла двигалась своим быстрым ходом. Только бы в дороге ничего не случилось, подумала Китти. Одному Богу было известно, как ей хотелось домой.

Голова Китти стала опускаться все ниже и ниже. Господи, как бы было чудесно забраться в постель прямо сейчас! Китти выругала себя за то, что так задержалась. Пока она доберется до Мэтти, Джон уже будет спать. Мэтти начнет уговаривать Китти оставить малыша на ночь, доказывая, что забирать у нее Джона только для того, чтобы утром снова привозить сюда же, – это чистая глупость. Но для Китти было необходимо побыть с сынишкой.

Тревис. Как же она по нему скучает! Китти молила Бога, чтобы и муж так же скучал по ней. Если бы только все сложилось иначе!

Вдруг на нос Китти упала капля дождя. И это было лишь кратким предупреждением, после которого небо разверзлось и хлынул ливень. В считанные минуты Китти промокла до нитки, и никакого укрытия нигде видно не было. Непрекращающийся ливень, все усиливающиеся вспышки молний и раскаты грома напугали кобылу.

Небо взорвалось желто-белым огнем, который высветил впереди мост. И вскоре топот копыт по деревянной мостовой стал еле слышным, потому что все заглушил рокот сердитых стремительных вод реки Неузы. Эти воды вливались в глубокие болота по ту сторону моста. Нервы у Китти напряглись. Она понимала, что в такой низине кобыла может в любую минуту просто увязнуть.

Потом еще раз сверкнула молния, и Китти увидела то, что так искала, – старую бревенчатую хижину, которая когда-то принадлежала семье Орвила Шоу. Домишко и в старые времена не был роскошным, загнивал даже тогда, когда в нем жили. А теперь, в полном запустении, он просто разваливался. Тем не менее хоть и плохонький, но все-таки приют!

– Сюда, сюда, старушка! – Китти медленно направила кобылу прямо к хижине. – Мы переждем здесь дождь, пусть льет хоть всю ночь.

Лошадь подъехала к крыльцу, и Китти спешилась. Она медленно повела кобылу внутрь дома. Только бы не обвалилась на них крыша – ведь это может случиться в любую минуту! Из-за грозы все, что еще от этого домишки оставалось, теперь содрогалось и колыхалось. К счастью, внутри хижины было сухо.

Китти нашла на стене гвоздь, намотала на него поводья, а потом с удовольствием опустилась на грубый дощатый пол.

Пребывание в этой хижине напомнило Китти об Энди Шоу. Среди многочисленных детей Руфи и Орвила Энди она любила больше всех. Волосы у него были огненно-рыжие. Несмотря на то что семья бедствовала, а отец здорово выпивал, на веснушчатом лице этого юноши всегда светилась улыбка.

И снова, как всякий раз, когда Китти вспоминала милого Энди, ее опять пронзила острая боль. Энди ушел на войну с отрядом южан, но потом заявил, что поддерживает северян. Сделал он это скорее в силу своей огромной привязанности к Тревису, а не из каких-то других соображений. По крайней мере так думала Китти. И именно на руках Тревиса Энди и умер после того, как его ранило в сражении у горы Лукаут. Там же был и Сэм. Тревис говорил Китти, что Энди принял смерть мужественно, как настоящий мужчина. А ведь на самом-то деле он был совсем мальчишка.

Подумав об Орвиле, отце Энди, Китти содрогнулась. Еще никогда не было на земле человека худшего, чем Орвил Шоу, если не считать Люка Тейта, конечно. Когда-то Люк был надсмотрщиком на полях у семьи Натана. Его уволили за то, что он набросился на Китти. В отместку он и его поганые дружки увезли Китти. Среди этих головорезов был и Орвил Шоу. Банда направилась в горы Северной Каролины. Было это в мертвый сезон зимы. В приграничной зоне между Западной Виргинией и Северной Каролиной Люк чувствовал себя в безопасности. Эта территория не участвовала в войне Севера и Юга и считалась нейтральной. Люк и его люди совершали грабительские набеги. Нападая на тех, кто сочувствовал янки, они одевались в форму конфедератов, а когда грабили южан, облачались в одежды янки. По-видимому, там, где людей разделяли их политические пристрастия, Люку было очень привольно.

Именно в один из таких налетов в Орвила Шоу стреляли. Люк привез его на стоянку и приказал Китти лечить раненого. У Орвила раздробило кости локтя. Китти хорошо знала все, чему ее научил док Масгрейв, и прекрасно понимала, что в таких случаях, кроме ампутации, ничем помочь нельзя. До этого ей никогда подобных операций делать не приходилось. Но она помнила все наставления дока и провела операцию, уповая на свою крепкую память и Божью помощь.

После операции Китти вышла из хижины за водой и, не останавливаясь, все шла и шла, хотя рисковала закоченеть от холода. Ей хотелось одного – скрыться от Люка и его людей. Но он помчался за ней вслед, намереваясь изнасиловать прямо на снегу. Но тут внезапно нагрянули янки.

Вспомнив, как она тогда впервые заглянула в ледяные глаза капитана Колтрейна, Китти и сейчас улыбнулась. Эти глаза были стального цвета. Не голубые и не серые, а с каким-то особым оттенком. Волосы у этого мужчины были блестящие и черные как вороново крыло. Несмотря на пылающую в нем ярость, он был очень красив.

Китти в отчаянии бросилась ему на грудь. Она колотила его кулаками, рассказывая, что ее похитили бандиты и она хочет вернуться домой.

Пропустив мольбы Китти мимо ушей, Колтрейн не сводил с нее чертовски сверкающих глаз. А потом прошептал:

– Да вы просто красавица! Понятно, что любому мужчине захочется держать такую в плену!

Китти взорвало от откровенно голодных взглядов, которыми этот наглец пожирал ее тело.

– Я требую, чтобы вы отвезли меня домой! – закричала она.

А он очень тихо прошептал:

– Мисс Правота, похоже, вы ничего не понимаете. Видите ли, я капитан Колтрейн, я из федеральной армии, а вы теперь пленница моя.

Сейчас, сидя в ветхой хижине, Китти тихо засмеялась. Вот так она и познакомилась с Тревисом. В то время она думала, что это все было лишь продолжением ее ночного кошмара. Но при всей ярости и злости между ними были нежность и страсть. Огонь и страсть. Они были просто мужчиной и женщиной. Их желание обладать друг другом и любовь перемешивались с ненавистью. «Господи, – взмолилась Китти, – дай мне когда-нибудь снова почувствовать такую же радость, такую же всепоглощающую любовь!»

Погруженная в свои воспоминания, Китти вскрикнула, увидев в дверях тень мужчины.

– Не пугайся, – произнес голос со знакомым южным акцентом, – это я, Китти. Я о тебе беспокоился и поехал вслед.

– Джером! – в ярости вскочила Китти. – Как ты узнал, что я здесь?

Джером пересек комнату и подошел вплотную к Китти.

– Я закрывал лавочку, когда увидел, что ты едешь мимо. Было ясно, что начинается сильная гроза, и я решил предложить отвезти тебя домой в своей повозке. Пришлось задержаться – не сразу впряг лошадь, а ты тем временем уже уехала вперед. На дороге это самое ближайшее от города укрытие. Я предположил, что ты будешь тут.

– Напрасно ты отправился за мной, – отрезала Китти. – Сколько раз, Джером, мне надо тебе повторять, что мне от тебя абсолютно никакой помощи не надо? Мы никогда не сможем стать друзьями. Пожалуйста, уезжай. Я поеду домой, как только перестанет дождь.

– А он не перестанет. По крайней мере до утра. Я таких весенних гроз на своем веку повидал. Ты будешь здесь торчать до самого полудня. А ехать тебе дальше одной вовсе не безопасно. Тем более что после таких дождей эти низины бывают сильно затоплены.

– Я скорее предпочту поехать по опасной дороге, нежели останусь наедине с тобой, Джером Дантон. – Китти положила руки на бедра. Глаза ее гневно сверкали. – Я тебя предупреждаю: убирайся отсюда и оставь меня в покое!

– А если я не уеду, что тогда будет, а, Китти? – захохотал Джером. – Что ты можешь сделать, а? Мы с тобой одни, а на улице бушует гроза. Только та гроза ничто в сравнении с грозой у меня внутри. И эта моя гроза бушует с того самого первого дня, когда глаза мои увидели твое прекрасное тело.

Джером ринулся к Китти, схватил ее за груди и потянулся губами к ее рту.

– Наконец-то я овладею тобой, моя дорогая, – прохрипел он, подставляя ногу ей под колено и лишая равновесия. Повалив Китти на пол, Джером прижался к ней всем телом.

Она закричала, но Дантон прижался губами к ее рту. Когда же Китти укусила его в губу, он рванул корсаж на ее платье и грубо сжал ее обнажившуюся грудь.

– Только попробуй крикни еще раз, маленькая злючка!

Джером сжал пальцами ее соски, и Китти от боли застонала.

– Ах ты, ублюдок! – вдруг разрезал тишину женский вопль. – Ах ты, проклятый, подлый ублюдок! А ты грязная потаскуха! Я все время подозревала, что ты прилипнешь к моему мужу при первой возможности!

Вдруг что-то вспыхнуло, мгновенно возникла искра и зажегся фонарь.

– Нэнси, нет, нет! – Джером стоял на коленях, пытаясь подняться. Он умоляюще протягивал к жене руки. – Она меня сюда заманила. Я и понятия не имел, что у нее на уме. Она…

– Заткни свою мерзкую пасть! – закричала Нэнси и повыше подняла фонарь. – Я прекрасно знаю, что здесь происходило. Ты подумал, что я не стану за тобой следить? А я все же поехала сюда, чтобы застать тебя на месте преступления.

– Все не так, как ты думаешь, – твердил Джером, пытаясь всеми силами восстановить свое достоинство. – Ведь ты сама знаешь, какая она шлюха. Ей нужны деньги. И она меня обманула: притворилась, что попала в беду.

– А ты попался на ее удочку, – прошипела Нэнси. – Как и все другие, которых она околдовала своими чарами. Я, мой муженек, знаю ее слишком хорошо. Она уже давно приносит мне одни несчастья. Но больше этого не будет!

Китти, придерживая разорванный корсаж, села прямо и, со злостью взглянув на Нэнси, закричала:

– Ты просто самовлюбленная идиотка! Как ты осмеливаешься даже думать, что я хочу твоего мужа? Джером поехал сюда вслед за мной и попытался меня изнасиловать. Можешь не сомневаться – я сейчас же поеду к шерифу. Я даже покажу ему ссадины у меня на груди, если будет нужно. И ни тебе, ни ему не удастся отвертеться. – Китти встала, голос ее не слушался, колени дрожали. – Сколько раз ты меня обижала, Нэнси? Я даже сбилась со счета. Но теперь этому конец.

– Стой где стоишь!

Джером чуть не задохнулся, увидев в руках жены ружье.

– Господи, Нэнси, да положи ты свое ружье!

– Я им не воспользуюсь, если она не вынудит меня, – угрожающе проговорила Нэнси. – Но если и воспользуюсь, то ни секунды об этом не пожалею.

Китти заморгала.

– Ты… ты сумасшедшая! – прошептала она, качая головой.

Нэнси криво улыбнулась. Зубы у нее напоминали клыки зверя.

– Возможно, я сумасшедшая, Китти Райт. Стоило мне захотеть мужчину, как я начинала бояться, что ты украдешь его у меня! От этого любая женщина сойдет с ума. Но сейчас я избавлюсь от тебя раз и навсегда. Больше ты мне помехой не будешь, Китти Райт.

Джером сделал шаг вперед, но Нэнси нацелила ружье на него и завизжала:

– Я выстрелю, если ты меня попробуешь остановить, Джером. Немедленно убирайся отсюда, садись в свою повозку и поезжай в город. Я сама со всем справлюсь.

Джером нерешительно перевел взгляд на Китти и снова посмотрел на жену:

– Я не могу оставить тебя в таком состоянии. Не могу допустить, чтобы ты ее убила. Убери ружье, и мы поговорим.

– Как же, поговорим! – расхохоталась Нэнси. – Поезжай-ка ты домой, мой верный, мой любящий муженек! Я приеду попозже. И не тревожься: я не стану стрелять в эту блудливую интриганку.

– Так что же ты собираешься делать? – заикаясь, спросил Джером.

Левой рукой Нэнси высоко держала фонарь, а правая крепко сжимала ружье, нацеленное на Китти. Чуть повернув голову в сторону мужа, Нэнси презрительно произнесла:

– Я теряю терпение, Джером. Убирайся отсюда! Я разберусь с тобой, когда вернусь.

Джером упрямо покачал головой:

– Не уеду! Я не хочу, чтобы ты совершила преступление. Ты моя жена и будешь делать то, что скажу я.

Нэнси подняла бровь, и глаза ее сверкнули от явного изумления.

– О, так, значит, теперь приказы отдаешь ты? Не зли меня, Джером. Единственное, почему я тебя не застрелила, так только потому, что я знаю Китти и знаю, как она, ведьма, околдовывает всех вас. Я понимаю, что и ты ничего с собой поделать не можешь. Только сейчас ты уж прояви благоразумие и не вмешивайся. В конце концов, тебе бы следовало знать, что мне известно про все твои темные делишки за все эти годы. И уж если я расскажу, что мне ведомо о твоих хитрых уловках в бизнесе, то ты всю свою оставшуюся жизнь сможешь провести за решеткой.

Джером задохнулся от ярости и не сразу ответил.

– Ты сама не знаешь, какую чепуху несешь! Смешно слушать твои глупые угрозы!

– Ах ты, желторотый ублюдок! – Визг Нэнси перекрыл шум грозы. – Если ты сейчас же отсюда не исчезнешь, я пристрелю вас обоих, и дело с концом.

– Давай, давай! Пристрели ее! И пусть тебя повесят! Ведь они женщин вешают, чтоб ты знала. – Джером говорил, а сам медленно отступал к двери. – Да плевать мне, что бы ты там ни делала, женщина. Ты просто сумасшедшая. И всегда была такой! А я, дурак, на тебе женился.

Добравшись до двери, он повернулся и бросился на улицу, мгновенно исчезнув среди завывающего ветра и бешеного ливня.

Сразу же промокнув насквозь, Джером поспешил залезть в повозку и не заметил стоявшего рядом человека. С полей его низко надвинутой на лицо шляпы падали капли воды. Незнакомец промок до самых костей, но не обращал на это никакого внимания. Он упорно смотрел на хижину, стараясь разглядеть, что там происходит. Его ожиданию почти пришел конец.