Любовь как закладная жизни

Глава 27

Он закрыл двери как можно тише. Час ночи — малышка стопудово спит. Повесил пальто, снял туфли и прошел по коридору, в котором она всегда оставляла для него свет. И остановился в дверях спальни, привыкая к темноте.

Да, Бусинка спала. Как обычно, укрывшись чуть ли не до самого носа. Это смешило Вячеслава: она просто укутывалась в одеяло, пока лежала одна. Но стоило ему лечь рядом — и Бусинка, даже не просыпаясь, начинала выпутываться из своего «кокона», откидывать одеяло, чуть ли не сбрасывая на пол. Вячеслав, понимая так, что раз до этого она куталась, то Бусинка мерзнет, пытался ее опять укрыть. А она снова раскрывалась. Обычно такая полусонная возня с ее стороны продолжалась с полчаса, и если малышка не просыпалась, то заканчивалось все тем, что она устраивалась чуть ли не целиком на Вячеславе, и он укрывал ее уже вместе с собой. И вот так и удерживал одеяло поверх нее (и себя соответственно) весь остаток ночи.

Но сейчас Вячеслав не спешил укладываться на диван. Так и остался стоять на пороге, прислонившись к косяку, глядя на Бусинку и медленно вертя в пальцах все ту же зажигалку. Малышка продолжала спокойно спать, обхватив рукой подушку, на которой обычно лежал Вячеслав.

Прошло, наверное, уже минут сорок, а он так и не сдвинулся с места. И практически убедил себя, что все же стоит уехать. Из-за того, о чем уже думал сегодня. Пусть она хоть немного придет в себя, пусть расслабится. Он думал об этом весь остаток дня, не позволяя себе позвонить ей. Старался дать продых. И сейчас уйдет. Еще минуту постоит…

В итоге Боров еще двадцать минут проторчал на этом же самом месте, а потом все-таки развернулся и пошел назад, к двери. И уже даже снял пальто с крючка, когда тихий шорох заставил его замереть. Таки разбудил. Уход — теперь не вариант. Не поймет. Достав пачку сигарет из кармана, он вернул пальто на прежнее место, прислушиваясь и впитывая в себя каждый звук, сопровождающий ее сонные, медленные движения.

— Вячеслав? — тихий, немного хриплый, обалденный голос Бусинки будто горячим шаром прокатился по его спине. — Ты пришел или уходишь?

У нее был какой-то непривычный ему тон. Настолько, что Вячеслав, пытаясь уловить эти несостыковки, молча развернулся. И просто разжал часть пальцев, показывая пачку сигарет, которую держал, а сам внимательно глянул на свою малышку. И тут же об этом пожалел, забыв, что собирался сделать: вдохнуть или выдохнуть.

Она стояла на пороге. Там, где он проторчал все это время. Даже оперлась на тот же косяк плечом, держась пальцами за наличник. Голову Бусинка наклонила, и сейчас смотрела на него чуть прищуренными глазами: сонно и как-то так… Он не мог понять.

Бред. Боров свою малышку просто «читал» в последние недели. Достаточно было глянуть в глаза — и он хоть приблизительно, но понимал, что у девчонки на уме, и как ему реагировать на это. А сейчас — не мог врубиться. То ли она смотрела слишком ровно, то ли у него мозг мигом протух, когда он целиком свою Бусинку осмотрел. И ничего такого, вроде. Все даже очень прилично. Только пижамы ее и в помине не было. Впрочем, нельзя сказать, что то, что было на малышке, торкнуло его меньше.

Бах. Как получить удар под дых. Только вместо боли — нервы разом скрутило нуждой, бухнуло в голову жаром, что аж во рту пересохло. И руки сжались в кулаки. От жадности, от желания к своей малышке.

Она стояла в ночной рубашке, такой, до середины бедра. То ли шелковой, то ли атласной, хрен знает, Боров в этом плохо разбирался. И простая, вроде. Как майка на бретелях, только длинней, и в тоже время такая, что «ух». Просто ткань так прилегала, словно ластилась к коже Бусинки что и, не просвечиваясь, давала возможность то ли увидеть, то ли угадать детали.

Вот он стоял, пялился, а не мог понять — видел ли каждую черточку ее груди, с мягкими сейчас, плавными линиями сосков? Действительно ли заметил тень во впадинке пупка и треугольник, в котором сходились ее бедра? Или просто додумывал это все, следя за игрой тени и света в складках золотистой ткани на теле своей малышки. У Вячеслава зуд в ладонях прям появился от желания подойти ближе и провести рукой, расправить пальцами все эти складки, почувствовать кожей все это.

Поверх сорочки, не подпоясав, Бусинка накинула халат из такой же ткани, который сейчас медленно сползал с левого плеча, а она, похоже, продолжая дремать на ходу, не замечала этого. И пряча зевок, ежилась вместо того, чтобы запахнуться плотнее.

Что-то он раньше на ней такого не видел. А то точно сорвался бы с цепи, открой она ему как-то двери в подобном наряде, а не в своей пижаме. Вячеслав выдохнул, таки осознав, что грудь уже давит от воздуха. И снова втянул воздух в себя, ощущая, как все внутри начинает дико жечь от желания.

Бросил пачку сигарет на полку небольшого комода, стоящего у нее в прихожей под вешалкой. И в три шага приблизился к своей Бусинке, которая как раз обхватила себя руками, оттолкнувшись от косяка двери, словно пыталась согреться.

— Замерзла? — спросил Вячеслав, обхватив ладонями ее плечи.

Или от того, что до этого он молчал, или еще с чего-то, голос сипел, грубо нарушив сонную тишину квартиры. Так, что Бусинка даже легонько вздрогнула. Но кивнула. А у него не вышло остановить свои руки, и ладони Вячеслава уже скользили по ее шее, спине, плечам, непонятно — растирая, чтобы согреть? Или все же в жадной попытке коснуться всего, чем дразнила, пряча, эта мягкая и шелковистая ткань сорочки.

Агния шумно втянула носом воздух, явно ощутив то, что Вячеслав и не пытался скрыть, и потянулась ему навстречу. А Боруцкий, обхватив одной ладонью ее затылок, запрокинул голову малышки и поймал ртом ее приоткрытые губы, целуя со всей той потребностью, которая еще днем вены жгла. Ощутил, как она привстала на носочки и закинула руки ему на шею, обнимая. И загребая полными жменями ее распущенные волосы, эту ткань и саму Бусинку, поднял малышку на руки.

— А что с пижамой случилось? — так же хрипло поинтересовался он, продолжая целовать ее, добрался до горячих щек. Прошелся губами по прикрытым векам. Шагнул вперед, внося ее в комнату.

— Постирала…? — он не понял, объяснила или сама спросила его девочка с лукавыми нотками в голосе.

Но точно ощутил подбородком, как сжались ее губы, когда она попыталась подавить улыбку, целуя в ответ его щеки, подбираясь к шее.

— А не околеешь от холода в сорочке? — опустившись на диван так, чтобы усадить ее себе на колени, хрипло поинтересовался Вячеслав.

— Ты же не уходишь? — Агния спросила это ровно. Спокойно.

Но он успел ощутить ладонями, как она напряглась, замерла. А потом обмякла, словно заставив себя расслабиться.

Поняла, значит, что он не курить собирался.

Уходит? Ага, фиг вам. Он пытался вспомнить, в какой карман брюк сунул презервативы. И уж точно не планировал уже никуда валить. Да его сейчас отсюда и танком не выпхаешь. Разве что вместе с Бусинкой.

Вместо ответа он сильнее сжал пальцы, снова с нажимом прошелся рукам по ее спине, плечам. Накрыл грудь, забираясь под сорочку, второй ладонью снова вернулся, запутался в волосах. И откинул свою девочку на подушки, так, что она легла на его руку. Навис над Бусинкой всем своим телом, коленом разведя ее бедра.

— Похоже на то, что я ухожу? — сдавленно хмыкнул Боров, спускаясь губами до ее груди.

Накрыл ртом сосок прямо через эту ткань, которая продолжала его дразнить. Втянул в себя, понимая, что заводится все сильнее, реально теряя контроль над собой. Хотелось ее всю, сразу: и руками коснуться каждого сантиметра тела, и губами пройтись по ее сладкой коже, подмять под себя и не выпускать. Вообще. Заставить все время быть рядом.

— Тогда не замерзну, — прошептала Бусинка ему в макушку. — Вячек! — вдруг выгнулась она, задохнувшись, когда он, собрав подол сорочки, добрался рукой до ее бедер.

Блин. Несмотря на весь его опыт, у него каждый раз в глазах темнело и в голове начинало шуметь, когда Вячеслав слышал, как она так стонала его имя своим обалденным голосом. И всегда вспоминалось, как близок он когда-то был к тому, чтобы заставить ее это делать. И как был благодарен, черт знает чему, что его все-таки остановило. Не дало сломать свою девочку.

— Вячек, я… — задыхаясь, Агния прижалась губами к его виску, надавила ладошками на его плечи, словно останавливая.

Капец, это была не такая и простая задача, отреагировать на ее действия. Тем более что он не врубался, что именно заставило ее затормозить.

— Что, малышка? — он приподнялся, обхватив пальцами щеку Бусинки, заглянул в глаза, в которых не осталось ни тени сна.

Зато там кружилось что-то такое напряженное и неуверенное.

Добравшись большим пальцем до ее рта, Вячеслав прижал уголок губ, который она закусила, высвобождая. И немного отклонился, нахмурившись, вглядываясь.

Она продолжала обнимать его, да так, что пальцы вжимались в плечи, тянули ткань его рубашки, царапали. Словно малышка хотела ее порвать. А потом закрыла глаза на мгновение и, молча покачав головой, сама потянулась к его губам. Вячеслав не успел, а может не хотел отстраняться. Он уже был на той стадии, когда все мысли, кроме плана определенных последовательных действий, в мозгу задерживались с трудом. Еще пять минут назад отпустил все тормоза. И ее поцелуй, уже куда более искушенный, только усиливал его горение. Честно говоря, он не думал, что она настолько стремиться дать в их отношениях. Скорее допускал, что позволит брать. Но, сразу заявив, что готова для него что угодно сделать, малышка, оказывается, таки именно это имела в виду. Не то, чтоб Вячек на нее давил или пер в этом плане. Блин, да он кайфовал просто от того, что заполучил ее. Но девочка стремилась узнавать, что именно в ее действиях доводило его до белого каления. Пусть не всегда с уверенностью, но пыталась и училась

Вот и сейчас, от ее поцелуя, в разы более смелого и открыто страстного, чем в начале; от того, как она притянула его голову к себе, легко давя ладошками на затылок; от того, как выгнулась под ним, откровенно скользя своим телом по его, показывая, что и сама на взводе — у него мозг отключился. Вжав малышку в диван так, чтоб лишь бы не причинить боли, он потянул вниз ее белье, стянув то с нее до колен. Приподнялся, все-таки сумев вспомнить, куда засунул эти долбанные резинки. На секунду оторвавшись от поцелуя но, не желая отрывать еще и пальцы от ее волос, щек, кожи, надорвал уголок упаковки зубами. Снова принялся целовать Бусинку, натягивая презерватив. Обхватил ладонью бедра своей девочки, вскидывая, вжимая в себя. Она обняла его ногами за пояс. И его реально затрясло, от того, что малышка низко застонала, закинув голову, когда Вячеслав наконец-то погрузился в нее. А потом, жадно вдохнув, принялась покрывать короткими, лихорадочными поцелуями его подбородок, шею, плечи. И распаляла Вячеслава все больше и больше, продолжая стонать на каждый его новый толчок внутри нее. Пока он совсем перестал подчинять свои движения хоть какому-то контролю, сорвавшись, покрывая ее лицо такими же алчными поцелуями. Прикусывая кожу, стараясь удержаться на грани, но понимая, что все же немного переступает ее, втягивая слишком сильно, оставляя следы, а прекратить не мог. Потому что не хватало ему Бусинки, недостаточно было, он нуждался в еще большем ощущении ее, чтобы удовлетворить эту потребность.

Малышка тихонько вскрикнула, на вдавив затылок в подушку, на пять секунд опередив его. И плавное скольжение, трение ее живота о его напряженный пресс, из-за прерывистого дыхания, сокращение ее тела вокруг него — довели Вячеслава до своего предела. С хриплым коротким рыком он кончил, уронив голову в ее волосы, рассыпанные по подушке и плечам Бусинки. И глубоко вдохнул.

— Что значит эта татуировка?

Бусинка почти шептала. Ему пришлось встряхнуть с себя уже навалившийся сон, и секунду осмыслить то, что она спросила. Малышка лежала щекой на его плече, а кончиками двух пальцев правой руки едва ощутимо водила по контурам наколки на его груди.

Заведя руку за голову, он чуть приподнялся и глянул на нее сверху вниз. Молча приподнял бровь, интересуясь, на кой черт ей это надо?

— Если ты не веришь в Бога? Если так относишься ко всему этому, не крещен, зачем надо было делать такую татуировку? — Бусинка недоуменно наморщила лоб.

— Оно тебе не надо, — хмыкнул он, крепче прижав ее к своему боку. — И я не верю во всю эту поповскую канитель.

— Вячек, — несмотря на давление его руки, она настойчиво пыталась поднять голову, упираясь подбородком в грудь Вячеслава. — Я завтра пойду в церковь, — она смотрела на него уверенно и спокойно.

— Забудь.

Вячек перевернулся на бок, уложив малышку на подушку. Обхватил за талию и крепко прижал к себе, подложив вторую ладонь под щеку Бусинки. Устроился подбородком между ее шеей и плечом.

— Я не спрашивала разрешения, Вячек, — поцеловав кончики его пальцев, малышка вздохнула. — Я просто сказала тебе о своих планах, чтобы ты не волновался, как сегодня, — добавила она, напоследок прижавшись губами к центру его ладони.

Он как-то аж совсем проснулся. Уперев локоть в диван, Вячеслав приподнялся и со всей суровостью, на какую был способен в отношении нее, глянул на Бусинку сверху вниз:

— На хера туда шляться? Малышка, серьезно, прекращай спускать бабки на этот бред, — твердо велел он, чуть нажав ладонью ей щеку.

Агния моргнула, отвела голову, поднявшись с его ладони. А через секунду и вовсе села напротив, подтянув ноги под себя и скрестив их по-турецки. Обхватила свои лодыжки пальцами. И только после всего этого снова глянула на него:

— Хорошо, Вячек, я не буду брать твои деньги, — тихо проговорила она. Опустила глаза на свои ноги. И вдруг одним движением поднялась с дивана.

Мало что понимая, он обернулся, следя за ней. А малышка подошла к столу и сдвинула к краю что-то. Вячеслав сжал зубы аж до скрипа, когда понял, что это деньги, которые он ей оставлял.

Твою ж…

— И раз с рестораном уже все решено, как я поняла, ты подождешь? Я верну триста гривен, которые уже потратила. Найду какую-то работу, и верну, — не поворачиваясь к нему, спросила Агния. — И завтра… В общем-то, я и пешком или даже на маршрутке спокойно доберусь до церкви, так что и Вове не надо будет беспокоиться или тратиться на бензин…

Бл…! Вот этого он точно не добивался!

Резко спрыгнув с дивана, Вячеслав за шаг добрался до нее и, обхватив за плечи, развернул малышку к себе лицом. И теперь выругался в голос, глядя на совершенно спокойное и пустое выражение ее лица. Захотелось по чему-то ударить, чтоб согнать плеснувшуюся злость. Но тут же вспомнился последний их разговор о церкви, закончившийся сломанной зажигалкой и почти таким же выражением глаз Бусинки.

— Ты из-за этих попов у меня деньги брать не будешь? С какой стати? Чем они тебе так дороги? Ради чего готова голодать?! — не сумев сдержать злость полностью, рыкнул он, продолжая держать ее за плечи. Даже легко встряхнул, пытаясь заставить смотреть на него, а не пялиться куда-то в пространство. — Заруби себе на носу — если узнаю, что ты поперлась куда-то работу искать…

— Выпорешь? — Бусинка прикусила губу.

Он был бы лохом, если бы не понял, что малышка пытается спрятать улыбку. Хотя взгляд ее не был веселым, скорее даже грустным. Никакого уважения. Может, не так и плохо было бы, если бы она хоть чуточку его боялась?

Бусинка протянула руки и обняла его за пояс.

Боруцкий вздохнул. Вот, как он мог на нее злиться? Никак не мог.

— Выпорю, — хмыкнул Вячеслав, притянув ее к себе, и обнял за плечи так, что Агния щекой крепко прижалась к его груди. — Блин, малышка, вот возьму, и выпорю! Чтоб точно знала, что я тут не шутки с тобой шучу, — проворчал он ей в волосы.

— Вячек, я буду ходить в церковь, понимаешь? Нравится тебе это или нет. Я же тебя не заставляю ходить со мной. И не прошу на это денег, не надо, и…

— Только попробуй мне бабки возвращать, — он поднял ее лицо, удерживая ладонью, чтоб Бусинка поняла, что сейчас бессмысленно спорить. — Поздно давать задний ход, малышка, я предупреждал. Ты — моя. Точка. Усекла? И о работе — забудь.

— Вячеслав, но так же невозможно, — она тяжело и глубоко вздохнула. — Я не могу забыть обо всем: о консерватории, о работе, о церкви… Я же не что-то, что можно закрыть где-то в кладовке и дожидаться, пока у тебя будет время ко мне приехать. И я же не спорю — твоя. Твоя. Но… — впервые за эти пять минут она глянула на него с какой-то отчаянной неуверенностью. — Я не откажусь от своей веры, от церкви. И от учебы. И от пения. Это не потому, что я не хочу быть с тобой или твоей. Очень хочу. Я же и так с тобой, — Бусинка уткнулась лбом ему в бок, продолжая обнимать. — Но с тобой я не для того, чтобы ты решал все мои проблемы или чтоб деньги из тебя тянуть. У тебя, наверное, дел и так безумно много, ну куда…

— Агния, я тебе говорил — не надо за меня решать, — с предупреждением в голосе отмел Вячеслав все ее возражения и хрустнул суставами рук, сжав кулаки, полные ее прядей. — Хочешь петь — будешь, я это уже решаю. Но ты куда собралась переться работу искать? В другой ресторан или кафе? Кто тебя возьмет? На базар торговать? Или еще куда? Это к пению причем?

Он злился. Злился сильно. Потому что и правда хотел бы, чтобы она никуда не ходила, ничего не хотела больше него самого. Чтобы просто была для него только. И чтоб постоянно находилась в безопасности.

— Ну, я могу рекламу раздавать после пар, у нас многие этим подрабатывают. Или утренники там, праздники детские, — попыталась перечислить малышка, а у него аж в виске застучало.

Аккуратно отодвинув ее от себя, Вячеслав вышел из комнаты, добрался до пачки сигарет и пошел на кухню. Не включая свет, дернул форточку, выкурил подряд три сигареты, ощущая на коже лица холодный февральский туман. Провел рукой по волосам, когда третью сигарету выкурил до самого фильтра. И пошел назад, выбросив окурок на улицу.

Бусинка сидела на подоконники, как и он сам, не включив свет в комнате. Закуталась в одеяло по щеки и смотрела в окно. Внимательно так смотрела. Не повернулась даже в его сторону, когда Вячеслав вошел в комнату.

Ничего не говоря, он приблизился, взял ее на руки вместе с этим коконом из одеяла и понес к дивану:

— Забудь об этой дребедени: рекламе и праздниках. Я сказал, что будешь петь? Сделаем? Значит — будешь, — даже сев на простыню, Боруцкий не выпустил ее из своих рук. — И, елки-палки, не носи ты все эти деньги в церковь, на себя потрать! — Недовольно выговаривал он, ощущая, как она уткнулась ему в шею своим носом.

А кожа холодная. И влажная. Только фиг вам он поверит, что и она окно открывала. Капец. Ну что ему делать с этой девочкой? Как ей мозги на место вправить? Как самому не свихнуться, когда внутри все в узел скручивается из-за того, что довел ее?

— Ты — моя, сама признала, — стараясь не сильно сипеть, проворчал Вячеслав. — Значит, я о тебе и забочусь. И точка. И больше вопрос о деньгах не всплывает. Иначе, таки накажу, так, что мало не покажется. Страшно? — он встряхнул малышку, вынуждая кивнуть.

Не удержался, прижался губами ко лбу, спустился на веки, подрагивающие от ее яростных попыток сдержать слезы.

— Вот и хорошо, — прошептал Боров, понимая, что уже не встряхивает, а укачивает ее. — Значит, все ясно.

Он так и заснул, держа ее на рукав в этом одеяле. Но только тогда, когда удостоверился, что и Бусинка уснула, совсем перестав плакать.

В общем-то, она не знала точно, правильно ли поступает. И совсем не выспалась ночью, от чего думалось вовсе плохо. Собственно, сколько Агния спала сегодня? Часа два-три?

Вздохнув, она закрыла глаза и прижалась лбом к зеркалу.

Какие-то напряженные выдались сутки, да и не стоило ей все же, видимо, сдавать вчера кровь. Наверняка и это сказалось на нынешнем разбитом состоянии. А у нее столько планов на сегодня, и они не ограничивались церковью.

С очередным вздохом Агния выпрямилась и принялась пытаться устранить последствия ночного разговора об этой самой церкви умыванием холодной водой. Вячеслав, скорее всего, курил на кухне. Нельзя сказать, что она не чувствовала некоторого напряжения в их попытках общения с утра. И это не добавляло ей настроения. Расстраивало еще больше.

Все оказалось не так просто, как ей думалось. Собственно, попав в магазин прошлым вечером, Агния вначале подумала, что самым сложным окажется выбор: что же купить первым, исходя из имеющейся в наличии суммы? Потому как она могла реально оценить полное несоответствие практически всех своих вещей той цели, которую Агния перед собой поставила. Однако на самом деле — все оказалось куда сложней. Именно потому, проведя в торговом центре больше пяти часов, она и вернулась домой с одной только ночной рубашкой. Простой пеньюар с рубашкой, да еще пара мелочей — оказались единственными из того, на что ей хватало денег, да. И Агнии очень хотелось сразу, вот сейчас уже что-то изменить, а это было самое реальное, что Вячек мог заметить, реши приехать вечером.

Но и не только в этом всем была причина.

Началось все во втором бутике, куда Агния зашла, рассматривая и выбирая одежду. Она давно не посещала магазины одежды, вообще, ну, кроме того, что требовалось постоянно: белье, колготы и тому подобное. Подобные же магазины, наверное, Агния не посещала ни разу, во всяком случае, с тех пор, как погибли родители. Ей было немного неудобно и неловко: одно дело, если бы она пришла сюда с кем-то, кто разбирался бы в том, что ей надо. Или если бы сама четко знала, чего хочет. А так…

И, тем не менее, она старалась что-то найти, подобрать. Хотя, нельзя не признать, что обрадовалась, когда к ней пришла на выручку консультант, предложив помощь. Но уже первый вопрос девушки, внимательно осмотревшей вначале Агнию, а следом блузку, которую она выбрала, собираясь примерить — поставил ее в тупик:

— Куда вы планируете это одевать? С чем? Если вы решите это, нам с вами будет куда легче выбрать и определиться.

Даже делая скидку на то, что смотрела девушка на нее с очевидным выражением скепсиса, видимо сомневаясь в том, что Агния все же будет что-то покупать; даже понимая, что к ней относятся здесь не очень серьезно — этот вопрос выбил ее из колеи. Полностью сбил с толку настолько, что Агния села на ближайший стул, уронив вешалку с выбранной вещью.

Куда? И правда, куда?

Куда Агния ходила? Что планировала делать в этой одежде? Кроме того, что доказать Вячеславу, что она не ребенок?

В последние две недели она не то, что ходила куда-то, Агния игнорировала и пропускала то, что должна была посещать. Она опаздывала на занятия и лекции, потому что Вячеслав зачастую противился ее раннему подъему, так как сам приходил после полуночи. Агния не посетила ни одного дополнительного занятия по вокалу в эти дни. Сразу после консерватории торопилась домой. Отменяла даже то, что давно планировалось, как поход на концерт с одногруппниками, на который Агния передумала идти в последний момент, хоть с января ждала этого события. И незначительное вроде бы выступление не такого уж известного коллектива. И все же, она собиралась идти на этот концерт. А потом — начала сомневаться. Волноваться о том, что Вячеслав может приехать к ней без предупреждения, а Агнии не будет дома. И это беспокойство не исчезало от мысли о том, что она сообщала ему об этом концерте. И Агния ушла домой, весь вечер бродя из угла в угол. Она хотела к Вячеславу. Проводить время с ним. Господи, ее воля, она бы каждую минуту хотела бы быть с ним. И в тоже время…

Она знала, что не могла этого делать. Не могла проводить столько времени с любимым человеком. Потому что он не позволил бы ей этого. Потому что изолировал ее от своего окружения. Защищая ее, да. И все-таки.

Но она не могла быть и со сверстниками. С людьми, с которыми, вроде бы, у нее имелись общие интересы. Агния боялась сказать что-то не то, спросить, выдать. Она даже не хотела обсуждать с ними что-то, потому что все остальное просто потеряло для нее значение.

О чем сегодня Стас спрашивал Агнию? О голосе? О пении?

А что вспомнила она? О Вячеславе.

Он стал всем, ее миром и вселенной в эти дни. Даже голос, пение, которым Агния горела с детства, дар, которым всегда гордилась, пусть и не кичась — сейчас утратили для нее свое значение и перестали вызывать интерес. Все стало бесцветным и пустым в ее представлении, все, кроме Боруцкого.

Даже церковь в эти дни Агния перестала посещать.

Зачем ей другая одежда? Куда она будет в ней ходить?

Последние недели, начиная с того дня, когда увидела Вячеслава в бильярдной с другой, она старалась обратить его внимание на себя. Отчаянно, прилагая все свои усилия только к этой цели. С тех же пор, когда у них начались отношения, Агния и вовсе забыла обо всем другом. Так и бросив выбранную блузу на полу, Агния вышла вчера из того бутика и молча села рядом с Вовой на одну из скамеек, стоящих в проходе. По бокам этих скамеек были установлены высокие искусственные деревья: где пластиковые пальмы, где рябины или вишни, и это создавало какую-то иллюзию отгороженности от остальных посетителей и покупателей центра.

Вова пытался выяснить, почему Агния вернулась и закончила ли она свои покупки? Потом, не добившись ответа, начал встревоженно тормошить, просто стараясь выяснить, что с ней?

Агния отделалась вялым объяснением, что это последствия ее необдуманного донорства, и она чувствует себя разбитой.

Вова тут же вытащил у нее из кармана одну из сотен, что сам ей дал, и куда-то пропал. Правда не было парня каких-то две-три минуты, которые Агния провела на этом же месте, бездумно рассматривая свои руки. А когда парень вернулся, то сунул ей в руки какой-то пирожок и шоколадку. Оказывается: «Вячеслав Генрихович велел ему следить и если че, позаботиться о еде, правда, Вова то думал, что они домой сразу…».

Агнию это развеселило и немного отвлекло от слишком уж глубокой оглушенности, что вдруг накатила. Шоколад она взяла, пирожок разрешила съесть самому Владимиру, поскольку, если честно, еще и не очень проголодалась после обеда, который Вячек заставил ее съесть. И отломив кусок плитки, начала думать уже о другом.

У нее было куда носить одежду. Любую. С Вячеславом или без него. Хоть джинсы со свитерами, как сейчас, потому что удобно, хоть что другое, на выбор, что пожелает купить. Разве Агния не должна постоянно посещать консерваторию? А она и так уже столько пропустила за эти дни, что придется отрабатывать. Да и другие концерты будут, на которые с одногруппниками или той же Аней можно будет пойти. Или те, которые в консерватории регулярно устраивали среди учащихся. И, в конце концов, Агния может просто погулять по городу, и кто сказал, что она не может надеть для этого красивое платье или блузу с юбкой? Без особой причины, для своего удовольствия. Ведь на самом деле, она любила платья. Просто удобней было вечерами добираться из ресторана в джинсах, вот и привыкла за полтора года. Но теперь она может это изменить.

Хотя, разумеется, желание понравится Вячеславу так или иначе доминировало в этом стремлении обновить гардероб. Однако теперь она учитывала и другие причины.

В общем, в том числе и по этим причинам, Агния и пошла выбирать ночную сорочку. Выбрала, купила. Долго колебалась, смущенная предлагаемым выбором между этой и куда более откровенной: черной, с кружевом. И все же не решилась так однозначно обозначить свое стремление стать самой соблазнительной и искушенной для него. Да и не ощущала Агния себя таковой. Правда, судя по реакции Вячека, соблазнить ей все-таки его удалось, и покупка явно оказалась удачной.

Агния невольно улыбнулась, ощущая удовольствие внутри от воспоминаний об этой ночи. То есть, о той ее части, которая предшествовала разговору. Это было так замечательно, несмотря на то, что проснулась Агния ночью с чувством одиночества и страха, словно от какого-то толчка. И едва ли не с отчаянием увидела, что Вячеслав, похоже, собирался уходить так и не разбудив ее. Почему-то не желал остаться, как делал все предыдущие ночи. Но ведь передумал же? Может, не последнюю роль в этом сыграло и ее стремление измениться?

Сегодня же, после консерватории и посещения церкви, она планировала вернуться в магазин, чтобы продолжить эти изменения. Если, конечно, сил хватит и она не уснет на парах. Потому как сейчас ей только этого и хотелось: остаться дома и просто спать. Но ведь именно против этого она вчера и спорила с Вячеславом. Или нет?

М-да, не так все просто, все-таки.

Она уперлась двумя руками в раковину и, так и не выключив воду, глубоко вдохнула, подавляя новый зевок.

— Спать хочешь?

Наверное, звук льющейся воды заглушил его шаги. Агния не услышала приближения Вячека, только ощутила, как его руки легли ей на плечи. Пальцы прошлись по коже, поглаживая, и сжались, надавив. Вячеслав притянул ее к себе. А она повернулась и прижалась щекой к его груди:

— Хочу, — честно признала Агния.

А еще ей хотелось снова попросить не сердиться на нее. И понять. И провести весь день с ней. Но она ничего из этого не сказала.

— Так ляг и выспись, — хмыкнул Вячеслав, гладя ее щеку тыльной поверхностью костяшек пальцев.

— Не могу, мне и так надо много отрабатывать. Уже замечание получила. Так и отчислить могут.

— Думаю, это легко утрясти, — Вячек усмехнулся, когда она закрыла глаза и в очередной раз зевнула. — Вряд ли твой деканат откажется от материальной помощи за некоторое послабление режима.

— Вячек! — Агния заставила себя открыть глаза и хмуро посмотрела на него.

Он ответил спокойным и насмешливым взглядом.

— Че глазами стреляешь? Все равно это решать надо будет, если с пением твоим все заладится. И потом, на кой хер ты в консерватории своей спать будешь на лекциях, если это дома удобней делать?

— Дома, конечно удобней, согласилась она. — Может, приезжай раньше сегодня? Тогда я высплюсь, — не глядя ему в глаза предложила Агния. — А сегодня я пойду на занятия, — надеясь, что сумела выдержать голос с достаточно ровной и твердой интонацией, возразила она на его вариант.

— Тогда иди, завтракай, — не особо довольный, Вячеслав протянул руку, выключив воду, и подтолкнул саму Агнию в сторону двери. По поводу ее предложения она ответа не услышала.

— Не успею уже. Там куплю, — возразила она, тем не менее, покорно выйдя в коридор и на ходу поправляя халат, сползающий с плеча. Все-таки в пижаме было гораздо удобней. И теплее.

— Не поешь — не выйдешь из дому, — как-то так, «ненавязчиво» заметил Вячеслав, проходя мимо. — Нечего было своей кровью разбрасываться, — добавил он, глянув на нее так, что Агния не успела и не смогла уже возмутиться. — Чай стынет, — отвернувшись от нее, Вячек зашел в кухню

К тому же поняла, что любые возражения окажутся бессмысленными.

— Бусинка, ты передумала? — Боров оперся о стену около входных дверей и вертел в пальцах зажигалку, ожидая, пока его девочка закончит собираться.

Не то, чтоб он торопился куда-то. В восемь утра у Вячеслава никаких особых забот не имелось. Разве что уговорить свою малышку вернуться с ним в кровать. Но она сегодня, похоже, упорно решила себя мучить и ни в какую не соглашалась. Потому, вероятно, придется уладить другое дело, нарисовавшееся вчера ночью после разговора с Агнией.

— Решила остаться и доспать? — снова поинтересовался он у пустого коридора, глянув на часы.

Агния обычно одевалась быстро. Вот он и обулся, привыкнув, что на сборы уходило не больше десяти минут, но сейчас дело по ходу затягивалось. Оставалось ждать и размышлять о ее замечании о том, что он мог бы и раньше приезжать. Да уж, а Вячеслав считал, что и так примелькался ей, насев так, что проходу не давал.

— Нет, я уже, — все-таки тихо отозвалась Бусинка, выйдя из комнаты.

Прошла мимо, не подняв головы и начала обуваться. Все еще ни разу не глянув в сторону Вячеслава. Зато он вот смотрел очень внимательно. Даже зажигалку спрятал, хоть курить припекло сильнее, чем пять минут назад, и выпрямился, оттолкнувшись от стены.

— У вас сегодня гулянка какая-то в консерватории? — поинтересовался он, осматривая ее от макушки до ступней, и точно зная, что она ни о чем таком не рассказывала.

Ну, так и есть. То самое платье, в котором она с ним Новый год встречала. И волосы. Бусинка их не заплела, вопреки своей привычке. Так и оставила свободными прядями. Отчего у Вячеслава, как и обычно, руки сами к ним полезли.

— Нет, — Агния потянулась к куртке.

Вячеслав перехватил ее руку, потянул, заставив малышку обернуться, и оценил вид спереди. Блин. Чет ему не хотелось ее в консерваторию отпускать. И столько в памяти промелькнуло, пока он ее осматривал. Хорошего. И все же.

— Это ты для церкви так оделась? — толкнул он очередное предположение.

Обнял малышку и сам снял куртку Бусинки с вешалки за ее спиной, все еще ожидая ответа.

— Просто, захотелось, — пожала Агния плечами, стрельнув в него глазами сквозь ресницы. А взгляд какой-то неуверенный и настороженный.

Вячеслав нахмурился, но Бусинка не дала ему возможности еще что-то спросить, выскочила с сумкой за двери:

— Я опоздаю. Пошли? — обернулась она уже с лестничной площадки.

— Сюда иди, — Вячеслав поманил ее пальцами, велев подойти назад. Присмотрелся. И хмыкнул, решив не мучить малышку, хоть и не смог пока понять, какого лешего она дергается. — Где соседка твоя, кстати. Я ее за эти дни ни разу не видел? — закутывая Бусинку в куртку, которая так и осталась у него в руках, уточнил Боров, поглядывая по сторонам.

— Алина Дмитриевна? Она опять к сыну уехала, — затараторила Агния. — У нее со здоровьем проблемы начались. Ее часто зимой суставы беспокоят. А у сына в том городе врачи знакомые. И лечение проводят, и путевку в санаторий помогают получить.

— Ясно, — кивнув, Вячеслав подтолкнул Агнию к лестнице, продолжа присматриваться к своей малышке.

Приглядывался он к ней и по дороге. Причем, ловил себя на том, что чаще всего смотрит на колени, обтянутые тонкими капроновыми колготами. И это капец как отвлекало от дороги, и совсем не помогало понять, почему малышка вся на стреме. Но глаза Вячеслава, как приклеенные, все время тянуло вниз на это не особо привычное зрелище. Так и хотелось коснуться рукой, погладить эти колени каждый раз, как переключал скорость. И, чего уж таить, не удержался, пару раз таки поддался этому искушению. И совсем уж не сдерживался, дорвавшись до нее, когда припарковался неподалеку от консерватории.

Ее волосы, теплые губы, фигура, которую платье ни фига не прятало, ее ноги, обхватившие его бедра, когда он в процессе «прощального» поцелуя, просто пересадил Бусинку с сидения к себе на колени. Да. Вячеславу вообще не хотелось ее никуда сейчас отпускать. Но он еще помнил, как держал ее на руках ночью после разговора. И мокрые дорожки ее слез на своей шее помнил. Потому где-то откопал в себе силы отпустить Бусинку, а не развернуть машину и увезти ее назад. Или просто взять прямо тут, так вдруг в голову ударило.

Малышку проняло не меньше, он по глазам видел. И не без некоторой доли самодовольства наблюдал, как неохотно она все-таки выбралась из машины, бормоча, что ей «надо в консерваторию. Очень надо. Обязательно». Кого Агния убеждала, Вячеслав не уточнял. Точно не его.

Только дождавшись, когда Бусинка зашла внутрь здания, он снова завел машину и тронулся с места, зная, что через десять минут подъедет Лысый. А Вячеславу еще надо было со священником тем потолковать до того, как Агния пойдет в свою церковь.