Глава 12

Гребцы уже заняли свои места у весел, когда Леона и Лью Куэйл, сопровождаемые мальчишкой в лохмотьях, несущим пылающий факел, добрались до яхты. Какой-то мужчина с фонарем, едва заметив их, поспешил им навстречу.

— Не пропустить бы прилив, мистер Куэйл, — произнес он, обращаясь к Лью.

— Мы его не пропустим, — отозвался Лью беспечным тоном.

Человек с фонарем искоса взглянул на Леону и, когда она поднялась на борт, что-то бессвязно пробурчал себе под нос. Однако один из гребцов на палубе оказался не столь осторожным в выражениях.

— Женщина на корабле никогда не приносит ничего, кроме несчастья, — проворчал он.

— Несчастьем для тебя будет, если ты останешься на берегу, стоит мне услышать от тебя еще хоть одно словечко, — сердито оборвал его Лью и, приняв руку Леоны, чтобы помочь ей спуститься с мола по трапу яхты, добавил:

— Моя будущая жена должна принести всем нам удачу. Позвольте мне представить вам, джентльмены, мисс Леону Ракли из Ракли-Касл, где в скором времени я намерен поселиться.

В колеблющемся свете фонаря Леона увидела их лица — выражение изумления на одних, огонек восхищения в глазах других, во взглядах некоторых, как ей показалось, промелькнуло нечто похожее на сочувствие, хотя она не была в этом уверена.

Не промолвив ни слова, она отвернулась и ощупью добралась до каюты. Лью забрал фонарь у человека, стоявшего наверху на пристани, и последовал за нею, так что, когда Леона вошла туда через узкую дверцу, она заметила, что каюта по-прежнему была завалена до отказа грузом всех сортов и разновидностей, но от ее взгляда не ускользнул появившийся здесь новый предмет, дополнявший обстановку, — помещенная у самой близкой к двери стены кушетка, обложенная атласными подушками. Она выделялась на общем фоне ярким цветастым пятном и, без сомнения, пришлась бы более к месту в одном из множества домов сомнительной репутации, обслуживавших моряков, у которых хватало денег на развлечения, чем в качестве украшения каюты корабля.

Лью высоко приподнял над нею фонарь.

— Вы видите, я подумал о вашем покое, — сказал он.

— Благодарю вас, — коротко отозвалась Леона. Это были ее первые слова, обращенные к нему с того момента, как они покинули меблированные комнаты.

— Если во время плавания у меня будет время, чтобы разделить ее с вами, я не откажусь, — произнес он язвительно. — Вам бы это было приятно, не правда ли, моя обожаемая невеста?

Она не отвечала, и Лью снова рассмеялся — тихо, но, как ей показалось, зловеще. Затем, подвесив фонарь на крюк, прикрепленный к одной из балок, он вышел из каюты, и с наружной стороны палубы до девушки донесся его голос, приказывавший отдать швартовы.

— Удвойте ваши старания, парни, и я удвою вашу плату, — говорил он. — В конце этого плавания нас всех ожидает солидный куш.

Скрип весел, плеск воды и колеблющийся свет фонаря свидетельствовали о том, что они отчалили от берега. Корабль уже начал слегка раскачиваться на волнах, и, так как ничего другого ей не оставалось, Леона опустилась на кушетку, ощущая под собой мягкий атлас пестро разукрашенных подушек и одновременно испытывая отвращение к этому олицетворению роскоши дешевых притонов.

Леона развязала тесемки плаща, который она плотно обернула вокруг плеч, спасаясь от пронизывающего холодного ветра, и отбросила с волос капюшон, машинально оправляя непокорные локоны и одновременно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.

Лью как раз выводил корабль из гавани.

— Пять румбов право руля! — услышала она его команду, обращенную к рулевому. — Десять румбов! Болван!

Тут мель!

Гребцы принялись потихоньку беседовать между собой. Трудно было разобрать, о чем они говорили, но у нее возникло ощущение, что разговор шел о ней и о предполагаемом браке Лью.

Леона с тоской подумала о том, какие слухи этот брак должен был вызвать по всей округе. Лью в равной степени ненавидели и боялись, в то время как ее отец пользовался всеобщей любовью. Жители Элфристона и обитатели поместья едва ли пожелают видеть человека, которого они считали выскочкой и средоточием всех пороков, хозяином замка Ракли.

Кроме того, ей было больно даже представить себе Лью Куэйла сидящим в кресле ее отца, перебирающим жадными пальцами дорогие ее сердцу вещи, принадлежавшие ее матери, отдающим приказания старому Брэмуэллу и, возможно, даже осыпающим его бранью за медлительность и неповоротливость.

Это были лишь некоторые из тех мелких неприятностей, которые ей предстояло вынести, и вынести безропотно. Леона спрашивала себя, сколько должно пройти времени, прежде чем ее душа окончательно окаменеет и она станет полностью равнодушной ко всему, что происходит с ее телом. Удастся ли ему когда-нибудь подчинить себе ее чувства и волю, безжалостно и бесповоротно подавив последние остатки сопротивления?

Она сидела, уставившись в одну точку невидящим взглядом и сложив перед собою руки, словно в молитве, когда Лью вернулся в каюту. Дверь была слегка приоткрыта. Теперь он плотно затворил ее, и Леона украдкой бросила на него беглый взгляд, стараясь казаться спокойной, но ощущая вместе с тем напряжение в каждом нерве тела, глаза ее расширились от страха.

— Мы в открытом море, — бросил он.

Лью пересек каюту и уселся рядом с Леоной, откинувшись на подушки и пристально наблюдая за ней, в то время как она старалась отодвинуться от него как можно дальше.

— Удобно? — спросил он наконец с улыбкой на губах.

— Да… спасибо… — пробормотала она в ответ. — С вашей стороны было очень любезно найти для меня… подходящее сиденье.

Слова эти вырвались у нее через силу, и все же Леона сознавала, что того требовала обычная вежливость.

— В самом деле, любезно! — заметил Лью с усмешкой. — В первый раз вы предъявили мне подобное обвинение. Ну что ж, мы с вами уже на пути домой. Разве не этого вы так хотели?

— Сколько времени займет плавание? — спросила Леона, зная, что он следит за нею, чувствуя, что молчание между ними таит в себе угрозу.

— Не более чем три часа, — ответил он. — Все складывается в нашу пользу. Когда мы выгрузим товар на берег, мы наймем экипаж и поедем домой, вы и я. Мы можем остановиться в доме викария и передать старому дураку, чтобы ближе к вечеру он приготовился нас обвенчать.

Леону обидел такой отзыв о викарии. Он действительно был уже довольно стар, но она любила его, так как он был близким другом ее покойных родителей.

— Надо… ли… так спешить? — спросила она слегка дрожавшим от страха голосом.

— К вашему сведению, — ответил он, — следующую ночь я намерен провести в замке Ракли.

Глаза его были прикованы к ее губам, и она поспешно отвернулась, слишком хорошо понимая скрытый за его словами недвусмысленный намек.

— Придвиньтесь! — внезапно произнес он.

Она вопросительно взглянула на него и увидела его протянутую руку.

— Ближе! — скомандовал он. — Я устал смотреть, как вы сидите тут с видом безвинной страдалицы и ведете себя так, как будто я покрыт с ног до головы грязью, о которую вы боитесь замарать свои пальчики. Вы дали слово стать моей женой, моя прелесть. Чем скорее вы привыкнете ко мне, тем лучше. Придвиньтесь, говорю я вам!

Леона хотела было вскочить на ноги, но он оказался более проворным и, схватив ее за руку, притянул к себе.

Она сопротивлялась, как умела, пытаясь противостоять его огромной, подавляющей силе. Медленно, но верно он привлекал ее все ближе и ближе к себе.

— Вам придется привыкнуть к послушанию, — продолжал он, на губах его по-прежнему играла усмешка. — Именно в этом вы должны будете принести клятву во время брачного обряда, и можете не сомневаться, я заставлю вас ее сдержать. Придвиньтесь, я сказал! Еще ближе!

Ей пришлось подчиниться ему, поскольку другого выхода у нее не было. Насильно усадив девушку рядом с собой, он высвободил ее запястье, обвил рукой ее талию, и ее голова оказалась у него на плече.

— Ну вот, так удобнее, — произнес Лью, и тут другая его рука взметнулась вверх, обнимая ее теплую округлую шею, под белой кожей которой от охватившего ее страха бешено пульсировала крохотная жилка.

— Наверное… наверное, вам нужно быть… на палубе, чтобы… следить за курсом? — задыхаясь, пробормотала Леона, слова с трудом срывались с ее дрожавших от ужаса губ.

— Мои люди знают, куда плыть, — ответил он, — так же как и то, что у меня сейчас есть куда более приятное занятие. Вам действительно так не терпится отделаться от меня?

В вопросе прозвучала издевка, и сейчас его рука грубо задрала вверх ее подбородок.

— Пожалуйста… пожалуйста, Лью… — взмолилась она.

Ей не хотелось ничего ему говорить, сохраняя в страдании молчаливое достоинство, но, несмотря на это, сама его близость казалась ей невыносимой.

— Пожалуйста, Лью… — передразнил он ее. — Какие тут могут быть» пожалуйста «? Уж не намерены ли вы каждую ночь умолять меня отпустить вас без возмещения?

О нет! Вы должны быть паинькой. Вам придется уплатить мне сполна, и по собственной воле. Восемь тысяч фунтов! Это огромная сумма, моя дорогая.

Его пальцы поглаживали ее шею, и она была словно загипнотизирована их давлением. Девушка смотрела ему в лицо округлившимися от страха глазами, похожими на глаза зверька, попавшего в западню, из которой, как ему заранее было известно, не существовало выхода.

— Здесь не должно быть никакого обмана, — произнес он. — Вы будете платить, моя дорогая, пока я от вас этого хочу, и никакие крики и мольбы не помешают мне получить без остатка все, что мне причитается.

Внезапно он нагнулся и поцеловал ее. От него разило спиртным, но руки его держали ее, словно в тисках, и она не могла уклониться от прикосновения его жадных губ. Она только терпела, терзаемая отчаянием, пока он не откинулся на подушки, все еще не ослабляя своей хватки.

— Черт бы вас побрал! — воскликнул он. — Вы своим холодом способны превратить любого мужчину в ледяную глыбу. Но я сумею добиться вашей любви, как раньше добивался благосклонности женщин гораздо лучше вас. Придет время, когда вы станете выпрашивать у меня поцелуи, и тогда, вероятно, я найду себе кого-нибудь понежнее и поуступчивее.

Он замолчал на мгновение и затем встряхнул ее, словно хищник пойманную им жертву.

— Но до тех пор, пока я от вас не устану, — продолжал он, — вы дадите мне все, что я пожелаю, и незамедлительно — слышите? Отвечайте! Вы меня слышите?

Лью ждал ее ответа, и он наконец сорвался с ее бледных пересохших губ.

— Я… я слышу, — прошептала Леона.

— Тогда не забывайте об этом, — отозвался Лью. — Не забывайте, что скоро вы станете миссис Куэйл из Ракли-Касл! Миссис Куэйл! Моя жена! Женщина, которая всецело принадлежит мне!

Он снова резко встряхнул ее, после чего, словно сама ее беспомощность возбуждала его, принялся шарить под плащом девушки по лифу ее платья. Она чуть вскрикнула и попыталась оттолкнуть его, но понимала, что при ее слабости ему потребовалось бы всего несколько секунд, чтобы получить то, к чему он так страстно стремился.

Потом, когда он снова швырнул ее на кушетку и она услышала треск рвущейся под его грубыми пальцами ткани, снаружи вдруг раздался чей-то громкий крик:

— Мистер Куэйл! Мистер Куэйл!

Этот звук заставил Лью тотчас вскочить на ноги.

Без единого слова он выпустил Леону из рук и, поспешно метнувшись к двери, распахнул ее на мгновение, чтобы впустить в каюту поток свежего воздуха. Затем он плотно прикрыл ее за собою.

— Канонерка!52 Вон там!

Леона ясно расслышала эти слова и команду Лью:

— Лево руля! Самый полный вперед! Возможно, они нас не заметили.

Леона почувствовала, что судно повернулось на другой галс, вслед за тем до нее снова донесся голос Лью:

— Гребите, черт бы вас побрал! Гребите, если вам жизнь дорога! Они нас увидели!

Корабль устремился вперед с немыслимой, как показалось ей, скоростью. Мужчины налегали на весла, одновременно разражаясь чуть слышными ругательствами.

— Мы уходим от них! — Она ясно различила сильное волнение в голосе Лью, когда он добавил:

— Быстрее, парни, мы выкрутимся. Мы ускользнем у них из-под носа, и в темноте они не смогут нас преследовать.

Воцарилось молчание, нарушаемое только приглушенным ворчанием гребцов и скрипом весел в уключинах, равномерно, с легким всплеском, погружавшихся в воду и снова взмывавших вверх.

— Наша взяла!

Сейчас в голосе Лью звучало облегчение, и потом внезапно до нее донесся новый крик:

— Взгляните, мистер, налево, налево!

— Еще один чертов корабль!

По тону Лью Леона поняла, что он был в ярости.

— Может быть, торговое судно? — предположил кто-то.

— Нет, это военный корабль!

— Право руля! Право руля! — скомандовал Лью.

Затем вдруг раздался оглушительный выстрел, резкий всплеск воды, и кто-то из гребцов, по-видимому, совсем еще подросток, произнес дрожащим голосом:

— Они стреляют в нас!

— Не останавливайтесь! — закричал Лью. — Мы еще можем от них скрыться. Продолжайте грести.

Последовал еще один выстрел, за ним всплеск, и тот же самый юношеский голос пронзительно воскликнул;

— Отец небесный, помоги нам! Они нас окружают.

— Ваши пистолеты заряжены? — спросил Лью.

— Да, да, сэр.

— Тогда, как только они приблизятся, будьте готовы выстрелами расчистить проход.

Выстрел снова повторился — на этот раз, как показалось Леоне, в угрожающей близости от борта яхты.

Затем она смутно различила, как чей-то незнакомый голос крикнул:

— Сдавайтесь! Именем его величества короля Георга Четвертого я приказываю вам сдаться!

— Гребите живее! — воскликнул Лью. — Не сбавляйте скорости!

К этому времени он снова положил руль судна направо.

— Мы еще зададим им жару! — распалялся он.

— Там другой корабль, мистер. Канонерка. Они нас догоняют!

— Продолжайте грести! — скомандовал Лью, и Леона поняла, что теперь он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Сдавайтесь, или мы пустим ваше судно ко дну!

Сейчас уже невозможно было ошибиться. Команду достаточно ясно могли расслышать все.

— Они собираются взять нас на абордаж, — донесся до Леоны голос Лью. — Будьте готовы дорого продать ваши жизни. Помните, что вас ожидает, если вы попадетесь, — семь лет каторги или виселица. Если нам суждено умереть, мы заберем большую часть из них с собой.

Ответом ему послужила еще одна вспышка огня, и теперь Леона поняла, что корма корабля была пробита. Она услышала пронзительный вопль человека, корчившегося в агонии, и затем последовала череда беспорядочных выстрелов — некоторые, как она догадалась, раздавались с борта приближавшегося корабля, некоторые — со стороны экипажа яхты, бросившего весла.

И посреди всего этого кромешного ада до нее доносился голос Лью, выкрикивавшего какие-то приказания. Девушка, шатаясь, поднялась на ноги, но тут же снова с силой была отброшена на пол — по-видимому, яхта столкнулась с другим судном. Она осталась лежать неподвижно, слишком испуганная, чтобы пошевелиться. Шум снаружи был неописуемым. Ругательства, вопли, стоны раненых, мучившихся от невыносимой боли, перекрывали грохот выстрелов и внезапный лязг стали — должно быть, оборонявшиеся пустили в ход абордажные сабли, которые, как она заметила, многие из них носили на поясах.

Неожиданно шум как-то сразу заглох. Яхта раскачивалась на волнах из стороны в сторону, сотрясаемая толчками. Леона приподнялась на локте, и в этот момент дверь каюты распахнулась. Девушка увидела несколько незнакомых лиц, изумленно уставившихся на нее, и по форме признала в вошедших военных моряков.

— Господи, помилуй! — воскликнул один из них. — Здесь, на борту, женщина!

— Отведем ее к капитану, — отозвался другой.

Он приблизился к Леоне и взял ее под руку, помогая ей встать.

— Все уже кончено, мадам, — обратился он к ней. — Будьте любезны проследовать с нами на борт корабля его величества» Морской ястреб «.

— Что… случилось? — только и могла спросить Леона.

— Капитан вам все объяснит, мадам.

Человек, говоривший с нею, — судя по виду, старшина флота, — снял фонарь с крюка и, держа его низко над дощатым настилом, проводил Леону за дверь каюты.

Снаружи ее глазам предстала картина разрушения, при виде которой с ее губ сорвался крик ужаса.

Человеческие тела, застывшие в гротескных позах смерти, лежали на палубе яхты. Через брешь в корме просачивалась вода, и над всем этим возвышался военный корабль — внушительных размеров судно, снабженное пушками, жерла которых зловеще торчали в разные стороны из-под верхней палубы.

— Внимательно следите за грузом, — вдруг раздался голос над их головами.

— Здесь какая-то дама, сэр, — ответил старшина.

— Дама! Боже праведный! Что там еще такое? — послышалось восклицание. — Поднимите ее на палубу, Стивене!

— Есть, сэр! Здесь небольшой подъем, мадам, но я полагаю, вы с ним справитесь, — сказал старшина, и с его помощью Леона вскарабкалась по веревочной лестнице, перелезла через планшир53 и ступила на палубу военного корабля.

Здесь ей бросилось в глаза огромное множество людей, суетливо сновавших взад и вперед — как потом ей стало ясно, они занимались переноской раненых с борта яхты и укладывали их с противоположного края палубы. У самого носа корабля Леона заметила небольшую группу офицеров, собравшихся тесным кружком.

Когда она поднялась на борт, все они, как по команде, обернулись в ее сторону, и она увидела, что среди них находился человек, не носивший униформы, в широкополой шляпе и длинном темном плаще.

Леона почувствовала, как вдруг подскочило сердце в ее груди, и поняла, едва он устремился к ней, что вопреки всем доводам рассудка ожидала найти его здесь.

Девушка увидела, как оживилось его лицо, и у нее создалось ощущение, что в своем воображении она тоже бросилась бежать ему навстречу, хотя не сделала ни единого движения.

— Леона! Я даже представить себе не мог, что вы окажетесь на борту.

Она пыталась ответить ему, но слова почему-то не шли с языка. Вместо этого она вложила свои ладони в его руки и осталась стоять рядом, ухватившись за него, словно утопающий за свою единственную надежду на спасение.

— Мы стреляли в вас! Вас могли убить! — взволнованно произнес лорд Чард, и девушка уловила в его голосе ту самую нотку, о которой мечтала с такой страстностью и тоской. Только сейчас она осмелилась поднять на него глаза, светившиеся непередаваемым облегчением от сознания того, что он держал ее за руку, что она была в безопасности. Но Леона все еще не могла заговорить и только не отрываясь смотрела на него, запрокинув тонкое личико, обрамленное мехом капюшона, глаза ее сияли при свете корабельного фонаря, прикрепленного к мачте над их головами.

Внезапный стон одного из раненых напомнил лорду Чарду, где они находились и что происходило вокруг, и он быстро произнес, обращаясь к Леоне:

— Позвольте мне проводить вас в каюту капитана.

Он увлек ее за собою вдоль палубы туда, где на корме дежурный матрос открыл перед ними дверь каюты, давая им войти. Она была довольно скромно обставлена, но показалась Леоне очень теплой и уютной, с фонарем, подвешенным к балке, удобными стульями у дубового стола и койкой в самом дальнем углу, отгороженной красными драпировками.

Леона прошла через каюту и уселась в кресло с высокой спинкой, которое пододвинул ей лорд Чард. И теперь наконец она смогла получше рассмотреть его, невольно подмечая, каким сильным и неотразимо привлекательным он был.

Он положил шляпу и плащ на стул и с явным нетерпением приблизился к ней.

— Я не могу поверить, что это правда, — с чувством произнес он, — что вы здесь и вам ничто не грозит. Расскажите мне, где вы были? Что с вами случилось?

Леона глубоко вздохнула. Сейчас, вновь обретя дар речи, она осознала, сколь многое ей нужно было сказать ему. Но как раз в это мгновение раздался стук в дверь.

— Войдите! — отозвался лорд Чард машинально, однако глаза его были прикованы к Леоне, улавливая каждое движение ее губ.

— Капитан кланяется вам, сэр, — сообщил вошедший матрос, — но им удалось найти того человека, которого разыскивала ваша светлость. Хирург говорит, его дела плохи, и он просит к себе леди.

— Просит к себе леди? — повторил лорд Чард, словно не веря собственным ушам.

— Да, в самом деле! — раздался другой голос, и в дверном проеме появился капитан. Завидев Леону, он снял фуражку и отвесил ей несколько неуклюжий поклон. — Прошу прощения, мадам, но я думаю, будет правильнее сообщить вам, что Лью Куэйл — если не ошибаюсь, именно так зовут того контрабандиста — желает видеть вас.

По словам хирурга, времени осталось совсем мало. Он очень тяжело ранен.

— Тогда я должна пойти к нему, — сказала Леона.

Она поднялась с кресла и, не глядя на лорда Чарда, но ясно сознавая, что он следовал за нею, направилась в сопровождении капитана через всю палубу и затем вниз по крутым ступенькам туда, где в пространстве между палубами лежали перенесенные сюда раненые.

Лью среди них не было — его поместили в каюту.

Она оказалась довольно невзрачным местом с единственной койкой, на которой лежал умирающий, но по крайней мере, подумала Леона в порыве внезапного сострадания, он мог покинуть этот мир в одиночестве.

Хирург как раз склонился над ним, когда капитан, придерживая дверь, жестом пригласил Леону войти.

Лью лежал с закрытыми глазами, и на мгновение ей показалось, что он был уже мертв.

— Он ранен выстрелом в грудь, мадам, — сказал хирург. — Весь бок у него раздроблен. Боюсь, что мне ничего не удастся сделать.

— Он в сознании? — спросила Леона.

— Был, — ответил хирург, — и все время спрашивал вас.

При звуке голоса Леоны Лью открыл глаза.

— Это вы, Леона? — спросил он.

— Да, — отозвалась девушка. — Я здесь.

— А капитан? Где этот проклятый капитан? — произнес Лью, почти сверхчеловеческим усилием воли повышая голос.

— Я тоже здесь, — ответил капитан, приблизившись к койке.

Затем он добавил через плечо, обращаясь к лорду Чарду:

— Не желаете ли вы спросить о чем-нибудь этого человека?

— Не сейчас, — отозвался лорд Чард. — В этом нет необходимости.

— Вы и есть капитан — капитан этого корабля? — спросил Лью с койки, и Леона заметала, что он пытался сосредоточить свой взгляд.

— Да, он самый! Капитан Далгиш, если вам угодно знать мое имя.

— Раз так, капитан Далгиш, — продолжал Лью, — я требую, чтобы вы обвенчали меня здесь и сейчас же с этой дамой. Вы имеете на это право, как командир одного из судов его величества.

— Обвенчать вас?! — воскликнул капитан, не скрывая удивления.

— Да, обвенчать. Вы же не можете отказать умирающему в его последней просьбе.

— Нет, но… — Капитан был явно изумлен и даже потрясен подобным заявлением. Он взглянул сначала на Лью, затем на Леону и наконец произнес:

— Конечно, если дама пожелает…

— Я этого желаю, — отрезал Лью. — Вы меня слышите?

Он, несомненно, сильно страдал от боли, вокруг его рта залегли глубокие складки, и лицо, несмотря на загар, казалось мертвенно-бледным, на лбу выступили крупные капли пота. Хирург перевязал его грудь бинтами, но Леона заметила, что кровь уже начала просачиваться сквозь них, выделяясь багровыми пятнами.

Одной рукой он, по-видимому, не в состоянии был пошевелить, но другой упорно шарил вокруг себя, и, охваченная жалостью, Леона, догадавшись, что именно он искал, вложила его руку в свою и почувствовала крепкое пожатие его пальцев.

— Обвенчайте нас, — повторил Лью. — Торопитесь, пока еще есть время.

— Вы действительно хотите этого, мадам? — Капитан задал этот вопрос очень тихо, обращаясь только к Леоне, но Лью все слышал.

— Скажите ему, — процедил он сквозь зубы, стиснув ей руку так, что, несмотря на всю свою слабость, он едва не причинил ей боль. — Скажите ему.

— Я… я хочу этого… Я… выйду за него замуж. — Голос ее звучал странно даже для нее самой, и все же он был ясным и четким. Она не смотрела на лорда Чарда. Она не осмеливалась взглянуть на него. Но она отчетливо сознавала, что он стоял здесь же, в тени, словно обратившись в камень.

— Превосходно!

Капитан окинул взглядом комнату и увидел Библию и требник, лежавшие на столике у кровати. Он взял требник и начал перелистывать страницы в поисках венчальной молитвы. Даже Леоне его действия казались раздражающе медленными.

— Скорее! Скорее!

Лью едва выдохнул из себя последние слова, но его стальная хватка, с которой он сжимал пальцы Леоны, не ослабевала. У нее создалось ощущение, что он не только удерживал ее рядом с собой, но и не давал ей упасть.

Каюта словно поплыла вокруг нее, и все же она знала, что не потеряет сознания.

Она ясно расслышала голос капитана, читавшего первые строки молитвы звонко и отчетливо, неторопливым, серьезным тоном человека, которому уже приходилось отправлять немало служб, почти наизусть знающего Священное Писание.

— Как вас зовут?

Он оторвался от чтения, обращаясь с вопросом к Лью, и Леона могла заметить, что тому стоило большого труда ответить на него.

— Льюэллин… Александр…

Слова с запинкою срывались с его губ, и она увидела, что хирург подался вперед, как бы желая помочь ему, и затем убедился, что здесь он был бессилен.

Капитан обернулся к Леоне:

— А ваше имя?

— Леона Мэри.

— Отлично, повторяйте за мною. Я, Льюэллин Александр…

— Я, Лью. — .эллин… Александр…

— Беру тебя, Леона Мэри…

— Б…беру тебя, Ле…она Мэри…

Она почувствовала, как пальцы Лью сжались плотнее, уловила слабое ударение на слове» беру «, и затем, едва он выговорил ее имя, из его горла вдруг вырвался предсмертный хрип, по всему телу пробежала судорога, и не успела она вскрикнуть от ужаса и жалости, как он рухнул на постель.

» Беру тебя, Леона Мэри…«

Его последние слова, казалось, все еще висели в воздухе. Она еще слышала их, еще слышала ту нотку торжества в его голосе, с которой он умер.

Хирург накрыл лицо Лью полотенцем.

— Сожалею, мадам, мы больше ничего не могли сделать, — произнес он мягко.

Леона отвернулась от койки, почти бессознательно отыскивая взглядом лорда Чарда в надежде на его понимание и сочувствие. Но его здесь не оказалось.

Дверь каюты была распахнута настежь, и он уже ушел.

— Могу ли я проводить вас обратно на палубу, мадам?

Поддерживаемая капитаном, девушка пробралась мимо рядов раненых, ожидавших помощи хирурга, и поднялась по ступенькам трала на верхнюю палубу. Поднятые паруса уже вздымались на ветру, матросы бегали от одного борта к другому, и не было никаких признаков, свидетельствовавших о том, что здесь произошло нечто чрезвычайное, за исключением сваленного в углу палубы груза, захваченного на яхте. Тюки с шелком и кружевами, бочки с бренди и корзины с чаем — все те дорогие товары, которые Лью намеревался отправить на продажу, теперь были конфискованы таможенной службой его величества.

Капитан открыл дверь своей каюты.

— Надеюсь, вам здесь будет удобно, мадам. Я распоряжусь принести вам рюмочку вина. Мне кажется, вам это не помешает после того чудовищного испытания, через которое вам только что пришлось пройти.

Леона уселась в кресло, крепко стиснув пальцы.

Когда один из моряков доставил в каюту вино, она даже не прикоснулась к нему, оставив рюмку и графин стоять на столе. Она ждала! Ждала, что дверь откроется и лорд Чард придет к ней.

По мере того как время шло и корабль, судя по усиливавшейся бортовой качке, достиг середины Ла-Манша, девушка поняла, что он не появится. И тогда ее охватило ощущение собственного бессилия, почти столь же удручающее, как и ее отчаяние несколькими часами раньше.

Как она могла все ему объяснить? Дать ему понять, что из соображений чести она была не вправе отказаться от брака с Лью?

Она неподвижно сидела в кресле и ждала — снова, снова и снова ждала! Но без малейшего проблеска надежды и с полной уверенностью, что он не придет, пока перед самым рассветом к ней не заглянул капитан, чтобы сообщить, что они находятся в виду земли.

— Лорд Чард попросил меня уведомить вас, мадам, что мы условились высадить вас на берег поблизости от Ракли-Касл. Мы бросили якорь как раз Напротив бухты, и шлюпка заберет вас.

— Благодарю вас, вы очень любезны, — отозвалась Леона.

— Это было предложение его светлости, — пояснил капитан. — Мы доставим арестованных в Ньюхэйвен, но он полагает, что для вас было бы желательно избежать тяжкой обязанности давать против них показания в публичном суде, пока вы не успеете как следует отдохнуть после вашей поездки.

— Давать против них показания! — повторила ошеломленная Леона.

— Ну разумеется, мадам! — ответил капитан. — К сожалению, вам придется это сделать.

— Но я этого вовсе не хочу! — воскликнула Леона. — Большинство людей были обманом или шантажом вовлечены в это предприятие.

Капитан улыбнулся.

— Боюсь, что вам будет стоить немалого труда заставить любого судью поверить в это, — заметил он. — Слишком много убийств, слишком много преступлений на совести этих людей, особенно из шайки мистера Куэйла. — Сознавая, что его упоминание о Лью Куэйле было бестактным, и закашлявшись, чтобы как-то загладить неловкость, он поспешно добавил:

— Если вы будете так добры пройти на палубу… Мы только что обнаружили сундук, который, судя по всему, принадлежит вам, и мои люди уже опустили его в шлюпку.

— Я готова, — произнесла Леона. Капитан открыл перед нею дверь, и она вышла из каюты.

На востоке бледно-серое небо уже окрасили слабые золотисто-багряные проблески зари, хотя звезды еще не погасли. Было холодно, и она закуталась в плащ, прикрыв волосы капюшоном. Лорд Чард уже поджидал ее. Она взглянула в его сторону и поняла, что он избегает смотреть ей в глаза.

— Примите мою признательность, капитан Далгиш, — сказал он, пожимая руку капитану. — Я поставлю его величество в известность о той блестящей работе, которая была проделана этой ночью лично вами и вашими подчиненными. Можете быть уверены, что король по заслугам наградит всех членов экипажа» Морского ястреба «, принимавших участие в этой операции.

— Мы чрезвычайно гордимся, милорд, представившимся нам случаем исполнить любое поручение, какое от нас потребуется, — ответил капитан.

Леона сделала реверанс в сторону капитана.

— Благодарю вас, сэр, — произнесла она тихо и затем с помощью нескольких пар услужливых рук спустилась по веревочной лестнице в шлюпку. Лорд Чард спустился сам и уселся на другом конце лодки. Четверо матросов налегли на весла — и спустя несколько минут они достигли берега. Сквозь предрассветную дымку Леона могла различить очертания утесов, возвышавшихся над прибрежной полосой, и хорошо знакомый ей вход в пещеру, где носильщики просиживали долгими часами в ожидании яхты, чтобы успеть вовремя сбросить веревочную лестницу и спуститься вниз на берег.

» Никогда больше, — невольно подумалось ей, — они не будут ждать здесь. Никогда больше они не воспользуются подземным ходом, ища укрытия в замке «.

Дно лодки с легким хрустом коснулось прибрежной гальки. Выскочив из нее, матросы оттащили ее подальше от воды, чтобы лорд Чард мог идти, не рискуя промочить ноги, а один из них поднял Леону на руки и, перенеся за линию прибоя, осторожно опустил на землю.

Она услышала звон монет и увидела, что лорд Чард щедро заплатил морякам. Затем он повернулся к ней и спросил:

— Вы сумеете подняться вверх по обрыву?

— Раньше мне часто приходилось делать это, — ответила девушка.

Она попыталась улыбнуться ему, но поняла, что он не смотрит в ее сторону. Она чувствовала по его холодному тону, по самому выражению, с которым он обращался к ней, что рядом с ней совсем чужой человек, незнакомец, с которым она раньше никогда не встречалась.

Позади двое матросов несли ее сундук. Она быстро обернулась, и лорд Чард произнес:

— Ваш багаж в полной сохранности, уверяю вас, и, так как утро довольно прохладное, ваш теплый плащ пришелся как нельзя более кстати.

В его словах ей почудилась нотка сарказма, и лицо девушки вспыхнуло от внезапной догадки. Само собою, он решил, что и плащ, который она надела, и сундук, который несли следом за ними, были оплачены деньгами Лью Куэйла. Леона вспомнила убогую шаль, которую она накинула на плечи, собираясь ехать в Клантонбери. Чем же еще можно было объяснить появление дорогого бархатного плаща, отороченного мехом, или сундука, полного нарядов, когда никто не знал лучше, чем лорд Чард, что когда она убежала из дома его сестры, то не взяла с собой ничего, кроме того, что на ней было?

Леона пыталась найти нужные слова, чтобы открыть ему правду, но тщетно — она почему-то не могла заставить себя с ним заговорить. Они молча поднялись с пляжа по откосу на гравиевую дорожку, ведущую вдоль излучины реки к тому месту, где она ответвлялась в сторону парка.

В саду буйно цвели ирисы, лютики казались ослепительно золотыми, словно яркий шар солнца, поднимавшегося из-за горизонта и заливавшего сиянием своих лучей зеленые луга, и шелестевшие под порывами утреннего ветерка тростники словно тихо напевали мелодию безмятежного счастья. Однако Леона не замечала вокруг себя ничего, кроме замкнутого лица человека, идущего рядом с нею, и слышала только мерный звук его шагов.

Наконец впереди показались ворота замка, и само здание, обветшавшее, покрытое трещинами и все же прекрасное в свете утреннего солнца, предстало перед их глазами.

» Наконец-то я дома, — подумала Леона. — Дома!

И мне больше нечего опасаться «. Но даже эта мысль не могла поднять ей настроения.

Было всего лишь половина пятого утра, но миссис Милдью уже поднялась, и Леона обнаружила, что парадная дверь была открыта и на пороге стояла щетка и другие принадлежности для уборки.

— Вы, должно быть, желаете позавтракать, милорд, — через силу выговорила она с каким-то странным оттенком мольбы в голосе, которую он как будто не замечал.

В ответ он вынул из кармашка часы.

— Как только появятся ваши грумы, — произнес он, — я был бы очень признателен, если бы кто-нибудь из них сходил в деревню и распорядился насчет экипажа, чтобы доставить меня в Клантонбери.

— Вероятно, вы бы предпочли оседлать лошадь, милорд, — отозвалась Леона. — Наша конюшня в вашем распоряжении.

— Да, так было бы еще лучше, если это можно устроить, — ответил он.

Он даже не взглянул на нее, и с чувством, граничившим с полным отчаянием, Леона поняла, что он презирает ее. Лицо его было серьезным и непроницаемым, губы, когда он не говорил, плотно стиснуты, и ей снова представилось, что он совершенно незнакомый человек, как будто они никогда раньше не встречались, как будто он никогда не держал ее за руку и не смотрел на нее с нежностью и пониманием. Девушка спрашивала себя, как бы он поступил, если бы она вдруг протянула к нему руки и стала умолять его снова улыбнуться ей. Подобная вещь казалась ей просто немыслимой!

— Не могли бы вы подождать в гостиной, милорд? — обратилась она к нему с привычной учтивостью, и, пока он медленно и невозмутимо следовал через зал, она бросилась бежать по коридору в кухню, застав там миссис Берне, уже занятую выпечкой, и миссис Милдью, которая, сидя за столом, беседовала с нею.

Они обе вздрогнули при ее появлении.

— Слава тебе господи! — воскликнула миссис Милдью. — Вот и вы, моя дорогая! А мы-то ломали себе головы, что с вами случилось.

— Я вернулась, — произнесла Леона, чуть дыша, — и лорд Чард ждет в гостиной. Пожалуйста, приготовьте самый лучший завтрак, какой вы можете, миссис Берне, и предупредите его, как только будет готово.

— А как же вы, мисс? — изумилась миссис Берне.

— Мне нужно сначала переодеться, — ответила Леона.

Леона устремилась прочь из кухни и взбежала по черной лестнице к себе в спальню. Здесь она остановилась на мгновение, рассматривая собственное отражение в зеркале — бледное, слегка испуганное лицо, обрамленное дорогим мехом, бархат плаща, ниспадавшего с плеч до самых пят изящными складками.

Конечно, она поняла, о чем он подумал. Да и как могло быть иначе?

Леона сняла плащ, сбросила его на пол, и вдруг увидела стоявший у кровати потертый кожаный сундук, который она брала с собою в Клантонбери, открытый и пустой. Очевидно, его возвратили сюда по распоряжению лорда Чарда.

Леона подошла к шкафу, открыла его и, как она и предполагала, обнаружила на вешалках свои платья — должно быть, миссис Милдью уже успела распаковать ее багаж. И тогда девушка сняла прелестное, недорогое, но новое платье, которое она сама сшила для себя в Дьеппе, и быстро облачилась в свое старое серенькое ситцевое платье, в котором он увидел ее впервые, скромное серое платьице с маленькой белой кружевной косынкой, которое уже порядком вылиняло и обносилось и все же было столь близко и дорого ей, как сама комната, в которой она находилась.

Несколькими мгновениями спустя она вздохнула и взглянула на себя в зеркало. Теперь она могла сказать ему. Теперь она могла объяснить ему, что произошло.

Она сбежала вниз по ступенькам, вспомнив, как однажды он поднимался по ним навстречу ей, не отрывая от нее проникновенных глаз, пока она стояла здесь с зажатой в кулачке чашкой, словно зачарованная его взглядом.

Леона открыла дверь гостиной только для того, чтобы убедиться, что она была пуста, и потом стремительно бросилась через анфиладу в столовую. Едва она вошла в комнату, лорд Чард поднялся из-за стола, за которым сидел, — О! Вы уже закончили?

У Леоны перехватило дух.

— Я не голоден, — ответил он, — хотя весьма признателен вам за вашу заботу. Дворецкий доложил мне, что лошадь оседлана.

— Уже! — воскликнула Леона. — Но я не отдавала никаких распоряжений.

— Я взял на себя смелость попросить об этом вашего дворецкого, — сказал лорд Чард, — Лошадь будет возвращена вам завтра. Разумеется, в течение всего этого времени за ней будут тщательно ухаживать.

— Но… неужели вам уже пора? — спросила Леона чуть слышно.

Сначала, как ей показалось, он посмотрел в ее сторону. Она уловила беглый взгляд, брошенный на ее платье, заметила, как на какое-то мгновение его лицо смягчилось, и затем на нем снова появилось прежнее непроницаемое выражение.

— Боюсь, у меня сейчас много неотложных дел, — произнес он. — Судьи в Ньюхэйвене, должно быть, уже заждались меня.

Он ждал, что она выйдет первой, и Леоне не оставалось ничего другого, как только медленно проследовать вперед по коридору.

— Думаю, что сумею устроить так, чтобы вам не пришлось давать показания в публичном суде, — продолжал он. — От вас потребуется только письменное заявление, а завтра или послезавтра я пришлю к вам своего поверенного.

К этому времени они оказались в зале, и Леона увидела, что старый Брэмуэлл уже ждал здесь, держа в руках плащ и шляпу его светлости.

— Могу ли я обратиться к вам с просьбой? — осведомилась она.

— Да, конечно, — ответил он, безукоризненно вежливый, но все еще державшийся в отдалении, с холодной сдержанностью, казавшейся ей совершенно непроницаемой.

— Я только хотела попросить вас кое о чем, — произнесла она, указывая на гостиную.

Лорд Чард остановился на мгновение в дверном проеме, словно не желая оставаться с ней наедине. Затем с явным нетерпением он закрыл дверь, но не приблизился к камину, а просто остался стоять в ожидании, словно ее просьба причиняла ему крайнее неудобство.

— Дело… в том, — произнесла Леона, едва дыша, — что среди контрабандистов есть один, по имени Джим Эндрюс, для которого я прошу у вашей светлости… заступничества. Это было его первое плавание, и его втянул в эту авантюру… мистер… Куэйл, так как ему не хватало людей.

Она запнулась, с трудом заставив себя произнести вслух имя Лью Куэйла.

— Я запомню его имя, — ответил лорд Чард. — Если можно, будьте так добры упомянуть о нем в своем заявлении и объяснить, откуда у вас эти сведения.

— Это на его лодке я вышла в море, чтобы предупредить людей на яхте о том, что вы устроили для них здесь, в замке, засаду, — сказала Леона.

— Значит, вот как вам это удалось, — заметил лорд Чард. — Хорошо, как я и обещал, я сделаю для парня все, что в моих силах, но думаю, что почти всем им будут вынесены приговоры по всей строгости закона. Мой поверенный, кроме того, составит прошение в суд о передаче в вашу собственность денег, оставшихся после мистера Куэйла, учитывая, что вы едва не стали его женой.

— Деньги! — воскликнула Леона. — Неужели вы действительно полагаете, что я возьму… хоть пенни из его денег — или любую другую вещь, принадлежавшую ему?

— Возможно, не все они были получены от такого неблаговидного занятия, как контрабанда, — предположил лорд Чард.

— Меня не заботит, каким путем они были получены и откуда он их достал! — закричала Леона. — Я знаю только то, что мне не нужно ничего из его имущества.

Сейчас мне бы хотелось только… забыть обо всем.

Она отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы, и все же отчетливо расслышала, как лорд Чард произнес несколько иным тоном:

— Вы были готовы выйти за него замуж.

— Как я могла поступить иначе? — всхлипнула Леона. — Я дала обещание, священное слово чести Хьюги.

— Хьюго?

В его голосе послышалось изумление, и затем внезапно, в два крупных шага, он оказался рядом с ней, пристально глядя на нее сверху вниз, холодность и отчужденность исчезли с его лица, сменившись выражением нескрываемого любопытства.

— Хьюго! — повторил он. — Но ведь Хьюго умер!

— Нет, — ответила девушка, — Хьюги жив. Он собирается обвенчаться с женщиной, которую он любит и которая любит его. Они будут жить во Франции. Уверена, что он будет очень счастлив.

— Значит, вы не оставались в Дьеппе наедине с Лью Куэйлом?

Голос его едва не сорвался на этих словах, и она подняла на него огромные от волнения глаза.

— Разумеется, нет! — воскликнула она. — Хьюги был там со мной до середины вчерашнего дня. Неужели вы подумали, что… Как вы м-могли подумать?

— Что еще мне оставалось думать? — спросил он нетерпеливо. — Я считал Хьюго умершим. Потом вы появились в этих нарядах и были готовы выйти замуж за Куэйла.

— Мне пришлось… согласиться на брак с ним. Это был… долг чести, — собравшись с силами, выговорила Леона. — Но как вы только могли подумать такое обо мне?

— Леона! — Его голос донесся до нее как будто издалека и удержал ее, заставив внезапно застыть на месте. — Вы сказали мне, что ненавидите меня. Я поверил вам и тем не менее обязан был во что бы то ни стало разыскать вас. Когда я увидел вас этой ночью на борту корабля, я понял, что между нами нет ненависти и никогда не могло быть. И затем вы поклялись выйти замуж за этого человека, с которым, как я думал, вы оставались наедине.

— Он… купил меня! — воскликнула Леона. — Купил за восемь тысяч фунтов — те самые деньги, которые задолжал ему Хьюги. У него не было другого способа расплатиться.

— Боже мой! Как я был слеп!

Лорд Чард произнес последние слова почти шепотом, и теперь его лицо как будто преобразилось. Он смотрел на Леону сверху вниз с таким выражением, словно никогда раньше не видел ее и сейчас не мог на нее наглядеться. Ее нежное личико было обращено к нему.

— Знаете ли вы, что вы сделали со мною? — спросил он так тихо, что казалось, будто он говорил скорее с самим собой, чем с ней. — Понимаете ли вы, что заставили меня страдать? Можете ли вы представить себе, через что мне пришлось пройти за минувшую неделю?

Девушка судорожно перевела дух. Что-то случилось в комнате, отчего весь мир вокруг вдруг показался ей необыкновенно светлым, прекрасным и чарующим.

И вместе с тем она могла только пробормотать в ответ, запинаясь:

— С-страдать, милорд? Я… заставила вас с-страдать?

— Когда я обнаружил, что вы исчезли, — произнес он, — когда я понял, что произошло, когда я увидел вас на берегу и вы сказали мне, что ненавидите меня, мне показалось, что я испил чашу горечи до дна. Но когда, вернувшись, я увидел, что этот человек забрал вас с собой, — тогда я решил, что сойду с ума.

Он глубоко вздохнул.

— Мне удалось выяснить от одного из людей Куэйла, который выдал его, что вы направились в Дьепп, но мне пришлось ждать, чтобы он покинул территорию Франции, прежде чем я мог попытаться его захватить.

По моему приказу корабли патрулировали все выходы из порта день за днем, ночь за ночью, и я сам готов был при первом же удобном случае схватить этого кровожадного зверя за горло и силой заставить его признаться, что он сделал с вами. Я даже на мгновение не мог себе вообразить, что вы окажетесь на борту. А потом, когда я увидел вас…

Голос его вдруг оборвался, и он снова взглянул на нее, все еще не прикасаясь к ней. Их глаза встретились.

— Потом, когда я увидел вас, Леона, — продолжал он, — мне на какой-то миг показалось, что вы были столь же счастливы видеть меня, как и я вас.

Ее глаза сияли, словно яркие звезды, губы чуть вздрагивали.

— Да, я была рада, — промолвила она, — но…

— Но что? — спросил он.

— Но я дала слово… выйти за него замуж и знала, что у меня… не было надежды.

— Но теперь он мертв! — подхватил лорд Чард. — И что теперь, когда его нет в живых?

Они просто стояли, глядя друг на друга, голос его замер. Вся комната, весь беспредельный мир за окнами, казалось, ждали ее ответа.

И затем внезапно, издав невнятный стон, она бросилась в его объятия, слезы текли по ее щекам, когда она подняла к нему лицо и он крепко прижал ее к себе, как будто не желая отпускать. Наконец, словно не в силах удержаться, он наклонил голову, чтобы прильнуть поцелуем к ее губам.

— Господи! Как я боялся! — воскликнул он после долгой паузы. — Боялся потерять вас и никогда не обрести снова. Я люблю вас, Леона! Я постараюсь заслужить вашу любовь. Я буду ждать вас целую вечность. Только обещайте, что со временем вы позволите мне заботиться о вас, увезти вас из этих мест туда, где вы будете жить в покое и безопасности, подальше от всего, что внушало вам страх.

— Увезите меня! О, увезите… меня!

Он ясно расслышал ее слова, хотя они были произнесены почти шепотом. И сейчас их взгляды снова встретились, и казалось, что любовь, озарявшая их лица, сделала их неузнаваемыми даже друг для друга.

— Я люблю вас, Леона! — повторил он, и звук его голоса как будто облетел целый мир вокруг них и унесся куда-то в неведомую даль. — Скажите, что вы хоть немного любите меня.

— Я люблю вас… всем сердцем, — ответила она. — Всем своим… существом. Не осталось ничего, кроме… любви.

Загрузка...