Любовь контрабандиста

Глава 8

Леона долго не могла заснуть. И дело было не только в просторной кровати, которая как будто подавляла ее своей величиной, с огромными, обшитыми кружевами подушками и тонкими льняными простынями, не только в громадных размерах комнаты, очертания которой она едва могла смутно различить в свете все еще пылавшего в камине огня, не только в окружавшей ее атмосфере роскоши и еще витавшем в воздухе слабом аромате духов герцогини и даже не в том, что произошло за минувший вечер.

Виною всему был простой вопрос герцогини, заданный ею перед обедом. Он, казалось, отдавался эхом в голове, повторяясь снова и снова: «Вы так его любите?»

В глубине души Леона пыталась подобрать совершенно другой ответ — не тот, который она дала в действительность. Тогда, запинаясь, с внезапно выступившим на щеках румянцем, она пробормотала:

— Нет… нет… конечно, нет… У меня… и в мыслях не было… ничего подобного.

Герцогиня мягко рассмеялась и, приподняв рукой подбородок Леоны, повернула ее лицо к себе.

— Я думаю, вы что-то скрываете, моя милая, — заявила она и затем, прежде чем Леона успела что-либо сказать, прежде чем она принялась возражать с еще большим пылом, повела ее вниз по лестнице; ее платье из серебристо-зеленого атласа, расшитого жемчугом и алмазами, шелестело при ходьбе, и крупные изумруды, поблескивавшие на ее шее, представлялись Леоне маленькими злыми глазками, смеющимися над ее растерянностью.

Девушка была повергнута в такое замешательство, что почти потеряла способность рассуждать и лишь покорно следовала за герцогиней, пока они не оказались в зале. Тогда герцогиня поднесла палец к губам и тихо произнесла:

— Не забывайте, о чем мы с вами договорились. Сыграйте свою роль как можно лучше. Клянусь, будет чрезвычайно забавно посмотреть на реакцию джентльменов, когда вы появитесь.

Леона вспомнила, чуть вздрогнув, что, пока они одевались, герцогиня успела составить целый план, по которому она должна была быть представлена перед обедом под чужим именем как одна из гостей в Клантонбери. Затем им следовало выждать некоторое время, чтобы посмотреть, кто из присутствующих первый разгадает ее хитрость и узнает в ней ту самую скромную миниатюрную девушку в сером платье, которая прибыла сюда раньше.

— Для нас огромная удача, что герцог не видел вас до сих пор, — улыбнулась герцогиня, — так как он поневоле будет вести себя совершенно естественно. Нам нужно следить за Джулиеноы и Николасом Уэстоном и, конечно, за вашим собственным братом, хотя он должен узнать вас сразу.

Пока наверху они обсуждали эту идею, она казалась не более чем веселым розыгрышем, и Леона охотно согласилась принять участие в затее герцогини с переодеванием, решив, что удовольствие, которое эта шутка доставляла ее милости, в определенной степени возмещало ей необходимость одолжить одно из своих самых лучших платьев. Но сейчас, когда настал момент осуществить задуманное, она вдруг почувствовала испуг.

Ничто в ее уединенной, замкнутой жизни не подготовило ее к подобного рода развлечениям, вызывавшим по-детски простодушное волнение у герцогини.

— Завтра нам предстоит большой прием, — сообщила она Леоне. — Сегодня, по счастливому стечению обстоятельств, мы предоставлены сами себе. Я предполагала, что вечер выйдет неимоверно скучным, но даю вам слово, что я уже давно не получала столько радости.

Она говорила с такой искренностью, что Леоне ничего не оставалось, как поверить ей, и при всей своей неопытности она могла отчасти понять, до какой степени бесконечная череда балов, маскарадов и званых вечеров, которыми герцогиня наслаждалась в Лондоне, успела ей надоесть. В этой затее было нечто новое, выходящее за рамки привычного, и потому ее милость была всецело поглощена и захвачена ею, как никогда прежде в светских увеселениях.

— Вы выглядите очаровательно, моя дорогая, так что не стесняйтесь, — бросила она Леоне напоследок, ускользнув от нее у самого подножия лестницы. Пара услужливых лакеев распахнула перед нею массивные двери, и герцогиня проследовала через анфиладу комнат в великолепную парадную гостиную.

Леона выждала в зале ровно две минуты, как было условлено, и никогда еще две минуты не тянулись так медленно. По меньшей мере с полдюжины лакеев замерли в церемонных позах, уставившись неподвижно перед собой, но, несмотря на это, Леона чувствовала, что они наблюдали за ней, возможно, посмеиваясь про себя над происшедшей с ней переменой. Как бы там ни было, решила она, ей не оставалось ничего другого, как только подбодрить себя.

В длинном зеркале с позолоченной рамой, висевшем напротив камина, она могла рассмотреть отражение всего зала. Ее роскошное платье вырисовывалось ярким силуэтом на фоне старинных панелей, она улавливала блеск и ослепительную игру бриллиантов вокруг своей шеи. И все это время ее не покидала мысль о том, какое мнение должно было сложиться о ней у лорда Чарда. Ее заботили не столько Николас Уэстон или Хьюго, сколько лорд Чард, которому уже приходилось видеть ее в различных обликах — в белом шелковом наряде с пятном крови на юбке, сожженном ею накануне, в жалких обносках, в которых она приехала сюда, и в ночной рубашке прошлой ночью, когда она рыдала, сидя у него на кровати.

Леона даже зарделась, едва представив себе, как потрясена была бы герцогиня, узнай она о том, что произошло в замке, и вместе с тем у нее потеплело на сердце, стоило ей вспомнить, с какой добротой и вниманием он отнесся к ней тогда.

«Вы так его любите?»

Что за нелепый вопрос и каким безрассудством было с ее стороны не ответить на него сразу же прямо и откровенно! В действительности девушка не смела даже мечтать ни о чем подобном и потому была застигнута врасплох. Разве она не должна была ненавидеть его как врага, который явился к ним в замок, чтобы шпионить за округой, подстроить ловушку Хьюго и всем тем, кто доверился ему и зависел от него? «Нет, я ненавижу его!»— вот что ей следовало бы ответить, но она понимала, что это было бы ложью. Она не могла испытывать к лорду Чарду столь же беспредельное отвращение, как, например, к Лью Куэйлу. Но любовь! Это было нечто совершенно иное.

«Что такое любовь?»— спрашивала себя Леона в наивной чистоте помыслов. Было ли это внезапное волнение в душе, от которого почти перехватывало дыхание? Ощущение того, что чьи-то глаза с непреодолимой силой манили тебя к себе? Сознание, что ты можешь на них положиться и они ни при каких обстоятельствах тебя не обманут? Было ли это любовью? Как в самом деле она могла судить о таких вещах, если никогда прежде не знала любви?

Она увидела, как лакеи, подавшись в сторону, схватились за ручки двери в гостиную, и поняла, что две минуты истекли.

И в этот миг ее вдруг охватила безотчетная тревога.

Леоне казалось, что она не сможет больше продолжать этот маскарад. Ей следовало бежать прочь отсюда, наверх, и скрыться у себя в спальне или, еще лучше, переодеться в свою привычную одежду, пусть старую и поношенную, но которую она воспринимала сейчас как неотъемлемую часть себя самой.

Потом, почти против воли, ноги сами понесли ее вперед. Шаг за шагом они влекли ее все ближе и ближе к дверям, распахивавшимся перед нею, и затем резкий, звучный голос ливрейного лакея как будто эхом разнесся под сводами залы:

— Виконтесса Мэйфилд, ваша милость!

Это было имя, выбранное ими наугад, которое, как утверждала герцогиня, звучало настолько неопределенно, что среди их знакомых почти наверняка мог встретиться кто-нибудь с этим именем. И теперь Леона медленно шла через зал, показавшийся ей самым длинным из всех виденных раньше. Калейдоскоп ярких, ослепительных красок, люстр и цветов как будто обрушился на нее мощной волной и затем отступил снова, тогда как она была в состоянии сосредоточиться только на одной фигуре герцогини, приближавшейся к ней; глаза ее лукаво блестели, хотя на алых губах играла официальная улыбка приветствия.

— Как мило с вашей стороны навестить нас, моя дорогая леди Мэйфилд, — произнесла она тоном, которым обычно пользовалась, как поняла Леона, находясь в светском кругу. — Я как раз говорила моему мужу и другим гостям, как я была обрадовала известием о том, что вы оказались по соседству и собираетесь сегодня вечером удостоить нас своим присутствием. Вы выглядите просто восхитительно.

Леона присела в учтивом реверансе, и, едва она поднялась, герцогиня подхватила ее под руку и увлекла за собой.

— Ваша милость, — обратилась она к своему супругу, — это моя дорогая подруга, леди Мэйфилд, о которой я так часто рассказывала. Мне было очень приятно узнать, что этим вечером она оказала нам честь своим посещением.

— От души рад приветствовать вас, мадам, — произнес герцог, склоняясь к ее руке, и Леона была немало удивлена, обнаружив, что он оказался совсем не таким, каким она представляла его себе. Он был коренаст, довольно лыс, с длинным невыразительным лицом и неописуемым запахом конюшни, который не могли скрыть даже его элегантные атласные панталоны и бархатный сюртук.

— А теперь я познакомлю вас с остальными гостями, — герцогиня отвела Леону в сторону. — Мистер Николас Уэстон, старый друг нашей семьи…

— К вашим услугам, мадам, — отозвался мистер Уэстон с важным видом, и Леона с трудом подавила внезапное желание рассмеяться, так как было совершенно очевидно, что по крайней мере один из присутствовавших здесь не узнал ее.

— И сэр Хьюго Ракли, наш близкий сосед, — продолжала герцогиня.

Леона видела, что Хьюго не только не догадывался о том, кто перед ним, но и определенно не проявлял к ней ни малейшего интереса. Его взгляд был прикован к герцогине. Она заметила выражение восхищения в его глазах и не осуждала его за это.

— И наконец, — промолвила герцогиня, — я должна представить вам моего горячо любимого брата, лорда Чарда.

— Милорд… — пробормотала Леона, присев в реверансе и избегая смотреть в его сторону, ее опущенные ресницы оттеняли внезапно вспыхнувший на щеках румянец.

«Он тоже не понял, кто я», — решила Леона про себя, но, едва она поднялась, послышался спокойный голос лорда Чарда:

— Благодаря вам она выглядит очаровательно, Харриэт.

— Ох, Джулиен! Вы узнали ее! — укоризненно воскликнула герцогиня.

— Ну разумеется! — ответил лорд Чард. — Неужели вы действительно думали, что вам удастся меня провести?

— О чем вы говорите? — вставил Хьюго. — Это не Леона.

Николас Уэстон между тем поднес к глазу монокль и воскликнул:

— Боже правый! Какое превращение! Вот уж никогда бы не поверил.

— Быть может, кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? — осведомился герцог.

— Да, конечно, любовь моя, — отозвалась герцогиня. — Но я считаю, что со стороны Джулиена было непростительно не поддаться на обман после всех усилий, которые я предприняла, и уже была уверена в том, что Леона сумеет провести вас всех. Как вы догадались, Джулиен? Ни у Николаса, ни у сэра Хьюго не возникло ни малейшего подозрения.

— Вы забыли изменить ее глаза, — серьезным тоном ответил лорд Чард.

На лице герцогини появилась недовольная гримаска. Она казалась необыкновенно прекрасной в это мгновение.

— Какой вы смешной! Как будто в самом деле можно было сделать нечто подобное. Но сэр Хьюго был полностью введен в заблуждение, не так ли?

— Да, действительно, — ответил Хьюго. — Я никогда раньше не видел Леону такой.

— Правильно ли я понял, — настойчиво допытывался герцог, словно гончая, пробирающаяся по запутанному следу, — что перед нами не леди Мэйфилд, а мисс Леона Ракли?

— О, как вы мудры, ваша милость! — вскричала герцогиня. — Вы сами обо всем догадались!

— Тогда почему же ее брат и Джулиен не должны были узнать ее? — осведомился герцог, оборачиваясь в недоумении от одного к другому.

Ему ответила Леона:

— Потому, ваша милость, что я приехала сюда в моей старой, вышедшей из моды одежде и ее светлость попыталась превратить меня, как по волшебству, в даму из высшего света. И, как видите, она весьма в этом преуспела, поскольку даже мой собственный брат не узнал меня.

— Это, бесспорно, было достижение, — улыбнулся герцог.

— Розыгрыш был бы еще более забавным, если бы мы могли его продолжить, но Джулиен, как всегда, испортил нам все удовольствие. Он слишком проницателен, чтобы позволить мне обвести его вокруг пальца, — разочарованно промолвила герцогиня.

— У него богатый опыт, — примирительным тоном заметил герцог. — Для человека, командовавшего целым полком, в любом случае не составит особого труда докопаться до истины. А сейчас Джулиену предстоит еще более трудное задание, которое потребует от него всей его проницательности и ума.

— Еще более трудное задание?! — воскликнула герцогиня, переводя взгляд с мужа на брата. — В чем дело, Джулиен, и почему вы мне ничего не сказали?

— Это не совсем задание, — ответил лорд Чард.

— Значит, назначение, — настаивала герцогиня. — Неужели при королевском дворе?

Лорд Чард покачал головой.

— Нет, нет! Ничего подобного.

— Раз уж Джулиен так скрытен, — сказал герцог, — я лучше сам вам обо всем расскажу. Его величество поручил ему очистить побережье от контрабандистов. Эта задача показалась бы непосильной многим, но Джулиена, конечно, ничто не может испугать.

— Только и всего?! — воскликнула герцогиня. — Я уже решила, что вы, по крайней мере, находились в свите его величества на коронации. Но контрабандисты!

Какой от них вред? Ручаюсь вам, что, если вы и дальше будете препятствовать ввозу товаров из Франции через Ла-Манш, цены на Бонд-стрит взлетят так, что станут всем недоступны.

— Только такие женщины, как вы, могут оправдывать преступников, — оборвал ее герцог строго. — Я уверен, что Джулиен сумеет заставить их соблюдать закон и, если необходимо, прибегнет к самой суровой каре.

— Обед подан, ваша милость! — громовым голосом объявил дворецкий с противоположного конца гостиной, н, к облегчению Леоны, разговор перешел на другую тему. Тем не менее она ясно сознавала, что глаза лорда Чарда следили за ней, когда герцог предложил ей руку и проводил в столовую.

Там им было предложено бессчетное количество изысканных деликатесов, непривычных на вкус, из которых Леона едва могла узнать с полдюжины. Закуски подавались на золотых тарелках, и стол был украшен орхидеями и огромными канделябрами на двенадцать свечей каждый. Место Леоны оказалось по правую сторону от герцога, рядом с лордом Чардом, и после обмена обычными шутливыми замечаниями с хозяином дома по поводу сельской жизни она обернулась к лорду Чарду и заметила, что тот улыбался, глядя на нее.

— О чем вы думаете? — спросила она непроизвольно, так как он не говорил ни слова.

— Я подумал о том, как легко для любой женщины переменить свое оперение.

— Так, чтобы бедный маленький воробышек превратился в павлина? — спросила Леона резко. — Это всего лишь на один вечер, милорд.

— На много больший срок, я полагаю, — заметил лорд Чард. — Моя сестра уже строит планы представить вас завтра местной знати. Послушайте, о чем она беседует с вашим братом.

Он был прав, и Леона сразу догадалась, что Хьюго соглашался со всем, что предлагала герцогиня.

— На следующий день, — донесся до нее голос ее милости, — вы должны вместе с герцогом отправиться на прогулку верхом к собачьему питомнику лорда Сифорда. Он великолепен, построен в самом последнем стиле. Сказать по чести, мне кажется, что собаки живут в лучших условиях, чем их владельцы.

— Мне бы это доставило огромное удовольствие, — ответил Хьюго, и Леона вынуждена была признать, что ее собственные желания в расчет не принимались. Она не могла решить для себя, была ли она довольна или, напротив, сожалела о том, что возвращение домой откладывалось, — слишком много противоречивых чувств и побуждений сталкивалось в ее сердце и сознании.

Лишь в одном Леона могла быть полностью уверена: она стеснялась лорда Чарда. В выражении его глаз этим вечером было нечто такое, что заставляло ее избегать его — взгляда, а голос его звучал так, что ей стоило немалых усилий отвечать ему.

Когда с обедом было покончено и мужчины присоединились к дамам в гостиной, герцогиня предложила партию в карты.

— Я советую вам попросить мисс Ракли исполнить для нас что-нибудь, — произнес лорд Чард.

— О нет! — воскликнула смущенная Леона, но герцогиня повелительным взглядом указала ей на фортепиано.

— Нам будет очень приятно послушать вас, — заявила она и затем весь остаток вечера продолжала разговаривать, смеяться и спорить за картами, пока очень скоро Леона не поняла, что никто из присутствовавших не обращал внимания на ее игру.

Как обычно, девушка постепенно погрузилась в свою музыку, и, пока ноты мерно струились одна за другой из-под ее пальцев, словно капли холодного осеннего дождя, она позволила себе небольшую импровизацию, описывая в звуках красоту садов и террас Клантонбери, зеленоватой глади моря вдали и величественное зрелище самого дворца.

— Какую из ваших грез вы изобразили сейчас? — неожиданно спросил чей-то голос.

Леона вздрогнула при виде лорда Чарда, стоявшего рядом с нею. Она не заметила, как он приблизился, и даже не сообразила, что он отделился от остальных.

Он пододвинул кресло, поместив его так близко к стулу, на котором она сидела, что его колено касалось ее платья.

— Сыграйте для меня пьесу о море, — обратился он к ней, — мне известно, что оно стало частью вашей жизни.

— Почему вы так считаете? — невольно задала она вопрос.

— Вы любите его и боитесь его, — ответил он. — Эти ощущения вызывают в нас не вещи сами по себе, но то, что с ними связано. Разве это не так?

— Я… не знаю, — пробормотала она, сознавая в то же время, что он близок к истине. Любовь или страх по отношению к чему-либо или кому-либо. Оба эти чувства в достаточной степени были свойственны ей, и она не была уверена, думала она в это мгновение о море или о лорде Чарде. В груди ее все волновалось и трепетало, и казалось, что ее сердце находится в неразрешимом противоречии с самим собою.

Она взяла несколько аккордов, и затем ее руки бессильно упали на колени.

— Я не могу играть, вы… рядом, милорд, — прошептала она.

— Почему же? — осведомился он. — Вы играли для меня вчера вечером.

— Это было… совсем другое, — чуть слышно сказала она.

— Но почему? — настаивал он.

Она тоже задавала себе этот же самый вопрос и, к своему крайнему изумлению, нашла ответ. Он казался таким близким, находясь совсем рядом, и девушка боялась, что он будет еще ближе. В глубине ее сознания постоянно всплывал вопрос герцогини: «Вы так его любите?»

Леона поспешно поднялась на ноги.

— Мои пальцы устали, милорд. Я… не могу больше играть.

— Давайте пройдем на веранду, — произнес он не допускающим возражений тоном и, прежде чем она успела собраться с духом и отказаться, вывел ее через одно из широких французских окон на отделанную серым камнем наружную веранду дворца.

В свете огней дома можно было различить очертания садов внизу. Ясную звездную ночь озаряло тусклое сияние молодой луны на небосводе, и Леона вдруг вспомнила, что через несколько дней должно было наступить полнолуние и, следовательно, груз необходимо было успеть доставить, пока ночи были еще темными.

Свет луны так много значил для вражеских глаз, высматривавших во мраке длинную темную тень яхты.

— О чем вы думаете? — спросил лорд Чард, повторяя тот же самый вопрос, который она задала ему за обедом.

— Я думала о лунном свете, — откровенно призналась девушка.

— Но ведь сегодня луны почти не видно? — осведомился он.

— Да, я знаю, — отозвалась она.

Она заметила при свете окон выразительный взгляд, который он бросил в ее сторону.

— Вы позволите мне дать вам совет, Леона? — поинтересовался он.

— Как вам угодно, — ответила она простодушно. — Но предупреждаю вас, что я едва ли приму его, так как совет всегда подразумевает одно из двух: либо заставить кого-нибудь поступить против его воли, либо вынудить его отказаться от того, что ему нравится.

Лорд Чард запрокинул голову и расхохотался, и у Леоны создалось впечатление, что в такие мгновения он выглядел моложе, гораздо моложе, чем тогда, когда его лицо было непроницаемо серьезным.

— Вы неисправимы, — сказал он, — и полная противоположность в характере и во внешности — по сути, во всем.

— Противоположность? — переспросила Леона с озабоченным видом.

— Да, — ответил он. — Вы кажетесь хрупкой, слабой и очень уступчивой, тогда как на самом деле вы сильны, решительны и, откровенно говоря, несколько упрямы.

— Это звучит ужасно, — заметила Леона.

— Как раз это слово к вам никак не может относиться, — возразил лорд Чард. — Отдаете ли вы себе отчет в том, как прекрасны вы были сегодня вечером?

Нотка искренней нежности в его голосе должна была бы заставить Леону обратиться в бегство, но вместо этого, словно завороженная окружавшей их тишиной и картиной усыпанного звездами неба над их головами, она только взглянула на него слегка удивленно и улыбнулась.

— Я уже сказала вам, что это всего лишь перья павлина, — пробормотала она.

— На мой взгляд, вы были еще более прекрасны в стареньком сером платьице, которое было на вас, когда мы приехали сюда, — промолвил лорд Чард в ответ. — Если вы помните, недовольство на этот счет проявляли вы, а не я.

— Вы, конечно, шутите, — произнесла Леона дрожащим голосом.

Он взял ее за руки, которые она стиснула перед собой, прислонившись к балюстраде. Она ожидала, что прикосновение его пальцев принесет ей то же самое странное ощущение покоя и защищенности, которое она испытывала раньше. Но на этот раз охватившее ее чувство было совершенно иным и едва не повергло в оцепенение.

Она почувствовала, как по ее телу вдруг пробежала мелкая дрожь, как в глубине ее существа вдруг вспыхнуло пламя, словно некая сила, до сих пор дремавшая в ней, теперь проснулась и рвалась на волю. Дыхание, срывавшееся с ее полуоткрытых губ, слегка участилось, и, охваченная трепетом от одного его прикосновения, застыв на месте, она увидела его лицо, склонившееся над нею, и услышала, как он внезапно охрипшим от волнения голосом назвал ее по имени:

— Леона!..

Что он собирался сказать, Леона так никогда и не узнала, потому что как раз в этот самый миг из комнаты до них донесся громкий возглас: «Джулиен! Что вы там делаете? Мы ждем вас сдавать карты!]. Голос герцогини разрушил очарование, и Леона, быстрым движением высвободив руки из-под пальцев лорда Чарда, повернулась и, словно не видя ничего перед собою, устремилась назад в освещенную комнату.

Девушка не отдавала себе отчета в том, о чем она говорила и что делала весь остаток вечера… Она сознавала только, что это неподвластное рассудку чувство все еще жило в ее груди, отдаваясь трепетом в жилах и застывая комком в горле.

Как ей показалось, прошли долгие часы, прежде чем они отправились спать. Было много пожеланий доброй ночи, последние распоряжения на завтра, нежный поцелуй в щеку от герцогини, и когда наконец она осталась одна в своей спальне…

» Вы так его любите? Вы так его любите?«

Как могла она заснуть, когда эти слова постоянно звенели эхом в ее ушах? Девушка соскользнула с постели, босиком прошла по мягкому ковру к камину и опустилась на плед перед самым пламенем.

» Вы так его любите?«

Ей казалось, что она не обретет покоя до тех пор, пока не найдет ответа на этот вопрос. Она должна была поставить его перед собою. Было невозможно избегать его и впредь.

Внезапно Леона закрыла лицо руками.

— Нет! — прошептала она вслух. — Нет! Нет! Нет!

Это не может быть правдой!

Следующее утро прошло достаточно приятно и без каких-либо сердечных переживаний или душевных расстройств. Джентльмены, как герцогиня сообщила Леоне, уехали сразу же после раннего завтрака и, судя по всему, собирались вернуться только во второй половине дня. Герцог, как оказалось, случайно услышал о том, что примерно в двадцати милях отсюда должна была состояться распродажа с аукциона за долги лошадей, принадлежавших какому-то несчастному повесе, который потерял целое состояние в азартных играх и вынужден был продать все свое имущество, вплоть до земельных владений.

— Разумеется, когда его милость узнал о том, что несколько великолепных чистопородных скакунов, которыми он восхищался на Роттен-Роу15, должны быть выставлены на торги, — объяснила герцогиня, — ничто не могло удержать его от того, чтобы не помчаться туда сразу в надежде заполучить их подешевле.

— И, конечно, Хьюги пожелал присоединиться к нему, — подхватила Леона с улыбкой.

— И Джулиен был почти столь же нетерпелив, — добавила герцогиня. — Ох уж эти мне мужчины! Лошади занимают их головы и их сердца тоже. Если бы они с тем же рвением стремились быть рядом с женщиной, нам бы это польстило гораздо больше!

Леона не была огорчена перспективой провести день наедине с герцогиней. В Клантонбери хватало достопримечательностей, которыми стоило полюбоваться, а его пышность и величие, которые герцогиня воспринимала как должное, произвели на Леону ошеломляющее впечатление. Огромное количество слуг в доме и усадьбе делало Клантонбери маленьким независимым королевством в миниатюре. Здесь были не только садовники, конюхи, смотрители в парке, псари, дровосеки и лесники, охранявшие дичь от браконьеров, но и многие другие, так как в Клантонбери имелись собственные пивоварни, прачечные и мастерские со своими каменщиками, малярами, плотниками, кузнецами и стекольщиками.

— Теперь, когда мы познакомились, вы можете часто приезжать к нам в гости, — великодушно предложила герцогиня. — Пойдемте, я покажу вам оранжереи с гвоздиками. Это одни из самых любимых моих цветов.

Они действительно были захватывающе прекрасны, напоминая сплошной многоцветный ковер из тысяч бутонов — малиновых и белых, розовых и фиолетовых, — но Леона в глубине души предпочитала цветы под открытым небом, в особенности розы, представлявшие собой необыкновенно живописную картину в обрамлении нежной зелени лужаек.

Ближе к вечеру, когда Леона увидела возвращавшихся с прогулки мужчин, она сорвала несколько бутонов и закрепила их за высоким голубым поясом платья.

Внезапно ее сердце сильно забилось — шагая через газон, ей навстречу шел лорд Чард.

Герцогиня поспешила вперед, чтобы поговорить со своим супругом, Николас Уэстон и Хьюго присоединились к ней, и на какое-то мгновение рядом не осталось никого, кто бы мог их услышать, когда лорд Чард приблизился и остановился на миг, глядя на нее в упор и не говоря ни слова.

Так как молчание между ними почему-то казалось ей опасным, Леона произнесла быстро:

— Вы довольны вашей поездкой, милорд?

— Очень, хотя она и стоила всем нам немало денег, — ответил он.

— Надеюсь, не Хьюги?!

Этот вопрос сорвался с ее губ помимо ее воли.

— Ваш брат, насколько я помню, приобрел только двух животных.

— Двух!

Голос Леоны звенел отчаянием. Это означало еще один долг, который должен был быть оплачен деньгами от очередной партии груза, доставленного Лью, еще одну стальную цепь, накрепко приковывавшую их к нему.

— Не стоит так огорчаться, — произнес лорд Чард. — Не думаю, чтобы лошади были очень дорогими.

— Что вы называете дорогими? — отозвалась Леона.

— Кажется, одна из них обошлась в тысячу гиней, другая немного дешевле.

Леоне показалось, словно невыносимая тяжесть внезапно обрушилась ей на плечи, внутри все оборвалось.

Как мог Хьюго быть настолько безрассудным? Он отлично знал, что они не могли позволить себе лошадей больше, чем уже имели, не говоря уж о том, что о них некому было заботиться, кроме старого грума Эбби, которому почти сравнялось семьдесят и который был уже не в состоянии взять на себя дополнительные обязанности. В порыве отчаяния она судорожно вздохнула.

— Не надо так переживать, — обратился к ней лорд Чард. — Не вам быть сторожем вашего брата.

При этом замечании она с трудом сдержала приступ истерического смеха. Нет, конечно, не ей следовало быть сторожем брата, но она была вынуждена обстоятельствами стать хранителем родного дома, принять на себя ответственность за всех обитателей усадьбы, за выплату слугам жалованья, обеспечение жильем и едой престарелых. Если такие люди, как старый Эбби, миссис Милдью, миссис Берне и Брэмуэлл покинут их, что случится с ними тогда? Им придется попросту голодать.

— Вам этого не понять, — ответила она холодно и вдруг заметила, как изменилось выражение лица лорда Чарда, и голосом, полным неожиданной теплоты и понимания, он произнес:

— Простите меня. Я вовсе не хотел добавить вам лишних забот. Я в самом деле думал, что нет ничего плохого в том, что Хьюго позволил себе небольшую покупку.

— Конечно, среди подобной роскоши вам она может показаться небольшой, — промолвила Леона в ответ. — Но для нас тысяча гиней равнозначна целому состоянию.

Она увидела, как губы его сжались.

— Не стоит волноваться из-за этого, — сказал он. — Я постараюсь чем-нибудь помочь.

Он отошел от нее и не спеша проследовал туда, где остальные были заняты оживленной беседой.

— Мы только что услышали о приобретениях сэра Хьюго, — донесся до Леоны голос герцогини.

— Я как раз собирался поговорить с ним об этом, — отозвался лорд Чард. — Я надеялся, что он по старой дружбе позволит мне выкупить у него серую кобылу.

Именно ее я хотел приобрести на распродаже, но, по досадной оплошности, забыл его предупредить. Потом, когда аукцион начался, я решил, что нам четверым нет смысла торговаться друг против друга, набивая цену.

Что вы скажете на это, Хьюго? Не согласились бы вы оказать мне огромное одолжение, уступив ее мне? Как раз этой кобылы очень не хватает в моей конюшне.

— Разумеется, милорд, если она так вам приглянулась — она ваша, — ответил Хьюго.

Леона заметила, что он был явно недоволен, но в то же время у нее полегчало на сердце при мысли, что они освободились по крайней мере от части своего Долга.

— А чем вы занимались весь день, моя дорогая? — осведомился герцог.

— Мы с Леоной тихо провели время вместе, готовясь к приему гостей, заглянули в оранжереи и, главным образом, любовались местными красотами, — произнесла герцогиня с улыбкой.

— Рад это слышать, дорогая, — ответил герцог. — Я уже почти боялся, что вы будете скучать без нас.

— Вы слишком самонадеянны! — поддразнила его герцогиня. — Я не стану говорить вам, так оно было или нет, я просто предоставляю вам догадаться самим.

Она сделала несколько шагов в направлении французских окон и затем поспешно вернулась, как будто внезапно о чем-то вспомнив.

— Да, кстати, милый! Сегодня утром, уже после вашего отъезда, сюда заходил ваш поверенный. Он передал, что дело срочное, так что я приняла его вместо вас.

Как оказалось, ничего существенного. Капитан драгунского полка, который располагался здесь лагерем минувшей ночью, пожелал принести вам свою искреннюю признательность за гостеприимство и за эль, который вы распорядились прислать его людям.

— Ах да, я помню, — произнес в ответ герцог. — Я приказал Ричардсону отправить пару бочек в лагерь.

— Их благодарность не знала границ, — продолжала герцогиня с улыбкой, — и у меня создалось впечатление, что им было очень жаль нас покидать.

— Куда они направляются? — спросил герцог.

— О, в одну маленькую деревушку под названием Эл…

Элфристон, если не ошибаюсь. Они получили приказ захватить каких-то контрабандистов. Будем надеяться, что их постигнет неудача! Вы же знаете, что мои симпатии всегда на стороне преследуемого.

Герцогиня беспечно рассмеялась и вошла в дом.

Леона переглянулась с Хьюго, после чего, не сказав ни слова, последовала за хозяйкой и, поспешно взбежав вверх но лестнице, уединилась в ожидании у себя в спальне, понимая без лишних разговоров, что Хьюго присоединится к ней сразу же, как только ему удастся ускользнуть.

Действительно, спустя примерно пять минут раздался быстрый, нетерпеливый стук в дверь, ручка повернулась, и брат вошел к ней в комнату.

— Ты слышала? — спросил он тихим, полным раздражения голосом. — Не иначе как они что-то пронюхали о товаре.

— Ты точно знаешь, что яхта приплывает сегодня ночью? — допытывалась Леона.

— Разумеется! — ответил Хьюго. — Вот почему мне необходимо было держать Чарда в отдалении от замка.

Вот почему Лью пришлось очистить залив от предыдущей партии груза.

— Но мы не можем быть полностью уверены, что солдаты направились в Элфристон, — робко возразила Леона, сама сознавая неубедительность своих слов.

— Уверены! Ну конечно, мы уверены! — огрызнулся Хьюго. — Теперь мне все совершенно ясно. Чард, уехав вместе с нами, усыпил малейшие подозрения на свой счет. Должен признать, его поведение поставило меня в тупик. Он, казалось, оставил саму идею захватить груз именно в этом месте. Теперь-то мы точно знаем, что он задумал! — Он расхаживал взад и вперед по комнате, словно разговаривая сам с собой.

— Лью будет застигнут врасплох, яхта придет в намеченное время, и в самый последний момент драгуны оцепят побережье. Они могут прятаться даже в самом замке — у него хватит дерзости использовать его как укрытие для своего отряда.

— Ох, Хьюги, ты торопишься с выводами! Мы не можем знать это достоверно! — вскричала Леона.

— В одном ты можешь не сомневаться, — заявил Хьюго в ответ, — а именно в том, что драгуны по распоряжению Чарда приближаются к деревне. Если они оцепят местность, как Лью сможет вывезти оттуда груз, даже если ему удастся погрузить его на лошадей?

— Что же мы можем предпринять? — пробормотала Леона.

— Мы обязаны предупредить Лью, — заявил Хьюго в ответ.

— Но как?! — спросила Леона в волнении.

Хьюго схватился руками за лоб.

— Тот же самый проклятый вопрос я и сам задаю себе, — сказал он. — Для меня это исключено. Если я сделаю хотя бы малейшую попытку вернуться домой сегодня, Чард остановит меня, если понадобится, даже силой.

— Но что же тогда нам делать?

Хьюго протянул к ней руки.

— Ты должна ехать! — закричал он. — Ты должна передать Лью, чтобы он ни под каким предлогом не привозил сюда груз.

— Не привозил сюда груз? — переспросила ошеломленная Леона. — Я не понимаю.

— Лью на борту яхты, глупышка! — вскричал Хьюго в раздражении. — Он отплыл во Францию вчера утром.

Там все было заранее условлено, и в Дьеппе уже ждала очередная партия товара. От них требовалось только взять его на борт и доставить обратно. Они должны войти в бухту вскоре после полуночи. Черт возьми, пока не поздно, тебе необходимо их остановить.

— Но это невозможно! Как я могу?! — закричала Леона.

— Ты обязана это сделать, — отрезал Хьюго, — иначе мы разорены окончательно. И, кроме того, если Чард схватит Лью и его людей, у него будет достаточно оснований повесить и меня в придачу. Ты хочешь, чтобы это случилось, Леона?

Хьюго рухнул на колени рядом с креслом Леоны.

— Господи! Да это же какой-то дьявольский круг! — воскликнул он. — Спаси меня, Леона! Ради всего святого, спаси меня, ведь больше мне не на кого надеяться!

Страстная мольба в его голосе проникла прямо в сердце Леоны. Не задумываясь над тем, каким образом она может выполнить просьбу, она обняла брата и, прильнув к его щеке, в страстном порыве воскликнула:

— Я спасу тебя, Хьюги, милый! Обещаю тебе, что, как бы там ни было, я спасу тебя!