Любовь контрабандиста

Глава 4

— Я бы с радостью проехался верхом вдоль побережья сегодня после ленча, если у вас нет возражений, Ракли, — сказал лорд Чард, когда в половине первого пополудни они собрались в столовой, чтобы слегка перекусить.

Хьюго тотчас оторвал взгляд от тарелки с остывшей едой, и Леона заметила выражение страха в его глазах.

— Меловые холмы — не слишком привлекательное место для прогулки, — ответил он резко. — Я уверен, что вы, ваша светлость, получите гораздо больше удовольствия, выбрав другое направление.

— Мне очень хотелось бы также осмотреть деревню, — продолжал лорд Чард вкрадчивым голосом, как если бы Хьюго его не перебивал. — Насколько мне известно, она славится своим трактиром, который одно время часто посещался джентльменами… с большой дороги.

Леона затаила дыхание. Она понимала, что пауза перед последними тремя словами была сделана им намеренно.

— Ума не приложу, откуда до вас могли дойти такие вздорные слухи, — отозвался Хьюго сердито. — Этот трактир — всего лишь жалкая хибара, где деревенские парни распивают свой эль, и не представляет ни малейшего интереса для человека вашего круга, милорд.

— Напротив, мне очень любопытно, — возразил лорд Чард вполголоса.

Леона увидела хмурую складку на лице Хьюго, его сдвинутые брови и испугалась, что он может допустить грубость.

— Я распоряжусь насчет лошадей, — вмешалась она в разговор. — Вы, милорд, по всей вероятности, предпочтете оседлать одну из ваших собственных, а Хьюги недавно приобрел великолепного гнедого жеребца, о котором ему, конечно, не терпится узнать ваше мнение.

Вы, как я слышала, признанный знаток в том, что касается хорошей породы.

В действительности она никогда не слышала ничего похожего, но, к счастью, ее удар наугад попал в цель, поскольку лорд Чард скромно произнес:

— Весьма польщен подобным отзывом. Меня до крайности интересует все, что связано с чистокровными лошадьми. Вы помните того боевого скакуна, который был у меня во Франции, Ракли? Прекрасное животное, единственное в своем роде. У меня просто сердце разрывалось на части, когда его убило подо мной шальной пулей в одной из стычек с кавалерией Бони.

Хьюго немедленно пустился в пространные воспоминания о войне и о том, как варварски французы обращались со своими несчастными животными, пока предложение лорда Чарда отправиться на верховую прогулку вдоль берега моря не было почти позабыто.

Николас Уэстон за все, время трапезы едва проронил несколько слов. С темными кругами под глазами и осунувшейся физиономией, принявшей землистый оттенок, он выглядел совершенно больным. С видимой неохотой отщипывая пищу, он через силу отвечал на обращенные к нему вопросы, но Леона не смогла отделаться от ощущения, что его слабое здоровье послужило ему удобным оправданием за слишком вольное поведение минувшей ночью.

Как только с едою было покончено, Леона, предупреждая желание гостя, поспешила на конюшню. Когда она вернулась, Хьюго остался один в зале. Схватив сестру под руку, он увлек ее в библиотеку и поплотнее прикрыл дверь.

— Что за блажь взбрела Чарду в голову? — спросил он тихо. — Что он надеется обнаружить? Как ты считаешь, не следует ли мне предостеречь Лью, чтобы он и его люди держались отсюда подальше?

— Нет, нет, уверяю тебя, в этом нет нужды, — ответила Леона. — Никого из них нет поблизости, так что на этот счет ты можешь быть спокоен. Мистеру Куэйлу, так же как и всем в деревне, известно, что его светлость здесь, и, само собою, они будут настороже.

— Если б только я знал, что именно он пытается найти, — задумчиво произнес Хьюго. — По крайней мере, цель его мне ясна, но вот что может навести его на след?

Лодки, навьюченные пони, отпечатки ног на пляже? Бог свидетель, Леона, я не имею к таким вещам ни малейшего отношения.

— И на том спасибо, — промолвила она со вздохом. — Да Хьюги, и зачем только ты позволил втянуть себя во все это!

— Сейчас уже слишком поздно об этом говорить, — отрезал Хьюго. — Но у меня нет желания оказаться в один прекрасный день с петлею на шее или быть отправленным на каторгу. Это дело нешуточное.

— Он не посмеет так поступить с тобой! — с жаром воскликнула Леона.

— Очень даже посмеет, если его подозрения оправдаются. Не думай, что, пустив в ход любезности, тебе удастся сбить его с толку. Чард тверд как сталь. Он всегда был таким. Он приложит все усилия, чтобы добиться своего, и если в этой стране существует человек, способный пресечь ввоз контрабанды из Франции, то это, без сомнения, Чард.

В голосе Хьюго слышалась горечь, более пронзительная, чем крик. Затем он подошел к одному из окон библиотеки, пристальным взором окидывая простиравшийся перед ним пейзаж. Вдали, за грядою волнистых холмов, окутанных легким маревом, проступала едва различимая линия горизонта, море загадочно поблескивало, словно скрывая в себе некую тайну.

— Груз им лучше пока не трогать, — размышлял он вслух. — В этом случае он будет в полной безопасности.

Его опустили под воду, как обычно, с помощью линя.

Мы часто проделывали это и раньше, но никогда еще ставка не была так высока.

— Носильщики могут спокойно заниматься своей привычной работой, — подхватила Леона бодро. — А остальные, скорее всего, не станут появляться на берегу.

Она старалась, как умела, обнадежить Хьюго, чей беспокойный, встревоженный взгляд и заострившиеся черты лица, из-за чего он казался старше своих лет, заставляли ее сердечко болезненно сжиматься. Она всегда представляла себе брата совсем юным, почти подростком, и иногда ей с трудом верилось, что ему уже сравнялось двадцать пять и что в его возрасте давно пора было бы угомониться и подумать о семье. Он был настолько безответствен и беспомощен, что значительная разница в годах между ними поневоле стиралась, как забывалось и то обстоятельство, что именно на нем лежала обязанность заботиться о ней и оберегать от невзгод, а не наоборот.

Она подошла к нему и нежно обвила руками его шею.

— Не бойся! Все будет хорошо, — произнесла она, хотя сама отнюдь не чувствовала в том уверенности. — Не стоит так отчаиваться, родной мой. Возьми лорда Чарда с собою на прогулку, и, быть может, если он не заметит ничего подозрительного, то завтра же уедет отсюда.

— Будь он проклят! — не сдержался Хьюго. — Почему мы должны принимать у себя его и этого пронырливого хорька Уэстона? Вместо того чтобы наслаждаться жизнью в Лондоне, я вынужден торчать как неприкаянный в этой дыре, шарахаясь от собственной тени!

— Постарайся держаться с ними как можно более вежливо и непринужденно, — посоветовала Леона. — И ради бога, Хьюги, не пытайся увидеться с Лью Куэйлом или с кем бы то ни было еще. Они и сами вполне способны постоять за себя, можешь мне поверить.

Кроме того, они предупреждены.

— Надеюсь, ты достаточно ясно им все объяснила? — недоверчиво спросил Хьюго.

Леона кивнула. Даже сейчас у нее не хватило решимости рассказать Хьюго 6 том, что случилось, когда она спустилась в туннель в поисках Лью Куэйла. Она предпочла умолчать о связанном человеке внизу, в пещере, обреченном на смерть. Ей не хотелось обсуждать с братом поступок Лью и тем более обнаруживать перед ним свой страх и душевные муки. Какой смысл был его беспокоить? Все равно здесь он был бессилен что-либо изменить.

— Тебе лучше идти, — сказала она поспешно. — Лорд Чард, наверное, уже ждет в зале.

— А как насчет деревни? — угрюмо осведомился он.

— Веди себя как ни в чем не бывало, — последовал ответ. — Покажи лорду Чарду наружную сторону трактира — на твоем месте я бы не стала туда заходить, если этого можно избежать. Посетите церковь. По крайней мере, в данный момент там нет ничего, что могло бы послужить ему доказательством против тебя.

На лице Хьюго промелькнула слабая улыбка, которая тут же погасла. Бывали случаи, когда церковь использовалась в качестве склада для контрабандного товара, но лишь по необходимости. Бочонки с вином, тюки с чаем и пряностями, шелковыми и атласными тканями и фландрскими кружевами хранились в боковом приделе в течение суток, а иногда и дольше, прежде чем их погружали на лошадей и увозили далеко отсюда окольными тропами. Трактир в деревне давно уже был на дурном счету у офицеров таможни, но им и в голову не приходило, что церковь рядом при желании может тоже служить тайником.

— Нет, церковь сегодня свободна, — почти шепотом сообщила Леона. — И не забудь пригласить его светлость зайти проведать фермера Грандла — он ужасно гордится своими поросятами.

Хьюго, быстро нагнувшись, поцеловал ее в щеку.

— Не знаю, что бы я делал без тебя, — отвечал он со смехом. — Я надоем Чарду до смерти с нашими сельскими заботами и занудной болтовней деревенских мужланов. Если после этого он не поторопится вернуться обратно в Сент-Джеймс, можешь считать меня круглым дураком.

Бойкой походкой он вышел из комнаты, и Леона поняла, что ее слова вдохнули в него новые силы. Она последовала за ним немного погодя и застала лорда Чарда, спускавшегося вниз по лестнице в элегантном сером костюме для верховой езды из плотного вельвета. Его сапоги были так тщательно отполированы, что на их темной поверхности можно было разглядеть отражение перил. В руках он держал хлыстик, на голове был высокий, по последней моде, цилиндр.

— Вы не думаете сопровождать нас, мисс Ракли? — спросил он, едва оказавшись в зале.

В первое мгновение Леона под влиянием внезапного душевного порыва чуть было не поддалась искушению сказать ему, что она тоже едет с ними, но вовремя спохватилась. Ее присутствие могло только помешать Хьюго.

— Признаюсь, мне бы очень хотелось отправиться верхом вместе с вашей светлостью, — ответила она после некоторой паузы, — но, к сожалению, я должна еще многое успеть сделать по дому. Надеюсь, что ваша поездка доставит вам подлинное удовольствие.

— В этом я уверен. — Лорд Чард был, по своему обыкновению, серьезен и невозмутим. — Поезжайте с нами, Николас, — добавил он, бросив беглый взгляд через плечо на Николаса Уэстона, медленно, словно нехотя, сходившего вниз по деревянным ступенькам с каменным выражением бледного лица. — Свежий воздух пойдет вам на пользу.

— У меня раскалывается голова, — раздраженным тоном отозвался Николас Уэстон. — И, по правде говоря, я сомневаюсь, что нам удастся что-либо увидеть.

Лорд Чард предостерегающе сверкнул глазами в сторону своего секретаря, но тот был до такой степени поглощен собой и своими недугами, что ничего не заметил.

— А что именно вы ожидаете увидеть? — спросила Леона с показным простодушием. Она точно знала ответ, но рассчитывала повергнуть его в смущение.

Мистер Уэстон к тому времени уже спустился в зал, и ему волей-неволей пришлось взглянуть ей прямо в лицо.

— Да так, ничего особенного, разумеется, — буркнул он себе под нос, явно растерявшись.

— Тем лучше, — не осталась в долгу Леона, — так как было бы очень жаль, если бы вас постигло разочарование.

Она даже не пыталась скрыть свою неприязнь к нему за внешней учтивостью интонации. Круто повернувшись, девушка устремилась к парадной двери, охваченная приливом безотчетного гнева против Николаса Уэстона и лорда Чарда. Какое право имеют они оба столь беззастенчиво навязываться им с Хьюго и превращать Ракли-Касл в штаб-квартиру, откуда они могли бы безнаказанно шпионить за его хозяевами и за всей округой?

Голос лорда Чарда прервал ход ее мыслей.

— Вы решительно не намерены присоединиться к нам, мисс Ракли? — обратился он к ней. — Мне, право, неловко сознавать, что вы вынуждены остаться дома только потому, что наш несвоевременный визит доставил вам массу лишних хлопот.

— Нет, нет, пожалуйста, милорд, не упрекайте себя, — ответила Леона с холодной сдержанностью в голосе. — Я на самом деле никуда не собиралась выезжать после ленча.

Она все еще была не в духе, и на какой-то миг он заколебался, стоя рядом с нею на ступеньках крыльца и надевая перчатки, пока Николас и Хьюго направлялись по усыпанной гравием дорожке туда, где грумы сдерживали грызущих от нетерпения удила лошадей.

— Сегодня такой чудесный день, — произнес лорд Чард мягко.

Он как будто умолял ее об одолжении, и Леона тотчас вскинула голову, встретившись с ним взглядом…

Было почему-то трудно на него сердиться, когда он смотрел на нее вот так, не отрывая проницательных и ласковых глаз от тонкого, нежного личика девушки, и столь же нелегко ей было противиться не высказанному вслух, но тем не менее совершенно очевидному горячему желанию, чтобы она согласилась их сопровождать.

Безусловно, втайне он питал надежду, что она поедет вместе с ними, и Леона с ее чуткостью безошибочно это поняла, несмотря на то что он просто стоял рядом, натягивая перчатки; его широкие плечи вырисовывались четким силуэтом на фоне ясного лазурно-голубого неба.

— Нет, я не поеду, — промолвила она наконец чуть слышно. — Я полагаю, вы прекрасно сможете обойтись и без меня.

— Позвольте мне… — начал было лорд Чард с внезапной настойчивостью в голосе, но тут его перебил резкий возглас Хьюго:

— Вы идете, Чард? Моя лошадь слишком горяча, и ее чертовски трудно удержать.

Он как раз сворачивал на широкую подъездную аллею, гнедой конь под ним отчаянно брыкался и становился на дыбы.

— Да, я сейчас иду, — бросил лорд Чард на ходу, и его последняя фраза так и осталась незаконченной.

Леона застыла в недоумении. О чем он собирался просить ее? У нее создалось ощущение, что то, что он собирался сказать, имело гораздо большую важность, чем простое предложение присоединиться к ним. Впрочем, так или иначе, теперь об этом можно было лишь догадываться.

Девушка украдкой наблюдала, как он с поразительной ловкостью и изяществом вскочил в седло и умелой рукой осадил своего вороного жеребца. Леона с ранних лет ездила верхом и поэтому не только превосходно разбиралась в чистопородных лошадях, но и с первого взгляда умела распознать прирожденного наездника.

Хьюго мастерски держался в седле, но лорд Чард был поистине неподражаем. Со стороны казалось, что лошадь и всадник составляли единое целое, и, когда трое мужчин ускакали, помахав ей на прощание шляпами, она краешком глаза продолжала следить за лордом Чардом, пока тот не исчез из вида. Затем с едва заметным вздохом она вернулась в дом.

Старому Брэмуэллу необходимо было посоветоваться с нею относительно приготовлений к обеду, а миссис Берне немедленно обрушилась на нее с жалобами на то, что доставленные с утра цыплята оказались слишком жесткими.

— Этот проклятый птичник не мог зарезать для нас цыплят пожирнее! — возмущалась она. — Вечно он подсовывает нам одну кожу да кости. Чтоб они у него в глотке застряли! Если хотите знать, мисс Леона, у него только море на уме, да еще этот его бездельник-братец, который то вдруг объявится, то снова пропадает неизвестно где, и так уже целый год, а то и больше!

Леона прекрасно понимала, что имела в виду миссис Берне. Она не знала, что у птичника Фэрли был брат, который работал на Лью Куэйла. «Кого еще опутал своей сетью этот чудовищный паук?»— спрашивала она себя в отчаянии.

— Я поговорю с Фэрли, — заверила ее Леона. — В следующий раз он должен резать откормленных птиц. Но вы хорошенько полейте их жиром и добавьте побольше вина в соус — жаркое приобретет совсем другой вкус.

— А как насчет мяса, мисс? — осведомилась миссис Берне. — Мясник отказывается оставлять для нас самые лакомые куски, пока ему не заплатят.

— Но ведь мы же совсем недавно с ним расплатились! — протестующе воскликнула Леона.

— Я знаю, мисс, но тот счет был за продукты, которые мы брали у него в долг почитай что три года подряд. Больше он не станет отпускать нам так долго в кредит. Конечно, иначе как бесстыдством это не назовешь, но он божится, что не может позволить себе ждать своих денег.

— Сегодня же вечером я сообщу об этом сэру Хьюго, — пообещала Леона.

— Но тогда будет уже слишком поздно готовить обед, мисс! — произнесла миссис Берне с выражением полнейшей безнадежности. — Что, по-вашему, я должна подавать на стол, когда в горшке у меня хоть шаром покати?

— Я посмотрю, чем могу помочь, — успокоила ее Леона.

Девушка покинула кухню и поднялась наверх. Как ей хорошо было известно, Хьюго имел привычку швырять любые золотые и серебряные монеты, какие только находил у себя в кармане, в выдвижной ящик своего туалетного столика. Сам он даже не подозревал, как часто ей приходилось прибегать к содержимому его ящика. Он неизменно забывал всю мелочь дома, когда уезжал в Лондон, увозя с собою в карманах порою небольшое состояние, чтобы поставить его на кон в азартной игре, но зато готов был буквально трястись над каждым пенни, которое она выпрашивала у него на содержание замка.

Ей всегда стоило большого труда уговорить брата дать ей хотя бы самую малость на ведение хозяйства, и с тех пор, как он возвратился из Франции, между ними на этой почве постоянно происходили стычки. По-видимому, он считал, что деньги, полученные от контрабанды, всецело принадлежали ему и он вправе делать с ними все, что угодно.

Конечно, размышляла Леона, ей тогда и в голову не приходило, что Хьюго был должен Лью Куэйлу такую огромную сумму. Она полагала, что он просто получал свою долю наличными от каждой проданной партии товара, как в большей или меньшей степени и все остальные. Хьюго никогда не посвящал ее в подробности дела, и сейчас она испытывала невольный ужас, едва представив себе, как далеко завело его тщеславие и каких затрат стоило ему приобретение новой яхты.

Допускал ли он хоть на мгновение, что она может пойти ко дну прежде, чем ему представится случай за нее расплатиться? Ла-Манш постоянно патрулировался военными кораблями, и в последнее время их число заметно возросло, так что контрабандисты шли на колоссальный риск всякий раз, когда они приближались к английскому побережью.

— Если бы только он спросил у меня совета! — прошептала Леона, обращаясь к самой себе, но тут же вынуждена была признать, что, не обладая достаточным влиянием на брата, она при всем желании не сумела бы его переубедить. Ее отношение к Хьюго было сродни материнскому, но он всегда смотрел на нее как на ребенка.

Оказавшись в верхних покоях, Леона миновала узкий коридор и распахнула дверь спальни Хьюго. Поток солнечных лучей, проникавший через окно, заливал комнату золотистым светом, и, прежде чем подойти к туалетному столику, она задержалась на минутку, чтобы переставить цветы в вазе, которую она поместила на высокий комод, и убрать небрежно брошенный на спинку стула сюртук. Брэмуэлл был уже слишком стар, чтобы за всем уследить, и, кроме того, Хьюго, как истинный денди, имел очень богатый гардероб.

Леона открыла платяной шкаф, окидывая пристальным взором висевшие там костюмы Хьюго всех возможных цветов и из всех разновидностей тканей — вельвета, габардина, атласа и бархата. Они переливались, словно радуга, ослепительные в своем разнообразии, представляя собой странный контраст с ее собственным убогим и поношенным платьем.

Но девушка меньше всего думала о себе, когда, притворив дверцу шкафа, направилась к туалетному столику. Говоря по совести, она была только рада, что Хьюго мог позволить себе прилично одеваться. Разве не пришлось ему лучшие свои годы провести на военной службе?

Ее ожидания оправдались: приоткрыв ящик столика, Леона обнаружила там с полдюжины золотых гиней и кучку мелких серебряных монет. Она вынула три гинеи — ровно столько, сколько требовалось, чтобы заплатить мяснику и обеспечить всех домочадцев едой по крайней мере на несколько недель. Затем она снова задвинула ящик, чувствуя себя слегка виноватой, как и всегда, когда ей случалось брать у Хьюго деньги без спроса, но все же сознавая в глубине души, что это был единственный способ избежать неприятностей и вечного недовольного брюзжания.

«Зачем тебе понадобились деньги?» «Уж не думаешь ли ты, что у меня их куры не клюют?» «На что ты потратила те десять фунтов, которые я дал тебе на прошлой неделе?» «Говорят тебе, у меня в карманах пусто!»

«Лавочники — черт с ними, пусть подождут!»

Как часто ей снова и снова приходилось выслушивать в ответ одни и те же отговорки! И хотя в конечном счете он неизменно уступал ее жарким мольбам и снабжал ее определенной суммой денег, Леоне казалось до крайности утомительной обязанностью каждый раз просить и убеждать, изворачиваться и доказывать, что она и миссис Берне старались экономить, насколько это было в их силах, но что им нужно было тем не менее на что-то существовать.

Она никогда не взяла у Хьюго ни единого пенни для себя и во время его отсутствия ухитрялась так распорядиться скромными доходами от имения, что его обитатели могли жить в относительном достатке, питаясь собственными яйцами, кроликами и цыплятами, хотя слуги вынуждены были подолгу ждать своего жалованья.

Выйдя в коридор из спальни Хьюго, она заметила Розу со щеткой в руках. Ее домашний чепец сбился набок, на щеке виднелось пятнышко грязи. «Со стороны виду нее и в самом деле довольно глуповатый», — подумала Леона про себя. Но она очень тепло относилась к Розе, ни одна другая девушка в деревне не согласилась бы выполнять такую тяжелую работу за столь мизерную плату.

— О, Роза! — окликнула она ее. — Не могла бы ты отнести эти деньги миссис Берне? Скажи ей, что это для мясника.

Роза подошла к ней и присела в неуклюжем реверансе.

— Боже мой, мисс, я же отродясь не держала в руках золотой гинеи, — произнесла она, хихикая.

— Это для миссис Берне, — повторила Леона. — Передай их ей, да поживее.

Роза прикрыла монеты ладонью, как будто боялась, что они ускользнут прямо у нее из-под носа.

— Я отнесу их ей, мисс, вот вам крест! — сказала она и заспешила по коридору, тяжело ступая грубыми башмаками по деревянным половицам.

Леона вздохнула и, отвернувшись, направилась к себе в комнату. Безусловно, они бы с радостью наняли более опытную служанку, если бы имели такую возможность. Она недоумевала, какое мнение должно было сложиться у лорда Чарда о Розе и ее матери, миссис Милдью, едва справлявшейся со своей работой из-за почтенного возраста и к тому же имевшей склонность то и дело останавливаться посплетничать. Весьма вероятно, их образ жизни вызывал у него смех, а неотесанные деревенские слуги с их неуклюжими ужимками — просто презрение.

Она уже несколько раз замечала самодовольную глупую улыбку на физиономии Николаса Уэстона, когда старый Брэмуэлл допускал ошибку в сервировке стола или бесцеремонно вступал в разговор, как он привык делать с тех пор, когда Хьюго был еще ребенком.

«Нет! Лорд Чард совсем не такой», — убеждала она себя. Внутреннее чувство подсказывало ей, что он не стал бы, несмотря на всю разделявшую их дистанцию, смотреть на них свысока. Только мистер Уэстон, кичившийся своими великосветскими манерами, мог воспринимать их как мишень для шуток.

При этой мысли внутри ее все закипело от негодования, и Леона попыталась рассеять свой гнев иронией.

Как глупо, в конце концов, изводить себя из-за того, что может прийти на ум субъекту вроде мистера Уэстона! Скоро он уедет отсюда и никогда больше о них не вспомнит.

Лорд Чард не шел ни в какое сравнение со своим чопорным и надутым секретарем. У Леоны сложилось впечатление, что так или иначе встреча с ними надолго останется у него в памяти. И тут она едва не расхохоталась. Что за нелепая идея! Как раз этого им сейчас меньше всего хотелось, и ей следовало бы молить бога, чтобы лорд Чард как можно скорее забыл о существовании замка Ракли, о Хьюго и обо всем, что было с ним связано.

Внезапно у нее возникло странное и необъяснимое ощущение уверенности в том, что все случившееся было заранее предопределено, что приезд лорда Чарда был неизбежностью, которую никакая сила на земле не смогла бы предотвратить. Она чувствовала, что за всем этим скрывалась некая причина. И тут же резко одернула себя, встряхнув головой. Какие глупости! Просто у нее разыгралось воображение, и не более того.

Словно пытаясь вернуть себя к действительности, Леона ускорила шаг. Ей еще нужно было привести в порядок собственную комнату. Она должна оставить на время мысли о лорде Чарде и вспомнить о делах, которые ей предстояли, — практических, неотложных делах.

Девушка приоткрыла дверь спальни и тут же издала непроизвольное восклицание, больше похожее на вопль.

В кресле у окна сидел мужчина, который поднялся при ее появлении, загораживая собою свет.

— Что… вы… здесь… делаете?

Казалось, слова застревали у нее в горле и с трудом срывались с дрожащих губ.

— Мне необходимо было срочно вас увидеть, — ответил Лью Куэйл.

— Здесь?! В моей комнате?! Как вы сюда попали?

— Поднялся по туннелю, разумеется, — последовал ответ. — У меня была на то причина.

— Убирайтесь? — закричала Леона. — Немедленно убирайтесь отсюда и возвращайтесь туда, откуда вы пришли. Вы не имеете на это никакого права, слышите?!

Никакого!

Под влиянием страха гнев разгорелся в ней с неведомой доселе силой.

— Как вы, однако, вспыльчивы, юная особа! — возразил Лью Куэйл, улыбаясь.

— Вам никто не разрешал появляться в доме, и вы знаете это, — отрезала Леона.

— Ваш брат, который, насколько я могу судить, является владельцем замка, сам пригласил меня заходить сюда, когда бы я ни пожелал, — вкрадчиво заметил Лью. — Кроме того, как вам хорошо известно, он дал мне дополнительную связку ключей. Если я не пускаю их в ход часто, то, поверьте мне, исключительно из уважения к вашему мнению на этот счет.

— Тогда сейчас же уходите, — перебила его Леона. — Это моя комната, и я не потерплю вашего присутствия здесь.

— Я пришел сюда, — ответил Лью, — потому что, как я полагал, это единственное место, где я могу поговорить с вами без опаски. Я знаю, что ваши гости отправились на прогулку верхом. Я ждал, пока они не скроются из вида, но не думаю, чтобы вам понравилось, если бы слуги заметили меня. Они слишком болтливы.

— Что вам угодно? — холодно осведомилась Леона.

Она все еще стояла в проеме полуоткрытой двери, и Лью по-прежнему дерзко смотрел ей прямо в лицо с противоположного края комнаты.

— Это уже более разумный вопрос, — ухмыльнулся он. — Почему бы вам не войти и не прикрыть за собой дверь? Уверяю вас, я буду вести себя вполне благопристойно.

Он явно поддразнивал ее, и Леона испытывала плохо скрываемое омерзение при виде улыбки у него на губах.

Девушка вздрогнула, едва заметив ее, и все же, словно по принуждению, она закрыла дверь и, пройдя немного дальше в комнату, остановилась в оцепенении, чувствуя напряжение в каждом нерве тела, лицо ее побелело, большие испуганные глаза осторожно следили за незваным гостем.

— Вот и отлично, — произнес он, осклабившись. — Не понимаю, почему вы так боитесь меня.

— Зачем вы пришли? — спросила Леона.

— Я как раз собирался сказать вам об этом, — промолвил Лью, удобно располагаясь в кресле. — Но сначала я хочу узнать подробнее, что у вас стряслось. Куда поехал Хьюго вместе с лордом Чардом?

— Его светлость предложил прокатиться верхом вдоль побережья, — ответила Леона. — Он также изъявил желание посетить трактир и деревню.

— Вот дьявол! — В первое мгновение Лью выглядел удрученным, потом быстро добавил:

— Он ничего не найдет, потому что там ничего нет. Местность вокруг обыскивали уже достаточно часто, если только за этим он пожаловал сюда.

— Я почему-то не думаю, что он рассчитывает что-либо обнаружить, — сдержанным тоном произнесла Леона. — Скорее всего, он просто решил обследовать окрестности замка, чтобы наметить план дальнейших действий.

Едва она сказала это Лью, ей стало ясно, что ее догадка была верна. Именно это занимало сейчас лорда Чарда. Это было для нее столь же очевидно, как если бы он признался ей в том собственными устами.

— Чтоб ему сгореть в аду! — вскричал Лью с внезапной яростью. — Я-то предполагал, что к сегодняшнему вечеру он уберется отсюда и мы сможем, как стемнеет, поднять со дна груз.

— Он ни разу не упоминал об отъезде, — ответила Леона.

— Тогда вы должны постараться заставить его уехать.

Скажите ему, что ваша прислуга заболела, что вы собираетесь заколотить дом. Скажите ему все, что угодно, но только избавьтесь от него.

— Не могла бы придумать ничего более подходящего, чтобы возбудить его подозрения, — язвительно заметила Леона.

— Да, вероятно, тут вы правы, — согласился Лью. — Значит, вы тоже заинтересованы в нашем успехе, не правда ли? А я был убежден, что вы храните благородное безразличие.

— В данную минуту меня волнует только Хьюги и то, насколько он замешан во всем этом, — заявила Леона. — Вы знаете так же хорошо, как и я, что, будь на то моя воля, он никогда бы не увидел снова ни вас, ни вашего запрещенного товара.

— Даже если и так, он бы не смирился с бедностью, в которой ему пришлось бы жить, — возразил Лью с деланной кротостью. — Можете ли вы представить его себе голодным, озябшим, дурно одетым и вынужденным ограничивать себя даже в мелочах? Нет, такая жизнь не для Хьюго — не для того Хьюго, которого я знаю.

Пока он говорил, его взгляд блуждал по ней, улавливая каждую деталь ее старого, поношенного серого платья. То, что он оставил недосказанным, до такой степени лежало на поверхности, что Леона почувствовала, как на щеках ее выступил жаркий румянец.

— Вы выглядели на редкость красивой прошлой ночью, — неожиданно произнес Лью изменившимся голосом.

Леона выпрямилась, а он между тем продолжал:

— После вашего бегства из пещеры я еще долго в мыслях видел вас перед собою. Вы были похожи на видение из потустороннего мира, когда вдруг возникли, вся в белом, из темноты. Даже мои люди обратили на это внимание.

— Я сожгла это платье сегодня утром, — хладнокровно сообщила Леона.

— Сожгли?!

Восклицание было резким. Даже Лью иногда терял над собою контроль.

— Да, я сожгла его, потому что это вы подарили его мне, — ответила Леона. — И еще потому, что на нем была кровь. Кровь человека, которого вы… пытали.

На мгновение Лью уставился на нее, потом запрокинул голову и расхохотался.

— В жизни не встречал девушки с таким гордым нравом! — изрек он наконец. — Ну да, впрочем, именно это меня в вас и привлекает. Вы напоминаете мне необъезженную лошадь. Но рано или поздно я сумею вас укротить.

В его голосе звучала не столько угроза, сколько констатация факта. Кровь тотчас отхлынула от лица Леоны.

Она заметила, как в его темных глазах промелькнул зловещий огонек, уловила нотки возбуждения в его голосе и поняла, что он представляет собой опасность, что достаточно одного неверного движения, и она будет уже не в состоянии удержать его страстное влечение к ней в границах допустимого. Она стояла с ним лицом к лицу, взгляд ее был полон достоинства.

— Объясните мне, зачем вы пришли, — промолвила она строго, — и потом уходите.

Уже по одному его молчанию Леона могла судить, какая отчаянная внутренняя борьба охватила сейчас все его существо. Его как будто одолевал соблазн сжать ее в объятиях, и в то же время он все еще сохранял к ней определенную долю невольного уважения, которое не до конца успел в себе подавить. Он явно колебался, и Леона заговорила снова:

— Если вы немедленно не скажете мне, что вас сюда привело, я сама уйду из комнаты. Кроме того, остальные могут вернуться с минуты на минуту. Я не знаю, как долго они будут отсутствовать.

Она осталась победительницей в этом поединке воль, когда воздух, казалось, вибрировал между ними с такой силой, что она почти готова была рухнуть на колени. Затем с чувством облегчения она услышала ответ Лью:

— Я пришел сюда потому, что мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь! В чем? — удивленно переспросила Леона.

— Один из моих людей ранен.

— Каким образом?

— Он чистил ружье, и оно выстрелило, пуля пробила ему правое плечо. Я не решился забрать его домой, так как с первого взгляда ясно, что рана огнестрельная, и, следовательно, никто ни на миг не поверит, что он не получил ее в стычке с охранниками. Самое досадное, что в действительности мы ни разу не видели даже тени кого-либо из них за всю минувшую ночь.

— Я думаю, правда заключается в том, что этот человек был ранен в перестрелке, — медленно произнесла Леона.

— В проницательности вам не откажешь, — отозвался Лью — Вот что мне больше всего в вас нравится — вас не так-то легко ввести в заблуждение.

— Я не нуждаюсь в ваших комплиментах, — отрезала Леона. — Чем же я могу ему помочь?

— Его уже несколько часов сильно лихорадит, — ответил Лью, — так что мне пришлось перенести его сюда.

— Сюда!

Это слово буквально отскочило от ее уст, выдавая крайнее изумление.

— Куда еще я мог податься с ним? Он бы умер, если бы я бросил его в пещере. Кроме того, мне нельзя торчать здесь подолгу, а все остальные уже разошлись по домам.

— Выходит, я должна делать вашу грязную работу за вас? — ледяным тоном осведомилась Леона.

— Не совсем. Я прошу вас взять на себя чисто женскую обязанность — стать ангелом милосердия для страждущего. Разве не в этом, как считается, состоит призвание женщины?

— Возможно, — согласилась Леона. — Но только не для настоящих преступников, людей, которые противопоставляют себя служителям закона.

— Хорошо, представьте себе на минутку, что на его месте мог оказаться Хьюго, и вам наверняка было бы очень жаль, если бы никто не согласился ему помочь, — сказал Лью грубо. Он усмехнулся, заметив, как ее передернуло, и добавил:

— Это вас убедило, не так ли? Ладно, пойдемте проведаем парня, и, быть может, после этого ваше суровое сердечко смягчится.

— Где вы его оставили? — спросила Леона.

— В самой дальней комнате в конце коридора. Помнится, Хьюго говорил мне однажды, что вы никогда не пользуетесь помещениями в этой части замка. Судя по их виду, в них уже много лет никто не спал.

— Ни единой души, — подтвердила Леона.

— Тогда вашим слугам нет никакой надобности лишний раз заходить туда и затевать в них уборку, — стоял на своем Лью. — Ключ был в двери, и для верности я запер его там. Если подержать его в тепле, через день или два он должен поправиться. — Словно почувствовав, что ей требовались более веские доводы, он продолжал:

— Если я доставлю его домой в таком состоянии, его жена закатит истерику и тут же пошлет за врачом или за соседями. Поползут слухи, и очень скоро кто-нибудь из этих ищеек из береговой охраны непременно пожелает произвести дознание, в чем причина его столь внезапного недуга. Одной раны от ружейного выстрела вполне достаточно, чтобы в ближайшие дни любого из наших людей по всему побережью упрятать за решетку.

— В таком случае вы должны проследить, чтобы члены вашей шайки впредь были более осторожны с огнестрельным оружием, — отпарировала Леона. — С моей стороны безрассудство слушать вас; я полагаю, будет лучше, если я взгляну на раненого.

Едва сказав это, она сообразила, что тем самым приняла на себя ответственность за него. Но что еще ей оставалось делать? В том, что говорил Лью, была значительная доля здравого смысла, и она не могла этого не признать. Кроме того, некий внутренний инстинкт не позволял ей при любых обстоятельствах отказать в помощи страдающему человеку, кем бы он ни был, какие бы преступления ни отягощали его совесть.

Она проследовала через комнату, чтобы открыть дверь, но, едва коснулась ручки, холодная ладонь Лью накрыла ее пальцы.

— Разрешите? — произнес он, скрывая за внешней вежливостью насмешку.

Она резко отдернула руку, как если бы он причинил ей острую боль. Он выждал мгновение, глядя ей в глаза и одновременно придерживая все еще закрытую дверь.

— Вы на самом деле так сильно меня ненавидите? — спросил он.

— Вы мне противны, — последовал ответ.

— Я нахожу вас самой привлекательной женщиной из всех, кого когда-либо встречал.

— Если это должно означать комплимент, то он не внушает мне ничего, кроме отвращения, — возразила Леона. — И давайте поторопимся. Мне нужно успеть приготовить все необходимое для ухода за больным, пока не вернулись гости.

Девушка ясно отдавала себе отчет в том, что Лью, стоило ему только захотеть, без труда мог помешать ей покинуть комнату. Она понимала, какой опасности подвергалась каждую секунду, находясь в непосредственной близости от него. Но сейчас, хотя Леона и знала, что медлить было безумием, она не могла удержаться от вопроса, который не давал ей покоя с того самого момента, как она переступила порог спальни.

— Тот человек, — начала она почти шепотом, — который должен был умереть. Он… м-мертв?

— Он отправился на тот свет быстрее, чем того заслуживал. — В голосе Лью проскальзывала жестокая ирония. — Из-за известия, которое вы нам принесли, у нас не было времени поступить с ним так, как мы намеревались. Он умер менее чем через пять минут после вашего ухода.

У Леоны вырвался едва заметный вздох облегчения. По крайней мере, это было уже кое-что.

— Разве это не говорит в мою пользу? — осведомился Лью игривым Тоном. — Неужели я не удостоюсь награды за свою снисходительность?

— Проводите меня к раненому, — резко прервала его Леона. — Я уже сказала вам, что сейчас некогда разговаривать.

Когда наконец он открыл дверь и пропустил ее вперед, ей послышалось за спиной его приглушенное хихиканье. Она быстрым шагом двигалась по коридору, возбужденная и натянутая как струна, потому что он следовал за нею.

В доме царила полная тишина. За поворотом коридора, по другую сторону от ее собственной, располагалось несколько маленьких, пахнущих сыростью комнаток, выходивших окнами на север, в которых, как верно заметил Хьюго, никто никогда не жил. Большая часть мебели оттуда была вынесена, а некоторые из них превратились в хранилище для тех предметов из других покоев замка, которые уже отслужили свой срок или, по мнению Леоны, были слишком неприглядны на вид, чтобы украшать собою парадные помещения. Когда они оказались напротив последней двери, Лью вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, повернул ручку — и Леона вошла.

На узкой кровати лежал человек, укрытый шерстяным одеялом. Он что-то чуть слышно бормотал про себя, и девушка с первого же взгляда поняла, что у него высокая температура. Она подошла к нему и положила руку ему на лоб. Он весь пылал жаром, кожа была сухой. Невозможно было разобрать, что именно он пытался сказать но по движению губ легко было догадаться, что его мучила жажда.

— Принесите кувшин с водой из моей спальни, — приказала Леона Лью, и тот безропотно повиновался.

Как только он удалился, она откинула одеяло и обнаружила, что верхняя одежда на больном отсутствовала. Его рубашка от поврежденного плеча была разорвана, рана небрежно перевязана носовым платком.

Она сняла повязку, испытывая ужас, смешанный с жалостью, едва взглянув на раздробленное плечо.

Леона как раз пристально рассматривала рану, стараясь определить, была ли извлечена пуля, когда Лью вернулся с водой.

— Пуля уже удалена, — произнес он, словно догадавшись, о чем она собиралась его спросить. — Один из моих парней вынул ее прошлой ночью. Он сделал это довольно неумело, и, осмелюсь доложить, руки его были не особенно чистыми.

— Оставайтесь здесь с раненым, — обратилась к нему Леона.

Она вышла из комнаты и, едва оказавшись снаружи, повернула ключ в замочной скважине. Весьма вероятно, ее поступок мог показаться Лью странным, но у нее не было никакого желания идти на риск, пусть даже самый ничтожный.

Она спустилась вниз, в буфетную, и нашла там фарфоровую чашку и бутылку с остатками бренди, которую Хьюго откупорил накануне вечером. Бинты и чистое белье она всегда держала наготове в ящике небольшого комода в углу коридора на случай несчастья с кем-либо из работников в доме или усадьбе. Леона отнесла все это наверх вместе с кувшином горячей воды, который она в последний момент прихватила на кухне, объяснив миссис Берне, что ей нужно вывести пятно на платье.

Не похоже было, подумала она, проходя через облицованную каменными плитами галерею, чтобы кто-нибудь обратил на нее хоть малейшее внимание. Слишком часто во время работы слуги заставали свою молодую хозяйку снующей с места на место по всему дому, зная наперед, что она тоже, как и они, трудилась без устали целыми днями — вытирала пыль с мебели, прибиралась в комнатах и даже мыла полы, когда никто другой не мог этого сделать за нее.

Она возвратилась в спальню и по беглому взгляду, брошенному ни нее Лью, и едва уловимому движению его руки, потянувшейся за револьвером, спрятанным за подкладкой сюртука, поняла, что он намерен был обороняться, если бы, на беду, вместо нее сюда вошел посторонний. Лишь на одно мгновение она попыталась вообразить себе его существование, участь человека, привыкшего постоянно быть настороже, всегда готового к неожиданностям, упреждающего каждое движение, все равно, Друга или врага.

Подойдя к больному, она положила принесенные вещи на столик.

— Зачем вам бренди? — поинтересовался Лью.

— Чтобы промыть рану, — коротко ответила Леона. — Мой отец рассказывал мне, что вино, и в особенности бренди, спасло немало человеческих жизней, когда могло начаться заражение.

Человек на кровати был почти без сознания, и все же она почувствовала, как по телу его пробежала дрожь от обжигающего прикосновения бренди к краям пораженного места. Затем она промыла рану, добавив несколько капель бренди в горячую воду, перевязала ее чистыми бинтами и положила ему на лоб охлаждающий компресс из куска полотна, смоченного в холодной воде.

— Скоро ему станет лучше, — сказала она. — Я приготовлю для него особый отвар из лекарственных трав, чтобы он заснул.

— Если завтра он будет в состоянии двигаться, я отведу его домой, — пообещал Лью.

— Надеюсь, что будет, — ответила Леона. — Здесь его держать вряд ли безопасно. Если лорд Чард обнаружит его, что, по-вашему, я должна буду ему сказать?

— Ваше воображение и ваше женское чутье подскажут вам решение лучше, чем я, — заявил он беззастенчиво.

Она повернулась к двери, держа в руках чашку с окровавленной водой.

— Вы не позволите мне вас отблагодарить? — спросил он с той характерной интонацией, которая вызывала у нее наибольшую неприязнь.

— Самой лучшей благодарностью с вашей стороны было бы держаться отсюда подальше, — резко возразила она.

— А если я признаюсь вам, что был рад удобному предлогу увидеть вас, — что вы ответите тогда?

Он снова встал между нею и дверью, но Леона с вызовом посмотрела на него.

— Если вы немедленно не откроете мне дверь, я выплесну эту воду вам в лицо.

— Каждое слово, произнесенное вами, каким бы жестоким оно ни было, просто приводит меня в восторг, — пробормотал Лью, скривив губы в улыбке и отворяя перед нею дверь так, что Леона сознавала, что хотя он и выполнил ее требование, однако каким-то непостижимым уму образом преимущество в конечном счете осталось за ним.

— Убирайтесь отсюда, и поскорее, — чуть слышно бросила она через плечо и заспешила по коридору, решив про себя не оборачиваться, чтобы убедиться, следует ли он за нею.

Дойдя до буфетной комнаты служанок, она вылила грязную воду и сполоснула чашку. И, только покончив с этим, она не без некоторого чувства вины поймала себя на том, что все это время прислушивалась, полная тревоги и напряжения, к звуку шагов Лью Куэйла, ощущая его дыхание за своей спиною.

Должно быть, он уже ушел. Теперь она могла вздохнуть свободнее, и в то же время она понимала, что это было лишь началом совершенно нового порядка вещей, и то, чего она всегда боялась и чего до сих пор никогда не происходило, вдруг предстало перед нею во всей своей мрачной реальности.

Никогда раньше Лью Куэйл не появлялся в замке без приглашения. Никогда прежде он при всем желании не посмел бы наведываться к ней в отсутствие Хьюго.

Сейчас он пришел, не спросив ни у кого позволения, и нашел дорогу — интуитивно или сознательно, было ведомо лишь ему одному — в ее спальню, единственную комнату в доме, которую она по-настоящему считала своей.

При одной мысли о том, к чему это могло привести, ее охватывал ужас. Навязчивая идея встретить Лью за каждым поворотом коридора, в любой комнате, куда ему вздумается зайти, — даже в своей собственной, — наполняла ее душу страхом. Леона старалась внушить себе, что он пошел на это только из-за раненого, столь остро нуждавшегося в ее помощи, но безуспешно. Все последствия того, что она наделала, взвалив на свои плечи дополнительную тяжесть, внезапно обрушились на нее приливом отчаяния и дурных предчувствий. Больной человек у нее на руках, лорд Чард может вернуться с минуты на минуту, а Хьюго по уши погряз в долгах у человека, которого она ненавидела больше всего на свете…

Вынести все это, продолжать и дальше в том же духе в ее представлении было выше человеческих сил, она чувствовала себя разбитой и беспомощной, и все же что еще она могла сделать в подобной ситуации?

Она вышла из буфетной, намереваясь вернуться к себе, и почти сразу же до ее слуха донесся стук конских копыт за окном — наездники возвращались с прогулки — и громкий голос Хьюго, подзывавшего грумов. Едва выбежав на лестничную клетку, Леона бросила взгляд вниз, в глубину зала, и заметила, как кто-то вошел в дверь.

Это был лорд Чард, снимавший на ходу перчатки для верховой езды. Она видела, как он остановился, погруженный в собственные мысли, у основания лестницы, разминая затекшие пальцы. Затем, словно вдруг осознав каким-то шестым чувством, что за ним наблюдают, запрокинул голову и посмотрел в ее сторону.

Их глаза встретились, и на какой-то миг у Леоны возникло странное ощущение, что здесь, рядом с нею, был человек, который один мог спасти ее, помочь ей найти выход из того ужасающего двойственного положения, в котором она против воли оказалась. Ее измученное, беспокойное сердце как будто с непреодолимой силой рвалось ему навстречу, чтобы поведать обо всем, что ее тревожило и терзало душу страданием. И, вероятно, потому, что в эту минуту она забыла начисто, кто перед нею и с какой целью он явился сюда, и знала только то, что он во всех отношениях был полной противоположностью Лью Куэйлу, девушка нимало не была удивлена, когда, по-прежнему глядя ей прямо в глаза, он тихо произнес:

— Леона! Я как раз думал о вас.