Сара
За столом висела гнетущая тишина, нарушаемая лишь звоном посуды. Ни Анна Александровна, ни Артур не спешили её нарушать. Оба сидели, погрузившись каждый в себя, только изредка бросали друг на друга пристальные взгляды. Казалось, я оказалась на границе двух воюющих государств, без права голоса. Да и о чем можно было говорить? После странной беседы наверху всякое желание продолжать этот бессмысленный фарс отпало напрочь.
Лениво водя вилкой по тарелке, разглядывала столовую, лишь бы занять себя. Внимательно рассматрела цветочные узоры на стенах, пробежалась глазами по старинной фурнитуре с коллекцией французского сервиза, подметила наличие оригиналов нескольких известных полотен, о которых раньше только читала в специализированных журналах. В чувстве вкуса, которое было присуще всем Епремяном, я могла лишь восхититься. Бабушка и дедушка Артура смогли воссоздать у себя дома атмосферу настоящего дворянского особняка шестнадцатого — семнадцатого века. Всё, начиная от архитектурных решений и заканчивая самыми крошечными элементами декора, типа золотых подсвечников или ложек с семейным гербом, кричало о богатстве и статусе этих людей. Я сама на фоне всего этого многообразия роскоши, казалась себе бесправной дворняжкой, которую впустили внутрь, исключительно, из жалости. Я не принадлежала этому миру, не являлась его частью.
Выражение лица, с которым Анна Александровна смотрела на меня, всё ещё стояло у меня перед глазами. Она презирает меня, считает недостойной её внука…
— Какие у вас планы? — вопрос женщины выдернул меня из забытья. Сложив перед собой руки, она смотрела на нас с Артуром. Холодные глаза пристально изучали нас, словно сканировали, проверяли. — Не думаю, что ты привёз её сюда просто так, без особых причин.
Обращение, будто меня и вовсе здесь не было, больно кольнуло по самолюбию. Несмотря на все мои попытки скрыть силу нанесённого удара, не смогла достойно отыграть безразличие. И Артур это почувствовал.
Ладонь мужа, безошибочно, отыскала мои, сжатые под столом, кулаки и накрыла их. Сильные, покрытые грубой кожей, пальцы Артура ласково прошлись по моей кисти и сжались вокруг запястья. Сильно, но нежно, не причиняя боли. Он будто хотел передать мне часть своих сил, и у него это получилось. Медленно, но я начала оттаивать. Словно цветок, который тянется к свету, я рассматривала мужественный профиль Артура, восхищаясь его умением так легко манипулировать мной, находить нужный ключик к каждому моему страху.
— Мою жену зовут Сара, бабушка, — заговорил он, чеканя каждое слово так, что воздух вокруг заискрился. — Не ты ли учила меня хорошим манерам? В чём дело? Куда подевалась твоя хваленая этика?
Ситуация выходила из-под контроля. Точнее, она уже давно перестала быть штатной и грозилась разразиться в грандиозную бурю, если Артур не сможет укротить свой нрав. Я всегда знала, что мой муж не выделяется особым терпением, но сейчас его поведение могло стать проблемой для нас обоих.
— Артур, не нужно, — поспешила успокоить мужа. — Я совсем не обижаюсь. Не стоит из-за меня ругаться…
— Девочка права, — Анна Александровна откинулась на спинку стула. — В отличие от неё, я всегда буду твоей бабушкой, а Сара, — произнесла моё имя так, словно оно было ругательством, недостойным её уст. — Она уйдёт сразу, как закончится срок, оговоренный в завещании. Все мы прекрасно это понимаем.
Артур напрягся. Его рука, до этого такая нежная и расслабленная, вдруг стала каменной. Он сам, всего в одно мгновение, превратился в огромную каменную глыбу. Только частое биение сердца выдавало в нём живого человека и дыхание. Сбившееся, шумное. В этот момент он напомнил мне разъярённого быка. Лютого зверя, готового растерзать любого, кто окажется у него на пути.
— Ошибаешься, бабушка, — резко, царапая дорогой паркет, отодвинул стул и вскочил на ноги. Так и не отпустив моей руки, потянул меня за собой, заставляя встать рядом. — Ты жестоко ошибаешься, если думаешь, что наши отношения совсем не изменились. Думаешь, я совсем слепой? Ничего не замечаю? Ничего не понимаю? Все твои попытки настроить меня против Сары, махинации в компании, продажа акций. Думаешь, мне не понятна цель всего этого?
— Не смей говорить со мной в подобном тоне, — женщина хлопнула по столу рукой и тоже поднялась. — Не забывай, кто я, Артур. Не забывай, чем ты мне обязан…
— Я помню. Я очень хорошо всё помню. К сожалению. Все твои отчаянные попытки рассорить моих родителей, твоя ненависть к маме и радость, когда её не стало. Всё это живёт внутри меня. Живёт вопреки твоим попыткам промыть мне мозги. Живёт вопреки всему. Я никогда не смогу забыть твоих слов, бабушка. Никогда! Слышишь?! Ты — убийца, Артур. Твои руки уже не очистятся. На них всегда будет её кровь. Но я помогу тебе. Я сделаю так, чтобы никто не узнал о твоём грехе. Я спасу тебя от тюрьмы…
Слова мужа вонзались в меня острыми кольями, раздирая на части не только плоть, но и душу. В его голосе звучало столько ужаса и отчаяния, что я не могла ему не верить. Не смела. Артур не врал. Невозможно так соврать. Нереально ТАКОЕ придумать.
Непроизвольно, он сжимал моё запястье всё сильнее, отставляя на нём свою печать. Боль прострелила руку, добавившись к тем мукам, что волнами исходили от него.
Черты его лица исказились, на них лежала печать воспоминаний. Прошлое говорило в нём, оно лилось из его губ, подобно разрушительной лавине. А я не могла ничего поделать. Не могла ему помочь, облегчить тяжёлую ношу, что гранитным пластом лежала на его спине. Хотела, но не могла…
— Замолчи! — закричала Анна Александровна, вскинув вверх обе руки. — Замолчи сейчас же! Не смей! Не смей об этом говорить! Я запрещаю!
Короткий смешок вырвался из груди Артура. Это был не смех нормального человека. Нормальные люди так не смеются. В этом звуке, больше напоминающем стон раненого медведя, не было жизни. Только смерть и могильный холод, пробирающий до костей, разрывающий кровеносные сосуды.
— Поздно, — и снова этот голос, при звуках которого хочется задать уши. Лишь бы не слышать. Лишь бы ничего не чувствовать. — Всё закончилось, бабушка. Больше ты не сможешь управлять мной, я тебе этого не позволю. Все эти годы ты держала меня у своих ног, словно цепного пса. Помыкала мной, заставляла плясать под твою дудку. Но больше ты этого не сделаешь. Потому что я не позволю! Отныне и навсегда, мы чужие друг другу люди. Ты не знаешь меня, я не знаю тебя. Довольно игр в счастливую семью. Довольно лжи и притворства. Я умываю руки.
Мы покинули дом под громкий аккомпанемент проклятий и угроз Анны Александровны. Она кричала, что он ещё пожалеет о своём решении, что она этого так не оставит и ещё много всего, чего я не могла понять. Но Артур будто и не слышал ничего. Он словно отгородился от неё, абстрагировался. Ступая своим широким, размашистым шагом, муж тащил меня за собой, заставляя бежать со всех ног. Я и сама не поняла, как оказалась на переднем пассажирском кресле его автомобиля. Одним уверенным движением, Артур пристегнул мой ремень безопасности и захлопнул дверцу.
Сквозь тонированное окно, следила за тем, как мужчина подозвал к себе Арчи. Сказав ему что-то, Артур подвёл собаку к машине и усадил на заднее сиденье. Ещё пару секунд, и мы уже мчались по пустынному шоссе, рассекая воздух.
Артур
Вдавливая педаль газа в пол, пытался выплеснуть весь адреналин, скопившийся в крови. Скорость успокаивала, шум двигателя расслаблял нервы и дарил слабое ощущение покоя.
Мне было плевать на всё. На камеры, установленные по всему периметру загородного посёлка, на многочисленные штрафы, которые придут на моё имя из-за нарушенных правил дорожного движения, на возможность попасть в аварию и разбиться насмерть. Мне было уже всё равно на то, что могло случиться. Самое страшное уже было позади, хуже стать точно не может.
В какой-то момент показалось, будто это всё сон. Реальность никогда раньше не приносила мне столько удовлетворения, как сегодня. Ещё ни разу в жизни я не чувствовал себя таким свободным, словно огромный булыжник свалился с плеч и разлетелся на мелкие осколки. Больше не было страха. Я будто заново учился дышать. Легко. Полной грудью.
Сжимая ободок руля, чувствовал как через кончики пальцев из меня выходят все опасения. Я медленно высвобождался из плена собственных воспоминаний, слой за слоем отбрасывая в сторону осточертевший защитный панцирь.
Я смог! У меня получилось! Больше я не был пленником собственной ошибки. Больше у меня не было грозного тюремщика с самым сильным психологическим оружием в руках. Я избавился от него. Избавился…
Приглушённый всхлип долетел до меня. Машинально ослабил давление на педаль газа, расслабил руки и обернулся. Только сейчас вспомнил, что был не один. Я больше никогда не буду один.
Мышка сидела рядом, изо всех сил вцепившись в ремень безопасности, словно он был для неё чем-то вроде спасательного круга. Кожа девушки казалась совершенно серой, только на щеках горел нездоровый румянец. Она боялась. Я напугал её своей несдержанностью.
Чувство стыда и раскаяния наполнили грудную клетку, перекрывая всё остальное. Вывернув на обочину, остановил машину и потянулся к ней — к своему светлячку.
— Прости меня, — накрыв дрожащие ручки, глядя на красные отметины на тонком запястье. — Прости меня, Мышонок, — впервые за тридцать лет своей никчёмной жизни, я был готов стоять перед девушкой на коленях, лишь бы добиться от неё прощения. — Я не должен был говорить всё это при тебе… Знаю, ты боишься меня. И правильно делаешь, потому что я — чудовище, Сара… На моих руках кровь, и мне уже никогда от неё не отмыться…
Она молчала. Смотрела мне в глаза и тихонько плакала. В её взгляде не было осуждения или отвращения, которыми одарила меня когда-то мать. Сара не требовала объяснений, как делала это бабушка. Она не угрожала мне, подобно отцу или деду. Она не была похожа ни на одного из них. Мышка была другой. Особенной. Предназначенной мне судьбой, как извинение от Небес за загубленное детство и юность. Мое личное благословение от Бога.
— Мне было восемь лет, — начал я, прижав её ручку к губам. В первых между признаниями, покрывал кисть и запястье жены поцелуями, будто они могли исцелить боль, причиненную мной же. — В то лето я совсем не хотел возвращаться на Гестию, не хотел снова видеть поникшую мать и наблюдать за тем, как она медленно чахнет. Постоянные измены отца убивали её. Я знал это, но ничем не мог ей помочь. Ничем… — водоворот событий закружил меня, унося в далёкое прошлое и заставляя вновь переживать тот жуткий кошмар. — Он издевался над, а она продолжала его любить своей сумасшедшей, нездоровой любовью. Мама готова была простить ему что угодно, только бы он посмотрел на неё, улыбнулся как раньше… А он только играл с её чувствами. Словно палач, наслаждался агонией своей жертвы… Дошло до того, что он привёз домой любовницу. Спал с этой женщиной чуть ли не на глазах у мамы, а она всё продолжала лебезить перед ним. Знаешь, иногда я начинал ненавидеть её за это. Не понимал, как можно терпеть и прощать подобное?! Почему она не уйдёт?! Почему позволяет вытирать об себя ноги? Однажды вечером я увидел, как эта женщина издевается над мамой. Её смех, до сих пор, звучит в моей голове, а перед глазами постоянно стоит одна и та же картина: любовница отца бьёт её по лицу, а мама не может ей ответить.
Чем глубже пробирался в джунгли прошлого, тем труднее становится дышать. Горло сжимается сильными спазмами, холодок проносится по спине и врезается в шею.
— Я столкнул её с лестницы, — опустив голову, избегаю смотреть Саре в глаза. Боюсь того, что могу увидеть в них. — Женщина умерла на месте, а бабушка устроила так, чтобы никто посторонний не узнал об этом. Её похоронили на соседнем острове, в безымянной могиле…
Замолкаю, не в силах больше продолжать. Не привык я к откровениям, не приучен доверять. Но ей открылся. Распахнул перед Мышкой всю свою чёрную душу, позволив ей вершить надо мной суд.
— А м-мама?
Вопрос малышки принуждает продолжить рассказ. Вскинув голову, встречаюсь с ней взглядом, и заставляю себя закончить начатое:
— Она покончила с собой через несколько дней после случившегося. Не смогла смириться с мыслью, что её единственный сын — убийца…
Тяжёлый вздох — самая искренняя реакция, какую только можно было ожидать. Она молчит, а я не могу найти нужных слов, чтобы оправдать себя. Их нет, так как и оправдания убийству тоже не существует.
Разблокировав дверь, вылетаю из машины. Не могу больше находиться в замкнутом пространстве. Оно давит на меня, душит своей ограниченностью.
Отхожу от автомобиля на несколько метров и кричу, что есть силы. Позволяю рыку вырваться на волю, выпуская из клетки внутреннего зверя. Вот он я — настоящий Артур Тигранович Епремян, убийца, разочарование собственной матери, недостойный выродок…
Грудь пылает изнутри, лёгкие обжигает адский огонь, внутренности постепенно обугливаются. Не знаю, как ещё держусь. Почему не падаю замертво? Откуда во мне столько сил?
Спиной чувствую её приближение. Моё тело уже давно превратилось в радар, способный отследить Мышку, где бы она ни находилась. Оно тянется к ней, а разум кричит: «Нельзя!». Нельзя, чёрт тебя дери! Нельзя! Она не для тебя! Не для такого ублюдка как ты.
Гравий шуршит под ногами девушки. Сара замирает в полуметре от меня, но я, всё ещё, не могу обернуться. Совесть не позволяет. Та самая, что все эти годы спала сладким сном.
— Я отпущу тебя, как только закончится срок нашего брачного договора, — голос хрипит, выдавая меня с потрохами. — Ты была права, Мышка. Я никогда не смогу измениться…
Произнося это вслух, мечтаю услышать от неё хоть что-то. Солги, Сара. Скажи, что это не так. Что все могут исправиться. Скажи, девочка! Скажи!..
Но нет. Она не сделала этого. Не позволила надежде расцвести.
Обошла стороной и замерла напротив. Вскинув свою умную головку, посмотрела на меня снизу вверх. Пристально так, проникновенно.
— Возможно, — она тоже говорила с трудом, — я скажу тебе что-то новое, но ты обязан меня выслушать до конца, — красивые густые брови девушки слегка нахмурились, между ними залегла глубокая складочка. — В том, что произошло, нет твоей вины. Ты не убийца, и никогда им не был. Люди, которые внушили тебе это — вот, кто настоящие убийцы. Убийцы твоего детства. Убийцы любви и счастья, — сделав шаг вперёд, встала почти вплотную.
Глаза девушки, по-прежнему, смотрели мне прямо в душу. В их шоколадных глубинах плескалось столько сочувствия, столько понимаю, что я опешил. Сара словно смотрела сквозь время. Она видела перед собой не меня. Нет. Мышка смогла разглядеть во мне того восьмилетнего мальчишку, чей мир был жестоко разрушен взрослыми.
— Ты не убийца, Артур, — снова повторила она, и из её глаз побежали крупные слёзы. — Дети никогда не должны отвечать за ошибки взрослых. Никогда!
Руки сами наши её ладони, наши пальцы сплелись воедино, образуя самую надёжную в мире цепь. Слова закончились. Отпала и необходимость в них. Отныне она знает обо все. Моя сила и самая главная слабость. Моя Мышка.
Чем дольше смотрел ей в глаза, тем больше растворялся в них. Терял связь с реальностью, поднимался над миром. Ощущение, словно за спиной выросли крылья, а сам я стал легче пушинки. Кажется, если подует лёгкий ветерок, точно взлечу.
Больше не было ничего. Всё вокруг исчезло, растворилось как пар на ветру, оставив лишь нас двоих и этот миг, когда наши души соприкоснулись, разорвав те ненавистные оковы, что сковывали их годами.
Медленно, боясь её спугнуть, наклонился вперёд и, с упоением вздохнул сладкий аромат ванили. Обхватив осиновую талию обеими руками, накрыл трепечущие губы своими.
Я чувствовал как она дрожит, трепещет в моих объятиях. Сара тянулась ко мне, рвалась навстречу, преодолевая все внутренние барьеры. Моя. Только моя. Не отпущу. Не отдам никому.
Боже, я готов отдать всё на свете, лишь бы всегда чувствовать этот, пьянящий, сводящий с ума, вкус! Под моим натиском, её губки немного приоткрылись, позволяя углубить поцелуй.
Запустив пальцы в длинные волосы девушки, распустил высокий «хвост», позволив тёмной копне тяжёлым каскадом упасть на плечи и спину Сары.
Её сердце билось почти так же часто и гулко как мое, отдаваясь в каждой частичке маленького тела. Пульс девушки смешивался с моим, отбивая в голове громкий набат.
Воздуха катастрофически не хватало. Несмотря на всё моё желание растянуть этот миг до бесконечности, природа взяла над нами верх.
Немного отстранившись, с тоской посмотрел ей в глаза, надеясь увидеть в них желание. Обхватив лицо девушки дрожащими ладонями, прошептал:
— Ты же понимаешь, что я никогда не смогу от тебя отказаться?
— Обещаешь? — такой наивный и простой вопрос, который одним прицельным ударом расколол мое сердце на части.
Прижавшись губами к её лбу, обнял так крепко, что едва не задушил.
— Клянусь…