Любовь под запретом

Глава 12.

Она незаметно встала, когда все были увлечены общим разговором, и пошла к себе. Хотя было уже поздно, музыка и смех отдавались громким эхом в туннеле Розового Холла.

В своей комнате она села в кресло и стала смотреть на огонь. Кто-то хотел убить ее. Кто-то, наверное, попытается сделать это еще раз. И довольно скоро. Прямо здесь, в Карнэби Хаусе. Она не могла никому доверять. Никому, ни одному человеку.

Несколько раз в течение дня ей хотелось упаковать свои вещи, спуститься вниз, взять ключи от машины и исчезнуть, исчезнуть навсегда. Умчаться прочь из этого проклятого дома! Забыть о прошлом, начать все сначала, может быть даже сменить имя… Но однажды она уже сделала это, и рок вернул ее обратно. Только возвращение это произошло на еще более страшном, чем прежде, витке судьбы. Если она вот так исчезнет на этот раз, кто знает, каково ей придется вернуться сюда в будущем?

Теперь она знала, это не спасет ее. Ей не уйти от проклятья, как бы она не старалась. Ей оставалось только ждать, ждать здесь, в Карнэби Хаусе, ждать окончания этой необычной, ужасной игры, где ей могла выпасть либо жизнь, либо смерть.

Послышался осторожный стук в дверь. Она медленно повернула голову.

— Да?

Клайд вошел с подносом в руках и сказал:

— Мисс Меган, здесь есть кое-что для вас.

— Да, Клайд, поставь, пожалуйста.

Он поставил серебряный поднос с кофейником и посудой мейсоновского фарфора, среди которой выделялась вазочка с единственной хризантемой бронзового цвета.

— Внизу спрашивали, устраиваетесь ли вы на ночь, мисс Меган, или ушли, чтобы просто передохнуть?

Она кивнула, боясь встретить взгляд его угольночерных глаз.

— Да, я сейчас лягу. Но если никто не спросит специально, не говори ничего.

— Мы так и подумали с Баджи. Она еще сказала, что вам, может быть, захочется выпить чего-нибудь горячего. — Внезапно Клайд улыбнулся, указывая на цветок. — А это вам прислал мистер Терренс. Он сказал, эта хризантема очень подходит под цвет ваших волос, мисс.

— Скажи, что я благодарна ему, — сухо ответила Меган.

Морщины на щеках Клайда стали еще глубже.

— Вам не понравился подарок?

— Ох, ты же знаешь Терренса, — пробормотала Меган. — Он молчит-молчит, но вдруг становится довольно надоедливым.

— Другим девушкам иногда приходится еще хуже, мисс Меган, — неловко попытался утешить ее Клайд.

— Некоторым другим — пожалуй, — согласилась она. — Но не мне.

Осанистый и строгий Клайд сумел стать еще прямее и довольно чопорно кивнул:

— В самом деле, лучше отдохните, мисс.

Она поблагодарила и пожелала ему спокойной ночи.

Когда он вышел, она налила кофе. Отпив глоток, она поставила чашку на поднос. Кофе был горьким. Очень горьким. Таким, какого она никогда не пила. Он был горьким!

Она отодвинула поднос подальше, словно могла этим защититься от чьих-то злых замыслов.

Нет, все-таки это было слишком невероятно. Бросив на него взгляд, она подумала, что стоит попробовать его еще раз. Может быть, ей только показалось, что у него необычный вкус. Значит, Клайд? Или Баджи? Или оба? Но, возможно, и Терренс. У него вполне могло это получиться, когда он делал вид, что ставит рядом с кофейником вазу с цветком.

Она задала себе эти вопросы еще несколько раз, не зная ответа ни на один из них. Если бы нашелся хоть кто-то, кто мог бы на них ответить.

Меган опять взяла чашку с кофе и села в кресло перед огнем. Поленья уже догорали, рассыпая искры.

Может быть, она в самом деле потеряла рассудок? Могла ли она этого не заметить? Догадывалась ли ее мать, когда сходила с ума, что с ней происходит? Или даже в сумасшедшем доме она считала, что все идет по-прежнему? Или ее воспаленное воображение рисовало ей еще более ужасные картины, чем те, которые видела в окружающей ее наяву реальности?

Что она вообще чувствовала, когда ее, привыкшую к любви и роскоши, швырнули в пропахшие дезинфекцией палаты, когда грубые санитары стали смеяться над ее требованиями и заставляли делать то, чего она, возможно, боялась, чего не понимала, чего не может понять ни один человек, кроме лечащего врача?

Меган задрожала. Она вспомнила звуки легких, удаляющихся шагов, черную нить и надрез на медном кольце, державшем поднос. Она уже не была уверена, что видела это. Она также вполне могла выдумать, что принесенный Клайдом кофе чересчур горек.

Но ее отец погиб, как Боб и как Рори… Это ведь не могло ей почудится. Это и был подлинный рок Карнэби!

Она больше никогда не узнает любви. Никогда не узнает радости, никогда не решиться на счастье…

Внезапно она почувствовала, что хочет спать. Веки слипались, дыхание становилось мерным, помимо ее воли…

Внезапный шорох разбудил ее. Она вскрикнула:

— Кто? Кто здесь?

Кристин стояла за ее креслом, поправляя подушку, которую старалась подложить ей под голову.

— Что такое, Меган? Что ты так кричишь? Я хотела пожелать тебе спокойной ночи, у тебя горел свет, вот я и подумала, может ты еще читаешь… А когда увидела, как тебе неудобно, то вздумала… Впрочем, теперь это неважно. Ты перейдешь на кровать и уснешь, как куколка в своем кукольном доме.

Меган улыбнулась, внутренне извиняясь.

— Уже поздно, правда?

— Нет, не очень, — Кристин уселась на пол возле ног Меган, расправив свою зеленую шифоновую юбку. — Я хотела спросить тебя вот о чем. Тринадцать лет — очень большая разница между мужчиной и женщиной?

— Это зависит от того, каков этот мужчина и какова женщина, — ответила Меган, пряча улыбку.

— Но ты же все знаешь. Это я и Лиам, — простодушно ответила Кристин и внимательно посмотрела на Меган.

Меган вздохнула.

— Кристин, я не хочу причинять тебе боль, но это невозможно. Когда-нибудь ты поймешь, что…

Кристин отпрянула от нее.

— Ты хочешь заполучить его себе?!

Меган холодно ответила:

— Когда ты говоришь такие вещи, то становишься совсем как ребенок, который еще не дорос до любви.

— Но ты поступаешь еще хуже!

— Тебе лучше знать об этом. Потому что ты спросила, а я ответила. Больше я никак не поступаю и надеюсь, в этом не может быть двусмысленностей.

— Хорошо, ты никак не поступаешь. Но тогда почему… Почему ты так говоришь?

Меган колебалась.

— Возможно, у Лиама были свои причины, чтобы оказаться здесь. Когда он догадается, что теперь его присутствие здесь нежелательно, он уедет. И мы его больше не увидим. Никто из нас его больше никогда не увидит.

— О каких причинах ты говоришь?

— Я не знаю их. Могу только предполагать, что они все-таки существуют.

Кристин вскочила на ноги.

— Ты все это выдумала, Меган. Ты просто хочешь, чтобы я не виделась с ним, но…

— Как тебе ни жаль, я сказала правду.

Кристин выскочила за дверь и крикнула:

— Я тебе не верю, Меган.

Она исчезла, чтобы через несколько минут появиться снова. На этот раз она бросилась лицом в руки Меган, она плакала.

— Прости, прости меня, — всхлипывала она. — Я, действительно, ничего не знаю. Наверно, то, что ты говоришь, правда. И так будет лучше всем нам.

Когда она все же ушла, Меган встала и, превозмогая внезапно появившуюся боль в шее, напомнившую разом о всех ее подозрениях, подошла к окну. Она хотела бы найти лучший, более добрый способ рассказать Кристин то, что было правдой, чтобы их обеих защитить от нависшей угрозы. Она хотела бы, но пока не могла.

На стекле от ее дыхания образовалось пятно. Она механически стерла его и отвернулась. Лишь после этого она поняла, что внизу, на каменных ступенях Карнэби Хауса, очень слабо освещенных светом, падавшим из окон гостиной, стоял Лиам. Сверху его фигура казалась приземистей и еще сильнее. Он спрятал руки в карманы своей куртки и задумчиво, нахохлившись, как птица под дождем, смотрел на дом.