Энджел прижималась к боку Мойо, чувствуя у себя под щекой жесткий изгиб ее ребер под мягкой шкурой. Она вдыхала уютный запах львицы: благоухание теплого молока, металлический привкус крови и еле уловимый аромат мускуса, который, казалось, исходил из самого естества животного. На земле рядом с Энджел спали, свернувшись в теплый клубок, львята. Мдого заворочался и тревожно заскулил, и Энджел потянулась, чтобы погладить его по спине. Мойо на секунду подняла свою голову и снова опустила, словно убедившись, что все в порядке.
Энджел поерзала на земле, пытаясь сделать удобную ямку в песке. Но спать не хотелось. Наоборот, ее обуревали различные мысли. Нужно было составить план действий на завтра. Энджел задумчиво пропускала песок сквозь пальцы. Прежде всего нужно собрать вместе все факты — каждый кусочек информации, который стал ей известен с тех пор, как она попала сюда, — и разложить их по порядку. Путешествуя вместе с Лаурой, она развила умение оценивать новые места и новых людей. Этот жизненно необходимый навык помогал ей быстро налаживать контакт с людьми и находить свое место в незнакомой деревне.
Энджел посмотрела на старика, который спал на своей кровати. Она так и не поняла, как конкретно его зовут. Повар обращался к нему как Бвана Лоуренс, а остальные звали его Джорджем. Он лежал на спине, вытянув ноги, и его длинные седые волосы рассыпались по подушке. По всей видимости, старик привык спать на такой узкой кровати. Неизвестно, есть ли у него жена и дети. Но если есть, то они точно не живут здесь вместе с ним. Его семьей были львы. Он, без всякого сомнения, любит Мойо. А Мойо любит его. Поэтому можно считать, что Джордж Лоуренс хороший человек. Ему можно доверять.
Ндиси. Энджел вспомнила черты его лица. На его лбу, сразу же под нижним краем шапочки, проходило несколько тонких шрамов. Ндиси ей понравился. Он рассказывал разные смешные истории о Мойо, и видно было, как она ему дорога. Когда они только приехали в питомник, двое львят, которые здесь жили, съежились от страха, увидев новую семью львов, и Ндиси побежал их успокаивать. А когда к их загону подошла Малышка и начала на них рычать, он прогнал ее прочь.
Затем Энджел взглянула на мужчину-масаи и белую женщину. Они сидели возле костра, яркий свет которого озарял их лица. Лицо мужчины казалось сплошной черной глыбой, на которой резко выделялась полоска белоснежных зубов. Его полной противоположностью было лицо женщины: белый овал, подчеркнутый темными линиями бровей, глаз и волос.
Они разговаривали очень тихо, и Энджел не могла их услышать. Не похоже, чтобы они были вапензи, одной из тех влюбленных парочек, которых они с Зури выслеживали, чтобы кинуть в них навозом и при этом не засмеяться. Они не держались за руки и не ходили обнявшись. Но видно было, что они нравятся друг другу. Они, наверное, работают в том месте, которое называют «станцией». Может быть, они там и живут, как монахини, у которых есть свои комнаты в дальнем крыле больницы.
Инстинктивно ей нравился этот масаи, как и двое других мужчин. Когда он заговорил с ней на маа, она сразу же прониклась к нему симпатией. К тому же он сделал операцию на ноге Мамы Киту. «Это сильный человек, — подумала Энджел, — и он может стать надежным другом».
А вот насчет белой женщины Энджел не была уверена. Девочку сбивало с толку, что она смотрела на нее так, будто хотела прочитать ее мысли и чувства. Как ее звали? Энджел беззвучно произнесла ее имя: Эм-ма… По звучанию оно вполне могло сойти за имя на суахили. Совсем не то, что Лаура, — для местных жителей это имя было слишком мягким и каким-то бесформенным. Они говорили, что оно никак не подходит такой смелой женщине, как ее мама.
Энджел закрыла глаза, поддавшись волне воспоминаний. Она вспоминала, как они с мамой въезжали в деревню, сидя высоко на спине Мамы Киту. Все жители деревни целыми семьями выходили из своих хижин, чтобы поприветствовать их. Они называли Лауру «женщина с верблюдами». Те, кто ее знал, улыбались и протягивали к ней руки, а иные даже пели и танцевали. Некоторые называли ее Малайка, хотя на самом деле это было имя Энджел. Глаза девочки увлажнились от подступивших слез. Но Энджел одернула себя: сейчас не время плакать, нужно оставаться сильной. Она собрала все эти горестные мысли и, словно пригоршню сухой травы, отбросила в сторону.
После небольшой паузы она вновь попыталась сосредоточиться на Эмме. Женщина явно чувствовала себя не очень комфортно в лагере. Она, скорее всего, привыкла к другим местам — с бетонными полами и кирпичными стенами. Она все время внимательно смотрела, куда ступает ее нога. Никогда не расставалась со своей зеленой сумкой, из которой то и дело доставала то бумажные платки, то крем для губ, то специальные влажные салфетки для рук. Тем не менее она не походила на обычную туристку — у нее не было ни цепочки на шее, ни солнечных очков, ни макияжа. Но в то же время она была совсем не такая, как Лаура. Энджел вспомнила слова, которые Эмма произнесла возле пещеры. Она сказала, что находится здесь из-за Мамы Киту и Мататы. Меня нашли верблюды. По ее словам выходило, что верблюды выбрали именно ее.
Мысль о верблюдах наполнила девочку тоской. Мужчина-масаи сказал, что они на станции в полной безопасности и что она скоро сможет с ними увидеться. Энджел представила, как прижмется щекой к мохнатому носу Мамы Киту… Она поймала себя на том, что ее снова унесло далеко в ее мыслях. Так нельзя, нужно концентрироваться на чем-то одном. Так научила ее Валайта, за которой они ухаживали в течение ее долгой болезни. Она говорила, что если все время представлять весь длинный путь, который предстоит пройти, то невозможно будет сделать даже первый шаг.
Энджел немного приподнялась, прислонившись к плечу Мойо. Каким же должен быть ее первый шаг? Начнем, пожалуй, с самого места…
Мойо вела тебя сюда, в питомник. Она знала, что это хорошее место. Она знала, что тебе нужно именно сюда.
Энджел представила, как помогает Ндиси с готовкой, ощипывает канга для рагу и закладывает мясо в холодильник. Все это она умеет делать. Она может оказаться настолько полезной здесь, что Джордж Лоуренс и Ндиси очень быстро забудут, как они могли управляться без ее помощи.
Она постарается быть как можно более вежливой. Не будет говорить с ними о Лауре. Не будет плакать и грустить. Ей нужно доказать им, что она взрослая и самостоятельная, иначе они не захотят оставить ее у себя. Она чуть было не испортила все во время ужина, когда разговор зашел о лихорадке. Перед ее глазами всплыло воспоминание о Лауре — о том, как она старалась не касаться своей запачканной кровью одежды, в то время как слезы текли по ее щекам и она не смела вытереть их рукой. Сердце Энджел готово было разорваться, а к глазам подступили слезы. К счастью, именно в этот момент Малышка залезла Джорджу на колени. Как будто животное почувствовало, что нужно отвлечь внимание людей и разрядить обстановку.
Энджел опустилась чуть ниже, стараясь расслабить тело. Пока что она делает все правильно, сказала себе Энджел. Все еще возможно. Девочка мысленно рисовала картины, представляя, как она приведет сюда верблюдов. Нужно будет приучить Мойо и детенышей к тому, что Мама Киту и Матата — члены семьи, а не потенциальная жертва. Энджел не сомневалась, что это возможно.
Но, несмотря на кажущуюся реалистичность этого плана, девочку не оставляло беспокойство. Глаза никак не хотели закрываться. Она продолжала вглядываться в темноту, стараясь понять, в чем загвоздка. Наконец она поняла, в чем дело, и от этой мысли ей стало не по себе. Ее прекрасный план не сработает. Она не сможет оставаться здесь с Джорджем Лоуренсом, Ндиси и львами. Воспитание детей — женское занятие. Люди в окрестностях скоро узнают о том, что она здесь. Они станут интересоваться, почему у нее нет ни мамы, ни тетушек. Они начнут говорить, что о девочке никто не заботится как следует. Рано или поздно кто-нибудь сообщит в полицию или смотрителю заповедников. Энджел задумчиво смотрела перед собой. Ей стало страшно от мысли, что, если это случится, ее обязательно отправят в Англию, к тому дяде, о котором рассказывала Лаура. Энджел предусмотрительно выкинула паспорт, но это не значит, что никто его не нашел. Отчаяние охватило ее подобно тому, как хищная птица, падая сверху, хватает свою жертву.
Нужно во что бы то ни стало найти способ остаться здесь. Размышляя над этим, Энджел снова перевела взгляд на костер. В этот самый момент Эмма подняла голову, и в свете поднимающейся луны черты ее лица предстали каким-то особенным образом. Энджел смотрела на нее, как будто видела впервые. И тут ее осенило: единственный человек, кто сумеет ей помочь, — это Эмма. Она может принять ее как свою дочь. В деревнях это в порядке вещей. Если у какой-то женщины слишком много детей, а у ее сестры — не очень, то тетка выбирает понравившегося племянника и выкармливает его как собственного ребенка у себя дома. Если все остаются довольными, то ребенок остается жить у тетки насовсем. Эмма может продолжать жить на станции вместе с мужчиной-масаи. Все, что Энджел нужно будет делать, — это время от времени приезжать на станцию и иногда появляться вместе с Эммой на людях в деревне. Или же Энджел может жить вместе с ними на станции и навещать Мойо. И верблюдов не придется переселять. Выработанный ею план понемногу обретал реалистичные черты.
Энджел внимательно посмотрела на Эмму, и в ее душу закралось сомнение. Слишком уж часто на лице этой женщины появлялось серьезное выражение. Она не была похожа на человека, который любит смеяться. И она всегда казалась страшно занятой, даже когда ничего особенного не делала. У нее, возможно, слишком много забот и без Энджел. Еще одна невеселая мысль пришла в голову девочки. А что, если Эмма не любит детей? И ей не нравится она, Энджел? Ведь далеко не все люди похожи на сестер милосердия, которые готовы принять кого угодно и когда угодно.
Стараясь не потревожить Мойо, Энджел осторожно привстала и поменяла положение, чтобы лучше видеть лицо Эммы. Она свернулась калачиком, подложив руки под щеку, и начала пристально вглядываться в бледное лицо Эммы. Она вспомнила одну интересную вещь, которую ей однажды рассказал Зури.
— Если ты, перед тем как заснуть, будешь смотреть на кого-то, — говорил он, — то ты возьмешь его лицо в свой сон и будешь хранить внутри себя. А когда этот человек проснется, то он первым делом подумает о тебе и захочет с тобой подружиться.
Зари говорил это с такой же уверенностью, с какой он умел рассказать обо всем, что происходило ночью, по следам, оставленным возле хижины. Энджел не сомневалась, что он говорил правду.
Она лежала и смотрела на Эмму, стараясь подметить каждую черточку ее лица и фигуры, прислушиваясь к нежному звуку ее голоса, и впитывала в себя все эти впечатления. И только когда у нее появилась уверенность в том, что она может представить все это в своей голове, Энджел позволила себе медленно закрыть глаза и уснуть.