Ева
Взгляд упирается в низкий скошенный потолок из неаккуратно сбитых разношёрстных досок. Потолок немного кружится.
Тру лицо ладонями, глубоко вдыхаю запахи прелой соломы и пота.
Морщусь. Переворачиваюсь набок.
— Как ты себя чувствуешь, деточка? — надо мной склоняется широкое лицо со смуглой кожей необычного красноватого оттенка.
— Хорошо, — с удивлением понимаю, что кроме спёртого воздуха и некоторой слабости, меня ничего не беспокоит. — А… где я?
— Госпожа? Вы пришли в себя? — из дырки в полу показывается голова Сэлли. — О, боги Варрлаты! Как вы себя чувствуете?
— Хорошо… — повторяюсь. — Сэлли, что происходит? Где мы?
— Так на чердаке в доме Ании. Больше-то здесь и прилечь некуда. Не на лавке же внизу пристраиваться. Это муж Ании вечером вернулся да помог перенести вас под крышу. А я уже переодела и ухаживала.
Женщина с красноватым лицом всё это время молча сидит рядом. Наблюдает за нами. Её губы не улыбаются, но отчего-то мне кажется, что она очень довольна.
— Спасибо, Сэлли. Я твоя должница…
— Это фиру Ом Хелию надо благодарить. Её заслуга! — кивает на женщину. — Мы с Ани уж и не знали, что делать.
Снова замираю на женщине взглядом.
Какая необычная у неё внешность для здешних мест. Помимо кожи, фиру выделяет кошачий разрез глаз, немного приплюснутый нос и тяжёлая копна блестящих смоляных кудрей, подвязанная цветастым платком. Пальцы фиры покрыты маленькими татуировками в виде чёрных точек и линий.
— Благодарю вас, фира Ом Хелия. Скажите, сколько я должна за помощь?
Женщина неожиданно широко улыбается, и я слышу мягкий смех.
— Не за монетами я пришла, деточка. Коли захочешь отблагодарить, противиться не стану, но лучше о себе сейчас думай. Тебе-то явно нужнее.
Сэлли рассказала ей нашу историю? Или это я так выгляжу, что с меня даже плату спросить зазорно?
— Отблагодарю. Обязательно отблагодарю! Не люблю оставаться должницей, — пытаюсь улыбнуться.
— Вот и ладненько. Рада была познакомиться, деточка, но пора мне уже к себе вернуться. Дел-то всегда невпроворот, — женщина с необычными чертами лица по-кошачьи грациозно поднимается и шагает к дырке в полу. — Ты береги себя, а как окончательно поправишься, заходи ко мне на чай. Я всегда гостям рада.
— Зайду… — сиплю уже вдогонку, когда она исчезает в дыре. — Спасибо!
— Ох как вы нас напугали! Такой жар был, такой жар! — всплёскивает руками Сэлли.
— Зато сейчас чувствую себя лучше прежнего, — улыбаюсь, старательно игнорируя противную слабость.
Это ж надо было так разболеться в мире, где непонятно какая медицина.
— Сэлли, а что именно делала фира Ом Хелия?
— Настои да отвары для вас делала, и кашицу какую-то вам мазала на грудь. — задумчиво перечисляет. — На спину тоже мазала.
— А как Ания отнеслась к тому, что мы здесь? Мне очень перед ней неудобно. Столько лишней мороки.
— Она говорит, чтобы мы оставались, сколько сами желаем. Вот только места в доме мало, поэтому спать придётся на чердаке. Ой, вам бы поесть, Ания как раз суп приготовила! — неожиданно спохватывается. — Я мигом!
Не дожидаясь ответа, сбегает в дырку в полу.
Медленно сажусь на постели и слегка пригибаю голову, потому что если выпрямлюсь, то упрусь макушкой в скос крыши.
Осматриваюсь.
Рядом со мной проходит каменная печная труба, от которой исходит приятное тепло.
В торце чердака есть маленькое, частично заколоченное окно, которое и является здесь единственным источником света.
Из всей мебели только кучка какого-то хлама в углу, низкая облупившаяся табуретка, выполняющая роль прикроватной тумбочки, да два старых соломенных тюфяка вместо кроватей.
Между балками крыши натянута верёвка, на которой сушится посеревшая от времени простынь и домашнее платье Сэлли.
Ну здравствуй, мой новый дом.
Хмыкаю и отчего-то улыбаюсь. Всегда считала, что дом — это не стены, а те, кто находятся внутри рядом с тобой. А комфорт… комфорт — дело наживное. Главное, чтобы в душе был уют.
— А вот и суп, госпожа! — довольная Сэлли ставит на облупившуюся табуретку миску и протягивает мне кусок хлеба.
— Сэлли, я не особо голодна, прибереги хлеб для других.
— Вам кушать нужно обязательно! Так фира Ом Хелия сказала. И за хлеб не волнуйтесь. Я Ании с детками помогаю, а она теперь работает понемногу, — как обычно, бегло и забавно тараторит. — А то ведь с малыми и из дома не отойти было. А муж её все дни работает.
— Вот значит как? А сама Ания чем занимается? Как работает?
— Так кружевница она… Госпожа, а чего это вы не кушаете? Вам обязательно нужно поесть! — резко меняет тему и упирает руки в боки. Сейчас хрупкая Сэлли похожа на строгую нянюшку.
Мне становится смешно.
— Хорошо-хорошо. Видишь, я уже ем, — демонстративно засовываю в рот большую деревянную ложку.
— Вот и славно! Я пока вниз пойду, лохань для купания подготовлю.
— Ооо!! — едва не стону от предвкушения.
Положа руку на сердце, сейчас я бы не отказалась от горячего душа с таким напором, какой был в моей квартире в прошлой жизни. Но лохань тоже прекрасно. Очень хочется смыть с тела запах пота и болезни.
— Сэлли, ты моя спасительница.
— Ой, да будет вам, госпожа! — смеётся и смущённо отмахивается. — Вы как покушаете, зовите меня, помогу платье надеть, — указывает на аккуратную стопку вещей в углу.
— Сэлли, а давай ты тоже будешь обращаться ко мне по имени и на ты? — предлагаю ей уже не в первый раз.
— Боги с вами, госпожа! Не смогу я так! Неправильно это! — окончательно смущается и сбегает.
Внутри приятным теплом растекается благодарность к этой девочке. Не представляю, как бы справилась без неё. Выходит, все эти дни я лежала на старом тюфяке, а Сэлли меняла мне простыни.
Как неудобно перед ней.
Доедаю и переодеваюсь сама. Ещё не хватало отвлекать Сэлли по таким пустякам. Забираю посуду и осторожно спускаюсь с чердака. Вместо обуви на моих ногах толстые носки, поэтому ступаю бесшумно.
— А ты уверена, что вины Лоривьевы в том действительно нет? — из боковой комнаты доносится голос Ании.
— Да что ты такое говоришь! Моя госпожа не какая-то там ветреная особа! Она пять раз всё обдумает, а только потом делает!
— Не сердись, не сердись, Сэл. Я просто спросила. Значит, надобно ей с тем лордом объясниться, иначе ума не приложу, как леди будет среди простолюдинов да без денег выживать.
— Ох, лорд той ночью злой такой был, что я бы к нему и подойти побоялась! Как с таким объясняться?
Злой, значит… вот как…
А не сам ли он приказал вышвырнуть нас как бродяг?
— Неужто вот так сразу в клевету и поверил?
Не хочу подслушивать и показываюсь в дверном проёме. Девушки замечают меня и смущаются.
— Прости, Лоривьева. Не обижайся на наши обсуждения, я просто переживаю, — Ания перекладывает рукоделие со своих колен в корзинку и поднимается. — Рада видеть тебя в добром здравии. Мы как раз воду вскипятили, давай-ка я чаю горячего нам налью?
— Спасибо, Ания. От чаю не откажусь, и я не в обиде, — следую за ней, со своей грязной миской. — Милорд меня замуж звал, да я сама не соглашалась. Видно, задела его отказом, — грустно хмыкаю.
— И это повод подозревать тебя в неправедности? Да как это вообще возможно, объявлять кого-то ниорли без доказательств?!
— О, тут-то как раз всё просто. Я попала в красиво расставленную сеть. По неопытности. Хотя бог знает что нужно было сделать, чтобы этого избежать. Боюсь, такой финал был лишь вопросом времени. Я ещё легко отделалась, потому что смогла сбежать. Выпрыгнула из кареты на ходу, и, как видишь, осталась цела.
— Цела? Да фира Ом Хелия тебя с того света вернула! Если бы не она, кто знает, чем бы всё закончилось! — Ания пыхтит от возмущения и при этом разливает чай в большие глиняные чашки.
Похоже, возвращение с того света входит у меня в привычку.
— И всё же я цела, почти невредима и стою на своих ногах! — пытаюсь улыбаться. — Знаешь, Ания, это уже очень немало.
Подхватываю увесистую чашку, от которой исходит приятный запах трав. Пальцы приятно согреваются.
— И как же ты теперь будешь? Докажешь, что тебя оболгали?
— Боюсь, это бесполезно. Весь этот план сработал лишь потому, что в благородном курятнике леди у меня не нашлось сторонников. Уверена, некоторые догадываются, что меня подставили, но кому какое дело? — пожимаю плечами. — Я просто обеспечила лордам и леди очередное развлечение.
— Вот уж действтельно курятник! — злится и с глухим стуком ставит на пол деревянное ведёрко, из которого только что подлила воды в греющийся котёл. — А как же сам милорд?
Милорд…
Перед глазами появляется резковатый профиль и нос с небольшой горбинкой… он, как обычно, слегка сдвигает к переносице тёмные чёткие брови…
Дыхание учащается. Я почти ощущаю под пальцами мягкость бархата его камзола.
Интересно, мог ли он хотеть в жены именно меня? Не из-за земель или каких-то одному ему известных выгод, а меня саму?
Пытаюсь взглянуть на ситуацию глазами Рэйнхарта. Прокручиваю в голове всю цепочку событий.
Мой отказ от замужества. Оскорбительное для лорда предложение оплатить его подарок. Нелепые, якобы случайные ситуации с Эмильеном Эмильтоном, когда он то присаживался слишком близко на диванчик, то на глазах у всех ловил меня за талию, то возвращал мою, якобы потерянную, ленточку. Даже то, что ехидна пригласила Эмильена в дом Орнуа, пока самого Рэйнхарта не было в городе… сейчас всё это складывается в единую картинку. Картинку, которая работает против меня.
Как там сказала Анриетта?
“… леди Милс объявлена ниорли и теперь её не положено принимать в приличных домах… стоило думать, прежде чем скакать от одного мужчины к другому, позволяя всем себя… тискать… “
Рэйнхарт видел нас с Эмильеном под фонарём, тут к гадалке не ходи. Анриетта с ехидной это подстроили и сами же разнесли сплетню среди других леди, да ещё и бог как приукрасили.
Ох, лорд той ночью злой такой был…
Да уж… неприятненько. Гаденько. Обидненько…
— Знаешь, Ания, ты права. Я поговорю с милордом, но боюсь, что он скорее поверит тем, кто рядом с ним много лет, чем малознакомой девице. Да и главная проблема не в правде, а в том, что моя репутация уже испорчена.
Наверное, можно было бы пойти к повитухе или лекарю, попросить проверить меня на невинность. Но, во-первых, это унизительно, а во-вторых… а собственно, что мне это даст? Рэйнхарт будет на каждом углу рассказывать, что меня оболгали, и женится на мне, чтобы восстановить справедливость?
Да аристократам плевать на оправдания! Они так и будут шушукаться, за глаза называя меня ниорли. Распутной провинциалкой, не вписавшейся в их утончённое столичное общество…
— Лоривьева, — вырывает из мыслей Ания. — Леди не может жить без опекуна, без защиты и без содержания. Ты же понимаешь?
— Я не нищая. У меня есть немного земель, и я начну с того, что попробую их продать, — делаю большой глоток из чашки и улыбаюсь.
Возможно, даже снова предложу их Орнуа.
Всё же мне отчаянно хочется, чтобы он узнал правду. Какая-то детская наивная жажда справедливости. Пусть остальные думают, что хотят, лишь бы Рэйнхарт поверил, что я его не предавала.
*Фир или фира — так в королевстве уважительно обращаются к людям простого сословья.