Магия Луны

Глава 14

Открыв глаза, Рафаэль улыбнулся. Очень мужской, удовлетворенной улыбкой. Он с удовольствием зевнул, повернулся к жене и обнаружил, что ее нет рядом.

Сразу проснувшись, Рафаэль сел на постели. После того как Виктория покинула его ночью, он в общем-то не удивился ее отсутствию. Но все равно это было неприятно.

Интересно, что она там болтала о физическом недостатке? Рафаэль терпеть не мог тайн и в любой вопрос всегда старался внести ясность. Рано или поздно он заставит ее сознаться. Глупышка, может быть, у нее сломан ноготь на пальце?

Рафаэль сонно потянулся и посмотрел на часы. Уже почти десять часов. И вся комната залита ярким солнечным светом. Как хорошо, когда Виктория не занавешивает окна этими проклятыми шторами. Он решительно отбросил одеяло и встал.

Он быстро умылся и побрился, недовольно фыркая из-за ледяной воды. Теперь он пожалел" что вместе с Томом и миссис Рипл отпустил и Лиззи. Собрав всю свою волю в кулак, он приготовился искупаться в той же ледяной воде, но тут увидел на себе кровь — кровь Виктории. Забыв о своем намерении вымыться, он немедленно направился в спальню Виктории. Там все еще было темно. Отдернув шторы, Рафаэль подошел к кровати. На простынях отчетливо виднелись пятна крови. Виктория не солгала ему. Она была невинна.

И внезапно он вспомнил о злополучных словах, непроизвольно вырвавшихся у него в момент наивысшего торжества, когда он окончательно убедился, что Виктории можно доверять. Кажется, он сказал, что не смог бы вынести, если бы Дамьен обладал ею раньше.

Этой ночью она трижды принадлежала ему и каждый раз получала огромное удовольствие. В этом он не сомневался. Он знал, что многие женщины не испытывают особых эмоций во время полового акта, но умело притворяются и весьма искусно изображают страсть. Хорошо, что Викторию никак нельзя заподозрить в неискренности. Она очень естественна и остро реагирует на его ласки.

Она не сможет забыть наслаждения, которое дал ей он, в волнах которого она едва не утонула. Рафаэль решил, что в общем-то не важно, злится она сейчас или нет. Он всегда сумеет уладить дело с помощью секса. Он будет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не забудет все обиды.

Рафаэль усмехнулся и подумал, что мир, должно быть, перевернулся. Обычно женщинам свойственно использовать секс, чтобы добиться от мужчин желаемого результата. Но с его женой все как раз наоборот.

Рафаэль увидел, что вода в ванне приобрела несколько розоватый оттенок. Такой цвет ей придала кровь. Ее кровь. Он искренне понадеялся, что Виктория не испугалась при виде своей крови, и со стыдом припомнил рассказанную им глупую историю с кровью цыпленка. Он даже поежился от охватившего его чувства вины, представляя себя грубым варваром, изнасиловавшим весталку.

Все-таки было бы лучше, если бы он не произнес тех проклятых слов. Рафаэль отправился обратно в свою спальню, вспоминая глаза Виктории в момент, когда он вошел в нее, ее нежные груди, длинные ноги, сомкнувшиеся вокруг его бедер…

Громко выругавшись, он направился в свою ванную и решительно влез в холодную воду, надеясь хоть таким образом охладить разгоряченный мозг.

Тридцатью минутами позже, свежий и бодрый, он нашел Викторию в кухне. Она завязала волосы черной бархатной лентой и вся обмоталась одним из необъятных фартуков миссис Рипл.

— Доброе утро, любовь моя, — весело приветствовал он жену и звучно чмокнул ее в левое ухо. — Ты решила приготовить хлеб? Без меня, главного консультанта?

Рафаэль подошел поближе и, не обращая внимания на недовольное выражение лица Виктории, повернул ее к себе.

— Обожаю испачканные в муке носы, — сообщил он, надеясь, что его голос звучит дружелюбно, а лучше даже влюбленно. — Это так загадочно! — Он легонько поцеловал кончик ее носа.

Виктория неторопливо отстранилась от него. Она все еще не могла заставить себя смотреть ему в глаза. Слишком свежи были в памяти события минувшей долгой ночи. И еще она плохо себя чувствовала. Она опустила голову, не подозревая, что отчаянно покраснела.

— Что случилось, моя милая? Тебе не нравится быть женой? — Не дождавшись ответа, Рафаэль объявил:

— Завтра мы уезжаем в Корнуолл. Сразу после ленча. — Наткнувшись и в этот раз на упорное молчание, он игриво продолжил:

— Думаю, нам не захочется завтра вставать рано.

Не придумав, что еще сказать, он повязал фартук, вымыл руки и со вздохом встал рядом с женой к кухонному столу.

Виктория вела себя очень скованно, и Рафаэль решил на некоторое время оставить ее в покое. Следующие десять минут они молча работали.

Но вдруг Виктория вскрикнула:

— Что это такое?

Она изумленно уставилась на булку, которую Рафаэль старательно и с увлечением лепил. Он рассмеялся:

— Насколько я понимаю, жена, ты не оценила мои художественные таланты. А я так старался создать не булку, а произведение искусства специально для тебя.

— Но это же.., это же…

— Ты хочешь сказать, что это слишком много для тебя? А почему? Я назвал его статуей Давида или, если желаешь, статуей твоего супруга.

Виктория не сводила глаз с маленького человечка из теста. Лицо этой почти античной статуи украшала широкая улыбка.

— Может быть, стоит добавить деталей? Как ты считаешь, Виктория? Ребра, например, или зубы… А как насчет чего-нибудь пониже? Ну, скажем…

— Замолчи, ради Бога! Тебе совершенно не знакомы хорошие манеры! Ты просто…

— ..человек, жаждущий заняться с тобой любовью снова, Виктория. Я не могу спокойно находиться возле тебя. Я все время тебя хочу. — Рафаэль подхватил ее на руки и закружил по кухне. — Знаешь, наш хлебный человечек должен.., стать еще более выразительным, когда испечется.

Виктория была вне себя от возмущения. Он обращается с ней как с игрушкой, совершенно не считается с ее чувствами, словно ничего не произошло! А этот отвратительный хлебный человечек? Она даже представить себе не могла, как он будет выглядеть, когда испечется. И она должна намазать его маслом и джемом и положить себе в тарелку?

— Рафаэль, — тоненьким голосом проговорила она, — опусти, пожалуйста, меня на пол.

— Хорошо, — немедленно согласился Рафаэль, крепче прижав ее к себе и нежно поцеловав.

Он почувствовал, как она застыла, напряглась… Он знал, что это ненадолго.. Умелому любовнику, а себя он считал именно таким, ничего не стоит расшевелить это скованное страхом существо. Он возьмет ее прямо в кухне, при ярком дневном свете. И увидит наконец, что за физический изъян имеется у его безупречной красавицы жены.

— Иди ко мне, моя радость, открой мне навстречу твои сладкие губки!

Она ощутила прикосновение его языка к губам, языку, зубам. Его руки гладили ее плечи, спину, бедра. И вновь Виктория поняла, что не сможет долго противиться физическому влечению.

Его пальцы какое-то время путались в бесконечных завязках фартука, но все-таки справились с нелегкой задачей, и ни в чем не повинный предмет домашней одежды полетел в угол кухни. А ласки стали более уверенными и настойчивыми.

— Рафаэль, — пробормотала Виктория, прекрасно сознавая, что очень скоро ей станет безразлично, что кухня залита светом, что у нее все болит после предыдущей ночи. Ее перестанет интересовать все на свете. Останется только одно желание иметь его и принадлежать ему.

— Сейчас, Виктория, — услышала она тихий голос, — и прямо здесь.

— Нет, умоляю тебя. — Она чуть не плакала от желания и злости на свою беззащитность перед ним.

Сквозь тонкую ткань платья Рафаэль ощутил ее тепло и больше не раздумывал. Он опустил ее на пол и приступил к неравной битве с ее одеждой. Он рвался к ее телу, одержимый лишь одной мыслью — войти в нее, погрузиться во влажные глубины ее тела и любить ее до полного изнеможения, пока она не закричит, не попросит пощады, пока они оба не испытают высшее наслаждение.

— Виктория! — хрипло прошептал он и сразу точно и умело вошел в нее. Ее крик прозвучал для него райской музыкой. Она отдавалась ему со всей силой страсти, на которую была способна. Она двигалась навстречу ему, заставляя проникать все глубже и глубже. Она билась в тумане блаженства под мощным напором, не ощущая ничего, кроме переполнявшего каждую клеточку ее тела наслаждения. Пока наконец не наступил финал. И она забилась в страшных, подобных конвульсиям смерти, конвульсиях страсти.

Рафаэль застыл на ней неподвижно. Через несколько минут, придя в себя, он приподнялся на локтях, заглянул в ее лицо и улыбнулся. Глаза Виктории были закрыты, а густые ресницы отбрасывали длинные тени на нежные щеки. Она была красива, желанна, он все еще был в ней. Она принадлежала ему и только ему.

— Прекрасно, жена, — шутливо сказал он, — по-моему, у меня безусловный талант политика, ты согласна? Посмотри на меня, любимая.

Виктория подчинилась. Заглянув в ее бездонные глаза, Рафаэль был поражен выражением полной безнадежности, поселившейся в них.

— Что случилось, малышка? Я сделал тебе больно? Виктория молчала. Только отвернула в сторону залитое слезами лицо. Рафаэль немедленно отпустил ее и встал. Конечно, он причинил ей боль. Ему было отлично известно, что после первой брачной ночи она будет ощущать недомогание. Но в порыве страсти он не сумел обуздать свои желания и позабыл обо всем на свете.

— Прости меня, родная, полежи спокойно, я сейчас. Он смочил холодной водой салфетку, опустился на колени и начал осторожно вытирать бедра и живот. Виктория была готова провалиться сквозь землю.

— Оставь меня, Рафаэль! — не глядя ему в глаза, взмолилась она.

— Сделай одолжение, придержи язык. Лежи спокойно. — Он аккуратно положил салфетку ей на живот. — Конечно, не очень удобно, когда постель каменная, но все же полежи еще несколько минут.

Рафаэль прижал холодную салфетку к ее трепещущему лону, стараясь успокоить боль.

— Посмотри на меня, Виктория.

Если бы было возможно, она отвернулась бы еще дальше и в конце концов уперлась носом в каменный пол. А в это время его глаза медленно скользили по ее телу.

— Я только сейчас понял, что ты просто трусишка, — нежно выговаривая каждое слово, проговорил он. — Видимо, мужчина, выбирающий жену, должен сперва удостовериться в ее храбрости. Я не говорю о безрассудной храбрости, но все же она должна доказать, что он может на нее рассчитывать. А я вижу, что, если вдруг на нас нападет разбойник с большой дороги, ты тут же упадешь в обморок, покинув меня один на один с опасностью. Я, конечно, буду безоружным, потому что ты падаешь в обморок при виде оружия тоже, поэтому совершенно беспомощным перед ним. Могу представить, как ты будешь себя чувствовать, придя в себя и увидев мое окровавленное тело у своих ног.

При этих словах Виктория повернула голову и твердо взглянула в его смеющиеся глаза:

— Ты говоришь потрясающие нелепости. Насколько я поняла, ты просто очень развращенный человек. Я не трушу. Я смущена и унижена. Мне хочется уползти подальше и спрятаться в кроличьей норе. Ты все время преследуешь меня своими насмешками, издевательствами и… Ты сам понимаешь! Ты ведешь себя возмутительно и все время стараешься заставить меня забыть о твоем вероломстве и предательстве.

Рафаэль даже присвистнул от восхищения:

— Боже мой, дорогая! Я не слышал от тебя такого количества слов сразу уже… Даже не помню сколько. Ты здорово поставила меня на место. Только я все равно не уберу руку. Разве что снова начну ласкать тебя. — Рафаэль немедленно показал, как именно собирается это делать, и увидел, что ее глаза расширились.

— Прекрати, прошу тебя!

— Хорошо, — миролюбиво согласился Рафаэль и, заметив промелькнувшую на ее лице тень разочарования, мысленно усмехнулся.

Довольно скоро Виктория совершенно успокоилась и с ненавистью уставилась на своего мучителя:

— Я тебя ненавижу. Мне хочется, чтобы ты убрал свою проклятую руку и дал мне возможность поправить платье, мое любимое, а теперь разорванное.

— Твои панталоны разорваны тоже, — сообщил Рафаэль, — но не волнуйся по таким пустякам, дорогая, я куплю тебе все, что пожелаешь.

От возмущения Виктория в первый момент не могла выговорить ни слова. Он ничего не воспринимал серьезно. Но как мучительно терпеть эти постоянные насмешки!

— Сложность в том, — задумчиво продолжал Рафаэль, — что до вас, женщин, я имею в виду до нужных частей тела, " — чрезвычайно сложно добраться. И при этом некоторые детали одежды неизбежно страдают. Боюсь, мне придется учредить целый фонд, предназначенный исключительно для восстановления твоего гардероба.

Рафаэль почувствовал, как под его ладонью содрогнулось тело Виктории, и благоразумно решил, что пора оставить ее в покое. В конце концов она действительно плохо себя чувствует, а он специально возбуждает ее, старается заставить потерять голову. Он даже вынужден был признаться себе, что делает это с определенной целью: хочет убедиться в своей власти над женой. Это было нехорошо, недостойно.

— Поцелуй меня, Виктория, и я позволю тебе вернуться к исполнению своих обязанностей домашней хозяйки. Помнишь нашего замечательного человечка из теста? Мне не терпится увидеть его на твоей тарелке. — С этими словами Рафаэль ласково улыбнулся и встал.

Если бы ярость могла убивать, Рафаэль давно упал бы бездыханным. Виктория возмущенно поправила юбки и уже открыла рот, чтобы облечь свое негодование в словесную форму, но передумала и вновь закрыла его. Свою злость она выместила на вполне безобидных хлебцах, отправив их в печь.

— Я не буду печь эту мерзость, — еще раз взглянув на человечка из теста, гневно выпалила она.

— Как вам угодно, миссис Карстерс, — насмешливо согласился Рафаэль, — между прочим, а почему бы вам не пойти наверх и не привести себя в порядок? Вы бы могли немного освежиться и отдохнуть. А я займу ваше место в кухне. Нет, не надо меня благодарить. Я и так знаю, что ваша признательность безгранична.

Виктория тоскливым взглядом обвела кухню в поисках подходящего тяжелого предмета. На секунду ее глаза задержались на массивной деревянной лопате. Она представила звук, который издаст эта штуковина, соприкоснувшись с его задницей, и нашла идею чрезвычайно перспективной. Рафаэль моментально уловил, в чем дело, схватил лопату и спрятал ее себе за спину.

— Ты хочешь испробовать на мне эту вещицу? — поинтересовался он. — А может, сделаем наоборот? Мне тоже хочется узнать, какое действие окажет на тебя эта деревяшка. Боль и наслаждение. Ты этого хочешь, моя дорогая? Кстати, многие люди получают таким образом значительно большее удовольствие. Мне это, в общем, никогда не нравилось, но если ты меня попросишь, обещаю подумать.

— Заткнись!

Рафаэль, улыбаясь, следил, как Виктория, гордо выпрямившись, покидает кухню.

— Кстати, дорогая, — крикнул он ей вслед, — где все же твой физический недостаток? Я подумал и решил, что у тебя кривой палец на ноге. И не возражаю, если заниматься со мной любовью ты в дальнейшем будешь в тапочках. Насколько я понял, ты очень чуткий человек и таким образом щадишь мои чувства.

Рафаэль услышал, что шаги стали очень быстрыми. Теперь она бежала вверх по лестнице. Удовлетворенно рассмеявшись, он вернулся к кухонному столу и отправил сделанного из теста человечка в печь.

Выражение лица Виктории вознаградило Рафаэля за все предыдущие огорчения. Она удивленно разинула рот, залилась краской и закрыла глаза. Но она все же успела рассмотреть скульптурное творение своего супруга, извлеченное на свет Божий из горячей печи.

— Тебе не нравится, дорогая? Виктория, зажмурившись, ожесточенно затрясла головой.

— Тебе надо научиться смотреть на вещи проще, Виктория, — весело сообщил Рафаэль и положил ей в тарелку вполне испекшегося человечка. — Признаюсь, я уязвлен и оскорблен. Надеюсь, в следующий раз ты соизволишь открыть глаза и посмотреть на своего мужа. Хотя бы для того, чтобы иметь основания для сравнения. Садись скорее за стол, моя дорогая, и позволь мне отрезать тебе кусочек отменного теплого хлеба. Какую часть ты предпочитаешь?

— Это отвратительно! — Виктория с трудом заставила себя открыть глаза и посмотреть на подрумянившееся произведение искусства с огромным хорошо пропеченным фаллосом. Но ее муж настолько откровенно наслаждался ситуацией, что она решила во что бы то ни стало хоть немного испортить ему настроение. Вымученно улыбнувшись, она проговорила:

— Разумеется, получше я сама отрежу себе хлеба. Дай мне нож, или лучше я просто отломаю. Да, я, пожалуй, так и сделаю.

Затем Виктория перешла от слов к делу и с хрустом отломила наиболее выдающуюся вперед часть хлебной фигурки. Рафаэль громко застонал. Она учтиво передала ему кусочек теплого хлеба, который он немедленно намазал маслом и с насмешливым поклоном вернул жене:

— Показать тебе, как его следует есть?

— Думаю, что его надо положить в рот, — задумчиво проговорила Виктория, — откусить кусочек, разжевать и проглотить. Я правильно излагаю последовательность действий?

Рафаэль растерянно моргнул и состроил болезненную гримасу:

— Ты совершенно лишена воображения?

— Что ты имеешь в виду?

Последовавшая вслед за этим насмешливая улыбка не предвещала ничего хорошего.

— Видишь ли, Виктория, поскольку мы женаты, думаю, не будет большого вреда, если я обучу тебя некоторым вещам. Любовные игры, моя дорогая, чрезвычайно разнообразны. И некоторые из них предполагают нахождение моего.., мужского приспособления не в твоем.., ну, скажем так, не там, где он был до сих пор, а…

Виктория взглянула на мужа с таким недоумением, что Рафаэль тут же сдался. Это объяснить невозможно. Оставалось надеяться, что со временем она проявит большую склонность к практическим занятиям.

Всякий раз глядя на жену, Рафаэль начинал испытывать острое, мучительное желание. И ему приходилось одергивать себя, напоминать себе о необходимости проявлять благородство и внимание, об обязанности дать ей возможность оправиться от травмы, которую он сам нанес ей в первую брачную ночь.

Но эта восхитительная женщина была постоянным искушением. Он снова представил себе, как затуманиваются страстью ее глаза, как она громко кричит во время оргазма и чуть слышно всхлипывает после… Рафаэль глубоко вздохнул и откусил очередной кусок хлеба с маслом. Все-таки он счастливый человек и должен быть вечно признателен судьбе за столь щедрый подарок.

Поскольку они съели целую буханку хлеба, вопрос об ужине был отложен на неопределенный срок. Рафаэль предложил совершить прогулку по окрестностям, и Виктория согласилась. Ей было откровенно скучно одной, а ее муж, несмотря на свои многочисленные недостатки, вечные капризы и насмешки, был по-настоящему интересным собеседником. Он мог заставить ее затаив дыхание слушать нескончаемые истории о своих опасных приключениях, или, забыв обо всем на свете, хохотать над очередным рассказанным им курьезом. Правда, временами ей хотелось дать ему крепкий подзатыльник, но ведь не всегда.

Рафаэль бережно взял жену под руку. Его прикосновение вновь напомнило ей бурную любовную сцену на кухонном полу… Что ж, утешает хотя бы то, что пока он не видел ее изуродованного бедра. И то слава Богу.

Солнце уже садилось, но легкий ветерок был теплым и ласковым, а воздух благоухал нежнейшими ароматами зелени и цветов. Они медленно брели по узкой тропинке, ведущей к небольшому очаровательному пруду. Там на крошечной полянке Рафаэль опустился на мягкую траву и увлек Викторию за собой. Она уселась рядом, тщательно укрыв ноги желтыми муслиновыми юбками. Некоторое время оба молчали. Решив, что пауза затянулась, Виктория сочла необходимым начать разговор.

— Здесь много кувшинок и лягушек, — сообщила она. Поскольку Рафаэль не поддержал разговора о местной флоре и фауне, она сменила тему:

— Где именно в Корнуолле ты собираешься строить свой дом?

— Наш дом, моя милая.

— Не придирайся к словам!

— Я не придираюсь, я уточняю. Думаю, наш дом будет не слишком близко к Драго-Холлу. Возможно, где-нибудь севернее, на побережье. Например, около Сент-Агнес. Ты когда-нибудь была там?

— Да, — оживилась Виктория, — там очень красиво. Дикие места. В природе той местности есть нечто варварское, под стать тебе.

— Это комплимент? — удивился Рафаэль.

— А зачем тогда мы поедем в Драго-Холл? — спросила Виктория, проигнорировав последний вопрос.

Рафаэль не хотел да и не мог делиться с женой своими планами, связанными с этим визитом, поэтому повторил свое ставшее уже стандартным объяснение:

— Я много лет не переступал порога родного дома. Мне очень хочется в нем побывать. А с присутствием моего брата и его жены придется смириться. Не забывай, что я твои муж, и ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь и защиту. Делай то, что я говорю, и все будет хорошо.

— Ты отвратительный, тщеславный, самодовольный осел! — взорвалась Виктория.

— Не оскорбляй меня, дорогая, иначе я займусь с тобой любовью прямо здесь, на траве.

Рафаэль говорил мягко и вкрадчиво, но Виктория почему-то сразу же поверила, что он так и сделает. Она не сомневалась, что не сможет долго сопротивляться, и из ее глаз медленно покатились крупные слезы. Она поняла, что Рафаэль упивается своей властью над ней, а что творится в ее душе, на это ему наплевать.

— Почему ты плачешь? — мягко поинтересовался Рафаэль и, не дождавшись ответа, продолжил:

— Ты мне скажешь, дорогая, или я займусь… Забудь об этом. Что случилось?

— Ничего! — Виктория резко вскочила. К ее ужасу, больная нога подвернулась, и она неуклюже свалилась на землю. Это было так обидно, что, уткнувшись лицом в сладко пахнущую траву, она горько зарыдала.

Рафаэль не ожидал такой бурной реакции и смутился. Нежно обняв родные вздрагивающие плечи, он привлек Викторию к себе:

— Все будет хорошо, любимая, не плачь. Ты ушиблась? Повернись ко мне. Если тебе так уж хочется поплакать, предлагаю тебе использовать для этой цели мое плечо. Кстати, очень удобно. — Он осторожно поставил ее на ноги. — А теперь можешь орошать слезами мою рубашку, если желаешь.

Рафаэль терялся, когда она плакала. Это выбивало его из колеи. Ему привычнее было иметь дело с воинственной фурией, чем с безвольной куклой.

— Странная штука — судьба, — задумчиво продолжил он, — еще месяц назад я и не предполагал о твоем существовании, а теперь прикован к тебе, связан по рукам и ногам.

— Это я прикована и связана, — всхлипнула Виктория, — и к тому же, как и раньше, нищая. А ты если и прикован, то по крайней мере богат.

— А я всегда был богат. Твои деньги принадлежат мне в соответствии с законом, но у меня нет в них необходимости. К тому же я старался уберечь их от грязных лап Дамьена.

— Ты отлично постарался! Поэтому и вынужден был жениться. А все твои разговоры о судьбе — пустая болтовня. И между прочим, мы бы все равно рано или поздно встретились, ты же собирался в конце концов вернуться в Драго-Холл.

— Любопытно, стала бы ты к этому моменту любовницей Дамьена? — поинтересовался Рафаэль, втайне жалея, что не может немедленно придушить негодяя брата.

Неожиданно Рафаэль поймал себя на том, что впервые за много лет он не думает о «Морской ведьме» и оставленных там друзьях. Он удивленно и как-то по-новому взглянул на стоящую рядом Викторию. Вот что с ним сделала эта хрупкая женщина!

— Нет, дорогая, мы бы не встретились в Драго-Холле. Потому что ты сбежала бы от Дамьена. И я боюсь подумать, что могло с тобой случиться. Но все в порядке. Я тебя нашел. Нам обоим очень повезло, миссис Виктория Карстерс.

Два человека стояли рядом на тропинке, тесно прижавшись друг к другу. Но мысли у них следовали в совершенно разных направлениях. Виктория думала, как здорово Рафаэль умудряется путать правду и вымысел. И при этом чувствовать себя непогрешимым. А Рафаэль, прижимая к себе стройную фигурку жены, прикидывал, как бы сделать так, чтобы все стоящие перед ним проблемы, включая задание лорда Уолтона, оказались отодвинутыми на неопределенный срок, чтобы он смог провести хотя бы месяц наедине со своей красавицей.

— Рафаэль!

— Да, дорогая.

— Я хотела бы вернуться.

— Почему? Ты хочешь поплакать в одиночестве? В голосе Рафаэля звучали знакомые насмешливые интонации, и у Виктории появилось желание его ударить. Она рванулась было бежать, но вдруг испугалась, что больная нога снова ее подведет. Опасаясь оказаться еще более униженной, они тихо попросила:

— Помоги мне, пожалуйста.

Рафаэль крайне удивился, но сразу же согласился.

— Ты ушиблась, когда упала?

Виктория молча покачала головой, избегая его взгляда.

— Я хочу вернуться.

И только значительно позже вечером, Виктория поняла, что до сих пор не знала, что такое настоящее унижение.