Маленькая леди и принц

ГЛАВА 6

Поднимаясь по лестнице к нашей квартире, я то задыхалась от гнева на Ники, то вспоминала, как он осрамил меня, выставив напоказ мои штаны, и сильно морщилась. Нельсон еще не спал. Сидел за кухонным столом в окружении бумаг и кружек с остывшим кофе и производил какие-то подсчеты, одной рукой ероша волосы, а в другой крутя шариковую ручку.

В сочувствии он не нуждался. Возиться с запутанными счетами доставляло Нельсону странное удовольствие. Еще он любил писать письма в «Гардиан» – возмущался, что в надписях на вывесках теперь нередко опускают апострофы; любил напоминать мне, что пора внести плату за въезд в центр города по будням. «Дружил» с электродрелью и умел делать волшебный массаж ступней. Словом, я жила бок о бок почти со святым. Однако Нельсон себя таковым не считал.

Из-за его отзывчивости и математических способностей к нему постоянно обращались за помощью. Сейчас, например, Нельсон разбирался со счетами Морского благотворительного общества, располагавшегося за утлом, на Виктория-стрит. Эта организация собирала проблемных детей и подростков на старинном чайном клиппере и отправляла их в море. Ребята, обучаясь морскому делу, обнаруживали в себе массу способностей и прекращали воровать. Прошлым летом Нельсон был капитаном такого корабля, после чего его включили в состав правления. Теперь работавшие там дамы наверняка не уставали восхищаться его чисто английской мужественностью, воображали, как он поднимает паруса, когда на пару с невеселым Роджером проводит в море свободное время, и поручали ему разбираться с бумагами.

– Если ты намекаешь на то, что я до сих пор не заплатила за аренду, я завтра же выпишу тебе чек,– сказала я и поставила чайник.

– Ни на что я не намекаю,– рассеянно пробормотал Нельсон, нажимая на кнопки калькулятора. – Можешь заплатить и в понедельник. На благотворительный бал сходить не хочешь? Хорошо бы найти еще триста тридцать девять желающих. Не знаешь, таких?

– Сама я, конечно, хочу сходить! – не раздумывая ответила я. – Сколько стоят билеты?

– Сто пятьдесят фунтов за штуку. Знаю, знаю! – воскликнул Нельсон, когда я что-то пробормотала о дороговизне и нехватке средств. – Но Араминта заказала трехтонную скульптуру – военный корабль «Виктория» – и заявляет, что сэкономить на закусках нет никакой возможности, потому что компания принадлежит крестной дочери Фэй… – Нельсон вздохнул и криво улыбнулся. – Как пообщалась с принцем?

– С которым? – Я напустила на себя важности. – Пожалуйста, не корчи такие гримасы! Когда еще мне выдастся возможность задать тебе подобный вопрос?

– С тем, которого ты должна превратить в саму обходительность.

– С Николасом? Он оказался еще противнее, чем я ожидала.

Я заглянула в вазу, надеясь, что она, будто по волшебству, снова наполнилась песочным печеньем. Слава богу, так оно и было!

– И что ты о нем думаешь? Если сравнивать с Орландо фон Боршем?

Я откусила кусочек печенья. Испек его, естественно, Нельсон.

– С Орландо Николаса сравнивать нельзя. Никак нельзя. Орландо рядом с ним показался бы Роджером Трампетом. Точнее,– поправилась я, вспомнив о недавно произошедших переменах,– прежним Роджером Трампетом.

– Неужели все настолько печально?

– Печальнее, чем ты можешь себе представить,– сказала я. – Однако его дед просто прелесть. Обратил внимание даже на мои новые туфли. Те, в которых, по твоему мнению, я похожа на Минни Маус. Вдобавок у него потрясающая старомодная манера общаться… В смысле, он галантен и вежлив, как человек из прошлого…

Нельсон уставился на меня взглядом медвежонка Паддингтона.

– Ты что, все-таки согласилась нянчиться с этим Ники?

Я задумалась, стоит ли есть второе печенье.

– Пока не окончательно. Но мне бы очень хотелось помочь бабушке. И потом, было бы неплохо взяться за это дело и добиться положительных результатов. Потому что рано или поздно кто-то должен растолковать этому самовлюбленному красавцу, что обращаться подобным образом с женщинами недопустимо, особенно в наши дни. Вдобавок у них завис в воздухе вопрос с замком…

Нельсон округлил глаза, будто заметив, что я немного тронулась умом.

– Послушай! Совершенно не важно, соглашусь я или нет, потому что Джонатан никогда в жизни не допустит ничего подобного,– сказала я, наливая кипяток в заварочный чайник. Как только эта мысль пришла мне в голову, я почувствовала облегчение. – Поговорю с ним, передам его слова бабушке, и тогда она не посмеет продолжать спор.

– Ты уверена, что тебя устроит такой расклад? – рассеянно спросил Нельсон, возвращаясь к своим подсчетам.

Его равнодушный тон меня задел.

– Что ты имеешь в виду? Нельсон посмотрел на меня.

– По-моему, это не в твоих правилах: позволять другим, особенно любителю покомандовать мистеру Райли, принимать за тебя решения.

– Мы с Джонатаном скоро поженимся! – напомнила я. – И вообще, никакой он не любитель покомандовать. А это решение должны принять мы оба. – Я засунула в рот еще одно печенье и посмотрела на часы– Как ты думаешь, еще не слишком поздно? Можно позвонить ему? Хочу спросить, какая там погода,– надо же прикинуть, что взять с собой из одежды. На этих выходных мы планируем съездить в сад Тюильри и сделать кое-какие покупки. А в пятницу я приглашу его секретаршу на чашку кофе.

– Да, кстати, прости,– пробормотал Нельсон, подбирая с пола бумажный квадратик с какой-то записью. – Ремингтон звонил, когда тебя не было, сказал… – Он с прищуром взглянул на свои каракули, пытаясь расшифровать их. – Погода отвратительная, туда, куда его пригласили, ты наверняка не захочешь пойти. И тебе, конечно, не терпится проведать племянника. В общем, он согласен и эти выходные провести у твоих родителей. Завтра в пять вы встречаетесь на Ватерлоо. Он сказал еще что-то про пятизвездочный отель, но я не записал…

– Ха-ха. Очень смешно. – Я налила Нельсону чай. – Он согласен провести и эти выходные у моих родителей! Выкладывай, что он сказал на самом деле.

– Честное слово, я ничего не скрываю Ему что, нездоровится?

Я на мгновение-другое задумалась.

– Нет… По-видимому, он всего лишь старается наладить контакт с моим семейством. На прошлых выходных целый час беседовал с папой. Отец даже над чем-то посмеялся, я сама слышала. Джонатан просто прелесть,– произнесла я, радуясь, что самодовольную и загорелую физиономию Николаса сменяет в моем воображении по-американски симпатичное лицо Джонатана.

Нельсон взглянул на меня с прищуром.

– Или большой умник.

– И то и другое,– счастливо сказала я. – Мы очень скоро поженимся!

Даже после целой рабочей недели, часовой задержки в туннеле под Ла-Маншем и жуткой железнодорожной еды, выйдя тем пятничным вечером из «Евростара», Джонатан выглядел безукоризненно. На локте левой руки висело аккуратно свернутое кашемировое пальто, подбородок покрывала едва заметная щетина. Дверцы, выпуская его, послушно разъехались. В моем же вагоне, когда я приезжала на Гар-ду-Норд в надежде так же грациозно выплыть навстречу жениху, двери вечно заклинивало на полпути, и мне под напором раздражительных бизнесменов-французов приходилось протискиваться в узкую щель, думая лишь о том, как бы не поотрывались пуговицы жакета.

Я обожала наблюдать, как озарялось Джоната– ново лицо, когда он замечал меня на платформе. Обычно он выглядит весьма строго, и, если плохо его знать, это отпугивает. Лишь когда мы познакомились ближе, я обнаружила, что за суровой наружностью прячется весьма чувствительный и уязвимый человек. Сейчас его хмурость как рукой сняло, и губы растянулись в улыбке, отчего серые глаза радостно заблестели. Да, мы проводили вместе не так много времени, как хотелось бы, зато наслаждались бесподобной романтикой встреч на вокзале и считали часы, страстно желая следующего поцелуя.

– Привет!

Джонатан убрал КПК и сгреб меня в объятия.

В людных местах мы не целовались. Потому что оба не любили играть на публику, к тому же я предпочитала, чтобы никто, кроме меня, не знал, насколько мой жених искусен в любовных делах.

– Я решила устроить нам премилый французский вечер,– сказала я, когда мы пошли к автостоянке. – Чтобы не было обидно. Конец недели, а мы не в Париже! Сейчас поедем и чего-нибудь выпьем во «Френч-хаусе» в Сохо, потом поужинаем в «Л'Эскарго» – я заказала столик.

– Parfait, cherie,– сказал Джонатан.

Остального я не поняла, но прозвучала его речь на французском просто волшебно.

Должна признаться, первую половину вечера я просто глазела на Джонатана, держала его за руку и слушала его рассказ о том, сделками с какой парижской недвижимостью он сейчас занимается. Я любила его выговор. У него невообразимо сексуальный американский акцент, а в ту пору он еще и брал уроки французского, который подзабыл так, что и его французский звучал потрясающе. Когда мужчина говорит на иностранном языке, это ужасно возбуждает, согласны?

– А как твои дела? – спросил Джонатан, едва официантка унесла наши тарелки из-под пудинга. Он взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими. – Прости, я не отвечал на твои звонки. Соланж записывает твои сообщения на листочках особого цвета. Их, голубеньких, всегда скапливается прилично, а у меня все нет времени перезвонить.

– Ты выбрал для меня голубой цвет? – спросила я.

Джонатан кивнул.

– Что ж… с одной стороны, даже лучше, что я расскажу тебе о своих новостях не по телефону,– произнесла я.

Мысли носились по кругу, а я старательно пыталась выловить самую подходящую, чтобы разом ввести Джонатана в курс моих дел с принцем Ники. Следовало упомянуть обо всем, но быстро, не дав Джонатану возможности пуститься рассуждать о моих жутких клиентах и о том, что я должна ценить выше и свои способности, и свое время.

– Хорошо,– ответил Джонатан. – Я весь внимание.

– Понимаешь,– начала я,– бабушка попросила меня об одном одолжении-

– Серьезно? – улыбнулся Джонатан, жестом прося официантку подать кофе. – Она просто гордость Британии, твоя бабушка. Мама постоянно спрашивает у меня, как называть ее на свадьбе. И надо ли приседать перед ней в реверансе или можно ограничиться кивком. Не могла бы ты сама связаться с моей матерью и ответить на все эти вопросы? – Он подмигнул. – По-моему, ей даже хочется взглянуть, как все кругом буду делать реверансы, но сама она предпочла бы обойтись без них. Как ты думаешь, можно это устроить? Мама в восторге от всех этих британско-аристократических штучек.

– Да, гм… О! Благодарю. – Я освободила перед собой место для эспрессо, который как раз принесли. – Бабушкина просьба весьма необычная…

Я быстро, ни разу не переведя дыхание, объяснила, о чем меня просит Александр. А когда умолкла, откинулась на спинку стула, ожидая, что Джонатан скажет «нет».

Я знала, что он сделает это очень мягко и тактично. И намеревалась передать его ответ бабушке слово в слово.

– Понятно,– задумчиво произнес Джонатан. – Что ж, это большая честь.

– Да, конечно,– пробормотала я, распечатывая пакетик с шоколадным драже. – Я сразу ответила, что это идет вразрез с нашими планами и что…

– А почему бы и нет? – спросил Джонатан.

– …и что помолвленной женщине неприлично расхаживать с подобным парнем. – Я подняла на него глаза. – Что ты сказал?

– Я сказал, что не вижу причин для отказа,– ответил он.

В это мгновение у меня, наверное, отвисла челюсть. А Джонатан, не исключено, услужливо подставил под нее палец и закрыл мой рот.

– Почему нет? – повторил он. – Заплатят они, готов поспорить, весьма и весьма прилично.

– Да, наверное… – Я споткнулась. – Только я подумала, что ты скажешь…

– Сделка ведь единичная? Я правильно понял? – спросил Джонатан. – Его лицо смягчилось. – Подумай только, какая романтика: помочь семье аристократов вернуться в фамильный замок. Только представь, что это случится не без твоего участия! Может, друг твоей бабушки сумеет устроить так, что и тебе присвоят какой-нибудь титул?

– Не исключено,– неуверенным голосом пробормотала я. Странное Джонатаново представление о европейской знати наверняка тотчас изменилось бы, познакомься он с Николасом. – Только Ники не настоящий принц…

На лице Джонатана отразилась растерянность.

– Не понимаю. Ты же сама его так назвала. А принц – он и в Африке принц. Разве не так?

– И да и нет. – Я стала мучительно придумывать, как бы попонятнее все объяснить. – Видишь ли, английские аристократы бывают разные. Их аристократичность зависит от того, чем они занимаются и чем владеют. Принц Уильям, например, служит в армии и выполняет массу королевских обязанностей: открывает школы, посещает больницы. Кроме того, соответствующим образом себя ведет. Ники тоже богат, но у него нет ни работы, ни трона. По сути, вся его знатность сводится к тому, что он постоянно торчит в известных ночных клубах. Кого-то это восхищает, но только не меня.

– Ясно,– сказал Джонатан. – Какое же место занимает среди прочих аристократов это семейство?

Я глубоко вздохнула. Если честно, мне и самой сложновато определять позицию монархов, давно лишенных власти.

– Скажем, если британцы, испанцы и голландцы – это премьер-лига, то владельцы холленбергских земель стоят на последних местах в четвертом дивизионе. Мне кажется, у них даже не было собственного войска. Нет, они действительно голубых кровей, но, видишь ли, в Европе существовали сотни крошечных монархий, которыми правили несчетные отпрыски королевы Виктории. Занятие следовало найти для каждого. Однако с тех времен, когда распространился коммунизм, вспыхнула Вторая мировая война, образовалось Европейское сообщество и прочее и прочее, десятки оказавшихся не у дел принцев только и знают, что слоняются по Челси. Большинство из них, дай им карту, даже не найдут на ней место, где правили их предки. Если, конечно, оно не на теплом побережье.

– Этот парень тоже ничего не знает о предках?

– Думаю, не знает. Зато его дед относится к своим обязанностям со всей серьезностью. А если им удастся вернуть замок, тогда и для Ники найдется занятие. Он поневоле станет участвовать в восстановлении поместья, в приеме туристов, в телесъемках. Тогда он наверняка, возьмется за ум

Джонатан многозначительно взглянул на меня.

– Такое впечатление, что тебе не терпится приступить к его перевоспитанию.

– Уверяю тебя, это будет очень непросто,– с сомнением в голосе произнесла я. – По-моему, Ники на все наплевать.

Джонатан взял кубик сахара.

– Однако попробовать стоит. Во-первых, ты расплатишься за все услуги, которые Александр вам оказывал. Во-вторых, провернешь фантастическую сделку, в-третьих, расширишь круг светских знакомств. А потом переедешь ко мне в Париж Ты сказала, их семейство проводит половину времени во Франции? Наверняка у Ники и там немало друзей. Заработанные деньги вложишь в семейный бизнес, откроем на пару собственное дело – Он широко улыбнулся и подался вперед. – И станем мы с тобой партнерами во всех смыслах этого слова.

Я раздумывала о способах перевоспитания Ники, поэтому была не готова к такому повороту.

– Что ты имеешь в виду?

Джонатан просиял, как ребенок, рассказывающий родителям о своей блестящей задумке.

– Я не раз говорил, что, на мой взгляд, ты вкладываешь в свое дело слишком много сил, верно? А ты не перестаешь повторять, что «Керл и Поуп» недооценивают меня, что я пашу на них чересчур самоотверженно. Так вот, я серьезно об этом поразмыслил и решил, что пора нам объединить усилия и организовать совместное собственное дело.

– Совместное дело?..

Признаюсь честно, особой радости я не испытывала. Слишком быстро мы закрыли мою тему и перешли к теме Джонатановой.

– Именно! – Он щелкнул пальцами и указал на меня. Ужасная привычка! Мне казалось, я его навсегда отучила. – Я не перестаю удивляться твоей способности преображать дом. Ко мне ты приезжаешь только на выходные, а умудрилась сделать так, что моя новая квартира уже наполнена домашним уютом. Давай ты будешь делать то же самое, но для покупателей жилья? Только представь: я подыскиваю им дом, а ты помогаешь обжиться. Выбираешь вместе с ними мебель и все прочее, узнаешь, где находятся ближайшие школы, кондитерские и такдалее. Людям важно получить такую информацию, предпочтительно сразу.

– Но ведь я почти не знаю Париж,– напомнила я. – Во всяком случае, знаю его гораздо хуже, чем Лондон. Пожалуйста, давай закончим о Ники и…

– Ничего, изучишь,– продолжал Джонатан. – Париж меньше Лондона. Ставку будем делать на иностранцев – англичан, американцев. Им важно найти людей, которым они могут доверять. Тех, кто говорит на их языке. Кто напоминает о доме, понимаешь?

– Да, но мне все равно понадобится французский, а он у меня оставляет желать лучшего,– сопротивлялась я. – Вдобавок я не уверена, что…

– Соланж найдет тебе хорошего репетитора,– перебил Джонатан. – Или даже сама будет давать уроки. Она и мне предложила ненадолго задерживаться после работы и беседовать на французском. – Он выразил всем своим видом, что очень признателен Соланж. – Таких организованных женщин, как она, я не встречал никогда в жизни. Если, конечно, не брать в расчет тебя.

– Ммм,– промычала я.

Вообще-то организованности мне недоставало, но я вечно делала для себя кучу пометок, напоминаний и списков. Впрочем, услышать, что жених обо мне такого мнения, было очень приятно.

– Но, дорогой, давай пока не будем углубляться в эти обсуждения. Ты точно не станешь возражать, если я возьмусь за это дело? Мне придется проводить с Николасом немало времени. Нас даже будут фотографировать вместе. Я потому так настойчиво уточняю,– быстро добавила я,– что в Нью-Йорке, когда я возилась с Годриком, ты был очень против.

«Был против» – слишком мягко сказано. Более взвинченным и взбешенным, чем в ту пору, когда я всюду сопровождала Годрика, я своего крайне сдержанного, совершенно взрослого Джонатана в жизни не видывала. А с Риком мы знакомы с тех времен, когда он был всего лишь угрюмым подростком.

Джонатан на миг замер, опустил кусочек сахара в кофе и принялся размешивать.

– Годрик – совсем другое дело.

– В каком смысле?

– Тогда мы не были помолвлены. Теперь же я почти уверен, что ты не переметнешься к Николасу, несмотря на то, что он принц. – Его серые глаза посерьезнели. В какое-то мгновение в них промелькнула трогательная уязвимость, отчего у меня потеплело на сердце. – Ведь… правда?

– Разумеется, правда! – выпалила я. – То есть. Да, многие женщины нашли бы его симпатичным, Но…

Я чуть не добавила «мне он кажется отвратным», однако в моей голове сработал детектор лжи и звякнуло Нельсоново «дзинь». Поэтому я произнесла нейтральное:

– Сделать из него истинного джентльмена будет очень и очень непросто. Например, придется всякий раз одергивать его, когда он за ужином будет писать сообщения подругам или друзьям А насчет бабушки и ее желания помочь Александру… – Я развела руками. – По-моему, она решила, что я уже сказала «да». Однако, если ты думаешь, что это повлечет за собой хоть малейшее ухудшение в наших отношениях, я наотрез откажусь.

Джонатан изогнул бровь, и мне показалось, что я неверно его поняла.

– Может, мне даже хочется дать тебе волю и убедиться в том, что ты не уйдешь от меня ни при каких обстоятельствах.

– Джонатан! – воскликнула я.– Прекрати!

– Хорошо, хорошо. Только у меня одно условие,– сказал он. – Когда будешь встречаться с этим принцем, пожалуйста, надевай парик.

– Парик? – У меня глаза полезли на лоб.

– Да,– со всей серьезностью произнес Джонатан. – Чтобы я знал: с принцем Милочка, а не моя Мелисса. Это будет означать, что ты работаешь и не принимаешь его всерьез. А потом, когда ты справишься с задачей и получишь деньги, мы вместе выбросим парик в Ла-Манш. По рукам?

Я в нерешительности посмотрела на него. Он замер в ожидании. По моим рукам пробежал приятный холодок. Моя Мелисса. До чего же здорово!

«Он что, требует избавиться от парика? – прозвучал голосок у меня в голове. – Что он имеет в виду?»

Я была не готова взять и убить Милочку. Раз и навсегда.

В общем и целом мой Джонатан – настоящий предел мечтаний, напомнила я себе. Любит меня, более того, уважает мое стремление быть независимой, самовыражаться в работе.

Но выбросить парик в Ла-Манш? Его ведь можно просто снова убрать в коробку…

– По-твоему, я должна закрыть свое агентство? – спросила я, чтобы не оставалось вопросов.

– Гм, да. – Во взгляде Джонатана мелькнула досада. – Посмотри на вещи трезво, Мел. Ты не сможешь вести дела из Парижа!

Наверное, мое лицо исказилось от испуга, потому что Джонатан поспешил добавить:

– Я не прошу тебя оставить работу. Хочу всего лишь, чтобы ты работала в Париже, вместе со мной. Чтобы мы стали одной командой. Так будет лучше для нас обоих. Это моя мечта. Я подумал, тебе эта идея тоже придется по вкусу.

Он взглянул на меня глазами побитой собаки, став совершенно не похожим на обычного себя – уверенного и чуть высокомерного. Последние капли моих сомнений смыло волной раскаяния. В конце концов, и ему придется оставить блестящую карьеру и начинать с нуля, подумала я. Неужто это не доказательство его любви ко мне? Рисковать нам придется обоим.

Но офис я все равно выкуплю. Пусть это будет моим свадебным подарком. Любовное гнездышко для нас двоих в Лондоне.

– Конечно, мне тоже по вкусу твоя затея,– сказала я, наклоняясь над столом и беря его за руки. – Она просто замечательная!

Наутро, позавтракав в постели в гостиничном номере в Мейфэре, мы отправились за город. Должна признаться: хоть я и не из тех женщин, которые готовы сюсюкать с маленькими день и ночь, я среди недели съездила в «Бейби кэп» и в «Пети бато», купила безымянному пока малышу Макдональду несколько обнов и ждала встречи с большим нетерпением.

Когда мы ехали по загородным дорогам под солнцем и всевидящими взорами богов, я, смакуя тепло Джонатановой руки, лежавшей на моем колене, испытывала непривычное чувство: мне хотелось поскорее очутиться дома.

Чувство испарилось, как только мы подъехали к имению Ромни-Джоунсов. Едва выйдя из машины, я услышала детский плач. То был даже не плач, а надсадный и требовательный дикий вой. Представив себе, что эти звуки издает ребенок Эмери, я содрогнулась.

Джонатан обнял меня и пожал мое плечо.

– Настроение сразу упало, угадал?

– Не то чтобы… – ответила я. – Просто я понятия не имею, как его успокоить. Эмери, насколько я понимаю, тоже.

– Не успеешь ты взять его на руки, как он притихнет,– заверил Джонатан. – Он же мужчина, верно? С нашим братом ты всегда справляешься без особых проблем. – Он снова легонько сжал мое плечо, наклонился и быстро поцеловал меня в шею. – Между нами говоря, когда на прошлых выходных я увидел тебя с ребенком на руках… – Он поводил по моей шее носом. – Всерьез призадумался.

Я вновь содрогнулась, но на сей раз от удовольствия и не без радости поразмыслила бы о думах Джонатана, если бы в эту минуту не распахнулось окно на втором этаже нашего увитого плющом дома и в нем не показалось мамино лицо.

– Дорогая! – закричала она. – Слава богу, ты здесь! Немедленно поднимайся! Аллегра меня заперла!

Мы с Джонатаном тотчас отпрянули друг от друга.

– Что? – спросила я. – А с ребенком кто?

– Может, поинтересуешься, почему Аллегра так поступила? – удивленно произнес Джонатан, когда мы ринулись к дому.

– Потом,– выдохнула я, распахивая входную дверь.

По ушам ударили детский рев – в доме, понятно, он был еще громче,– мамин стук в дверь и неистово дребезжащий звонок для вызова домработницы. Я закрутила головой, раздумывая, за что хвататься в первую очередь. Шум доносился сверху. Оттуда-то я и решила начать.

На верхней ступени я в изумлении замерла увидев Аллегру. Она затягивалась сигаретой, выдыхала дым в замочную скважину маминого кабинета и угрожающе орала:

– Бери спицы, мама! И садись за вязание! Мне нужны кошка и пара единорогов! Срочно, слышишь? У кошки пусть будет две головы. Или сделай ей какие-нибудь уродливые уши!

– Аллегра! – закричала я. – Кто присматривает за ребенком?

– Мелисса! – Сквозь массивную дубовую дверь голос мамы звучал еще жалобнее. – Скажи, пусть она меня выпустит! Ребенок же сейчас задохнется! Нельзя бросать его одного!

– А Эмери где? – пробормотал Джонатан.

На его вопрос никто не отреагировал, хотя ответ нам троим был прекрасно известен.

Аллегру детский плач, казалось, лишь вдохновляет.

– Бьет по нервам, правда же? – прокричала она, глядя на дверь. – Ммм. У тебя, наверное, подскочило давление! Скорее же берись за спицы!

– Выпусти ее! – заревела я.

– Когда, наконец, прекратится этот безумный гвалт? – прогремело откуда-то снизу. – Ремонтники и те шумели меньше! А у меня через час интервью с «Вейтроуз фуд»!

Я повернула голову. По лестнице поднимался папа с намерением присоединиться ко всеобщему «веселью». Его кабинет находился в задней части дома, очень далеко от прочих комнат,– так всем было удобнее.

На Аллегру он взглянул так, будто видел ее впервые в жизни.

– Какого черта ты здесь делаешь, Аллегра? – рявкнул он. – Я думал, ты в Хэме, цапаешься со своим аферистом!

– Я отвезла в галерею новых маминых животных,– сказала моя сестра, не отпуская медную дверную ручку. – Но Иванка говорит, что они слишком правильные. Чересчур нормальные. Совсем не похожие на уродцев, которых мама вязала полгода назад. Тех расхватывали, только дым столбом! – Она для пущей убедительности постучала по дверной ручке костяшками пальцев. – Тогда она была подавлена, пыталась бросить курить и вообще чувствовала себя гораздо хуже. А теперь успокоилась и стала совершенно бесполезной.

– Так значит, ты хочешь, чтобы она снова страдала? – выпалила я.

– Искусство – жестокий любовник,– ответила Аллегра, сощурившись. – А мне причитается двадцать процентов комиссионных

– Может, кто-нибудь пойдет к ребенку? – учтиво предложил Джонатан. – По-моему, бедняге очень… гм… несладко.

Опять затрезвонил звонок, а младенец завопил еще громче. Мне показалось, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.

– Джонатан, будь так любезен, иди вниз и поставь чайник – попьем чаю,– сказала я, беря бразды правления в свои руки, ибо создавалось впечатление, что мои родственники совсем одурели от шума. Неудивительно. От столь мощного напора звуков с ума сойти – как дважды два. – Аллегра, сию секунду выпусти маму!

Аллегра с мрачным видом наконец отошла от двери. Из кабинета выскочила мама, по-моему, слегка подшофе.

– Спасибо, дорогая! – воскликнула она, проводя по лбу рукой и жадно глядя на «Мальборо лайт» в руке Аллегры. – Аспирина у тебя случайно не найдется, а, Мелисса?

– В сумке,– машинально ответила я. – Аллегра, убери сигарету. В доме ребенок!

– Если я снова закурю, то только из-за него, из-за ребенка,– пробормотала мама, отбирая у Аллегры сигарету.

Сестрица пронзила меня убийственным взглядом. Мама сделала глубокую затяжку, и ее искаженное лицо вдруг просияло довольством.

– Ради всего святого!.. – прогремел папа, с громким топотом устремляясь на плач. – Не дом, а психбольница! Пока не возьмешься за дело сам, никто и пальцем не пошевелит!

Я уставилась на мать и сестру. Они, как подростки, переругивались из-за одной на двоих сигареты. Не найдя нужных слов, я последовала за отцом в комнату Эмери.

– Что? – рявкнул он, распахнув дверь.

Звонок наконец перестал трезвонить. Папаша вырвал его с мясом, раскрыл окно и выбросил в кусты.

Эмери лежала на своей старой кровати, обложенная подушками, на которых красовались изображения игрушечных пони и клубничных пирогов. Ее волосы темнели вокруг головы каштановым облаком. Вокруг стояли коробки с шоколадными конфетами. У Эмери привычка: шоколад и начинку она съедает, а орешки оставляет.

– О, как хорошо,– сказала Эмери, увидев меня. – Приехала. Малыш опять расплакался.

Расплакался! Он выл так, что окна дребезжали.

– Мы заметили,– процедил сквозь зубы отец

– Наверное, надо поменять ему подгузник или чего-нибудь дать. Когда приедет няня Эг?

Эмери принялась высасывать из конфеты вязкую начинку.

– Не скоро,– прорычал отец.

Эмери умиротворенно улыбнулась.

– Что? Я не расслышала.

– Я сказал: не скоро!

– А-а,– кивнула Эмери.

Я посмотрела на нее. Как она может сохранять спокойствие, когда ее сын заходится от рева? Бедный, несчастный крошка Мак от натуги побагровел.

Отец, махнув на Эмери рукой, повернулся ко мне.

– Ну? Так и будешь стоять или что-нибудь предпримешь?

– Я? – возмутилась я. – А мама разве не…

– Попробуй конфетку, Мелисса,– предложила Эмери, придвигая мне одну из коробок. – Выбирай любую! Ой, прости… Тут остались одни орехи.

– Господи боже ты мой! – выпалил папа и, к нашему бескрайнему удивлению, вытащил ребенка из кроватки вместе с одеяльцем.

Мы изумились и того больше, когда малыш умолк, будто отец вытащил из него батарейки.

Они уставились друг на друга, нос к носу. Оба носа были красные. Родственное сходство было очевидно. Если бы не ошеломление, я, наверное, растрогалась бы.

– О, замечательно,– пробормотала Эмери, доставая из ушей Уильямовы затычки для стрельбы по тарелочкам. – Как тебе это удалось?

– Сам не знаю,– ответил папа и попытался вручить ребенка Эмери.

Но едва она прикоснулась к сыну, тот вновь разразился криком. Перепуганная Эмери отдала его мне, но малыш заорал еще громче. Я вернула ребенка папе, будто играя в извращенную игру «передай другому».

Мальчик мгновенно замолчал.

– Ты ему нравишься,– в голос протянули мы с Эмери.

На лице отца отразилось странное чувство. Подобие страха, смешанного с гордостью и удовольствием. Перед ним открывались новые возможности. Если бы это были кадры из фильма, их непременно сопровождала бы душевная музыка. Или, может, дьявольское постукивание.

– Конечно, я ему нравлюсь! – воскликнул папа. – В семье Ромни-Джоунсов наконец-то родился мужчина! Впервые за полвека.

– Макдональдов,– пробормотала Эмери.

– И Ромни-Джоунсов.

Папа поднял крошечного мальчика к самым глазам и с прищуром взглянул на него. Ребенок часто заморгал.

Не успел он в доказательство своей мужской природы пустить струю прямо деду в лицо, как в дверь тихонько постучали и на пороге появились Джонатан и миссис Ллойд с подносом.

– Я попытался… – объяснил мне Джонатан. – Но миссис Ллойд сказала, что я все сделаю не так. В смысле, поставлю чайник и все остальное». Чай будешь, Эмери?

– С удовольствием.

Эмери быстро перекинула волосы на одно плечо. Когда на горизонте появлялся Джонатан, мои родственники машинально прихорашивались.

– А, еще один мужчина! – воскликнул папа. – Может, выпьем чего покрепче, у меня в кабинете?

– Вообще-то я… – начал было Джонатан, глядя на меня и Эмери.

– С этими без толку разговаривать,– заявил отец. – А я хотел бы кое-что с тобой обсудить.

Он снова протянул ребенка, но тот предупреждающе скривил ротик, и папа опять привлек его к своей груди.

– Может, ему хочется есть,– рассеянно взмахивая рукой, пробормотала Эмери. – Или подгузник мокрый. Или что-нибудь еще. – Она окинула беглым взглядом мое сосредоточенное лицо и улыбнулась. – С новорожденными иначе нельзя, Мел. Лучше пусть все идет само собой.

– Почему вы не кладете его сюда? – спросила я, доставая переносную кроватку с ручками. Уильям, когда ездил за ней в «Питер Джоунс», попросил меня составить ему компанию, чтобы вместе выбрать лучшую. Кроватку можно было даже брать с собой в машину. – Может, здесь он быстрее уснет.

Отец, чувствуя, что все смотрят на него, смущенно опустил ребенка в кроватку. Тот продолжал влюбленно глядеть на деда.

– Выглядишь отлично, Эмери,– сказал Джонатан, пользуясь минутой затишья. – Уильям не в Лондоне?

– Он пошел на пробежку или пострелять – впрочем, не знаю. Я дала ему ключи от шкафа с оружием, не возражаешь, пап? Если не ошибаюсь, он сказал, что кого-нибудь убьет к ужину. – Эмери умолкла, поворошила конфеты в коробке и взглянула на меня. – Я велела ему взять с собой собак Видишь, Мелисса? Не только ты умеешь делать несколько дел одновременно. – Она поправила подушки. – Не обидитесь, если я вздремну? Устала, сил нет.

– Понимаю,– пробормотала я, стараясь не допускать мыслей о том, что скоро придется иметь дело с Уильямом, оружием, местной дичью, Храбрецом и остальными собаками. – Чай я поставлю здесь, рядом с твоими журналами, плеером и мобильным.

– Большое спасибо,– сказала Эмери, уже надевая наглазники.

Не успела я придумать достойного предлога, чтобы вызволить Джонатана из неожиданного плена, как отец потащил его к себе в кабинет. Впрочем, если начистоту, я не очень-то стремилась спасти его.

На кухне никого не было. Где мама и Аллегра, можно было без труда определить по змеистым полоскам дыма, проплывавшим мимо раскрытой двери в сад.

Я только было собралась угоститься чашкой растворимого кофе и парочкой французских пирожных, когда возникшая из ниоткуда рука выхватила коробку прямо у меня из-под носа.

– Только после ланча! – протрубил за моей спиной голос из прошлого. – И только если я увижу, что на тарелке не осталось ни кусочка!

– Няня Эг! – с радостью закричала я.

Передо мной стояла низенькая, росточком футов пять, не больше, старая няня, всевидящий и

всезнающий уэльский оракул из моего детства. Она строго смотрела то на меня, то на пирожные, но замечала, готова поспорить, и паутину, и то, что миссис Ллойд собиралась подать на ланч, и стопку «Телеграф», приготовленных на выброс, и собачьи миски.

За нею, стягивая кожаные перчатки и недовольно поглядывая на няню, стояла бабушка.

– Смотрю, мы поспели как раз вовремя. – Няня Эг фыркнула. – Твои родители до сих пор держат домработницу, да, Мелисса?

– Мы приехали бы намного раньше, если бы ты позволила мне, хоть немного прибавить скорость,– проворчала бабушка. – Детка, не угостишь меня скотчем? У мамы всегда припрятана бутылочка «Гленфиддика» за коробкой «Витабикса». Будь так добра.

Няня Эг окинула меня неодобрительным взглядом, и я задумалась, стоит ли выполнять бабушкину просьбу. Нам помогла очередная волна детского рева. Няня Эг, подобно бладхаунду, почуявшему запах зверя (или корги, заметившей голую пятку), сорвалась с места и, стуча по паркету башмаками, помчалась наверх.

– Но мы не договорили, Мелисса! – крикнула она через плечо. – Любишь покушать…

– …ходи толстушей! – хором закончили мы с бабушкой.

Или она ответила «никого не слушай»? В любом случае правильный вариант ей прекрасно известен.

Я выглянула в окно и увидела расхаживающую по тропе маму. Она внезапно остановилась, очевидно с опозданием узнав трубный голос няни, чего-то испугалась и поспешила уйти подальше от окон.

Плач внезапно стих, и послышалась уэльская народная песня. Дверь в кабинет отца с шумом захлопнулась.

Бабушка заглянула в буфет, схватила бутылку и уже приготовилась налить скотч в две большие мамины кружки, уцелевшие с девятнадцатого столетия, но вдруг замерла на миг и вновь закупорила бутылку.

– А вообще-то,– сказала она, глядя на меня,– лучше не затуманивать голову, чтобы в случае чего, можно было мгновенно сбежать.

Я протянула к ней свою кофейную чашку.

– Я никуда не собираюсь. А если и соберусь, за руль сядет Джонатан.

Бабушка щедро плеснула мне в кофе скотча.

– Ну? Что мне передать Александру сегодня вечером?

– Ты опять с ним встречаешься? – с любопытством спросила я. – Второй раз за одну неделю?

– В последнее время ему не часто доводилось бывать в Лондоне. Вот он и наверстывает упущенное,– беззаботно ответила она. – Ну, так что?

– Мне искренне хочется помочь ему вернуть семье замок,– сказала я. – Поэтому я… согласна поработать над Николасом.

Бабушка хлопнул а в ладоши.

– О, Мелисса! Я знала, что могу на тебя положиться!

– При условии, что я буду действовать четко по своим правилам,– добавила я строгим голосом. – Ходить перед ним на задних лапках, подобно всем остальным, я не намерена. Еще я буду надевать парик и называть себя Милочкой, чтобы никому не взбрело в голову, будто я, Мелисса, с ним встречаюсь. Вдобавок я не собираюсь задвигать остальные свои дела. Буду назначать ему встречи на определенное время, как и прочим клиентам. Если он их будет игнорировать, гоняться за ним по лондонским ночным клубам я не стану. Работать с ним смогу только до сентября, а потом перееду в Париж, к Джонатану.

Бабушка старалась выглядеть серьезной, но ее лицо так и сияло трогательной детской радостью.

– Александр будет в восторге! И с удовольствием полностью доверится тебе.

– Николас должен зарубить себе на носу: не все женщины готовы падать к его ногам, как только он взмахнет ресницами,– выпалила я, с негодованием вспоминая, как Ники расстегнул мое платье в «Петрусе». – На меня его чары не действуют. Так что справиться с подобной задачей мне будет несложно. Передай Александру, что я человек очень ответственный.

Бабушка подмигнула.

В отличие от Ники.

Я кивнула, представляя себе, как тревожится Александр при мысли, что Николас – его наследник.

– Верно, в отличие от Ники. Я бы на месте Александра не доверила внучку распоряжаться даже одной комнатой в замке, не говоря уже о целом государстве.

Бабушка помолчала, вздохнула и с таким видом, будто я чего-то недопонимаю, протянула мне коробку с запретными пирожными.

– Только ничего не принимай близко к сердцу, дорогая. Французские, мм?