Маленькие огоньки

— О чём ты думаешь? — спросил Эллиот.

Я покачала головой:

— Это глупо.

— Ну же. Расскажи мне.

— У меня был пес. Он был дворняжкой. Однажды, папа нашёл его на газоне и принес домой. Он был предназначен для мамочки, чтобы помочь ей взбодриться, но он потянулся ко мне. Мамочка ревновала, но я не была уверена, кого из нас, Арахиса или меня. Он умер.

— Твоя мама страдала от депрессии?

Я пожала плечами:

— Они никогда этого не говорили. Они не говорят об этом передо мной. Я лишь знаю, что у нее было тяжелое детство. Мамочка говорит, что она радовалась тому, что её родители умерли до моего рождения. Она говорила, они были жестокими.

— Да уж. Если я когда-то стану отцом, у моих детей будет нормальное детство. Я хочу, чтобы они посмотрели назад и захотели вернуться в то время, а не чтобы им было от чего бежать и скрываться.

Он уставился на меня.

— Я буду скучать по тебе.

— Я тоже буду по тебе скучать. Но... недолго. Потому что ты вернешься.

— И я вернусь. Это мое тебе обещание.

Я притворилась счастливой и отпила из соломинки в моей переносной кружке. Все после этого я говорила и делала через силу, а улыбка была натянутой. Я хотела насладиться своими последними днями с Эллиотом, но понимание того, что вот-вот придется прощаться, делало это невозможным.

— Хочешь помочь мне собраться? — спросил он, скривясь от собственных слов.

— Не очень, но я хочу видеть тебя как можно дольше, прежде чем ты уедешь, так что я помогу.

Мы собрали свои вещи. Вдалеке зазвучали сирены, а потом стали приближаться. Эллиот встал и помог мне подняться. Другая сирена звучала на другой стороне города — пожарные машины, вероятно, и, казалось, они ехали в нашем направлении.

Эллиот скрутил мамочкино одеяло и взял его под руку. Я подняла пакеты с обедом, и затем выкинула их. Эллиот протянул мне свою руку, и я, без колебаний, взяла ее. Из-за знания того, что он уезжает, что-то заставило меня перестать волноваться, если между нами что-либо изменилось.

Чем ближе мы приближались к улице Джунипер, тем сильнее Эллиот сжимал мою руку.

— Давай занесем одеяло, а затем соберём мои вещи.

Я кивнула, улыбнувшись, когда он начал немного раскачивать наши руки. Сосед через улицу стоял на своем крыльце с ребенком под боком. Я помахала ей рукой, но она не помахала мне в ответ.

Шаг Эллиота замедлился, и выражение его лица изменилось сначала на непонимающее, а затем на обеспокоенное. Я посмотрела в сторону своего дома, увидев полицейскую машину и скорую помощь, на которых сверху кружились красно-синие огоньки. Я выпустила руку Эллиота и побежала к машине скорой помощи, дергая калитку, забыв о защелке.

Спокойные руки Эллиота открыли калитку, и я ринулась вперед, остановившись на середине, когда передняя дверь открылась. Фельдшер шел задом, неся носилки, на которых лежал папа. Он был бледным и его глаза были закрыты, а на лице была кислородная маска.

— Что... что случилось? — заплакала я.

— Мне жаль, — ответил фельдшер, открывая заднюю дверь скорой помощи, пока они грузили моего отца внутрь.

— Папа? — позвала я. — Папочка?

Он не ответил, и двери скорой помощи закрылись перед моим лицом.

Я побежала к полицейскому, спускающегося со ступенек крыльца.

— Что случилось?

Офицер посмотрел вниз на меня.

— Ты Кэтрин?

Я кивнула, почувствовав руки Эллиота на плечах.

Рот офицера дернулся.

— Кажется, у твоего отца случился сердечный приступ. Твоя мама работала только пол дня и нашла его на полу. Она внутри. Тебе стоит... наверное, попытаться поговорить с ней. Она немного сказала с тех пор, как мы приехали. Ей стоит подумать о поездке в больницу. Скорее всего, у нее шок.

Я помчалась вверх по ступенькам, в дом.

— Мамочка? — позвала я. — Мамочка!

Она не ответила. Я проверила столовую, кухню, а затем побежала в гостиную. Мамочка сидела на полу, уставившись на коврик перед собой.

Я опустилась перед ней на колени.

— Мамочка?

Она или не узнала меня, или даже не услышала.

— Все будет хорошо, — сказала я, дотронувшись до ее колена, — С ним всё будет в порядке. Нам, наверное, стоит поехать в больницу и увидеться там с ним.

Она не отвечала.

— Мамочка? — я нежно потрясла ее. — Мамочка?

Все еще ничего.

Я встала, приложив ладонь ко лбу, и затем побежала наружу, остановившись перед офицером. Я застала его, когда скорая помощь только отъехала. Он был пухлым и очень вспотевшим.

— Офицер, эм... — я посмотрела на серебристый бейджик, прикрепленный к его карману. — Санчез? Мамочка... моей маме нехорошо.

— Она всё ещё не разговаривает?

— Я думаю, вы правы. Ей тоже стоит поехать в больницу.

Офицер кивнул, выглядя расстроенным.

— Я надеялся, она тебе ответит.

Он стиснул маленькое радио на своём плече.

— Четыре-семь-девять, приём.

Женщина ответила:

— Четыре-семь-девять, слушаю.

— Я отвезу миссис Калхун и ее дочь в больницу. Миссис Калхун может понадобиться медицинская помощь к нашему приезду. Пожалуйста, оповестите медперсонал.

— Четыре-семь-девять, принято.

Я осмотрелась в поисках Эллиота, но его не было. Санчез поднялся по ступеньках и вернулся обратно в гостиную, где мамочка все еще сидела, уставившись в пол.

— Миссис Калхун? — мягко произнес Санчез. Он присел перед ней на корточки. — Это снова офицер Санчез. Я отвезу вас и вашу дочь в больницу, чтобы увидеться с вашим мужем.

Мама покачала головой и прошептала что-то, что я не смогла разобрать.

— Вы можете встать, миссис Калхун?

После того, как мамочка снова проигнорировала его вопрос, он выпрямился, чтобы поднять ее. Я встала с другой стороны, поддерживая ее. Вместе, офицер Санчез и я, мы отвели мамочку к полицейской машине, где я ее пристегнула.

Когда Санчез пошел обратно к водительскому сидению, я еще раз поискала глазами Эллиота.

— Мисс Калхун? — позвал Санчез.

Я открыла пассажирскую дверь и села внутрь, пытаясь увидеть Эллиота, в то время как мы отъезжали.

ГЛАВА 5

Эллиот

Эллиот

— Мамочка? Мамочка!

Кэтрин ринулась вверх по ступенькам с выражением лица, которое я прежде никогда не видел. Она исчезла за дверью, оставив меня гадать, должен ли я последовать за ней.

Мой инстинкт говорил мне быть рядом с ней. Я сделал шаг, но полицейский прижал руку к моей груди.

— Ты член семьи?

— Нет, я ее друг. Друг Кэтрин.

Он покачал головой:

— Тебе придётся подождать снаружи.

— Но... — я оттолкнул его руку, но его пальцы впились в мою кожу.

— Я сказал, жди здесь.

Я взглянул на него вверх. Он выдохнул смешок, выглядя невпечатленным.

— Ты, должно быть, сын Кей Янгблод.

— И что с того? — огрызнулся я.

— Эллиот? — мама стояла на обочине, прижимая руки к щекам, создавая импровизированный мегафон. — Эллиот!

Я посмотрел назад на дом, и затем подбежал к чёрному железному забору. Даже при том, что солнце низко опустилось на небе, пот капал с линии моих волос, а воздух был слишком удушливым.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я, хватаясь за острые вершины чёрного железного ограждения Калхунов.

Мамины глаза прошлись по полиции и санитарам, а затем она посмотрела вверх на дом, явно расстроившись от его вида.

— Что происходит?

— Я думаю, что-то с отцом Кэтрин. Они не позволяют мне войти.

— Нам следует уйти. Давай.

Я нахмурился и покачал головой.

— Я не могу уйти. Случилось что-то плохое. Я должен убедиться, что она в порядке.

— Кто?

— Кэтрин, — сказал я с нетерпением. Я развернулся, чтобы вернуться к месту, где я стоял ранее, но мама схватила мой рукав.

— Эллиот, идём со мной. Сейчас же.

— Почему?

— Потому что мы уезжаем.

— Что? — сказал я в панике. — Но я не должен ехать до завтрашнего дня.

— Планы поменялись!

Я вырвал свою руку.

— Я не уеду! Я не могу оставить ее сейчас! Смотри, что происходит! — я указал обеими руками на скорую помощь.

Мама слегка наклонилась в мою сторону со свирепым выражением:

— Не смей от меня отворачиваться. Ты ещё не настолько взрослый, Эллиот Янгблод.

Я отшатнулся. Она была права. А в мире было всего несколько вещей пострашнее, чем моя мама, когда она чувствовала себя оскорбленной.

— Извини. Я должен остаться, мам. Так будет правильно.

Она подняла руки и позволила им упасть на её бёдра.

— Ты едва ли знаешь эту девчонку.

— Она мой друг, и я хочу убедиться, что она в порядке. Что в этом такого?

Мама нахмурилась.

— Этот город токсичен, Эллиот. Ты не можешь остаться. Я предупреждала тебя, что не стоит заводить здесь друзей и особенно — девочек. Я и не представляла, что ты пойдешь в первую очередь к Кэтрин Калхун.

— Что? О чём ты говоришь?

— Я позвонила Ли сегодня, чтобы согласовать твой отъезд. Она рассказала мне о девчонке Калхунов. Она рассказала мне, как много времени ты с ней проводишь. Ты не останешься здесь, Эллиот. Ни ради нее, ни ради твоей тёти Ли, ни ради кого.

— Я хочу остаться, мам. Я хочу пойти в школу здесь. Я бы завел друзей и...

— Я так и знала! — она указала вниз по улице. — Это не твой дом, Эллиот. — она тяжело дышала, и я был уверен, что она собирается поставить мне ультиматум, как она всегда это делала с папой. — Если ты хочешь вернуться сюда до восемнадцати лет, ты прошествуешь своей задницей к своим тете и дяде и начнешь паковать вещи.

Мои плечи опустились.

— Если я оставлю ее сейчас, она не захочет, чтобы я вернулся, — сказал я, с мольбой в голосе.

Мама сузила глаза:

— Я так и знала. Эта девчонка тебе больше, чем друг, не так ли? Последнее, что тебе нужно, это чтобы эта девочка забеременела от тебя! Они никогда не оставят эту адскую бездну. Ты застрянешь здесь навечно с этой маленькой шлюхой!

Мой желваки заходили под кожей.

— Она не такая!

— Черт побери, Эллиот! — она сгребла свои волосы пальцами назад, держа руки на голове. Она походила взад-вперед несколько раз, а затем повернулась ко мне лицом. — Я знаю, что ты не понимаешь это сейчас, но позже ты поблагодаришь меня за то, что я держу тебя подальше от этого места.

— Мне здесь нравится!

Она снова указала вниз по улице.

— Иди. Сейчас же. Или я никогда больше не привезу тебя погостить.

— Мама, пожалуйста! — сказал я, показывая руками в сторону дома.

— Иди! — прокричала она.

Я вздохнул, взглянув на полицейского, который явно забавлялся моим разговором с мамой.

— Вы можете, пожалуйста, сказать ей? Скажите Кэтрин, что мне пришлось уйти. Скажите ей, что я вернусь.

— Клянусь Богом, я затащу тебя в машину, — процедила мама сквозь зубы.

Полицейский поднял одну бровь.

— Тебе лучше пойти, дитя. Она не шутит.

Я толкнул калитку и прошел мимо мамы, устало плетясь к дому дяди Джона и тети Ли. Мама изо всех сил старалась не отставать, ее ворчание терялось в шквале моих мыслей в голове. Я должен уговорить тетю Ли отвезти меня в больницу, чтобы увидеться с Кэтрин. Тетя Ли может помочь мне объяснить, почему я ушел. Я чувствовал себя плохо. Кэтрин будет так больно, когда она выйдет из дома, и меня там не будет.

— Что случилось? — спросила тетя Ли с крыльца. Я поднялся по ступенькам и прошел мимо нее, рывком открывая дверь и позволяя ей захлопнуться за мной. — Что ты сделала?

— Я? — спросила мама, мгновенно обороняясь. — Это не я та, кто позволяет ему разгуливать с дочкой Калхунов без присмотра!

— Кей, они всего лишь дети. Эллиот — хороший ребенок, он бы не...

— Ты разве не помнишь, какими мальчики бывают в его возрасте? — прокричала мама. — Ты знаешь, что я не хочу, чтобы он оставался здесь, и ты ищешь другие пути, пока он там делает с ней Бог знает что! Она, наверняка, тоже хочет, чтобы он остался. Что ты думаешь она может сделать, чтобы удержать его здесь? Помнишь Эмбер Филипс?

— Да, — тихо сказала тетя Ли, — она и Пол живут дальше по улице.

— Он был в выпускном классе, а она в десятом, переживая, что он найдет кого-нибудь другого в колледже. Сколько лет сейчас их ребёнку?

— Коулсон в колледже. Кей, — начала тётя Ли. Она потратила годы, практикуясь в усмирении маминого темперамента. — Ты же сказала ему, что он может здесь остаться до завтрашнего дня.

— Что ж, я здесь сегодня, так что он уезжает сегодня.

— Кей, мы будем рады, если ты здесь останешься. Что может значить всего один день? Позволь ему попрощаться.

Она указала пальцем на мою тетю.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать. Он мой сын, а не твой!

Мама повернулась ко мне:

— Мы уезжаем. Ты не проведешь больше и минуты с этой девчонкой Калхун. Все, что нам нужно, так это чтобы она от тебя забеременела, и ты застрял здесь навечно.

— Кей! — выкрикнула тётя Ли.

— Ты знаешь, через что Джон и я прошли, растя здесь. Издевательства, расизм, оскорбления! Ты правда желаешь этого для Эллиота?

— Нет, но... — тетя Ли попыталась найти контраргумент, но не смогла.

Я молил ее глазами о помощи.

— Видишь? — крикнула мама, указывая всеми пальцами на меня. — Посмотри, как он смотрит на тебя. Как будто ты можешь спасти его. Ты не его мать, Ли! Я прошу тебя о помощи, а ты пытаешься забрать его от меня!

— Он здесь счастлив, Кей, — сказала тётя Ли. — Подумай хоть две секунды о том, чего он хочет.

— Я думаю о нем! Только потому, что ты довольна жизнью в этом Богом забытом месте, не значит, что я позволю своему сыну остаться здесь, — метнула искру мама. — Собирай свои вещи, Эллиот.

— Мама...

— Собирай свое дерьмо, Эллиот! Мы уезжаем!

— Кей, пожалуйста! — сказала тетя Ли. — Просто подожди, пока Джон придет домой. Мы можем поговорить об этом.

Когда я не сдвинулся с места, мама с топотом спустилась вниз по лестнице.

Тетя Ли посмотрела на меня и подняла руки. Ее глаза заслезились.

— Мне жаль. Я не могу...

— Я знаю, — сказал я. — Все в порядке. Не плачь.

Мама снова появилась, с моим чемоданом и несколькими сумками в руке.

— Садись в машину, — она погнала меня к двери.

Я посмотрел за свое плечо.

— Сможешь убедиться, что Кэтрин знает? Можешь рассказать ей о том, что произошло?

Тётя Ли кивнула:

— Я постараюсь. Я люблю тебя, Эллиот.

Входная дверь захлопнулась за нами. Мама, положив мне руку на спину, повела меня к своему пикапу Toyota Tacoma и открыла пассажирскую дверь.

Я остановился, пытаясь в последний раз договориться с ней.

— Мам. Пожалуйста. Я уеду с тобой. Просто дай мне с ней попрощаться. Позволь мне с ней объясниться.

— Нет. Я не позволю тебе сгнить в этом месте.

— Тогда зачем вообще позволять мне приезжать? — крикнул я.

— Забирайся в машину! — крикнула она в ответ, кидая мои сумки назад.

Я сел на пассажирское сидение и захлопнул дверь. Мама обогнула спереди машину и скользнула за руль, повернув ключ в зажигании и развернув машину. Мы удалялись в противоположном направлении от дома Калхунов, в то время, как машина скорой помощи отъезжала от обочины.

***

Потолок моей спальни, каждая трещинка, каждое пятно от воды, каждая закрашенная крупинка грязи и паук — я старался думать только обо всем этом. Если я не пялился на потолок, переживая, что с каждым днем Кэтрин все больше и больше ненавидит меня, то писал ей письма, пытаясь объясниться, прося о прощении и давая обещания, которые — как и говорила мама — я не мог выполнить. Каждый день я писал по письму, и я только что закончил семнадцатое.

Приглушенные сердитые голоса моих родителей раздавались дальше по коридору уже второй час. Они ругались из-за ссор и спорили, кто из них был более неправ.

— Но он кричал на тебя! Ты говоришь, что нормально позволять ему кричать на тебя? — прокричал отец.

— Я ещё удивляюсь, где он этого понабрался! — сказала мама в ответ.

— Ох, ты собираешься бросить мне это в лицо? Это моя вина? Это ты его отправила туда в первую очередь. Зачем ты его туда отправила, Кей? Почему Ок Крик, если все эти годы ты говорила, что хочешь держать его подальше оттуда?

— А куда ещё я должна была его отправить? Это лучше, чем смотреть, как ты сидишь и напиваешься целый день!

— Ох, не начинай снова это дерьмо. Клянусь Богом, Кей...

— Что? Голые факты мешают тебе придумать аргумент? Что именно ты ожидал, что я сделаю? Он не мог оставаться здесь и смотреть, как мы... смотреть, как ты... у меня не было выбора! Теперь он влюблен в эту чертову девчонку и хочет переехать туда!

Сперва ответ отца был слишком тихим, чтобы я мог его расслышать, но вскоре голос стал набирать обороты.

— ....И ты вырвала его оттуда, не дав ему попрощаться. Не удивительно, что он так зол. Я тоже был бы в бешенстве, если кто-то сделал бы это со мной, когда мы начали встречаться. Ты хоть когда-либо думала о ком-то кроме себя, Кей? Не могла бы ты учесть его чувства на одну чертову минуту?

— Я забочусь о нем. Ты знаешь, как ко мне относились, когда я росла там. Ты знаешь, как относились к моему брату. Я не хочу этого для него. Я не хочу, чтобы он застрял там. И не делай вид, будто тебе не наплевать на то, что с ним случилось. Все, о чем ты печешься — это твоя тупая гитара и следующая упаковка пива.

— То, что я люблю — глупое, согласен, но только это не моя гитара!

— Да пошел ты!

— Влюбленность в девочку — это не пожизненный приговор, Кей. Они, вероятно, расстались бы или разъехались.

— Ты не слышишь меня? — заплакала мама. — Она Калхун! Они не уезжают! Они владеют этим городом! Ли сказала, что Эллиот был одержим этой девочкой годами. И разве для тебя не было бы замечательно, если бы он переехал? Тогда ты не был бы обязан смотреть на себя каждый день. Ты мог бы делать вид, что тебе двадцать один и у тебя действительно есть шанс стать звездой кантри музыки.

— Калхуны перестали владеть городом с тех пор, как мы были в старшей школе. Боже, какая же ты несведущая.

— Пошел к черту!

Разбилось стекло, и мой отец вскрикнул:

— Ты с ума сошла?

Было лучше, когда я оставался в своей комнате. Это был типичный ежедневный обмен, может, пультом или стаканом, брошенным через всю комнату, но мое вторжение в ту часть дома могло бы спровоцировать войну. Через несколько дней после того, как я распаковал свои вещи в Юконе, стало ясно, что ссоры с мамой вызвали бы нежелательное внимание отца, и когда он начинал доставать меня, она защищала меня и шла против него. Если раньше всё было очень плохо, сейчас стало гораздо, гораздо хуже.

Моя комната все еще была безопасным убежищем, как и всегда, но она ощущалась по-другому, и я не мог понять, почему. Мои синие шторы всё также закрывали единственное окно, а сторона соседского дома с потрескавшейся краской и их проржавевший кондиционер по-прежнему были моим единственным видом из окна. Мама немного прибралась, пока меня не было, трофеи с Little League и Pee Wee Football были вымыты, стояли лицевой стороной вперед на одинаковом расстоянии друг от друга и теперь были упорядочены по годам. Вместо того, чтобы создавать комфорт, знакомое окружение моей комнаты лишь напоминало мне о том, что я находился в удручающей тюрьме вдали от Кэтрин и бесконечных полей Ок Крика. Я скучал по парку, ручью и прогулкам вдоль дорог длиною в мили, когда мы просто разговаривали и соревновались, кто быстрее съест свое мороженное, до того, как сахар и молоко начнут капать нам на пальцы.

Входная дверь захлопнулась, и я встал, всматриваясь через занавески. Мамин пикап выезжал, а за рулем был отец. Она сидела на пассажирском сидении, и они все еще орали друг на друга. Когда они пропали из поля зрения, я выбежал из комнаты и рывком открыл входную дверь, перебегая улицу к дому Доусона Фостера. Входная дверь затрещала от ударов моего кулака напротив. Через несколько секунд Доусон открыл дверь, его лохматые светлые волосы были убраны на одну сторону, всё равно каким-то образом прикрывая его карие глаза.

Он нахмурился в замешательстве:

— Что?

— Можешь одолжить свой телефон? — сказал я, пыхтя.

— Ладно, — сказал он, отступая в сторону.

Я открыл дверь и зашёл внутрь, кондиционер мгновенно охладил мою кожу. Пустые пакеты из-под чипс лежали на потрепанном диване, пыль покрывала все поверхности, солнце отражало песчинки пыли в воздухе. Инстинкт стряхнуть их и осознание, что я буду дышать ими в любом случае, душили меня.

— Знаю. Жарко, как в аду, — сказал Доусон. — Мама говорит, что это индийское лето. Что это значит?

Я пристально посмотрел на него, и он взял свой телефон со столика возле дивана, протягивая его мне. Я взял его, пытаясь вспомнить номер телефона тети Ли. Я ввел цифры и прижал телефон к уху, молясь, чтобы она ответила.

— Алло? — сказала тетя Ли с подозрением в голосе.

— Тётя Ли?

— Эллиот? Вы все уладили? Как дела?

— Не очень. Я был под домашним арестом большую часть времени, с тех пор, как вернулся.

Она вздохнула:

— Когда начнутся футбольные тренировки?

— Как мистер Калхун? — спросил я.

— Извини?

— Отец Кэтрин. С ним всё в порядке?

Она затихла.

— Мне жаль, Эллиот. Похороны прошли на прошлой неделе.

— Похороны.

Я закрыл глаза, чувствуя тяжесть в груди. Злость начала закипать во мне.

— Эллиот?

— Я здесь, — сказал я сквозь зубы. — Ты можешь... ты можешь пойти к Калхунам? Объяснить Кэтрин, почему я уехал?

— Они не хотят никого видеть, Эллиот. Я пыталась. Я принесла им запеканку и пакет брауни. Они не открывают дверь.

— Она в порядке? Есть ли хоть какой-то способ тебе проведать ее? — спросил я, потирая заднюю часть шеи.

Доусон наблюдал за мной с равным беспокойством и любопытством в глазах.

— Я не видела её, Эллиот. Не думаю, что хоть кто-то видел их обоих после похорон. Город, конечно, перешептывается. Мэвис была очень странной на похоронах, и после этого они просто заперлись в своем доме.

— Я должен вернуться туда.

— Разве футбол не должен вот-вот начаться?

— Ты можешь приехать и забрать меня?

— Эллиот, — произнесла тетя Ли с раскаянием, — Ты же знаешь, я не могу. Даже если бы я попыталась, она бы мне не позволила. Это просто не самая лучшая затея. Мне жаль.

Я кивнул, но не смог сформулировать ответ.

— Пока, малыш. Я люблю тебя.

— И я тебя, — прошептал я, протягивая телефон Доусону.

— Какого черта? — спросил он. — Кто-то умер?

— Спасибо, что дал мне воспользоваться своим телефоном, Доусон. Мне надо вернуться до того, как родители приедут домой.

Я выбежал на улицу, жар хлынул мне в лицо. Я уже вспотел к тому моменту, как я добрался до своего крыльца, закрывая за собой дверь, буквально за несколько минут до того, как пикап завернул на подъездную дорожку. Я вернулся в свою комнату, захлопывая за собой дверь.

Ее отец был мертв. Отец Кэтрин умер, а я просто исчез. Раньше я просто беспокоился, теперь же паника так накрыла меня, что хотелось вылезти из собственной кожи. Не только потому, что она меня возненавидела, но и потому, что никто не видел ее или ее маму.

— Посмотрите-ка, кто тут живой, — сказала мама, когда я вылетел из своей комнаты, пересек гостиную, прошел кухню, вышел в коридор и через дверь в гараж. Папины гантели были там, и я мог выйти из дома. Единственный способ выпустить пар — это качаться до тех пор, пока мои мышцы не будут сотрясаться от истощения.

— Эй, — сказала она из дверного проёма. Она оперлась на дверной косяк, смотря, как я занимаюсь. — Всё в порядке?

— Нет, — сказал я, кряхтя.

— Что происходит?

— Ничего, — рявкнул я, уже чувствуя, как мои мышцы горят.

Мама смотрела, как я закончил один заход, затем ещё один, морщины между ее бровей углубились. Она скрестила руки, окруженная велосипедными шинами и полками со всяким хламом.

— Эллиот?

Я сфокусировался на звуке своего дыхания, мысленно пытаясь заставить Кэтрин понять, что я пытался.

— Эллиот!

— Что? — крикнул я, выбрасывая гантелю из своей руки. Мама подпрыгнула от шума, а затем шагнула в гараж.

— Что с тобой происходит?

— Где папа?

— Я оставила его у Грега. А что?

— Он вернется?

Она сжала подбородок, сбитая с толку моим вопросом.

— Конечно.

— Не веди себя так, будто вы не ругались целый день. Снова.

Она вздохнула:

— Извини. Мы постараемся не шуметь в следующий раз.

— А какой смысл? — сказал я, пыхтя.

Она сузила глаза, посмотрев на меня.

— Дело в чем-то другом.

— Нет.

— Эллиот, — предупредила она.

— Отец Кэтрин умер.

Она нахмурилась:

— Как ты узнал об этом?

— Я просто знаю.

— Ты разговаривал со своей тетей Ли? Как? Твой телефон у меня.

Когда я не ответил, она указала на пол.

— Ты проворачивал что-то у меня за спиной?

— Не то, чтобы ты мне особо давала выбор.

— Я могу то же самое сказать о тебе.

Я закатил глаза, и её челюсть сжалась. Она ненавидела это.

— Ты притащила меня обратно, чтобы запереть меня в комнате, и я слушал, как вы с папой орете друг на друга каждый день? Это и есть твой гениальный план, чтобы заставить меня хотеть остаться здесь?

— Я знаю, что сейчас сложно...

— Сейчас дерьмово. Я ненавижу находиться здесь.

— Ты вернулся лишь две недели назад.

— Я хочу вернуться домой!

Мамино лицо загорелось красным цветом:

— Это твой дом! Ты останешься здесь!

— Почему бы тебе просто не позволить объяснить Кэтрин, почему я ушёл? Почему бы тебе не дать мне узнать, в порядке ли она?

— Почему ты не можешь просто забыть об этой девчонке?

— Я за нее переживаю! Она мой друг, и ей больно!

Мама закрыла глаза, позволяя руке упасть, а затем развернулась к двери. Она остановилась, посмотрев на меня через плечо.

— Ты не можешь спасти всех.

Я посмотрел на неё из-под бровей, стараясь удержать волны гнева.

— Я просто хочу спасти её .

Она ушла, и я наклонился, чтобы поднять гантелю, держа её над своей головой, опуская позади себя и медленно отталкивая вниз, повторяя упражнение, пока мои руки не начали трястись. Я не хотел быть похожим на своего отца, который размахивал кулаками каждый раз, когда что-то или кто-то выводил его из себя. Желание броситься на кого-то иногда казалось таким естественным, что меня это пугало. Сдерживание гнева требовало постоянной практики, особенно сейчас, когда мне нужно выяснить, как добраться до Кэтрин. Я должен был сохранять голову. Я должен был составить план, не позволяя своим эмоциям встать на пути.

Я встал на колени, гантели ударились о пол во второй раз, мои пальцы всё ещё были крепко сжаты вокруг ручек. Грудь вздымалась, легкие молили о воздухе, руки дрожали, а костяшки пальцев саднили от цементного пола. Слезы жгли мои глаза, пробуждая гнев, который победить намного сложнее. Сдерживать эмоции, чтобы найти путь назад к девушке, которую я любил, могло быть такой же невозможно затеей, как и возвращение в Ок Крик.

ГЛАВА 6

Кэтрин

Ржавые петли ворот скрипнули, известив о моём возвращении из школы. Мой выпускной учебный год начался меньше двух недель назад, а кости уже ныли и мозг был готов взорваться. Я с трудом тащила свой рюкзак вдоль пыльной дороги по разбитому тротуару, ведущему к переднему крыльцу. Я прошла мимо сломанного бьюика, что должен был стать моим на мой шестнадцатый день рождения, рухнув на колени, когда запнулась носком ботинка о выступ бетона.

Падать легко. Подниматься – вот что сложно.

Я отряхнула свои разодранные коленки, прикрыв лицо, когда порыв горячего ветра обдал мои ноги и глаза колючим песком. Вывеска надо мной скрипнула, и я взглянула наверх, наблюдая, как она раскачивается туда-сюда. Для посторонних это была « МИНИ-ГОСТИНИЦА ДЖУНИПЕР », но для меня, увы, это место было домом.

Я встала, отряхивая пыль, которая превращалась в размазанную грязь на кровоточащих царапинах на моих ладонях и коленках. Плакать бессмысленно. Никто меня не услышит.

Мой рюкзак, казалось, был заполнен кирпичами, когда я волочила его вверх по ступенькам, пытаясь попасть на зарешеченное крыльцо до того, как снова обгорю на солнце. Старшая школа Ок Крик находилась на востоке города, а мой дом – на западе, так что мои плечи болели от длительной прогулки из школы по жаре. В идеальном мире мамочка встречала бы меня в дверях с улыбкой на лице и стаканом сладкого чая со льдом в руке, но пыльная дверь была закрыта, а свет не горел. Мы жили в мамочкином мире.

Я огрызнулась на громадную дверь с арочным верхом. Дверь будто хмурилась на меня каждый раз, что я возвращалась из школы, издеваясь надо мной. Я потянула за ручку и заволокла свой рюкзак внутрь. И хоть я была зла и расстроена, я не стала хлопать дверью.

Внутри было пыльно, темно и жарко, но всё же лучше, чем снаружи под жестоким солнцем и орущими цикадами.

Мамочка не стояла у дверей, протягивая мне чай со льдом. Её вообще не было. Я замерла, прислушиваясь, нет ли кого внутри.

Вопреки папиной воле, мама использовала большую часть денег от его страховки на случай смерти на то, чтобы превратить наш дом с семью спальнями в место, где уставшие с дороги путники могли провести ночь или выходные. Как папа и предсказывал, нас редко посещал кто-то новый. А местных гостей было недостаточно. Даже когда мы продали мамину машину, счета всё равно оставались просроченными. Даже с учётом пенсионного пособия и сдавай мы все комнаты ежедневно до конца моего обучения в старшей школе, мы всё равно всего лишимся. Дом уйдёт банку, а меня заберут органы опеки, и мамочке и завсегдатаям гостиницы придётся найти способ существования за пределами «Джунипер».

Я поперхнулась застоявшимся, влажным воздухом и решила открыть окно. Лето было ужасающе жарким даже для Оклахомы, да и осень не сулила особого облегчения. Тем не менее, мамочке не нравилось включать кондиционер за исключением случаев, когда мы ждали посетителей.

Но мы ждали. Мы вечно ждали посетителей.

В холле наверху раздались чьи-то быстрые шаги. Хрустальные подвески на люстре забренчали, и я улыбнулась. Поппи вернулась.

Я оставила свой рюкзак у двери и взобралась по деревянной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Поппи была в конце коридора, стояла возле окна и глядела на задний двор.

— Хочешь поиграть на улице? — спросила я, протягивая руку, чтобы погладить её по голове.

Она помотала головой, не обернувшись.

— Не-а.

— Плохой день? – спросила я.

— Папочка не разрешил мне выходить на улицу, пока не вернётся, — захныкала она. — Его уже давно нету.

— Ты обедала? — спросила я, протягивая ей руку. Она помотала головой. — Бьюсь об заклад, твой отец разрешит тебе выйти со мной на улицу, если сначала съешь сэндвич. Арахисовое масло и джем?

Поппи улыбнулась. Она была мне почти как младшая сестра. Я присматривала за ней с той первой ночи, что она появилась у нас. Они с ее отцом были нашими первыми постояльцами после смерти папы.

Поппи неуклюже спустилась по лестнице, а затем принялась наблюдать за тем, как я роюсь в шкафчиках в поисках хлеба, ножа, джема и арахисового масла. Уголки её перепачканного рта изогнулись в улыбке, пока она следила за тем, как я толстым слоем размазываю ингредиенты и добавляю банан для пущей верности.

Мамочка вечно подкладывала мне что-нибудь полезное, когда я была в том же возрасте, что и Поппи, и вот, за пять месяцев до моего восемнадцатого дня рождения, я сама стала взрослой. Так было с тех пор, как папа умер. Мамочка ни разу не поблагодарила меня и ни разу не заметила, что я ради нас делала – не то чтобы я от неё этого ждала. Наша жизнь теперь заключалась в том, чтобы пережить день. Всё прочее было для меня непосильным, я не могла позволить себе роскошь всё бросить. Хоть кто-то из нас должен был держаться, иначе всё рухнет.

— Ты завтракала? — спросила я, пытаясь понять, когда она заселилась.

Она кивнула, засовывая сэндвич в рот. Круглый след от виноградного желе вокруг её рта добавился к грязным и липким следам, уже имевшимся на её личике.

Я сходила за своим рюкзаком и отнесла его к краю нашего длинного прямоугольного стола в гостиной, рядом с тем местом, где сидела Поппи. Пока она поедала сэндвич и вытирала липкий подбородок тыльной стороной ладони, я разделалась с геометрией. Поппи была счастливой, но одинокой, как и я. Мамочке не нравилось, что я привожу друзей домой, за исключением случайных визитов Тесс, которая в основном болтала про свой дом дальше по улице. Она обучалась на дому и была немного странной, зато с ней можно было поговорить, и ей не было дела до того, что происходит в «Джунипер». Не то чтобы у меня было время на что-то подобное. Мы не могли позволить посторонним увидеть, что творится внутри этих стен.

Снаружи раздались басы, и я отодвинула занавеску, чтобы выглянуть из окна. Жемчужно-белый мини-купер Пресли с откидным верхом был переполнен клонами, которые теперь, как и я, тоже были выпускниками. Верх был сложен, клоны смеялись и качали головами под музыку, когда Пресли сбросила скорость на перекрёстке перед нашим домом. Два года назад меня бы накрыло завистью и печалью, но теперь я ощущала лишь дискомфорт и апатию. Та часть меня, что мечтала о машине, свиданиях и новых шмотках, умерла вместе с отцом. Было слишком больно желать то, что я не могла иметь, так что я это прекратила.

Мамочке и мне нужно было оплачивать счета, а значит – хранить секреты тех людей, что разгуливали по нашим коридорам. Узнай наши соседи правду, они бы не захотели, чтобы мы тут жили. Так что мы оставались лояльными к нашим клиентам и хранили их секреты. Я была готова пожертвовать дружбой с теми немногими друзьями, что у меня были, лишь бы мы оставались счастливыми и одинокими, но вместе.

Как только я открыла заднюю дверь, Поппи сбежала вниз по деревянной лестнице во двор, распластав свои ладошки по земле и сделав кривое «колесо». Она захихикала, прикрыв рот рукой и садясь на выжженный желтый газон. У меня пересохло во рту от звука хрустящей у нас под ногами травы. Это лето было одним из самых жарких на моей памяти. Даже сейчас, в конце сентября, деревья стояли засохшими, а землю покрывала жухлая трава, пыль и жуки. Дождь был чем-то вроде счастливых воспоминаний, которыми делились старики.

— Папочка скоро вернётся, — сказала Поппи с ноткой ностальгии в голосе.

— Знаю.

— Расскажи мне ещё раз. Историю про то, как ты родилась. Историю твоего имени.

Я улыбнулась, садясь на ступеньки.

— Ещё раз?

— Ещё раз, — сказала Поппи, рассеянно выдергивая высушенные стебельки травы из земли.

— Мамочка всю жизнь мечтала быть принцессой, — с благоговением начала я. Тем же тоном отец пересказывал мне эту историю, когда укладывал меня спать. Каждый вечер до самого последнего своего дня он рассказывал мне «Историю Кэтрин». — Когда мамочке было десять лет, она начала мечтать о пышных платьях, мраморных полах и золотых чайных чашечках. Она так отчаянно об этом мечтала, что поверила, что однажды её мечта сбудется. И когда она влюбилась в отца, она не сомневалась, что он тайный принц.

Поппи приподняла брови и плечики, увлекшись моими словами, но затем она нахмурилась:

— Но он им не был.

Я помотала головой.

— Не был. Но она любила его даже больше, чем свою мечту.

— Так что они поженились и завели ребёнка.

Я кивнула:

— Она хотела быть королевой, а даровать имя, в своём роде титул, другому человеку было ближе всего к этой мечте. «Кэтрин» звучало для неё как «принцесса».

— Кэтрин Элизабет Калхун, – произнесла Поппи, гордо выпрямив спину.

— Царственно звучит, правда?

Поппи наморщила мордашку:

– Что значит «царственно»?

— Извините, — раздался глубокий голос из дальнего угла двора.

Поппи встала, глядя на незваного гостя.

Я встала рядом с ней, рукой прикрыв глаза от солнца. Поначалу я смогла различить лишь его силуэт, но затем я разглядела его лицо. Я не узнала бы его, если бы не ремешок с висящей на шее камерой.

Эллиот стал выше, его телосложение стало мощнее благодаря мышцам. Его чётко очерченная челюсть придавала ему более мужественный вид, чем у того мальчишки, что я помнила. Волосы его отросли, ниспадая ниже лопаток. Он оперся локтями на наш облезлый забор из штакетника, с улыбкой, полной надежд.

Я обернулась через плечо на Поппи:

— Иди внутрь, — сказала я. Она послушалась, тихо вернувшись в дом. Я посмотрела на Эллиота и повернулась назад.

— Кэтрин, подожди, — взмолился он.

— Я ждала, — огрызнулась я.

Он засунул руки в карманы своих карго шорт ^[1] цвета хаки, от чего у меня заныло сердце. Он так изменился с нашей последней встречи и, в то же время, был всё тем же. Он был совсем не похож на того долговязого нескладного подростка двухлетней давности. Брекеты исчезли, открыв идеальную, оттенённую кожей, улыбку этих лживых губ.

Выражение его лица померкло, а блеск в глазах пропал. Адамово яблоко Эллиота дернулось, когда он сглотнул.

— Я… эмм… Я…

Лжец.

Камера качнулась на толстом чёрном ремешке, висящем на его шее, когда он засуетился. Он нервничал, виноватый и прекрасный.

Он снова попробовал заговорить:

— Я…

— Тебе тут не рады, — сказала я, медленно поднимаясь по ступенькам.

— Я только что переехал, — крикнул он мне вдогонку. — К своей тёте. Пока мои родители заканчивают свой развод. Отец съехался со своей подружкой, а мать большую часть дня торчит в постели. — Он поднял кулак и ткнул большим пальцем за спину. — Я живу дальше по улице. Помнишь, где дом моей тёти?

Мне не нравилось, что его речь имеет вопросительную интонацию. Если ещё хоть раз парень заговорит со мной, чтобы вызвать хотя бы толику интереса, он будет говорить утвердительно, а в редких случаях – восклицательно. Я заинтересуюсь лишь тогда, когда он будет говорить, как мой отец.

— Убирайся, — сказала я, глядя на его камеру.

Он придерживал прямоугольную штуковину своими длинными пальцами, слегка улыбаясь. Новая камера Эллиота выглядела древней и, похоже, повидала на своём веку гораздо больше, чем он сам.

— Кэтрин, пожалуйста. Позволь объяснить?

Я проигнорировала его, потянувшись к двери с москитной сеткой. Эллиот опустил камеру и протянул ко мне руку.

— Завтра мой первый день в школе. Я перевелся в свой выпускной год, представляешь? Было бы… было бы здорово иметь хотя бы одного знакомого.

— Учебный год уже начался, — огрызнулась я.

— Знаю. Мне пришлось вообще отказаться ходить в школу в Юконе, чтобы мама позволила мне перевестись сюда.

Тень отчаяния в его голосе поколебала мою решительность. Папа всегда говорил, что мне придётся приложить немало усилий, чтобы укрыть свою мягкую натуру прочным панцирем.

— Ты прав. Это дерьмово, — ответила я, не удержавшись.

— Кэтрин, — взмолился Эллиот.

— Знаешь, что ещё было дерьмово? Быть твоим другом, — сказала я и развернулась, чтобы уйти.

— Кэтрин, — воскликнула мамочка, уклоняясь, когда я чуть не врезалась лицом в её горло, — Я никогда не видела, чтобы ты вела себя так грубо.

Мамочка была высокой, но у неё были мягкие изгибы, которые мне когда-то так нравилось обнимать. Было время после смерти папы, когда её фигура утратила всю мягкость и плавность линий, тогда её ключицы стали выпирать так сильно, что отбрасывали тени, и когда она меня обнимала, это было похоже на объятия безжизненных ветвей иссохшего дерева.

Теперь же её щеки снова стали пухлыми, и былая мягкость вернулась к ней, хоть она и не обнимала меня так часто. Теперь была моя очередь обнимать её.

— Извини, — сказала я. Она была права. Она никогда раньше не видела меня грубой. Я такой становилась только тогда, когда её не было рядом, чтобы отгонять навязчивых людей. Мамочкиным призванием было гостеприимство, так что грубость её огорчала, но наши секреты нужно было сохранить.

Она коснулась моего плеча и подмигнула мне:

— Ну, ты же моя дочь, верно? Полагаю, это моя вина.

— Здравствуйте, мадам, — сказал он. — Я Эллиот… Янгблод.

— Я Мэвис, — ответила мама приветливо, вежливо и мягко, словно влажность в воздухе не удушала её, как всех окружающих.

— Я только что переехал к своей тёте Ли дальше по улице.

— К Ли Паттерсон Янгблод?

— Да, мадам.

— Надо же! — сказала мамочка и подмигнула. — И как ты уживаешься со своей тётей Ли?

— Становится легче, — ответил Эллиот, ухмыльнувшись.

— Что ж, ей-богу, она та ещё заноза. Со времён старшей школы, — заметила мамочка.

Эллиот рассмеялся, и я ощутила, как сильно мне его не хватало. Внутри я обливалась слезами, как делала часто с тех пор как он уехал.

— Боже мой, где же наши манеры? Не хочешь ли зайти, Эллиот? Кажется, у меня есть чай и свежие фрукты с овощами из нашего сада. Или что от них осталось после этой засухи. Я повернулась, сердито глядя на мамочку:

— Нет. У нас полно дел. Здесь Поппи со своим отцом.

— Ой, и правда, — сказала мамочка, прижав пальцы к груди. Она вдруг занервничала. — Мне очень жаль, Эллиот.

— В другой раз, — сказал Эллиот и помахал нам на прощание. — Увидимся завтра, Принцесса Кэтрин.

Я ощетинилась:

— Не называй меня так. Никогда.

Я отвела мамочку внутрь, хлопнув москитной сеткой. Мамочка нервно вцепилась руками в свой фартук. Я проводила её наверх и вдоль по коридору, а затем – ещё на пять ступенек выше – в хозяйскую спальню наверху, знаком показав ей присесть возле туалетного столика. Она так и не смогла провести ни одной ночи в их общей с отцом спальне после его кончины, так что мы приспособили небольшую чердачную комнату в её спальню.

Мамочка нервно пыталась поправить прическу и оттереть салфеткой грязь с лица.

— Боже, не удивительно, что тебе не хотелось, чтобы он зашёл. Я страшилище.

— Ты тяжело трудишься, мамочка. — Я взяла её расчёску и принялась расчёсывать ей волосы. Она расслабилась и улыбнулась.

— Как прошёл твой день? Как школа? Домашняя работа готова?

Не удивительно, что Эллиот ей нравился. Она тоже разговаривала вопросительными предложениями.

— Всё хорошо. Из домашки только геометрия.

Она фыркнула.

— Только геометрия, — передразнила она мой легкомысленный тон. — Я с трудом могу решить простейшее уравнение по алгебре.

— Вовсе нет, — возразила я.

— Только благодаря твоему папочке…

Она замерла на середине фразы, уставившись в никуда.

Я отложила расчёску и прошла по коридору, затем вниз по лестнице, стараясь занять себя чем-нибудь. Мамочка расстроилась и до конца вечера собиралась прятаться от людей. Она проводила дни, притворяясь, что всё в порядке, но временами, когда речь заходила об отце, на неё вдруг накатывала тоска, воспоминания обрушивались на неё, и она ускользала. Я же оставалась – занималась уборкой и готовкой, а потом развлекала разговорами наших постояльцев. Своё время я проводила, заполняя учётные книги и стараясь поддерживать в порядке наш захудалый дом. Работы в «Джунипер», пусть даже это и была крошечная мини-гостиница с редкими посетителями, всегда хватало как минимум на две полные ставки. Иными вечерами я радовалась, что мама отключалась из-за своих воспоминаний, взваливая всю работу на меня. Работа приносила умиротворение.

Хлопнула дверь и Поппи позвала меня с верхней площадки лестницы.

— Кэтрин!

Я взбежала по лестнице и обняла её, пока её сотрясали рыдания.

— Папочка снова ушёл!

— Мне очень жаль, — сказала я, нежно укачивая её.

Мне нравилось иметь дело с Поппи гораздо больше, чем с её отцом. Дьюк был шумным злобным мужиком, вечно орущим и занятым (но отнюдь не чем-нибудь спокойным), и в целом - отвратительным постояльцем. Когда Дьюк был поблизости, Поппи вела себя тихо. И мамочка тоже. Так что с ним приходилось общаться мне.

— Я побуду с тобой, пока он не вернётся, — пообещала я.

Она кивнула, склонив голову мне на грудь. Я сидела с ней на выцветшем колючем красном ковре, которым были выстланы ступени лестницы, до тех пор, пока не пришла пора укладывать её в постель, и тогда я уложила её спать.

Я не знала, будет ли Поппи всё еще здесь утром, но мне нетрудно было позаботиться о том, чтобы у неё был завтрак с чем-нибудь сладким, и чтобы Дьюк мог позавтракать овсянкой или омлетом по-денверски. Я спустилась по лестнице, чтобы подготовить кухню на утро. Если я всё подготовлю, мамочка приготовит завтрак, пока я буду собираться в школу.

Закончив с уборкой и убрав свеженарезанные томаты, лук и грибы в холодильник, я поплелась наверх по лестнице.

У мамочки бывали хорошие и плохие дни. Сегодня было нечто среднее. Бывало и похуже. Управлять «Джунипер» было слишком тяжело для нее. Я и сама не знала, как справлялась, но если целью было дотянуть до следующего дня, то возраст не имел значения – важно было только то, что требовалось сделать.

Я приняла душ и натянула верх от пижамы через голову – было слишком жарко, чтобы надевать что-нибудь ещё – и забралась в кровать.

Тишину дома нарушали лишь всхлипывания Поппи. Я замерла, пытаясь услышать, заснёт ли она снова или и дальше будет плакать. Ночи в «Джунипер» давались ей непросто, и я гадала, каково ей было вдали отсюда, была ли она расстроена, напугана и одинока или же она пыталась забыть ту часть своей жизни, которую проводила за пределами улицы Джунипер. Из того немногого, что она мне рассказывала, я знала, что у неё не было матери, а её отец, Дьюк, был пугающим. Поппи застряла внутри череды бесконечных поездок в машине со своим отцом (когда он разъезжал по разным городам, занимаясь продажами) и одинокими часами, а иногда – днями, пока он работал. Время, которое она проводила в мини-гостинице, было её любимым, но это была лишь крошечная часть её жизни.

Мысли о завтрашнем дне в школе отвлекли меня от переживаний о Поппи. Придётся попотеть, чтобы держать людей на расстоянии, а даже больше – чтобы удержать Эллиота подальше. Мы были единственными подростками на улице Джунипер. Если не считать Тесс и одного дошкольника, наш райончик был полон «опустевшими гнёздами» и домами стариков, чьи дети и внуки жили через полстраны от них. Придумать повод, чтобы игнорировать или избегать Эллиота будет непросто.

Может, он быстро станет популярным, и ему уже не нужно будет пытаться стать моим другом. Может, он начнёт обзывать меня странной и будет плевать мне в волосы, как некоторые дети. Может, Эллиот поможет мне возненавидеть его. Засыпая, я надеялась, что так и будет. Ненависть делала одиночество легче.

ГЛАВА 7

Кэтрин

Маленькие белые ленточки, привязанные к металлическому вентилятору на потолке, раскачивались под тихий равномерный звук, шедший откуда-то изнутри школьной вентиляционной системы. Они служили индикатором того, что кондиционер работает, - и он работал, просто не слишком хорошо.

Скотти Нил потянулся до хруста, изогнувшись и ухватившись за мой стол, а затем испустил страдальческий вздох. Он поднял нижний край своей футболки и вытер им пот со своего раскрасневшегося прыщавого лица.

Я скрутила волосы, отросшие ниже плеч на пару дюймов, в высокий пучок. Локоны на моём затылке были влажными и щекотали кожу, так что я пригладила их вверх. Другие ученики тоже суетились, страдая от жары всё больше с каждой минутой.

— Мистер Мэйсон, — простонал Скотти. — Можно нам вентилятор? Воды? Что-нибудь?

Мистер Мэйсон промокнул лоб носовым платком и сдвинул очки чуть выше по покрытому испариной носу уже раз двенадцатый подряд.

— Отличная мысль, Скотти. Питьевой перерыв. Воспользуйтесь питьевым фонтанчиком за углом. Помните, что кругом идут уроки. Я хочу от вас тишины, расторопности и чтобы вы вернулись в класс через пять минут.

Скотти кивнул, ножки стульев отнюдь не тихо заскрипели по блёкло-зелёным плиткам, когда все начали подниматься и покидать класс. Минка прошла мимо меня, её волосы пушились и, казалось, вот-вот начнут виться. Она взглянула на меня через плечо, до сих пор злясь на меня за то, что я бросила их с Оуэном два года назад.

Мистер Мэйсон закатил глаза и покачал головой, недовольный шумом болтовни, а затем он заметил меня, сидящую в одиночестве посреди класса.

— Кэтрин?

Я приподняла брови, молчаливо приветствуя его.

— Ты разве не хочешь пить? — он махнул в сторону выхода, уже зная ответ. — Ох, там же цирк творится. Понял. Обязательно сходи, когда все вернутся, договорились?

Я кивнула и начала рисовать закорючки в своём блокноте, стараясь не думать о полоске пота, проступающей на его рубашке там, где его грудь свисала двумя плотными блинами над его пивным брюхом.

Мистер Мэйсон сделал вдох и задержал дыхание. Он собирался задать мне вопрос, наверное, что-то вроде «как у меня дела» или «всё ли в порядке дома». Но не стал. Ведь всё было «прекрасно», «хорошо» или «нормально». Всё так же было «прекрасно», «хорошо» или «нормально» и год назад. По началу он, казалось, вспоминал про этот вопрос по пятницам. К рождественским каникулам он спрашивать перестал.

Когда половина учеников вернулась, мистер Мэйсон посмотрел на меня поверх очков.

— Ну что, Кэтрин?

Не желая протестовать на глазах у всех, я кивнула и встала, глядя под ноги на зелёные и белые плитки, пока шла. Смешки и обрывки разговоров стали громче, а затем в поле зрения появилось несколько пар ботинок.

Я остановилась в конце очереди к питьевому фонтанчику и клоны захихикали.

— Как мило с твоей стороны встать в конце очереди, — сказала Пресли.

— Я не стану пить после неё, — проворчала её подруга Анна Сью.

Я вжала ноготь большого пальца в свою руку.

Пресли подмигнула подруге, а затем обратилась ко мне:

— Как там мини-гостиница, Кэти? С виду закрыта, когда я проезжала мимо в последний раз.

Я вздохнула:

— Кэтрин.

— Что, прости? — спросила Пресли, деланно оскорбившись тем, что я удостоила её ответом.

Я взглянула на неё.

— Моё имя Кэтрин.

— Ого, — усмехнулась Пресли. — Кит-Кат не в духе.

— Решила пройтись среди простых смертных, — пробормотала Минка.

Я сжала зубы, перестав вжимать ноготь в руку и сжав её в кулак.

— Я слышала, там водятся привидения, — сказала Тантум, её глаза горели жаждой драмы. Она откинула свои обесцвеченные локоны с глаз.

— Да, — огрызнулась я в ответ. — И мы пьём кровь девственниц. Так что вам ничего не угрожает, — сказала я, направляясь обратно в класс.

Я кинулась обратно в безопасный класс мистера Мэйсона, скользнув за свой стол. Он ничего не заметил, хоть его никто не отвлекал. Никто не разговаривал и не двигался. Даже дышать было слишком жарко.

Скотти вернулся, вытирая капли воды с подбородка тыльной стороной ладони. Жест напомнил мне о Поппи, и я гадала, будет ли она в «Джунипер», когда я вернусь, сколько помощи потребуется мамочке и не заехал ли кто-нибудь новый, пока меня не было.

— Вам помочь? — спросил мистер Мэйсон.

Я подняла глаза от блокнота. Эллиот Янгблод в огромных кроссовках стоял одной ногой в дверях, держа в одной руке маленький белый лист бумаги, а в другой – лямку выцветшего красного рюкзака. Оставшиеся ученики возвращались в класс, сдвинув его на шаг вперёд, проталкиваясь мимо него, словно он был неодушевлённым предметом на их пути. Без всякий церемоний, не замечая, что они задевали его своей вспотевшей кожей, даже не извиняясь.

— Это мне? — спросил мистер Мэйсон, кивнув на бумагу в руке Эллиота.

Эллиот подошёл ближе, макушкой головы чуть не задев маленькую модель Сатурна из бумаги, свисавшую с потолка.

Я обдумывала, за что его возненавидеть. Люди, которые отличались слишком высоким или слишком низким ростом, или любым другим «слишком», страдали обострённым чувством неполноценности, и Эллиот наверняка стал обидчивым и неуверенным в себе – погано, должно быть, находиться рядом с таким человеком.

Эллиот вытянул мускулистую руку, чтобы отдать мистеру Мэйсону бумагу. Его нос наморщился с одной стороны, когда он чихнул. Меня раздражал его нос и его мускулы, и что он выглядел так непривычно, таким высоким и взрослым. Но в основном я ненавидела его за то, что он оставил меня одну, когда я узнала, что отец умер. Я посвятила ему всё своё лето – моё последнее лето с отцом – и он был нужен мне, а он просто бросил меня одну.

Мистер Мэйсон прищурился, читая записку, затем положил её поверх шатающейся стопки бумаг на своём столе.

— Добро пожаловать, мистер Янгблод, — произнёс мистер Мэйсон, глядя вверх на Эллиота. — Вы к нам из Белого Орла?

Эллиот поднял одну бровь, шокированный подобным невежеством.

— Нет?

Мистер Мэйсон указал в сторону пустого стола в конце класса и Эллиот тихо прошёл по моему проходу. Раздались смешки и я обернулась назад, глядя на то, как Эллиот пытается уместить свои бесконечные ноги под столом. Мой рост был ближе к низкому. Раньше я не замечала, что столы были рассчитаны скорее на детей. Эллиот был мужчиной, гигантом, и то, что было рассчитано на обычных людей, ему не подходило.

Металлические петли скрипнули, когда Эллиот попытался устроиться поудобнее, что вызвало ещё больше смешков.

— Ладно, ладно, — сказал мистер Мэйсон, поднимаясь. Он поднял руки, чтобы успокоить класс, сверкнув тёмными пятнами пота, отчего ученики засмеялись ещё сильнее.

Школьный методист вошла в класс и окинула нас взглядом, задержавшись на Эллиоте. С выражением крайнего недовольства, она испустила тяжкий вздох.

— Мы же обсуждали это, Майло. Эллиоту потребуется стол и стул. Я думала, у тебя всё припасено.

Мистер Мэйсон нахмурился, недовольный, что его перебили.

— Всё в порядке, — сказал Эллиот. Его голос был глубоким и ровным, смущение сквозило в каждом слове.

— Миссис Мэйсон, — Мистер Мэйсон произнёс её фамилию с горечью будущего бывшего мужа. — У нас всё под контролем.

Беспокойство на её лице сменилось раздражением. Ходили слухи, что чета Мэйсонов решила разъехаться прошлой весной, и дела у миссис Мэйсон шли значительно лучше, чем у мистера Мэйсона.

Миссис Мэйсон потеряла килограмм двадцать, отрастила и подкрасила свои тёмные волосы и стала больше пользоваться косметикой. Её кожа сияла, а морщинки вокруг глаз исчезли. Её переполняло счастье, и оно будто так и сочилось сквозь её кожу и глаза прямо на пол, оставляя след из пахнущих розами радуг, куда бы она ни шла. Без мужа миссис Мэйсон было гораздо лучше. А вот без жены мистеру Мэйсону было вообще никак.

Мистер Мэйсон поднял руки ладонями вперёд:

— Они в кладовке. Я вытащу их.

— Не нужно, правда, — сказал Эллиот.

— Сынок, уж поверь, — проворчал мистер Мэйсон, — если миссис Мэйсон что-то задумала, то лучше ей не перечить.

— Именно, — сказала миссис Мэйсон, теряя терпение. — Так что за дело.

Даже когда она сердилась, счастье продолжало мерцать в её глазах. Её каблуки зацокали по плитке, когда она вышла из класса и удалилась по коридору.

Мы жили в городе с населением в тысячу человек, и даже спустя два года после того, как отца сократили, с работой было туго. У четы Мэйсонов не было выбора кроме как и дальше работать вместе, или одному из них пришлось бы переехать. Этот год был, похоже, тупиковым.

Ожидание новостей о чьём-нибудь переезде здорово скрасило бы наши школьные будни. Мне нравились Мэйсоны, но, похоже, один из них вскоре переедет из Ок Крик.

Мистер Мэйсон закрыл глаза и потёр виски большим и средним пальцами. Класс затих. Даже дети понимали, что не стоит злить мужчину на грани развода.

— Ладно, ладно, — сказал мистер Мэйсон, глядя на нас. — Скотти, возьми мои ключи и принеси тот стол и стул, который я просил тебя убрать в кладовку в первый день занятий. Прихвати с собой Эллиота и пару столов.

Скотти подошёл к столу мистера Мэйсона, взял ключи и показал Эллиоту следовать за ним.

— Кладовка дальше по коридору, — сказал Скотти, дожидаясь, пока Эллиот вылезет из-за стола.

Смешки выветрились подобно дезодоранту. Дверь открылась и легкий сквозняк прошёлся по комнате, вызвав у сидящих у двери учеников невольный вздох облегчения.

Мистер Мэйсон опустил руки на стол, шелестя лежащими на столе бумагами.

— Занятия должны быть отменены. Иначе мы все получим тепловой удар. Вы, дети, не можете сосредоточиться. Я не могу сосредоточиться.

— Миссис Маккинстри проводила с нами занятия по английскому под тем большим дубом между зданиями школы и актовым залом, — заметил Эллиот. Его длинные волнистые волосы реагировали на жару, влажность и испарину, выглядя свалявшимися и тусклыми. Он взял резинку и собрал их в полухвост, так что верхняя часть была убрана в пучок, а остальные волосы торчали из-под него.

— Идея неплохая. — Мистер Мэйсон размышлял вслух. — Хотя, скорее всего, сейчас снаружи ещё жарче, чем внутри.

— Снаружи хотя бы есть ветерок, — сказал Скотти, пыхтя и обливаясь потом, помогая Эллиоту занести стол в класс.

Свободной рукой Эллиот держал стул вместе со своим красным рюкзаком. Я не заметила, чтобы он взял его с собой, а ведь я замечала абсолютно всё.

Я взглянула на вентилятор над головой мистера Мэйсона. Белые ленты безжизненно свисали вниз. Система кондиционирования окончательно накрылась.

— Боже мой, мистер Мэйсон, — заныла Минка, навалившись на свой стол. — Я помираю!

Мистер Мэйсон увидел, что я смотрю наверх и проследил за моим взглядом, поднявшись, когда осознал то же, что и я. Вентилятор больше не дул. Кондиционер сломался, а классная комната мистера Мэйсона была на солнечной стороне здания.

— Так, все на выход. Здесь будет только хуже. Вон, все вон, живо! — крикнул он, глядя на застывших в растерянности учеников.

Мы собрали свои вещи и последовали за мистером Мэйсоном в коридор. Он сказал нам занять места за продолговатыми прямоугольными столами в зоне общего пользования, а сам пошёл искать директрису Огустин.

— Я скоро вернусь, — сказал мистер Мэйсон. — Либо нас распустят по домам, либо мы перенесём занятия в кафе-мороженое дальше по улице.

Все обрадовались, кроме меня. Я пялилась на Эллиота Янгблода. Он сидел рядом со мной за пустым столом, который я выбрала.

— Ваше величество, — поприветствовал он.

— Не называй меня так, — тихо ответила я, оглядываясь, не услышал ли его кто-нибудь. Последнее, что мне было нужно – это чтобы у них появился новый повод для насмешек надо мной.

Он наклонился поближе.

— Какие у тебя сегодня уроки? Может, у нас будут ещё общие занятия?

— Не будут.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Просто ложный оптимизм.

Голос секретаря школы, миссис Росальски, раздался через систему оповещения:

— Внимание, учащиеся! Прослушайте объявление директора Огустин.

В динамиках раздалось какое-что шуршание, а затем послышался голос директора Огустин, напоминающий радостное щебетанье тринадцатилетней девочки:

— Добрый день, учащиеся. Как вы заметили, система кондиционирования вышла из строя, и мы можем официально объявить её время смерти. Послеобеденные занятия отменяются, так же как и завтрашние. Надеемся, к пятнице всё заработает. Наша автоматизированная система оповестит ваших родителей о начале занятий по тем телефонам, которые указаны в ваших личных делах. Автобусы сегодня будут развозить учеников раньше, чем обычно. Если у вас нет машины, свяжитесь со своими родителями или законными представителями, чтобы они вас забрали из-за жары. Наслаждайтесь отдыхом!

Все окружающие встали и радостно завопили, не прошло и нескольких секунд, как коридоры школы заполнились оживлёнными скачущими подростками.

Я опустила взгляд на закорючки в своём блокноте. Трёхмерный куб и алфавит, нарисованный жирным шрифтом, оплетали толстые стебли лозы.

— Неплохо, — заметил Эллиот. — Ты занимаешься рисованием?

Я сгребла свои вещи и встала, отодвинув стул. Стоило мне пройти пару шагов к шкафчикам, как Эллиот окликнул меня.

— Как ты собираешься добираться домой? — спросил он.

Помолчав пару секунд, я ответила:

— Я пройдусь пешком.

— Через весь город? Жара под сорок градусов!

— И что? — спросила я, повернувшись к нему.

Он пожал плечами.

— У меня есть машина. Это древний кусок «крайслера» 80-х годов, но кондиционер выморозит тебя, если поставить его на максимум. Я подумал, что мы могли бы заехать в «Браум» и взять вишнёвый лаймад ^[2] , а потом я подброшу тебя до дома.

При мысли о вишнёвом лаймаде и кондиционере мои мышцы расслабились. «Браум» теперь был единственным рестораном в городе, а поездка в машине Эллиота вместо прогулки под палящим солнцем до самого дома казалась раем. Но стоит ему припарковаться возле моего дома, как он захочет зайти, а если он зайдёт, то всё узнает.

— И давно у тебя машина?

— С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, — пожал он плечами.

— Нет, — я развернулась и направилась к своему шкафчику. У него уже почти два года была машина. Теперь мне всё понятно. Он не сдержал своё обещание.

За последние две недели, как начались занятия, еще не было дня, чтобы нам ничего не задавали в школе. Покидать школу без рюкзака и учебников было непривычно – я с остервенением повторяла в уме список дел. Каждые пять шагов на меня накатывала паника. Я пересекла Мэйн Стрит и свернула налево на Саут Авеню - дорогу на окраине города, что протягивалась к западной его части, прямо к улице Джунипер.

Я достигла пересечения Мэйн и Саут и мой мозг начал метаться между мыслями о шляпе, воде и солнцезащитном креме и раздражением из-за того, что я отклонила предложение Эллиота.

Солнце нещадно палило мои волосы и плечи. Через пять минут ходьбы пот стал стекать по моей шее и по краям лица. Во рту пересохло. Я зашла во двор мистера Ньюби, чтобы передохнуть в тени его деревьев, решая, стоит ли встать под его садовую поливалку перед тем как продолжить путь.

Угловатый, красновато-коричневый седан притормозил у обочины, и водитель нагнулся, раскачиваясь, пока вручную опускал стекло. Показалась голова Эллиота.

— Не передумала по поводу напитка и кондиционера?

Я покинула тенистый двор и поплелась дальше, не отвечая. Навязчивые люди не отступают, пока не добьются своего. В данный момент, Эллиот хотел подкинуть меня домой. А потом он захочет зайти в «Джунипер» или снова зависать вместе.

«Дерьмо-мобиль» медленно тащился рядом со мной. Эллиот молчал, оставив стекло открытым, несмотря на свой драгоценный кондиционированный воздух. Я шла по траве вдоль обочины, в тайне признательная за холодный ветерок, обдувающий меня с пассажирской стороны «крайслера».

Спустя три квартала Эллиот снова попытался заговорить, глядя на то как я в десятый раз утираю пот со лба:

— Ладно, напитки покупать не обязательно. Я просто подброшу тебя до дома.

Я продолжала идти, несмотря на то, что мои ступни горели, а мозг начинал закипать. Без облаков, защищающих от зноя, солнцепёк был ужасным.

— Кэтрин! Прошу, позволь отвезти тебя домой. Я не стану с тобой разговаривать. Я просто подвезу тебя и поеду домой.

Я остановилась, щурясь на солнце. Весь мир казался выгоревшим, лишь марево поднималось от асфальта.

— Без разговоров? — уточнила я, прикрыв глаза от солнца ладонью, чтобы вглядеться в его лицо. Его глаза расскажут правду, если он мне соврёт.

— Если ты этого хочешь. Если это заставит тебя убраться с солнца. Это опасно, Кэтрин. До твоего дома ещё три мили.

Я на секунду задумалась. Он был прав. Мне не стоит разгуливать так долго на сорокоградусной жаре. И какой от меня прок мамочке, если я свалюсь с солнечным ударом?

— Ни слова, значит? — спросила я.

— Клянусь.

— Ты не выполняешь обещания, — скривилась я.

— Ну я же вернулся, так ведь?

Я нахмурилась и Эллиот протянул ко мне руку, приглашая.

— Пожалуйста, Кэтрин. Позволь отвезти тебя домой.

Он перевёл рычаг коробки передач в положение «паркинг» и снова наклонился, чтобы дотянуться до пассажирской двери и открыть её, при этом бицепс на его руке красиво обрисовался.

Я скользнула на велюровое сиденье шоколадного цвета, закрыв дверь и подняв стекло. Я откинулась назад, чувствуя прохладный воздух на своей коже.

— Спасибо, — сказала я, прикрыв глаза.

Верный своему слову, Эллиот молча отъехал от обочины. Я посмотрела на него, его адамово яблоко дернулось, когда он сглотнул, нервно сжимая руль. Он нервничал. Я хотела сказать ему, что не кусаюсь и что хоть я всё ещё ненавижу его за то, что бросил меня и заставил скучать по нему эти два года, в мире были вещи и пострашнее меня.

ГЛАВА 8

Кэтрин

— Детка-детка-детка, — запричитала Алтея, обнимая меня. Она усадила меня на кухонный стул, бросившись к раковине, чтобы смочить полотенце холодной водой.

Я улыбнулась, подперев подбородок рукой. Алтея редко у нас появлялась, она обожала носиться со мной, и сейчас её визит был как никогда кстати.

Сложив полотенце, она прижала его к моему лбу, удерживая на месте.

— Такая жара, что я даже не могу носить свой парик. О чём ты только думала, дитя?

— Что должна добраться до дома, — ответила я, прикрыв глаза. В доме было душно и жарко, но в нём хотя бы можно было укрыться от солнца. — Думаешь, мамочка разрешит нам включить кондиционер?

Алтея вздохнула, вытерев руки о фартук и уперев их в бока.

— Я думала, он работает. Дай-ка проверю, — юбка колыхалась по её объёмным бёдрам, пока она шла по комнате. Она наклонились, разглядывая термостат, а затем помотала головой. — Указатель на пятнадцати градусах, но сейчас в комнате тридцать два, — она поцокала языком. — Ай-ай-ай. Твоей мамочке придётся вызвать кого-нибудь.

— Я сама, — сказала я, поднимаясь со стула.

— Деточка, присядь! В тех местах, где твоя кожа не ярко-красная, она совершенно белая от солнечных ожогов, — сказала Алтея, бросившись ко мне.

Она заставила меня усесться обратно и принялась копаться в кухонных шкафчиках в поисках чистого стакана. Наполнив его льдом из холодильника, она схватила кувшин со сладким чаем.

— Просто посиди и выпей это. Твоя мамочка скоро вернётся, пусть она позвонит тому дурню, который занимается отоплением и вентиляцией.

Я улыбнулась Алтее. Она была моей любимицей среди гостей. Мысль о том, что придётся иметь дело с Поппи и её отцом, меня удручала.

— Итак, — начала она, опершись локтями о стол, — как там школа?

— Всё так же, — ответила я. — Или почти так же. У нас новенький. Он подвёз меня сегодня домой.

— Правда? — Алтея была заинтригована.

Её лицо было перепачкано мукой. Она снова что-то пекла. Из всех гостей в «Джунипер» Алтея единственная помогала мамочке по хозяйству, но лишь потому, что ей не сиделось на месте. Она занималась выпечкой или уборкой, напевая один и тот же радостный мотивчик какого-то старого церковного гимна, полузабытого мной. Её волосы были убраны в низкий пучок, одна тёмная прядь спадала спереди на лицо. Алтея обмахивалась одноразовой бумажной тарелкой, на её груди и лбу блестел пот.

— Это Эллиот, — сказала я, надеясь, что имя покажется ей знакомым. Но нет.

— Кто-кто? Прости, детка. Я так увлеклась работой и своим христианским кружком, что едва замечаю происходящее вокруг.

— Я встретила его два лета назад. Он был моим другом.

— Был твоим другом или он и сейчас твой друг? — она подняла бровь. — Тебе ведь нужен друг, дитя. Тебе нужен десяток друзей. Ты слишком много работаешь. Ей-богу, слишком много для столь юной девушки.

— Был, — сказала я, ковыряя гранитную столешницу.

— Ой-ой, — хмыкнула Алтея. — Что стряслось?

— Он уехал, не попрощавшись. И он не сдержал обещание.

— Что за обещание? — спросила она.

— Что вернётся назад.

Алтея улыбнулась, придвинувшись ко мне и взяв меня за руки.

— Девочка моя, послушай мисс Алтею. Он ведь вернулся, — Сказала она, поднимаясь и идя к раковине. Она открыла воду, чтобы наполнить раковину и помыть тарелки, не поместившиеся в посудомоечную машину. — Как по мне, так он вернулся как только смог.

— Он был нужен мне, — возразила я. — Он уехал, когда был нужен, а теперь он явился, когда я в нём больше не нуждаюсь. Слишком поздно.

Алтея пальцами размешивала средство для мытья посуды в раковине с водой. Она посмотрела на меня, не меняя позы, а затем ответила мне тихо и ласково. В её голосе сквозила улыбка, словно она думала о чём-то приятном:

— Может, он всё ещё нужен тебе.

— Вовсе нет, — ответила я, допивая последний глоток чая. Кубики льда скользнули вниз, окатив моё лицо брызгами. Поставив стакан на стол, я вытерла губы.

— Ну, тебе нужен кто-то. Не дело это, столько времени проводить одной. Неужели во всей школе не найдётся ни одного друга для тебя? Хотя бы одного?

— Мне надо заниматься, а затем поставить стирку, — сказала я, вставая.

Алтея зацокала языком.

— Я поставлю стирку попозже, после того как позвоню ремонтнику. Господь Всемогущий, дышать невозможно.

— Сказала она, пыхтя над раковиной, моя посуду в горячей воде, — поддразнила я её.

Алтея взглянула на меня через плечо строгим материнским взглядом, который я так любила. Иногда я мечтала о том, чтобы Алтея задержалась у нас подольше. Было бы приятно, если бы кто-нибудь позаботился обо мне для разнообразия. Внуки Алтеи жили где-то в Ок Крик, но на время своих визитов она останавливалась у нас, чтобы не докучать сварливому зятю. Алтея была единственным доводом в пользу «Джунипер».

— Завтра уроков не будет. В школе тоже кондиционер сломался.

— Похоже, это заразно, — расстроилась Алтея. — Тебе нужно найти местечко попрохладнее, чтобы отдохнуть. Наверху ещё хуже, чем здесь.

Я поставила свой стакан в раковину, а затем направилась в гостиную, по пути постучав по термостату, словно это могло помочь. Термостат никак не отреагировал, меня удушали пыль и жара, так что я вышла через переднюю дверь и села на качели.

Лёгкий ветерок, временами проникающий через решетки по бокам крыльца, спасал от палящего зноя. Я мягко оттолкнулась от деревянных планок пола, раскачиваясь взад и вперёд, ожидая пока сядет солнце и наблюдая за проезжающими машинами под аккомпанемент детских воплей в паре кварталов от нас — похоже, у них на улице был бассейн.

Цепочки качелей скрипели в медленном ритме, я откинулась назад, глядя на пыльную паутину на потолке. Что-то коснулось моей кожи прямо над правой коленкой, и я вскрикнула, резко выпрямляясь.

— Извини. Я просто шла мимо и увидела тебя. Решила зайти.

— Шла откуда? — спросила я, потирая коленку.

— С того конца улицы, дубина, — нахмурилась стоящая передо мной девочка. — Не хочешь вечером посмотреть фильм?

— Не знаю, Тесс. Решим позже.

Тесс было семнадцать, как и мне. Она училась на дому, отличалась причудами и прямолинейностью, но мне нравились её визиты. Она заходила, когда ей было скучно, или когда мне требовался друг. У неё был нюх на такие дела, за что я ей была признательна. Волосы Тесс была убраны наверх, а одежда на ней, похоже, перешла к ней от старшего брата Джейкоба. Я не видела его ни разу, но Тесс так часто его упоминала, что мне казалось, будто мы знакомы.

Она чихнула, вытерев нос тыльной стороной ладони.

— Как жизнь? — она никогда не смотрела на меня, когда мы разговаривали, вместо этого она таращилась на свой дом дальше по улице.

— Нормально. Эллиот вернулся.

— Да ну? И как ты?

— Всё ещё злюсь. Алтея говорит, что я не должна злиться.

— Алтея мудра, но я с ней не согласна. Думаю, тебе стоит держаться от него подальше.

— Ты, скорее всего, права, — вздохнула я.

— Я хочу сказать, что тебе известно о нём только то, что ему нравятся фотокамеры и внезапные исчезновения.

— Раньше ему нравилась я, — сказала я, сглотнув.

Тесс нахмурилась.

— И как ты собираешься объяснить Минке и Оуэну, что всё-таки решила завести друга?

— Ты мой друг, — улыбнулась я ей.

— Точно. Так что Эллиот тебе не нужен, — улыбнулась она в ответ.

— Не нужен. Ни за что не захотела бы снова через это пройти, — скривилась я.

— Понимаю. Стоило тебе свыкнуться с его отсутствием, как он снова явился. Как по мне, так это жестоко, — Тесс встала. — Мне пора. Джейкоб меня уже заждался.

— Ладно. Увидимся позже.

Прикрыв глаза, я откинулась назад, позволив ветерку обдувать меня. Доски крыльца скрипнули, и даже с закрытыми глазами я поняла, что кто-то встал передо мной. Он заслонил собой солнце, отчего тени стали ещё темнее.

Я резко открыла глаза и прищурилась. Передо мной стоял Эллиот, держа в каждой руке по газировке. Пластиковые стаканчики запотели, из-под крышки торчал хвостик от вишенки.

— Вишнёвый лаймад, — сказал он, протягивая мне один из стаканов.

— Ты же обещал мне, — сказала я, уставившись на стаканчик.

Эллиот со вздохом уселся рядом со мной.

— Знаю. Но ты же сама сказала – я нарушаю обещания.

Он снова протянул мне напиток, и я взяла стаканчик, сжав трубочку губами. Я сделала глоток, ощущая ледяной терпкий привкус лайма и сладкий вишнёвый сироп, чувствуя, как газировка щиплет язык.

— Я скучал по тебе, веришь или нет. Я каждый день о тебе думал. Я всё перепробовал, чтобы вернуться к тебе. Мне так жаль, что твой…

— Замолчи, — оборвала я его, закрывая глаза.

Он умолк на миг, а затем заговорил снова, словно не мог остановиться.

— Как твоя мама?

— Справляется по-своему.

— Пресли всё еще… Пресли?

Я усмехнулась и посмотрела на него.

— Ты проторчал в школе уже день. Как по-твоему?

— Думаю, да, — кивнул он.

— Кончай это, — сказала я.

— Что именно?

— Говорить вопросами. С вопросительной интонацией. Это странно.

— С каких это пор тебе не нравятся странности?

— С тех пор как моя жизнь стала их определением.

— Хочешь, чтобы я следил за интонацией? Ладно, — кивнул он.

Эллиот выглядел так, словно не вылезал из спортзала. Его шея была мощной, челюсть – квадратной, а линии его плеч и рук – рельефными и твёрдыми. Он двигался с уверенностью, удерживал мой взгляд дольше обычного и улыбался с оттенком самонадеянности. Он мне нравился прежним – нескладным и неуклюжим, тихим и внутренне непокорным. Он был робким. Теперь же передо мной был парень, который знал, насколько он хорош, и думал, что жалкое угощение заслужит ему прощение. Моя улыбка погасла и я уставилась перед собой.

— Теперь всё иначе, Эллиот. Ты мне больше не нужен.

Он опустил взгляд, хмурясь, но не отступая.

— Тебе, похоже, никто не нужен. Я заметил, что ты даже не взглянула на Минку и Оуэна, когда она проходили.

— И что с того?

— Кэтрин… я оставил всех своих друзей, свою футбольную команду, маму… я вернулся.

— Я заметила.

— Ради тебя.

— Хватит.

— Ты не можешь вечно на меня сердиться, — вздохнул он.

Я встала, швырнув в него напиток. Он поймал стакан на уровне груди, но крышка соскользнула, и красная жидкость забрызгала его светлую футболку и лицо.

Из меня вырвался непроизвольный смешок. Эллиот застыл с закрытыми глазами и открытым ртом, но быстро отошёл от шока.

— Ладно, я это заслужил, — усмехнулся он.

Мне тут же стало не смешно.

— Ты заслужил газировку в лицо? Мой отец умер, Эллиот! Я смотрела, как его выносят из дома на каталке, на глазах у всего района. Моя мать впала в прострацию. Ты был моим другом, а ты просто… оставил меня стоять там.

— Я этого не хотел.

— Ты трус, — сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

Он встал, возвышаясь надо больше чем на голову. Я знала, что он буравит взглядом мою макушку, но не могла посмотреть на него.

— Мать приехала за мной. Я пытался объяснить ей. Она увидела скорую с полицей и психанула. Она заставила меня поехать с ней. Мне было всего пятнадцать, Кэтрин, пойми же!

— И что дальше? — спросила я, закинув голову, чтобы посмотреть на него.

— Я хотел позвонить, но у тебя нет телефона, а потом у меня отобрали мобильник. Я злился, что меня заставили так уехать. Мне удалось пару раз тайком позвонить тёте, чтобы узнать, как ты, но она отказалась сходить к вам. Сказала, что всё изменилось, что твоя мать всё равно не стала бы с ней разговаривать. Через неделю после того как у меня появилась машина, меня поймали на полпути в Ок Крик, и отец поставил на неё ограничитель скорости до семидесяти километров в час. Но я не унимался, так что родители отобрали у меня машину. Я каждого из своих друзей пытался уговорить отвезти меня сюда. Я всё испробовал, чтобы вернуться к тебе, Кэтрин, клянусь богом.

— Это ничего для меня не значит. Нет никакого бога, — рявкнула я.

Он нежно приподнял мой подбородок пальцем, чтобы взглянуть мне в глаза.

— В ту секунду, как родители объявили мне о своём разводе, я попросил позволить мне переехать к тёте, пока они улаживают формальности. Я сказал им, что не хочу провести свой выпускной класс среди развязанной ими войны, но мы все знаем, что именно двигало мной. Мне нужно было вернуться к тебе.

— Почему? — спросила я. — Почему они так стремились удержать тебя подальше от меня?

— В тот день, когда я уехал, тётя Ли звонила моей матери. Она упомянула, что мы с тобой проводим много времени вместе. Маме пришлось несладко в этом городе. Она ненавидит Ок Крик, и она не хотела, чтобы у меня был повод здесь остаться. Она надеялась, что я забуду тебя.

— И вот ты здесь. Похоже, она сдалась?

— Ей теперь не до этого, Кэтрин. Ей даже до себя теперь дела нет.

Я почувствовала, как тает моя непоколебимость. Я прижалась щекой к его груди, и когда он обнял меня, я почувствовала его тепло, проникающее сквозь его тонкую серую футболку.

— Прости меня, — сказал он. — Я не хотел бросать тебя так. Я вообще не хотел тебя бросать. — Когда я не ответила, он попытался отвести меня в дом. — Давай зайдём внутрь.

— Тебе нельзя заходить, — я резко отстранилась и замотала головой.

— Нельзя? Почему?

— Ты должен уйти.

— Кэтрин.

Я закрыла глаза.

— То, что меня разозлил твой отъезд, ещё не значит, что я по тебе скучала. Я не скучала. Ни капли.

— Почему? У тебя что, куча друзей?

— Оставь меня одну, — я уставилась на него.

— Посмотри вокруг, ты и так одна.

Эллиот развернулся и, сунув руки в карманы своих карго шорт, спустился с крыльца и прошёл через калитку на улицу. Он дошёл до дома своей тёти, так и не обернувшись на меня. Я не знала, куда он идёт, и старалась об этом не думать.

Мои глаза наполнились слезами, и я уселась на качели, вновь раскачиваясь и прислушиваясь к скрипу цепочек, на которых они висели.

Качели просели и я невольно прижалась к Алтее, усевшейся рядом со мной. Я не заметила, как она вышла из дома.

— Ты отпугнула этого несчастного мальчика.

— Вот и ладно.

ГЛАВА 9

Кэтрин

Закончив записи на мультимедийной доске, мистер Мэйсон повернулся к классу и промокнул лоб платком. Температура всё еще держалась на уровне тридцати пяти градусов, и учителя становились всё раздражительнее с каждым днём.

— Ну же, ребята. Уже почти октябрь. Вы должны были это выучить. Кто знает ответ?

Ножка стола, за которым сидел Эллиот, скрипнула по выложенному плиткой полу, и весь класс обернулся на него.

— Извините, — сказал он.

— Тебе удобно за этим столом? — спросил мистер Мэйсон. — Миссис Мэйсон всё спрашивает про тебя.

— Всё нормально, — ответил он.

— Слышал, ты прошёл отбор на место квотербэка ^[3] , — заметил мистер Мэйсон. — Поздравляю.

— Спасибо, — отозвался Эллиот.

— С трудом, — фыркнул Скотти.

Все девчонки в классе с нескрываемым интересом уставились на Эллиота, я же таращилась прямо перед собой, чувствуя, как горят щёки.

— Фотоэлектрический эффект, — встряла я, отчаянно стараясь отвлечь всеобщее внимание от Эллиота.

— Правильно, — сказал приятно удивлённый мистер Мэйсон. — Всё верно. Молодец, Кэтрин. Спасибо.

Дверь открылась и вошла миссис Мэйсон, деловитая и сияющая.

— Мистер Мэйсон.

— Миссис Мэйсон, — проворчал он в ответ.

— Мне необходимо переговорить с Кэтрин Калхун в моём кабинете, если позволите.

— А что, нельзя было прислать ассистента? — удивился мистер Мэйсон. В его глазах плескалась надежда, словно он ждал, что его жена признает, что искала предлог, чтобы увидеть его.

— Я была в соседнем кабинете, — её глаза озарились мстительным блеском.

Тренер Пекхам проводил занятия по ОБЖ через класс от нас, и ходили слухи, что они встречаются.

— Кэтрин, собери свои вещи. На сегодня у тебя больше нет занятий.

Я обернулась через плечо на Эллиота, сама не знаю почему. Может, потому что он был единственным, кому было дело до того, что меня вызывают к методисту. Он сидел прямо, глядя на меня одновременно с любопытством и беспокойством.

Я наклонилась, чтобы убрать учебник, тетрадь и ручку в рюкзак, а затем встала, продевая руки в лямки рюкзака.

Мистер Мэйсон кивнул мне, а затем продолжил урок, указывая на свои жалкие рисунки фотоэлектронов на доске.

Я последовала за миссис Мэйсон по коридору мимо зоны общего пользования в её кабинет. Она шла маленькими изящными шагами, её длинные ноги были облачены в юбку-карандаш. Подол был чуть ниже колена, что придавало бы ей скромный вид, не будь юбка такой узкой и не будь верхние три пуговки её ярко-красной блузки расстёгнутыми. Я улыбнулась. Миссис Мэйсон наслаждалась свободой, и я надеялась, что тоже однажды эту свободу обрету.

Нас проводила взглядом секретарь школы, миссис Росальски, а также парочка офисных помощников и кучка отбывающих наказание учеников.

Дверь кабинета миссис Мэйсон, украшенная по центру висящим на гвоздике вязаным сердечком с её именем, была открыта. Миссис Мэйсон прикрыла за мной дверь и с улыбкой указала на стул.

— Мисс Калхун. Давно мы не разговаривали. У тебя отличные оценки. Как успехи?

— Всё хорошо, — сказала я, с трудом заставив себя посмотреть ей в глаза.

— Кэтрин, — ласково сказала она, — мы это обсуждали. Не нужно смущаться. Я здесь, чтобы помочь.

— Я не специально.

— В случившемся нет твоей вины.

— Нет, но мне всё равно неловко.

Всю первую половину второго курса старшей школы я сидела в этом кресле по три раза в неделю, раз за разом повторяя, что чувствую в связи со смертью отца. Миссис Мэйсон дала мамочке полгода, и когда стало ясно, что той не становится лучше, миссис Мэйсон позвонила в органы опеки и пригласила их в «Джунипер». Это усугубило состояние мамочки, и однажды ночью она пробралась в дом к Мэйсонам.

После того случая я научилась притворяться. Миссис Мэйсон вызывала меня к себе еженедельно. На третьем курсе – каждый месяц, а в этом году я уже начала надеяться, что меня вообще ни разу не вызовут.

Миссис Мэйсон в ожидании смотрела на меня с нежностью в глазах и ободряющей улыбкой. Интересно, как это мистер Мэйсон мог заниматься чем-то ещё помимо того, чтобы стараться её удержать. В любом другом городе она могла бы выйти замуж за адвоката или бизнесмена, занимаясь методической работой с детьми только ради удовольствия. Вместо этого она вышла замуж за любимого парня из старшей школы, который ныне превратился в толстого сварливого потного усатого нудного увальня. Мне как никому другому было известно, что дома могут ждать вещи и похуже этого, но миссис Мэйсон шла по дороге к счастью, а мистер Мэйсон так и плёлся вникуда.

— А как насчёт вас? — вырвалось у меня.

Уголок её губ приподнялся, она привыкла к моим попыткам уйти от темы.

— Кэтрин, ты же знаешь, мне нельзя обсуждать свою…

— Знаю. Мне просто интересно, почему вы бросили его, если всё было не так уж плохо. Некоторые люди держатся за брак, даже когда у них гораздо больше причин уйти. Я вас не осуждаю. Думаю, я просто хочу понять… как вы осознали, что пора?

Она посмотрела на меня, раздумывая о том, поможет ли честный ответ меня разговорить.

— Единственный повод уйти – это нежелание остаться. Ты понимаешь, о чём я. Когда ты входишь в дом и чувствуешь, что тебе в нём не место, что тебе неуютно здесь, что тебе не рады. Важно ощущать безопасность, радость и умиротворение, и зачастую эти вещи являются синонимами. Когда ты ещё ребёнок, тебе необходимо, чтобы тот, кому ты доверяешь, позаботился об этом.

Я кивнула и посмотрела на часы. Звонок прозвенит через десять минут, и тогда я пойду домой по солнцепёку в то место, что соответствует каждому из кошмаров, описанных миссис Мэйсон.

— Как дела дома? — не отставала она.

— У нас мало постояльцев в мини-гостинице. Но работы всё равно много. Мне не хватает отца.

Миссис Мэйсон кивнула.

— Твоя мать всё ещё разговаривает сама с собой?

— Ей лучше, — помотала я головой.

Миссис Мэйсон на это не купилась.

— Кэтрин, — начала она.

— У меня новый друг.

Её брови в изумлении поднялись, отчего на лбу нарисовались три складочки.

— Правда? Это замечательно. И кто же то?

— Эллиот Янгблод.

— Новый квотербэк. Забавно, — улыбнулась она. — Он отличный парень.

— Он живёт дальше по моей улице. Иногда мы ходим в «Браум».

Миссис Мэйсон выпрямилась, сложив руки.

— Я так рада за тебя. Просто… он новенький. Он кажется…

— Популярным? Всеобщим любимчиком? Моей полнейшей социальной противоположностью?

— Я имела в виду, что он застенчив, — улыбнулась миссис Мэйсон.

Я мигнула:

— Наверное. Не то чтобы я замечала это раньше. Когда я рядом, он не затыкается.

Певучий смех миссис Мэйсон заполнил комнату. Прозвенел звонок и она встала из-за стола.

— Чёрт. Я надеялась, что у нас будет больше времени. Ничего, если мы поговорим через месяц? Я хотела бы обсудить с тобой выбор колледжа.

— Конечно, — отозвалась я, надевая рюкзак.

Миссис Мэйсон открыла дверь, за которой миссис Росальски препиралась с Эллиотом через стол. Он повернулся, с облегчением глядя на меня.

— Миссис Мэйсон, Эллиот настаивает, что ему нужно переговорить с Кэтрин перед тренировкой по футболу.

— Я просто хотел спросить, не надо ли подкинуть тебя до дома.

Миссис Мэйсон улыбнулась мне, радуясь, что мои слова о нашей дружбе были правдой.

— Это очень мило с твоей стороны, Эллиот.

Он знал, что я не стану устраивать сцену на глазах у работников школы, так что я послушно последовала за ним к выходу. Он даже взял мой рюкзак, что привело миссис Мэйсон в восторг.

Как только Эллиот вышел через двери на парковку, я вырвала у него свой рюкзак и направилась домой.

— Я всё понял, — сказал он.

— Что ты понял? — сказала я, развернувшись и застыв на месте.

— Что это была игра на публику. Могла бы сказать «спасибо».

— С чего бы? — поморщилась я.

— С того, что я помог тебе обдурить миссис Мэйсон.

— Ты понятия не имеешь, — ответила я, продолжив идти.

Эллиот перешёл на бег, чтобы догнать меня, и аккуратно потянул меня за рюкзак, чтобы остановить.

— Я всё равно хотел бы отвезти тебя домой.

— Я приняла твою помощь, только чтобы миссис Мэйсон от меня отвязалась. Всего через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать. Если для того, чтобы удержать её от звонка в органы опеки, мне придётся скрывать свою ненависть к тебе, то я так и сделаю.

— Зачем ей звонить в органы опеки? — нахмурился он.

Я молча пошла дальше, вцепившись в лямки рюкзака.

— Ты не испытываешь ко мне ненависти, — крикнул он мне вслед.

Я тащилась к перекрёстку, отчаянно отгоняя противоречивые эмоции и слова Алтеи. Я забыла про стирку, и даже если мамочка сама разобралась со стиркой в моё отсутствие, она будет мной недовольна. Эллиот меня отвлекал, я не могла подвергнуть мамочку большему стрессу. Когда она была недовольна, все были недовольны, и страсти в доме накалялись до предела.

Я шагнула на проезжую часть, чтобы перейти улицу, и тут же оказалась лежащей на спине, испуганно глотая воздух. Эллиот ошалело уставился на меня, нависая надо мной.

— О, Боже! Кэтрин, ты цела? Прости.

Отдышавшись, я толкнула его. Он помог мне сесть, пока я продолжала колотить его руками.

— Ты… что… творишь?! — проорала я, продолжая сопротивляться.

Он показал на дорогу.

— Ты чуть не попала под машину! — ответил он, хватая меня за руки.

Запыхавшись, я взглянула на дорогу. Помимо учащихся, которые выезжали с парковки, хватало и других машин, что неслись со стороны шоссе по направлению к городу, превышая скорость.

Я моргнула, растерянно озираясь и набираясь храбрости, чтобы извиниться.

— Спасибо, — произнесла я. — Я отвлеклась.

— Позволь отвезти тебя домой, — взмолился он.

Я кивнула, всё еще трясясь при мысли о том, что меня чуть не переехали в лепёшку. Интересно, что станет с мамочкой и «Джунипер», если со мной что-нибудь случится? Я должна быть осторожнее.

Звук мотора машины Эллиота всё ещё раздавался вдали, и я злилась из-за того, что чем дальше он уезжал, тем сильнее ныло моё сердце. Я не хотела по нему скучать. Я не хотела, чтобы он был мне нужен. Ненавидеть Эллиота было куда сложнее, когда он был таким милым. Я со стуком закинула рюкзак на обеденный стол и подошла к раковине, чтобы набрать стакан холодной воды.

Пот, испарившийся в кондиционированном воздухе «крайслера» Эллиота, всё ещё покрывал мою кожу, и я снова покрылась испариной, стоя в духоте «Джунипер». Я поставила стакан в сторону, чтобы ополоснуть лицо, а затем вытерлась кухонным полотенцем. Прохудившаяся ткань мягко коснулась кожи, и я прижала полотенце к глазам, наслаждаясь темнотой, пока скрип ножки стула не отвлёк меня.

— Кто это был? Загар у него что надо, — деловито поинтересовалась Тесс.

— Это, — ответила я, снова наполняя стакан, — был Эллиот.

— Парень, который уехал?

Я вздохнула, поставив на стол две чашки.

— Тот самый, и зря он вернулся. Мне не нужны лишние сложности.

— Точняк. Скажи ему, что любишь его и начни подбирать имена вашим будущим детям. Без шуток. Он тут же смоется.

Я издала смешок, поставив одну чашку перед Тесс, а другую – перед собой. Я сделала жадный глоток и Тесс посмотрела на меня с отвращением.

— Почему бы не включить кондиционер? Это ведь отличная мысль.

— Если увидишь мамочку до меня, не стесняйся у неё спросить.

— Ну, так кто он?

— Не твоё дело.

Тесс поставила чашку на стол.

— Мне пора. Тут градусов тридцать и ты на взводе. Ах да, у вас постоялец. Заехал как раз перед твоим приходом.

— Кто? — спросила я, глядя как Тесс удаляется.

Пару секунд спустя сверху раздался вопль Дьюка.

— Пропади всё пропадом!

Что-то громыхнуло и я кинулась наверх, застыв на верхней ступеньке лестницы. Дверь распахнулась и по коридору раздались шаги, медленные и тяжёлые; деревянные полы скрипели под тяжестью Дьюка.

Он смерил меня взглядом, на нём была заляпанная белая рубашка на пуговицах и развязанный серый галстук. Над ремнём, поддерживающим серые слаксы, нависало пузо. Дьюк спускался по лестнице, держась за перила.

— Полотенец нет. Сколько раз я должен тебе повторять, что мне нужны свежие полотенца? Я принимаю душ каждый день! Чёртовы полотенца мне нужны ежедневно! Неужели это так сложно?

Я нервно сглотнула, глядя как он медленно спускается по лестнице. Вчера Алтея сказала, что разберётся со стиркой, чтобы я могла поговорить с Эллиотом. Я забыла разнести полотенца по номерам, как обычно делала.

— Мне очень жаль, Дьюк. Я немедленно принесу полотенца.

— Слишком поздно! Мне пришлось стоять и обсыхать в ванной. И теперь я опаздываю. Как же мне надоело, что в этой дыре вечно чего-то не хватает! Полотенца – это базовые удобства. Базовые! Как ты не понимаешь?

— Я принесу полотенца, — сказала я, делая шаг по направлению к прачечной.

Дьюк торопливо преодолел две последние ступеньки и схватил меня за руку, вцепившись своими толстыми пальцами.

— Ещё раз подобное произойдёт… — начал он, подтащив меня поближе. Он был невысок, почти одного со мной роста, что, впрочем, не делало бешеный взгляд на его потном лице менее жутким. Он уставился на меня, раздувая ноздри. — Убедись, что это не повторится.

— Сначала тебе придётся меня отпустить, Дьюк, — сказала я, сжимая руку в кулак.

Он посмотрел вниз на мою руку, а затем отпустил её, оттолкнув меня. Я зашла в прачечную, обнаружив полотенца, которые Алтея бережно сложила поверх сушильной машины. Я отнесла пять плотно сложенных белых полотенец в комнату Дьюка, в которой он обычно останавливался, предварительно постучав в дверь. Он не ответил, так что я приоткрыла дверь.

— Привет, — поздоровалась я, надеясь увидеть Поппи или мамочку, кого угодно, лишь бы не Дьюка.

Зайдя в пустую комнату, я заметила заправленную кровать и пустой открытый чемодан, стоящий на тумбе возле комода. В гардеробе висели так знакомые мне костюмы, при взгляде на которые неотступная тупая боль утраты переросла в глубокую скорбь по отцу. Я скучала по нему постоянно, но когда воспоминания накатывали волнами, меня погребало под тяжестью горечи и печали. Мне всё лучше удавалось скрывать, когда моё сердце обливалось слезами. Всё равно слёзы ничего не изменят.

В ванной комнате было чисто, занавеска душа задёрнута. Я склонилась перед деревянной полочкой в углу, раскладывая белые пушистые сложенные полотенца.

За моей спиной звякнули кольца душевой занавески, и я замерла, закрыв глаза, ожидая, что из душа вот-вот кто-то появится. Когда ничего не произошло, я повернулась и увидела, что это просто включился кондиционер. Воздух из вентилятора мягко колыхал занавеску.

Я испустила вздох облегчения, а затем спешно покинула номер, отнеся оставшиеся полотенца в комнату мамочки и оставив одно для себя. Остальные номера не были заняты, но я на всякий случай проверила корзины для белья, а затем отнесла полупустую корзину вниз и загрузила стиральную машину.

Пока в машине набиралась вода, я мысленно ругала себя. Глупо было поручать свою работу кому-то другому. Я же понимала, что игнорирование своих обязанностей ради Эллиота недопустимо. Хранить секреты означало не привлекать внимания к «Джунипер», и если Дьюк разозлится настолько, чтобы переночевать в другом месте, то внимание нам обеспечено. Я так и видела, как он тащит своей потрёпанный, оливкового цвета чемодан в «Холидей Инн» в ближайшем городке, устроив при заселении цирк на ресепшен с удостоверением личности, выданном на другое имя. Нельзя его огорчать, иначе беды не миновать; не знаю, что именно нас ждёт, но точно уверена, что нас с мамочкой разлучат. И возможно, насовсем.

Следующий час я провела, занимаясь уборкой; готовясь поставить запеканку с лапшой в духовку, я услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Я не знала, кто пришёл – Дьюк или мамочка – так что я прислушалась к шагам на лестнице.

Я сжалась. Дьюк вернулся.

— Чёртовы полотенца на месте? — прокричал он, поднимаясь наверх. — Стоит мне выйти наружу в этот богом забытом городишке, как я покрываюсь потом.

— Свежие полотенца в вашем номере, — отозвалась я.

Он спустился вниз по лестнице, и я застыла.

— Ты что, только что накричала на меня, девчушка?

— Нет, я окликнула вас, как вы окликнули меня.

Он недоверчиво сощурился, а затем поморщил нос, принюхиваясь. Придвинувшись, он посмотрел на запеканку с лапшой за моей спиной.

— Это что?

— Запеканка с лапшой. Мамочкин рецепт.

— Я пробовал это раньше.

Я пыталась припомнить, когда мы в последний раз готовили запеканку и когда Дьюк гостил у нас. Вполне возможно.

— Будет готово через час, — сказала я, ставя духовку на 120 градусов.

— Уж постарайся. Сервис в этом городишке хуже некуда.

— Если что понадобится, дайте мне знать.

Дьюк подошёл ко мне, нависая в считанных дюймах от моего лица. Я уставилась в пол.

— Пытаешься спровадить меня, девочка? — сказал он, скрипя зубами и пыхтя через нос. Это напомнило мне дикого зверя, который готов напасть.

Я помотала головой

— Я просто пытаюсь исправить свою оплошность. Я хочу, чтобы вам у нас понравилось.

Дьюк всё равно не сможет разместиться ни в одной другой гостинице, кроме «Джунипер», даже если ему удастся снять номер. С таким характером и скрытностью он нигде дольше, чем на ночь, не задержится, если ему вообще удастся заселиться. Да и вряд ли у него были деньги на другую гостиницу. К тому же, я переживала за Поппи.

— Понравилось? — передразнил Дьюк.

Я кивнула. Духовка запищала и я открыла дверцу, чтобы поставить внутрь запеканку. Взглянув на Дьюка, чьи глаза вот-вот, казалось, выскочат от сдерживаемой ярости, я спросила:

— Ну что? Вам что-нибудь ещё нужно?

Один из его глаз дёргался от нервного тика, но он промолчал.

Я вымученно улыбнулась и вышла через переднюю дверь, ускоряясь с каждым шагом. Выходя на порог, я столкнулась с Эллиотом.

— Эй, полегче! — сказал он, улыбаясь. Но как только он увидел выражение моего лица, его улыбка померкла. — Ты в порядке?

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, оглядываясь.

— Просто был неподалёку, — подмигнул он.

— Надо убираться отсюда. Идём, — я толкала его вперёд.

— Куда? — спросил он, глядя на Дьюка у меня за спиной. Тот стоял у основания лестницы, хмуро разглядывая нас.

— Куда угодно. Пожалуйста, пойдём отсюда.

— Ладно, — сказал Эллиот, беря меня за руку. Он помог мне спуститься с крыльца и повёл по ухабистой дорожке, позволив калитке захлопнуться за нами. Мы шли по направлению к парку, и моя паника отступала с каждым шагом.

Эллиот не задавал мне вопросов, пока мы шли, и я была признательна ему за это, а также за то, что он держал меня за руку. Его невозможно было ненавидеть, как бы я не пыталась. Когда мы дошли до края лужайки, окружённой берёзами и клёнами, я потянула Эллиота за руку к дальней скамейке. Она располагалась рядом с вонючей мусоркой, зато в тени.

Я облокотилась на спинку скамейки, стараясь замедлить сердцебиение. Мои руки тряслись. Дьюк не так часто у нас появлялся, но его визиты неизменно наводили на меня ужас.

— Кэтрин, ты в порядке? — наконец спросил Эллиот. — Ты явно напугана.

— Я в порядке, — ответила я. — Просто не ожидала на тебя наткнуться.

— Тогда в чём дело?

— Вчера вечером я забыла разнести полотенца по номерам. Один из постояльцев рассердился.

— Ты так боишься накосячить? — не поверил он мне.

Я промолчала. Эллиот вздохнул.

— Можешь не говорить мне, но если тебя кто-нибудь обижает… Кто-нибудь? Обижает тебя?

— Нет.

Он раздумывал, верить мне или нет, а затем кивнул.

— Я видел тебя в школе сегодня. Я окликнул тебя, но ты не ответила.

— Когда? — спросила я.

— За обедом. Ты как раз встала, чтобы выкинуть остатки еды с подноса. Я пытался тебя догнать, но ты исчезла за углом.

— А, ну да.

— Что значит «ну да»?

— Я скрылась в туалете. Пресли со своими клонами шли мне навстречу.

— И ты от них спряталась?

— Лучше так, чем иначе.

— Как иначе?

— Вступить с ними в разговор, — ответила я, глядя на часы, — Сколько времени?

— Почти семь.

Солнце клонилось к закату.

— Тебе разве не надо быть на тренировке по футболу?

Он окинул себя взглядом, и я заметила, что он весь перепачкан травой и пропитан потом; на нём всё ещё была футболка и тёмно-синие тренировочные шорты.

— Я решил направиться прямиком к тебе. Сам не знаю. Мне было как-то не по себе, и стоило мне появиться у тебя на пороге, как ты выскочила из дома. И вот мы сидим тут, словно ничего не произошло. Я беспокоюсь за тебя.

— Почему?

— Я уже говорил, — сказал он, приподняв брови. — Ты напугана и я чувствую, что ты что-то скрываешь от меня.

Я уселась боком к нему и почесала подбородок плечом, отворачиваясь.

— Знаешь, может, не всё в этом мире касается тебя.

— Я это и не говорил. Но я всё равно переживаю за тебя.

— Я тебя об этом не просила, — сказала я, закрыв глаза. — Я не хочу, чтобы ты переживал из-за меня. Ты всё равно не можешь мне помочь. У тебя и своих проблем хватает.

— Хватит.

— Что хватит? — повернулась я к нему, поражаясь, что его не задели мои слова.

— Хватит пытаться меня разозлить. У тебя ничего не выйдет.

Я открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Он прав. С того дня, как мой отец умер, я только и делала, что отталкивала от себя людей. Но теперь, когда Эллиот вернулся, мысль о том, что он снова исчезнет, заставляла моё сердце сжиматься от боли.

— Я… прости меня.

— Ты прощена.

Я ткнула пальцем за спину.

— Мне, наверное, пора домой. Я поставила кое-что в духовку.

— Погоди… дай мне ещё пару секунд. Ладно?

Я смотрела на улицу, ведущую к «Джунипер».

— Кэтрин…

— Всё нормально. Иные дни просто тяжелее, чем другие.

Эллиот протянул мне руку, переплетя свои пальцы с моими.

— У меня тоже бывают тяжелые дни, Кэтрин. Но я не выбегаю из дома, испугавшись того, что внутри.

На это мне ответить было нечего, так что я выпустила его руку и оставила его сидеть в парке одного.

ГЛАВА 10

Эллиот

— Кончай дурака валять, Янгблод! — сказал тренер Пекхам, помогая мне встать с травы.

Я поднялся, кивая. Он тут же схватил меня за защитную маску.

— Знаю, ты любишь поваляться, но я не хочу, чтобы собственная команда ушатала тебя ещё до первой грёбанной игры.

— Простите, тренер, — ответил я.

На сегодня это было уже второе моё столкновение в лобовую. Мне и так прилетело за опоздание на тренировку. Тренер заставил меня бегать по жаре до полусмерти, но это было как раз кстати, чтобы избавиться от кипящей внутри меня ярости. Проще бегать с мячом, чем постоянно думать о Кэтрин, так что я просто схватил мяч и помчался в зону защиты.

Перед тем как нас отпустили с тренировки, мы собрались в круг и выслушали тренера. На поле выбежали менеджеры, раздавая бутылки с водой. Когда нас наконец отпустили, мои товарищи по команде окружили меня, шлёпая по заднице, плечам и по затылку. Они вопили и кричали, пока мы шли к раздевалке, радуясь начинающемуся сезону и новому квотербэку «5A» в команде.

— Без обид, но что ты там говорил по поводу причины твоего перевода к нам в выпускной класс? — спросил Коннор Дэниэлс.

Он был старшеклассником, любил трепаться о том, кого из девчонок ему удалось завалить и сколько выпил на прошлых выходных. Он напоминал мне многих ребят из тех, с кем я играл в Юконе, будто секс и выпивка были единственными занятиями, достойными разговоров. Или, возможно, так он пытался заглушить свои комплексы. В любом случае, он мне надоел.

— Ты тащишься от армии или что? — спросил Скотти Нил. Это его место квотербэка мне досталось, и хоть он и пытался изображать обиду, было видно, что он этому рад.

— Ради девушки, — с гордостью ответил я.

Мои товарищи по команде засмеялись.

— Заткнись, Янгблод, ты нам заливаешь, — не поверил Коннор. Но когда я никак не отреагировал, он уставился на меня. — Погоди. Серьёзно? Ради кого?

— Кэтрин Калхун, — ответил я.

— Кэтрин? Какого чёрта, чувак? — Скотти поморщился.

— Она, типа, крутая, — встрял Коннор. Я зыркнул на него и он попятился. — Это был комплимент.

— Мы живём по соседству. Я проводил здесь летние месяцы с самого детства.

— Блин, — сказал Скотти. — Ты ведь в курсе, что она чокнутая?

— Она не чокнутая, — отрезал я. — Она просто… через многое прошла.

— Кто-то должен тебя предостеречь, — сказал Скотти. — У них вся семейка с приветом. Целые поколения. Они отравили весь город, а потом разорились. Папаша умер, а мать ополоумела. Кэтрин… Ты можешь получить стипендию, может, даже в профессиональный спорт подашься. Лучше держись от неё подальше.

— А ну повтори, — сказал я, делая шаг к нему.

— Ладно, приятель. Я просто хочу предупредить тебя, — Скотти подался назад.

Остальные члены команды последовали за ним и Коннором в душевые, а я схватил свою сумку, перекинув лямку через плечо, и вышел из раздевалки, всё ещё кипя от гнева.

Кто-то схватил меня за руку, когда я повернул за угол, и я отдёрнул руку.

— Эй, потише, — сказал тренер Пекхам. — Отличная тренировка, Эллиот.

— Спасибо, тренер.

— Я слышал, что сказал Скотти. Он прав. Эта семейка… просто будь осторожен, ладно?

Я хмуро глянул на него. Мы были одного роста, благодаря чему я мог спокойно посмотреть ему в глаза и дать понять взглядом, что никто не изменит моего отношения к Кэтрин.

— Вы не знаете её так, как я.

— Говоришь, вы соседи?

Я заметил, что у меня напряжены плечи, и расслабил их. Из-за моих габаритов приходится следить за языком тела. Я частенько встревал в драки за последние два года лишь из-за того, что выглядел угрожающе, так что не стоило давать тренеру думать, что я ему угрожаю.

— Она живёт дальше по улице.

Он кивнул, задумавшись.

— Привет, — раздался из мрака женский голос. Миссис Мэйсон смущенно сделала шаг вперёд. — Вы не поверите, я случайно захлопнула ключи и телефон в машине.

Тренер Пекхам улыбнулся, тут же повеселев.

— Вообще-то, я верю.

Она хихикнула, как влюблённая девочка из команды поддержки, и я поправил лямку своей спортивной сумки.

— Эллиот, — сказала миссис Мэйсон, мягко коснувшись моей руки. — Вы говорили о Кэтрин?

Я кивнул.

— Она добрая. Я рада, что ты это видишь, — улыбнулась миссис Мэйсон.

— Бекка, — проворчал тренер Пекхам.

— Она наконец-то нашла друга, а ты беспокоишься за свою команду? – нахмурилась миссис Мэйсон.

— Я всегда был её другом, — ответил я. Миссис Мэйсон растерянно посмотрела на меня. — Летом я приезжал к своей тёте. Мы уже давно дружим.

— Ой, — её глаза радостно зажглись. — Это так здорово. В таких маленьких городах, как наш… на людей вешают ярлыки, от которых очень сложно отделаться. Никого не слушай. Я узнала Кэтрин получше после того, как её отец скончался. Думаю, она замечательная.

— Так и есть, — ответил я с робкой улыбкой и направился к машине.

— Янгблод, — окликнул меня тренер Пекхам. — Не опаздывай больше, а то заставлю бегать, пока тебя не вывернет.

— Да, сэр, — прокричал я в ответ.

Подойдя к своему «крайслеру», я услышал звонок. Это был рингтон моего отца, так что я не снимал трубку, пока не уселся в машину.

— Алло.

— Привет. Как жизнь? Твоя футбольная команда хоть на что-то годится?

— Нет, но скоро будет.

— Мне кое-что нужно от тебя, — сказал он без всяких эмоций.

Я закатил глаза, зная, что он этого не видит.

— Эллиот?

— Да.

— Ты, э… ты всё ещё стрижёшь газоны?

— Раньше стриг. Теперь завязываю с подработкой. А что? — задал я бессмысленный вопрос, так как уже знал, что он скажет.

— Я подумывал о том, чтобы приехать посмотреть на твою первую игру, но бензин такой дорогой. Вот если бы ты мог одолжить мне денег на бензин…

— У меня нет денег, — соврал я.

— То есть как это? — спросил он, явно раздражённый. — Я знаю, что ты скопил денег за три прошлых лета.

— «Крайслер» сломался. Пришлось оплатить ремонт.

— Ты что, сам не мог починить?

— У меня нет денег, папа, — ответил я, сжав зубы.

— Похоже, я не приеду на твою первую игру, — со вздохом сказал он.