70

Продолжение главы 37

Ты идешь в полицию. Ведь именно так ты и должна поступить, верно? В таких ситуациях все советуют: иди в полицию, там помогут. Но какой в этом толк? Может, лучше набрать собственный «Комитет бдительности и справедливости»? Нет, правда, разве, чтобы поймать насильника, нужно что-то особенное?

В полиции спрашивают, что ты помнишь. Но помнить-то тебе как раз не хочется. Все как-то размыто. Ты можешь восстановить в памяти общие контуры, смутные очертания в — твои глаза не могут к ней приспособиться, и детали не вырисовываются. Ты пытаешься дать описание внешности того, кто напал на тебя на разделочном столе, но в твоей памяти пусто (лакунарная амнезия, частичная потеря памяти, неспособность вспомнить какое-либо одно определенное, часто — травмирующее событие). Вместо этого вспоминаются бесполезные подробности. Периметр комнаты. Форма лужиц крови от мяса. Звук металлической цепочки, постукивающей по лампочке. Твоя туфля в другом конце комнаты.

Его не поймали — он остается совершенной загадкой. Зато твое лицо появляется во всех выпусках вечерних новостей. Репортеры пасутся у вашего дома, незнакомые люди стучатся в дверь в любое время дня и ночи. Твой отец покупает пистолет «Дерринджер» тридцать восьмого калибра с перламутровой ручкой. Большую часть времени ты проводишь дома, сидя на полу в ванной. Тебе не нравится выходить из дома. Мама приводит домой кризисного психолога, приятную женщину, чья речь становится неожиданно громкой, стоит ей только открыть рот. Ты не слышишь ее. Ты и себя не слышишь.

Несколько месяцев спустя психолог убеждает тебя выйти из дома и сходить на занятие по кикбоксингу. Это настоящая схватка, где можно сломать лодыжки, где руки в перчатках начинают кровоточить, а не какое-то дурацкое занятие по самообороне для женщин. Это серьезное восточное боевое искусство. Ты соглашаешься пойти, сначала у тебя не очень получается, кажется, что мешок с песком на самом деле набит цементом, а твое тело похоже на зефир.

Проходят недели. Месяцы. Год, может, два. Теперь ты вполне спокойно выходишь из дома, чтобы пойти в спортзал, на занятия или на чемпионат по кикбоксингу. К тому же ты сильно похудела и твое тело превратилось в комок упругих мышц. Как будто ты к чему-то готовишься, вот только к чему? Теперь тебе нравится гулять одной. Ты бросаешь вызов всем потенциальным насильникам. Часами бродишь вокруг того места, где это произошло. По крайней мере теперь ты можешь произнести слово «изнасиловали», и когда ты его произносишь, твоя шея напрягается, кулаки сжимаются и тебе хочется разорвать кого-то на хорошенькие розово-красные ленточки.

Проходит полгода, и тебе удается его выследить. Неужели все это время ты разыскивала его? Может и так. Ты сразу же его узнаешь. Моментально. Несмотря на то, что в полиции ты не смогла вспомнить ни единой детали, сейчас его глаза цвета мяса и жидкие усики выступают в твоей памяти с ледяной отчетливостью.

Ты замечаешь его на 42-й улице, неподалеку от места, где вы встретились в первый раз. Он несет продукты, и ты понимаешь, что он, должно быть, живет где-то неподалеку. Он направляется на восток, ты идешь за ним. Мышцы на ногах напрягаются, воздух вокруг кажется холодным и острым.

Он срезает путь через «Автомойку Кэндимена», в которой есть восемь панельных гаражей, куда люди заезжают, чтобы помыть свои машины и натереть их воском. Восемь отсеков. Восемь камер для казни. Вокруг ни души. Нет ни людей, ни машин — никого. Только ветер.

Ты торопишься догнать своего обидчика и почти врезаешься в него, когда он останавливается в одном из отсеков и опускает свою ношу на землю, чтобы закурить сигарету.

«Извините!» — почти выкрикиваешь ты, голос наливается паникой. Он тебя не узнает. «Прячешься от ветра?» — усмехается он и поднимает свои пакеты.

Ты чувствуешь в своем кармане пистолет, тяжелый и теплый. Инстинктивно касаешься рукой рта, где он щекотал усами твои губы, засовывая свой язык тебе в горло перед тем, как сорвать с тебя трусики.


Если ты застрелишь насильника, перейди к главе 119.

Если ты не застрелишь насильника, перейди к главе 120.

Загрузка...