Меч и лебедь

Глава 18

Граф Соук получил ответ на свое письмо. Как Кэтрин и ожидала, гонец, минуя ее мужа, отправился сразу же к принцу. Юстас в сопровождении своей свиты пошел к Рэннальфу, чтобы увидеть его реакцию. Он подозревал, что Рэннальфу как-то удалось связаться с женой и подготовить ее ответ заранее.

— Посланник вернулся из Слиффорда, — заявил Юстас.

Рэннальф бросил свой меч на землю и потер заспанные глаза, размышляя, где Джеффри.

— И что, это повод орать у моего входа? Ну, ладно, что пишет моя жена? Когда прибудут люди?

Юстас подтолкнул локтем курьера и взглянул на своих новых фаворитов, сопровождавших его. Если только Рэннальф не спланировал все заранее, они позабавятся. Королевский курьер нерешительно шагнул вперед. Он весело смеялся, когда рассказывал всю историю Юстасу, то теперь ему было не до смеха. Сердитый взгляд Рэннальфа не предвещал ничего хорошего. У него была репутация человека, который сначала бьет, а потом спрашивает. Кроме того, с такой мускулатурой, скрывающейся за этой дурацкой рубахой, можно в два счета прибить любого человека. Голос гонца задрожал.

— Прошу прощения, милорд. Я не виноват.

— Зачем просить прощения за то, что ты выполняешь свои обязанности? — спросил Рэннальф и разломал печать, хотя, без сомнения, видел, что кто-то вскрывал письмо. — Леди ничего не передавала на словах?

Посыльный нервно провел языком по губам. Его бросало то в жар, то в холод.

— Она сказала, поверьте, это не моя вина, что она не служанка, чтобы ей приказывать.

— Что?!

Рэннальф ожидал чего угодно, но такое заявление Кэтрин было чем-то из ряда вон выходящим. Юстас был вполне доволен: Рэннальф наверняка испытывает не только радость в незаслуженно полученном графстве Соук. Между тем Рэннальф читал, широко раскрыв глаза от изумления, и Юстас позабавился еще больше. Дойдя до середины, Рэннальф потряс головой, как бы не веря своим глазам. Одно из двух — либо Кэтрин сошла с ума, либо это не она писала письмо.

— Графиня Соук, — пробормотал он, — не дает своих людей. — Он сглотнул. — Что я должен делать? Я мог бы привести их, если бы сам занялся сборами.

— К этому времени они никому не будут нужны. Мы и так уже слишком задержались, ожидая рекрутов от неблагодарных баронов моего отца. Сейчас ему придется довольствоваться тем, что он имеет. Если его усилия не увенчаются успехом, это будет и твоя вина.

Рэннальф не ответил, он даже не слышал. В его ушах звучал голос Кэтрин со всевозможными интонациями, которые он когда-либо слышал. Но мог ли он представить дрожащий от ярости визгливый голос? Он не мог припомнить такого.

Рэннальф допускал, что она открыто откажется призывать своих людей из-за симпатии к мятежникам, но способ, каким она отказала, был неестественно фальшивым. Постепенно до него дошел истинный смысл послания. Он не знал, что ему делать — смеяться или орать от злости. Стало быть, Кэтрин решила спрятать его под женской юбкой! Ну что ж, возможно, она права. Гнев и веселье разом покинули его. Король, один из его испуганных детей, отвергает его, а Кэтрин, второй ребенок, уже выросла и больше в нем не нуждается.

Джеффри нашел его на том же месте, когда все ушли. Он не мог добиться ответа, прибывает отряд вассалов или нет. Глаза Рэннальфа постоянно застилал туман, приказы он отдавал отчужденным голосом.

В течение следующей недели стекалось все больше и больше людей, выполняющих приказ Рэннальфа о призыве своих вассалов. Тот просто принимал их, а затем отдавал в руки Джеффри.

Джеффри и Эндрю сплотились в дружную команду, которая превосходно справлялась с военными делами. Они добрались до Малмсбери и увидели на противоположном берегу Эйвона огни.

— Где мы будем разбивать лагерь, милорд? — — спросил Эндрю с беспокойством в голосе.

Лицо Рэннальфа не выражало ничего, кроме полного непонимания. Вдруг эта застывшая маска превратилась в гримасу неприкрытой ненависти.

— Чем я оскорбил вас, милорд? — выдохнул Эндрю.

Наступило напряженное, без единого вздоха молчание, и Рэннальф отвернулся от Эндрю, который следил за ним полным тревоги взглядом. Затем Рэннальф усмехнулся.

— Ты ничем не обидел меня. Жизнь меня обидела. Что ты сказал перед этим?

— Где будем разбивать лагерь, милорд? Смотрите, — Эндрю указал на костры на другом берегу.

Не ответив на вопрос и не проследив за вытянутой рукой Эндрю, Рэннальф неожиданно поднял голову.

— Лагерь? — переспросил он отрешенно, но в этот раз так, как будто его голова была занята более важными мыслями. — Никаких лагерей. Дайте людям поесть и напоите лошадей. Ничего не предпринимайте, пока я не вернусь.

В скопище солдат-пехотинцев и рыцарей лагерь Нортхемптона найти было почти невозможно. Люди слишком устали, слишком были озабочены поисками хоть какого-то укрытия, чтобы отвечать на вопросы. Но у Рэннальфа были собственные методы. Оставив позади несколько проклинающих его людей, которые потирали синяки на своем теле, он наконец нашел человека, который привел его на место. Саймон Нортхемптон, съежившись, сидел у костра. Он поднял к Рэннальфу лицо, искаженное мукой.

— Уходи прочь!

— Саймон, собирается буря, страшная буря.

— Думаешь, я не знаю? Каждая косточка в моем теле ноет. Я терплю ужасные муки, Рэннальф. Будь милосерден, уходи.

— Мы ни за что не сможем перейти вброд реку в такую бурю. Я думаю, что Генрих, зная это, или разрушит город, или приведет своих людей в боевую готовность и бросит нам вызов.

— Рэннальф, — вздохнул Нортхемптон, — мне наплевать на то, что он сделает. Уходи и оставь меня в покое.

— Но, Саймон, положение очень опасное. Если мы отведем войска, Генрих в любом случае ничего не сделает, пока свирепствует буря. Мы сможем обрушиться на него, как только она затихнет. С другой стороны, если мы окажемся бессильны, те, кто остался в замке, могут пасть духом и открыть ему ворота. Ты должен объяснить это Стефану. Я очень сожалею, что ты нездоров, но…

— Убирайся! — заорал Нортхемптон. — Ты немного опоздал со своими новостями. Королю уже говорили об этом, и он отказался отводить войска.

Рэннальф пожал плечами. Конечно, после упреков в нерешительности при Уоллингфорде Стефан сейчас будет держаться твердо, в то время как ему нужно изворачиваться. Рэннальф съежился под порывом влажного ветра, который чуть не сорвал с него плащ. Укрываясь от ветра под боком своей лошади, он стал пробираться обратно, туда, где его люди ворчали и съеживались. Он споткнулся, налетев на Джеффри и чуть не сбив его с ног. Хрипло засмеявшись, Рэннальф сказал:

— Ты давно был на исповеди, сын мой?

— Мы будем драться, отец? — Джеффри вскочил на ноги, глаза его горели. Затем он ответил на вопрос:

— Нет, недавно. И больше мне туда пока не надо… ну, мне так кажется.

Последнее замечание, произнесенное с оттенком сомнения, Джеффри вставил из-за выражения, что появилось на лице Рэннальфа.

— Повернись к ветру и сообрази, откуда он дует. А потом пошевели мозгами и не задавай глупых вопросов. Сейчас самое время для чудес, я слышал, они являются для чистых сердцем. Молись, Джеффри, он скорее услышит тебя, чем такого старого грешника, как я. Молись, чтобы ветер переменился.

Он отвернулся от Джеффри, предоставив ему биться над головоломкой, какая связь между ветром и сражением, и отдал распоряжение Эндрю. Прежде чем они успели что-то предпринять, прибыл герольд с требованием явиться на королевский совет. Сначала Рэннальф не хотел идти. Стефан, безусловно, не желает его там видеть.

Взвесив все более трезво, он решил следовать за герольдом. Ради спокойствия ему необходимо присутствовать, чтобы знать, как будут развиваться события, даже если он и не сможет повлиять на их ход. Его клятва в верности Стефану умрет вместе с ним, а Джеффри будет волен выбирать себе господина сам.

Судя по сдержанности в политических вопросах, Рэннальф заключил, что Джеффри присягнет Генриху. Это, в конце концов, не самый худший выбор. Деспот все же лучше, чем сумасшедший. Сила или разум может сдержать деспота. Безумный не подвластен ничему.

Возле шатра Стефана вассалы помоложе расступились, давая дорогу Рэннальфу. Но он не прошел вперед: сказать ему было нечего, а слышно будет и отсюда, где можно прислониться к опоре шатра, давая отдых ноющей ноге. Стефан огляделся, проверяя присутствующих.

— Где Нортхемптон?

— Болен, милорд, — ответил один из герольдов, — он не придет.

Стефан что-то проворчал. Рот Рэннальфа судорожно дернулся. Он сомневался, что Стефан увидел его. Рэннальф отметил, что король о нем и не спрашивал.

— Я собрал этот совет для того, чтобы обсудить завтрашнее наступление, — начал Стефан.

— Милорд, буря не ослабевает, и ветер не меняет направления.

— Это я учел, — резко оборвал Стефан. — Будем делать все по порядку, доберемся и до этого. Здесь три брода. Один ниже города, около лагеря Генриха, другой около ворот замка, и третий находится за пределами замка, на излучине реки. Итак, у кого-нибудь есть особые предложения и основания для такого выбора?

Тихий ропот вскоре превратился в сильный гул. Губы Рэннальфа нетерпеливо дернулись: он едва не предложил Стефану воспользоваться центральным бродом, и хотел сам командовать этим отрядом. Войско Стефана ожидает суровая битва, а Рэннальфом владело желание сражаться. Однако план, предложенный Стефаном, выглядел вполне убедительно, и Рэннальф не пожалел о своем молчании. Гораздо больше его беспокоила сдержанность большинства старших вассалов. К сожалению, они не возражали: в действительности же они были безразличны к происходящему.

— Итак, — продолжал Стефан, хотя, казалось, каждый знал о своей роли в военном спектакле, — Джордан предложил переходить верхний брод сегодня ночью. Он договорился со своими людьми, чтобы они открыли задние ворота. Если мы благополучно пересечем реку, люди Малмсбери выйдут, чтобы поддержать нас.

Рэннальф устало закрыл глаза и подумал, что лучше бы он остался в своем лагере и пошел спать. Ничего не произошло, а он целый час провел на ногах.

— Если мы не сможем переправиться через реку, Джордан разрушит замок изнутри и все усилия Анжуйца будут тщетны.

— Нет! — выкрикнул Рэннальф, удивившись звуку своего голоса, слишком потрясенный, чтобы сдерживаться.

Джордан никогда не предаст огню свой замок. Рэннальф понял это. Присутствующие тоже догадались об этом, и Рэннальф видел негодование на их лицах. Они не были предателями в абсолютном смысле, они не желали победы Генриху Анжуйскому. Это были те лорды, что прибыли с севера, юго-востока и востока, им было неинтересно, что Происходит на западе и в центре. Рэннальф мог рассчитывать на поддержку Уорвика, но Уорвик уехал вместе с Юстасом.

— Так ты все же здесь, Соук, — холодно заметил Стефан. — Почему ты возражаешь? Тебе хочется увидеть еще одну сильную крепость в руках мятежников?

Комок подступил к горлу Рэннальфа. Он тоже ничего не выигрывал, спасая Малмсбери, и хотя был отвергнут, не мог спокойно смотреть, как Стефан разрушает себя. Король поверил в этот план и в людей, которые его предложили. Рэннальф опасался, что Стефан не выдержит нарушения клятвы.

— Нельзя требовать от человека разрушить собственное жилище и лишить себя средств к существованию, — начал Рэннальф. — Эта буря не будет длиться долго, день-два, не больше. Люди Анжуйца страдают так же, как и мы. Если мы не сразимся завтра или послезавтра, это все равно случится очень скоро.

— Мой верный друг Джордан с готовностью согласился с этим планом, — ответил Стефан ледяным тоном, — и мы отплатим ему сполна за его потерю.

Как можно отплатить человеку за землю, которую он любит, и за жилище, где он провел всю жизнь? У Стефана оставался только один шанс — сразиться с Генрихом. Лестер, который обычно не ошибается, говорил, что поражение было бы на пользу Анжуйцу. Отступить сейчас — значит принять поражение, не пытаясь победить в честном бою.

— Для чего так спешно разрушать то, что с таким трудом было построено? Если бы мы пришли сюда раньше Анжуйца и наша армия была настолько слаба, что не оставляла никаких надежд противостоять Генриху, такие ужасные меры можно было бы применить. Но зачем поступать так, как будто мы уже проиграли, даже не скрестив мечи? Давайте подождем окончания бури и сойдемся в бою.

Люди, чьи земли лежали ближе всего к западу, начали вопросительно поглядывать на Стефана. Один из них сказал:

— Это разумно. Замок можно разрушить в любое время.

— Вот именно, — упрямо продолжал Рэннальф. — Если Джордан принимает такое решение по доброй воле, его люди, которые могут мыслить не так хорошо, не захотят предать огню свой дом без видимой причины.

— Почему ты всегда действуешь наперекор моей воле?! — заорал Стефан. — Я слышал, как ты говорил, что я сумасшедший. Без сомнения, ты раструбил эту сплетню каждому встречному, чтобы разрушить веру в меня. Но я не сумасшедший! Во всем, что я делаю, есть здравый смысл.

В гробовом молчании у Рэннальфа было время пожалеть, что ему не отрезали язык еще в юности. Он обнаружил нечто гораздо более серьезное, чем безумие короля. Мужество Стефана было сломлено. Он хотел, чтобы Малмсбери был уничтожен, потому что боялся драться. Рэннальф видел, как окаменели лица вассалов из центральных графств. Им стало ясно, что Стефан собирается сдать запад королевства Генриху Анжуйскому, и их владения останутся под угрозой и без защиты. Кто-то удивится, зачем Стефану вообще понадобилось выступать на запад, но Рэннальф понимал причину. Юстас упрямо желает стать королем, и Стефан ни в чем не может отказать своему сыну. Беда в том, что Юстас уехал, и весь пыл Стефана улетучился.

К утру Рэннальф избавился от охватившего его чувства вины. Две последние недели он изводил себя, полагая, что стал бесполезной и опасной обузой для своей семьи. Кэтрин была не робкого десятка и не так уж беззащитна, она могла плести интриги получше его самого, и ее связи с мятежниками сослужили бы ей хорошую службу. Джеффри знал почти все, что нужно, о военной науке, и Лестер стал бы его политической поддержкой.

Ветер был такой силы, что люди Рэннальфа едва могли двигаться вперед. Дождь с мокрым снегом заволакивал все серебристой пеленой. Меховой плащ Рэннальфа покрылся ледяной глазурью и давил на плечи. Струйки воды от растаявшего льда струились по его шлему и лицу, проникая под кольчугу и растекаясь студеными ручейками по спине и груди. Лошадь Эндрю упала и беспомощно барахталась на обледеневшей земле. Конь Джеффри оступился и заскользил, сбросив седока в ручей. Рэннальф смеялся над обоими, когда возглавил маленькую спасательную операцию, вызывая у сына и у своего преданного слуги желание лягнуть его.

Пологий береговой склон превратился в гладко отполированную горку, покрытую льдом. Неосторожный шаг — и ни пеший, ни всадник не удержится от падения в воду. Дул жестокий северо-западный ветер, неся мокрый снег и град, обжигающий глаза; губы потрескались до крови. И Эндрю, и Джеффри рвались в бой. Но руки так окоченели, что не могли держать меч.

Люди ворчали и проклинали все на свете, говорили, что откажутся драться. Даже такой сумасшедший, как Стефан, говорили они, должен понять, что сам Бог против этой битвы. Джеффри и Эндрю старались подбодрить упавших духом, убеждая, что на том берегу такой же град и такой же снег. Люди сердито противоречили, что врагу ветер дует в спину и толкает только вперед. Он не застилает глаза, не обжигает руки, не леденит душу. Эндрю пытался что-то отвечать, но его бил озноб. Никогда прежде он не терял уверенности в себе, даже на мосту перед Уоллингфордом.

— Можно попросить об одной услуге? — обратился он к Джеффри.

Джеффри поднял на него свои голубые глаза и попытался ответить, но не смог вымолвить ни слова, так как стучали зубы. Испугавшись, что могут подумать, что он боится, Джеффри, просто утвердительно кивнул.

— Если я погибну в этом сражении, передай весточку твоей сестре Мэри и скажи ей…

Эндрю понимал, что не имеет права на любовь, не имеет права признаваться в ней наследнику своего хозяина. «Все это в высшей степени глупо», — пришло ему в голову. Назвав имя Мэри, он уже выдал себя.

— Скажи ей, — с вызовом продолжил он, — что моя последняя мысль была о ней.

Если он погибнет, это уже не будет иметь значения, а если выживет, тем лучше.

Неудивительно, что Эндрю так отважен и предан его отцу, подумал Джеффри, он служил даме своего сердца. Джеффри тоже мечтал о возлюбленной, но мысль о женитьбе не вторгалась в эти романтические размышления. Женитьба была делом, ничего общего не имеющим с любовью. Это было заботой отца или сюзерена. Жениться нужно для воспитания детей, приумножения земель, укрепления связей. Любовь же, Джеффри взглянул на Эндрю, любовь была чем-то иным.

Рэннальф знал, что люди негодуют, но не предпринял никаких попыток поднять их дух и укрепить мужество. Он нетерпеливо вздрагивал в седле, удивляясь, для чего нужен этот фарс — вести людей на боевые позиции. Совершенно ясно, что атаковать сейчас невозможно. Он стер с лица мокрый снег и выругался. Пока не образовалась новая корка, град жалил еще сильнее. Чего они здесь ждут? Пока не превратятся в ледяные статуи? Ему только с третьей попытки удалось тронуть коня с места. Когда он остановился, то оказался рядом со Стефаном. Король в окружении своих вассалов взволнованно смотрел на замок Малмсбери.

— Наверное, пламя не может разгореться в такой шторм, — растерянно пробормотал Стефан.

— Но должен же быть по крайней мере какой-то дымок, — ответил незнакомый голос.

Значит, король поверил Джордану. Он ждал, когда его армия увидит, как уничтожается замок Малмсбери.

Если бы не было так холодно! Рэннальф бросил взгляд на противоположный берег, на отряд воинов, которые должны противостоять им, если они осмелятся пересечь реку. Порывы ветра доносили обрывки разговоров. Слышались грубые, но добродушные ругательства и взрывы смеха. Воинов было меньше, чем людей Стефана, но вассалы Генриха пребывали в приподнятом настроении. Внезапно раздался приветственный рев, когда группа из четырех всадников приблизилась к переднему флангу. Один из них, подумал Рэннальф, должно быть, юный Генрих. Они остановились почти напротив группы Стефана и смотрели через реку. Люди что-то обсуждали, голосов их почти не слышалось, но жесты были спокойными и уверенными. Рэннальф наблюдал за ними с растущим чувством зависти, со страстным желанием следовать за кем-то так же уверенно, и это чувство боролось с его старой привязанностью.

Из рядов выехал всадник и вмешался в разговор четырех военачальников. По его взволнованным жестам можно было заключить, что он послан с весьма важным донесением. Рэннальф не сомневался в том, что это за весть. Последнее тепло ушло из его души, погибла ничтожная надежда, что люди все-таки не так вероломны, как он думал.

— Смотрите! — взволнованно вскричал Стефан. — Замок, должно быть, горит, и мы не можем увидеть. О, Боже, нет!

Разводной мост надо рвом с водой сейчас медленно опускался. Хриплый ликующий крик вырвался из рядов войска Анжуйца. Многие из воинов повернулись спиной к Стефану, чтобы видеть, как замок Малмсбери переходит в их руки без кровопролития. Постепенно люди стали отходить от Стефана, и, когда король повернулся к своим подданным, ближе всех к нему стоял Рэннальф.

— Он поклялся, — Стефан задыхался, — на Кресте, на Теле, на Крови, на святых реликвиях. Предатель! Все предатели! Он поклялся!

Последовали вялые утешения. Люди отводили взгляды, садясь на лошадей. Для некоторых это не означало ничего, для других слишком много.

— Убирайтесь и оставьте меня одного! — кричал Стефан. — Ведь именно этого вы больше всего желали. Уходите! Оставьте меня! Все предатели!

Люди, кому было не все равно, озлобились. Многие вонзили шпоры в бока своих коней. Стефан, сверкая горящими глазами, обводил взглядом оставшихся.

— Зачем ты здесь, Соук?

— Остался, чтобы получить ваши дальнейшие приказания, милорд, — безжизненным голосом ответил Рэннальф.

— Ничего мы не можем! — Стефан всхлипнул. — Ты предупреждал меня, ты один остался мне другом до конца.

Еще мгновение, и Стефан разразится рыданиями, но сейчас не время и не место. Рэннальф заговорил бесстрастным тоном:

— Ничего, Генрих не может вечно оставаться в замке, и ему совершенно бессмысленно двигаться на запад. Он должен будет пересечь реку и выйти к нам. Если мы притаимся и встретим его, у нас еще будет возможность все исправить. Попытка сделать это вселит уверенность в сердца ваших лордов. Стефан упрямо покачал головой.

— У нас нет ни провизии, ни укрытий, и такой зверский холод. Мне нужно время, чтобы собраться с силами и подумать, что делать. Я вернусь в Лондон.

Бесполезно было уговаривать его, объяснять, что если держаться стойко, то это поддержит веру людей, тогда как пораженческий отход Стефана настроит их против короля.

— Очень хорошо, милорд, — ответил он.

— Без тебя, — мягко сказал Стефан. Когда он взглянул на Рэннальфа, глаза его были ясными и спокойными. — Разве ты не видишь, что я как чума для тебя? Поскорее спасайся, чтобы болезнь, которой я для тебя стал, не убила тебя. Охраняй свои владения от Бигода.

Рэннальф поборол тошноту. Если бы Стефан сказал хоть одно грубое слово, если бы его глаза и сердце не открылись для него, он мог бы освободиться. Но теперь он обречен на смерть, тюрьму, изгнание… все, что будет будущим Стефана. Это не имеет значения. Ни одна душа больше не нуждается в нем.

— Позвольте мне остаться с вами.

— Нет, я не смогу противостоять ему, — Стефан не назвал имени своего сына, но только о нем он мог говорить. — А из-за него я мог бы принести тебе боль. Только Мод могла бы спасти нас, но Мод умерла.

В глазах Стефана не было слез, лишь скорбная отрешенность. Рэннальф не решился настаивать.