Мечтательница

13

– Я хочу тебя прямо сейчас.

Казалось, они окунулись в серебряный свет звезд и грохочущий шум моря. Корд обхватил ладонями ее лицо и не сводил с нее глаз. Селин чувствовала, что не в силах отвергнуть его.

Услышав его слова о том, как сильно она ему нужна, ощутив его горячие прикосновения, девушка сама испытала такой прилив нежной, сладостно мучительной истомы, что отказать ему сейчас значило отказать в самом необходимом самой себе.

Она подняла руки и положила ладони на его обнаженную грудь так, что прикосновение не вызвало образов из его прошлого. Она не хотела сейчас ничего знать о прошлом, она не будет думать о будущем. Важно было только настоящее, только этот прекрасный миг: мерцание звездного неба, шум морского прибоя и… Кордеро.

Когда она коснулась его кожи, он вздрогнул и закрыл глаза. Селин услышала его глубокий вздох, потом он опустил к ней лицо и впился губами в ее губы. Она думала, что его сегодняшний утренний поцелуй был пределом настойчивости, но его нельзя было даже сравнить с тем, как требовательно Корд заставил ее открыться ему навстречу сейчас. Его теплый, настойчивый язык изучал ее, дразнил, изображая что-то гораздо более интимное и желанное.

Корд оторвался от лица девушки и притянул ее к себе, еще крепче прижав к обнаженной груди. Сердца их бились в унисон. Его руки блуждали по ее телу. Дыхание Селин стало тяжелым и прерывистым, когда он обхватил ладонью ее грудь. Селин застонала, почувствовав, как он сжал пальцами напрягшийся сосок, ласково поглаживая его сквозь ткань рубашки до тех пор, пока она не выгнулась всем телом ему навстречу.

Тогда он склонил голову ей на грудь и коснулся губами тугого бугорка, целуя его сквозь тонкий слой батиста. Селин обхватила его голову обеими руками, запустила пальцы в черные волнистые волосы, требуя большего, молча прося, чтобы его губы стали настойчивее, и наконец из ее горла вырвался крик сладостной боли.

Она растаяла в его объятиях, тяжело и часто дыша, стремясь к нему, страстно его желая. Истома, которой она никогда прежде не испытывала, охватила ее с такой силой, что она и представить не могла, что сможет выдержать еще хотя бы одно мгновение. Она слилась с ним в единое целое, уверенная, что еще мгновение – и ее разорвет на миллион мелких кусочков, больше, чем звезд на карибском небе.

Корд снова откинулся назад и заглянул ей в глаза. Этот долгий, настойчивый взгляд говорил о многом. Потом быстрым движением он подхватил девушку на руки и понес в ее комнату.

Откинув москитную сетку, Корд опустил Селин на кровать и расправил ее волосы так, что они разметались по всей подушке. Его сильные мужские руки были в этот момент нежными, словно прикосновение крыла бабочки. Подгоняемая острым желанием, она протянула руки и схватила его за плечи. Когда он на минуту встал, чтобы расстегнуть и снять брюки, она огорченно застонала. Наблюдая за каждым его движением, Селин с нетерпением ждала, когда он возобновит свои ласки, стараясь утешить себя, убеждая, что она совсем не такая, как ее мать, что это ее муж и что она не шлюха.

Не в силах отвести взгляд, Селин следила за подходящим к кровати Кордом. Он остановился перед ней, уверенный и решительный, лунный свет подчеркивал его атлетическую фигуру. Она видела, как плотно сжаты его крепкие скулы, как возбужденно напряглась его плоть. Нет, луна не сделала его мягче и нежнее, душа его не раскрылась ей навстречу. Он не произнес ни одного лживого слова: не обещал любви и бесконечно счастливых дней вместе в будущем, но тело его молча говорило, насколько она необходима ему сейчас.

Корд подхватил оборки ее ночной рубашки, и Селин, подняв бедра, выгнулась ему навстречу. Он медленно поднял тонкую ткань, скользя по ее бедрам, до самой талии. Он опустился перед ней на колени, а потом медленно вытянулся рядом, прижавшись так, что она ощутила, как пылает его тело, как напряжена его плоть. Открытая ладонь Корда с благоговением легла на ее живот и начала медленно скользить вниз, пока наконец девушка не ощутила, как он ласково поглаживает мягкий холмик между ее бедрами.

Никто никогда не прикасался к ней с такой лаской и нежностью. Ей хотелось разрыдаться от этого волшебства, плакать от радости и пьянящего восторга.

Корд опустил голову и поцеловал ее живот, а его руки в это время продолжали творить настоящее чудо. Селин закрыла глаза. Руки ее сжимали и гладили его плечи в ответ на каждое его движение. Он проложил дорожку поцелуев прямо к самой сокровенной точке. Почувствовав, как его язык коснулся бутона, скрытого в глубине ее растворяющейся, пульсирующей плоти, Селин перестала рассуждать, перестала беспокоиться и даже удивляться. Она отдалась сумасшедшему сердцебиению, нарастающему ритму, который заставлял ее бедра трепетать от прикосновений его губ. Боясь оторваться от него, Селин вытянулась и, вскинув руки, ухватилась за спинку кровати. Изогнувшись, она отдавала себя ему, требуя для себя все больше. Часто и тяжело дыша, издавая сладострастные стоны, она жаждала избавления от этого напряжения. Когда же это наконец произошло, Селин сдавленно вскрикнула, и этот крик унесся на крыльях ветра и смешался с ударами волн.

Корд обхватил ее бедра руками, прижимаясь щекой к шелковистым волосам. Он ждал, когда же ее перестанет бить крупная дрожь и она снова откинется на подушки. Наконец он почувствовал, что ее пальцы, запутавшиеся в его густых кудрях, разжались. В тот момент, когда Селин достигла наивысшего наслаждения и из ее горла вырвался сдавленный крик восторга, Корд тоже был готов дать выход своему напряжению, но сдержался и теперь, когда она, переполненная пережитым ощущением, лежала с ним рядом, сам Корд достиг наивысшей точки страсти. Такого он не мог даже представить. Ее запах и вкус сводили его с ума.

Корд отпустил Селин, приподнялся на коленях и стянул ночную рубашку с ее груди. Глаза девушки были закрыты. В свете луны он заметил на ее щеке след от пробежавшей слезы и стер его поцелуем.

«Я ее не люблю. Я никогда ее не полюблю», – напоминал он себе снова и снова, ласково приподнимая Селин за плечи, чтобы снять рубашку. Очень осторожно, чтобы не запутались волосы, он снял рубашку и бросил ее на пол.

«Она – моя жена. Мы связаны пустыми обещаниями и деньгами, но больше ничем».

Он положил руку между ее бедер и почувствовал тепло и влагу. Она готова принять его. Легким прикосновением он заставил ее раздвинуть ноги. Склонившись, Корд посмотрел на Селин. Она тоже смотрела на него из темноты, наблюдала за ним, ждала его. Он был готов войти в нее, но теперь нарочно оттягивал этот прекрасный миг – цель была так близка, что он хотел продлить эту сладостную пытку.

«Она моя жена».

Еще некоторое время он осторожно и мягко касался ее тела, затем начал погружаться в ее лоно. Как прекрасно было ощущать ее тепло! Корду казалось, что он сойдет с ума, если помедлит еще немного. Теперь уже одним уверенным, сильным движением он полностью вошел в нее. Она закричала. Он сжал ее бедра и заставил замереть. Корд знал, что сейчас делает ей больно, знал, что на ее бедрах останутся синяки – следы от его пальцев, но хотел оставаться внутри нее как можно дольше. Если возможно, то вечность.

Селин казалось, что ее разорвет на части ощущение плоти Корда внутри нее. Его пальцы впились в ее мягкие бедра, удерживая ее под собой. Она попыталась пошевелиться, освободиться от этого переполняющего ее ощущения, но постепенно поняла, что он молча умоляет ее лежать не двигаясь. Она зажмурилась, стараясь не обращать внимания на стихающую боль, и прижалась к нему, боясь пошевелиться, боясь, что он сделает что-нибудь, от чего эта пронзительная боль возобновится.

Он горячо дышал ей прямо в ухо, по спине бежали мурашки. Селин дрожала, а Корд задыхался, постанывая. Он полностью растворился в ней, был внутри нее и вокруг нее, напряженный настолько, что напоминал себе натянутую тетиву.

Теперь она стала его женой. Он был внутри нее, стал частью ее, наполнил ее своей плотью. Она поглаживала его по мускулистой, гладкой спине, по ребрам, потом опустила руки к его бедрам. Мысль о том, что их тела наконец соединились, привела ее в чудесное состояние. Она почти забыла о боли. Они лежали, слившись в одно целое, на хрустящих, прохладных простынях. Их ласкал морской ветерок. Вокруг них складками ниспадала москитная сетка, они словно оказались в прозрачном коконе.

Корд боялся отпустить ее бедра, боялся, что она пошевелится, чтобы освободиться от боли, освободиться от него. Он попытался смягчить эту боль поцелуями, провел языком вокруг уха, спустился ниже, к шее. Тепло, смешанное с медом, разливалось вокруг него. Корд снова начал двигаться внутри Селин – очень медленно, боясь снова причинить ей боль. Она не двигалась в ожидании и едва дышала, продолжая поглаживать его спину кончиками пальцев. Миллиметр за миллиметром он наконец начал отделяться от нее, покидать ее теплое лоно.

– Нет, пожалуйста, останься, – прошептала она.

Корд потерял над собой контроль. Запрокинув голову, он громко закричал, дав волю чувствам, проникая в нее снова и снова, изливая свое семя в ее чрево.

Наконец стук его сердца начал постепенно стихать, он осознал, что нависает над Селин, опираясь на локти, а она, открыв глаза, внимательно смотрит на него. Через некоторое время она перевела взгляд на распахнутую балконную дверь. Как хорошо, что до этого ему удалось доставить ей настоящее удовольствие, ведь на сей раз она не достигла пика блаженства вместе с ним.

– Ты была девственницей, – выговорил Корд, чувствуя такое смущение, какого не испытывал никогда прежде.

– Ты говоришь так, словно это грех.

– Тебе никогда больше не будет так больно.

Ее губы были слишком большим искушением. Ему снова захотелось ее поцеловать, только теперь уже медленно, наслаждаясь их сладостью. Он вышел из нее и на мгновение ощутил какую-то утрату.

Они лежали рядом, совершенно обнаженные, едва касаясь друг друга, наслаждаясь прохладой ветерка, обдувающего их разгорячённые тела. Селин очень хотелось расспросить его, что он чувствует, узнать, испытает ли когда-нибудь еще испепеляющий душу огонь наслаждения, который она познала, когда он поднял ее до заоблачных высот. И этот его крик – неужели он тоже испытал такое блаженство?

– О чем ты думаешь?

Похоже, он требовал ответа, а не просто интересовался.

– Так всегда бывает?

– Я уже сказал тебе, что ты никогда больше не будешь чувствовать боли, если только тобой не попытаются овладеть силой.

Она повернулась к нему:

– Ты никогда не будешь заставлять меня силой.

Его снова потрясла ее доверчивость. Казалось, она знает его лучше, чем он сам.

– Я говорила не о боли, – продолжала она. – Я имела в виду другое…

– Удовольствие?

– Да.

Корд не знал, как он может обещать ей это, если сам до сегодняшней ночи не испытывал такого острого наслаждения ни с одной женщиной.

– Всегда бывает по-разному, хотя в то же время это всегда одно и то же.

Как жаль, что они не были настоящими друзьями. Она могла бы тогда попросить его объяснить ей это. При нынешних отношениях она не могла преодолеть смущения.

Одно стало для Селин совершенно ясно: ее страхи остались позади. Она знала, что не сможет быть такой же, как мать. Из вечера в вечер соединяться с совершенно чужими мужчинами в столь интимном акте она не сможет даже за все деньги мира. Она скорее умрет с голоду.

Москитная сетка всколыхнулась и замерла, когда ветерок улегся. В мертвой тишине слышалось только назойливое гудение насекомых-кровопийц, которые никак не могли прорваться сквозь защитный навес, да еще ровное дыхание Корда. Она думала о том, что сейчас между ними произошло. Как же это было бы, если бы они любили друг друга? Могли ли ощущения быть еще ярче и приятнее?

– Не жди от меня любви, Селин. Во мне нет этого чувства.

Можно было подумать, что он прочел ее мысли.

– У всех нас есть любовь, которой можно поделиться. Просто некоторым это сделать труднее, чем остальным, – сказала она.

Он так старательно стремился сохранить стену вокруг своего сердца, что ей захотелось взять его за руку, подбодрить, убедить, что он не один. Вместо этого она спросила:

– Неужели твой кузен Алекс хотел, чтобы ты замкнулся в себе и никогда не испытал любви? Ты говорил, что он любил тебя. Неужели он хотел бы видеть, как ты всю жизнь живешь с каменным сердцем?

– Каменное сердце ничего не чувствует – ни любви, ни боли. А я потерял всех, кого когда-то любил.

– Так, значит, ты предпочитаешь всю жизнь жить без любви и не рискуешь испытать это чувство снова?

Он перекатился на бок и приподнялся на локте:

– Почему ты так настойчиво хочешь навязать мне твою чертову помощь?

– Наверное, я все еще так наивна, что верю в то, чему меня учила одна очень мудрая женщина, – сказала она.

– Чему же это?

– Тому, что любовь исцеляет все недуги, лечит любые раны.

– Я не болен и не ранен.

– Но ты все равно страдаешь от боли.

– Прекрати, Селин.

Испугавшись, что он уйдет в свою комнату, она перестала настаивать, но не удержалась и добавила:

– Мне бы хотелось чаще видеть тебя улыбающимся.

Он не обратил внимания на ее замечание и снова откинулся на спину. Селин взбила подушку и расправила ее. Потом протянула руку, нащупала простыню и прикрыла свое обнаженное тело.

– Ты закончила нудеть?

Вздохнув, она легла и закрыла глаза:

– Да.

Корд прислушивался к ее глубокому, ровному дыханию. Он никогда не спал в одной постели с женщиной всю ночь. И не собирался это делать только из-за того, что Селин – его жена. Этому было только одно объяснение: ему совершенно не хотелось уходить от нее. Это желание вот так просто лежать с ней рядом выводило его из себя. Она повернулась на бок и во сне придвинулась к нему поближе. Протянув руку, Корд натянул простыню ей на плечо.

Любовь. Потеря времени и источник огромной боли. Любовь – для дураков. Глупость, придуманная для тех, кому хотелось испытать, что такое боль.

Она снова пошевелилась не просыпаясь, провела по простыне рукой и положила ее ему на грудь. Ее прикосновение было легко и невинно, она сделала это совершенно неосознанно, но Корду оно сказало очень о многом. Теперь они связаны не только простой брачной клятвой. Их связало нечто большее – отношения мужчины и женщины. Они стали плотью от плоти друг друга, обменялись чем-то, что было старо, как время, и вечно, как мир. Они стали мужем и женой. Нет ничего плохого, чтобы остаться спать в ее постели. К тому же в этой комнате нет тех воспоминаний, которые поджидали его в хозяйских покоях. Он останется спать здесь, рядом с ней, до рассвета. Но он не станет ее любить.

Фостер и Эдвард, в ночных сорочках и шлепанцах на босу ногу, медленно выбрались в коридор, держа в руках по подсвечнику. Как только они подошли к хозяйским покоям, Эдвард прижался ухом к двери.

– Я ничего не слышу, – прошептал он.

– Попробуй, нажми на ручку, – предложил Фостер.

– Сам попробуй, Фос, – отмахнулся Эдвард, с силой задувая свечу. Фостер сделал то же самое.

Насколько они могли судить, в хозяйских покоях было темно и тихо. Фостер оттеснил Эдварда и повернул ручку двери. Тяжелая створка совершенно бесшумно распахнулась. Слуги на цыпочках вошли в дверь и уставились на пустую кровать на возвышении.

– Его здесь нет, – проговорил Фостер с легким удивлением.

– Не думаешь ли ты… – В голосе Эдварда послышалась надежда.

– Может, нам повезет. – Фостер направился к двери, ведущей в комнату Селин.

– Я ничего не слышу, – снова сказал Эдвард. На сей раз он сам нажал на дверную ручку.

Фостер за спиной друга потянулся вперед, тоже желая посмотреть. Половицы под их весом громко, протестующе заскрипели. Оба мужчины замерли, затаив дыхание. Из-за двери все еще не доносилось ни звука.

Эдвард легко толкнул дверь и распахнул ее.

– Я ничего не вижу. – Разочарованный Фостер выглядывал из-за плеча Эдварда. – О Боже…

– Что? Скажи мне! – Эдвард даже трясся от возбуждения.

– Вон, на полу…

– Я вижу… Это брюки Кордеро…

– И ночная рубашка…

Фостер поскорее закрыл дверь, лишь в последний момент вспомнив, что это нужно сделать совершенно бесшумно. Отбежав на середину хозяйских покоев, он оглянулся на дверь комнаты Селин, с трудом сдерживая радость.

– Они сделали это, Эдди! Сделали! Теперь есть надежда, настоящая надежда, что эта свадьба окажется не напрасной. Эдвард покачал головой:

– А я уж совсем было отчаялся. Прошло уже много недель, а они до сих пор только несколько раз поцеловались, насколько я знаю. О Фос, это лучшее, что мог сделать наш Кордеро, правда? Может, теперь все изменится в его жизни?!

– Нам остается только надеяться. Крепостной ров пересечен и крепость взята, так сказать.

Эдвард похлопал Фостера по плечу:

– Как здорово ты умеешь говорить, Фос! Настоящий поэт!

Селин и не ждала, что увидит Корда в своей постели на следующее утро, но то острое разочарование, которое она испытала, обнаружив, что он уже поднялся и ушел, оказалось для нее совершенно неожиданным. Она отбросила москитную сетку и вспыхнула, увидев брошенную на стоящий рядом стул ночную рубашку. Селин быстро убрала ее в платяной шкаф в дальнем конце комнаты.

Все платья, что принадлежали Джемме, висели рядом с двумя-тремя нарядами матери Корда. Выбрав одно из платьев и расчесав волосы, Селин вышла из комнаты и почувствовала дразнящие запахи готового завтрака. Ее вдруг охватило страшное смущение оттого, что сейчас придется снова столкнуться с Кордом: она не знала, как вести себя теперь, после их близости. И решила держаться в соответствии с его поведением. Если он вообще не ушел, занявшись делами.

Селин обнаружила, что он сидит у стола, откинувшись на спинку стула и перекинув через нее руку, и смотрит куда-то в пространство. Ада, кажется, дошла как раз до середины пересказа какого-то рецепта.

– Потом я беру маленький сухой ломтик хлеба – считается, что лучше брать корочку, но не обязательно, – ровно намазываю глазированный… – Заметив Селин в дверях комнаты, Ада замигала и заулыбалась. – О, доброе утро, дорогуша! Мы так надеялись, что ты успеешь спуститься вниз прежде, чем Кордеро уйдет по делам. Я так рада, что Корд теперь займется всем этим вместо меня. Не знаю, что бы я стала делать, если мне пришлось бы всем этим заниматься и дальше. Помню один год, как раз после урагана… Когда был ураган, Ганни?

– Восемь, может, девять лет назад, – ответила Ганни, не замедляя шага по направлению к столу. Она как раз принесла тарелку для Селин: еды на ней хватило бы на троих. Служанка поставила блюдо там, где стоял еще один прибор, и вышла из столовой.

Селин наконец решилась поднять глаза на Корда и увидела, что он хмуро смотрит на нее.

– Что-то не так? – спросила она.

– Это платье моей матери?

Селин кивнула:

– Фостер и Эдвард подумали, что некоторые из ее платьев будут полегче, чем те, что есть у меня. – Она начала подниматься из-за стола. – Если ты не хочешь, чтобы я их носила…

Он отрицательно покачал головой:

– Вовсе нет. Я спросил, потому что подумал, что видел его когда-то прежде. Оно вышло из моды, – добавил он.

– Неважно. Это очень красивое платье.

– Кстати, об Элис, – вмешалась Ада. – Она говорит, что очень счастлива, потому что вы оба здесь. Она рада, что мне больше не придется быть одной.

– Это что – шутка, тетя Ада? – резко спросил Корд.

– Ну что ты, дорогой мой! Это не шутка. Я думала, может, вы с Селин уже обсудили это.

Теперь Корд перевел требовательно-вопрошающий взгляд на Селин. Она попыталась улыбнуться.

– Что обсудили? – Он напрягся, руки его сжались в кулаки, на лбу залегла глубокая морщина.

– Твоя тетя верит, что общается с духом твоей матери, – тихо пояснила Селин.

– Я не просто верю в это, – пояснила Ада. – Я на самом деле слышу ее.

Селин мягко сказала:

– Я уверена, что так и есть, тетя Ада.

– А я уверен, что нет!

Лицо Корда говорило о том, что он ужасно разозлился, и Селин пришлось взять его за руку. Как ни страшен был охвативший его гнев, но при одном ее прикосновении он исчез, словно промчалась летняя гроза. Он внимательно посмотрел в ее прекрасное лицо.

– Она думает, что разговаривает с моей матерью, а ты в это веришь?

– А кто может доказать, что это не правда? – возразила Селин.

Корд посмотрел сначала на одну женщину, потом на другую и вскинул руки:

– Я привык жить без женского окружения и сейчас начинаю думать, что вы все – взбалмошные болтушки. – Он поднялся и перешел к своему месту во главе стола. – Я не хочу больше это обсуждать, тетя, если вы не против, – сказал он, садясь.

– Расскажи нам, что ты узнал вчера, – попросила Селин, чтобы сменить тему и вместе с тем удовлетворить свое любопытство относительно работы на плантации.

Завтракая, Селин слушала, как Корд подробно, словно это отчет о проделанном за день, рассказывает, что увидел и услышал вчера. Он похвалил тетю за умелое управление хозяйством и отдал должное рабу по имени Бобо.

Селин наблюдала за тем, как он говорит, как непринужденны его поза и манеры. Она вспомнила, как вчера ночью двигалось его тело, когда он наполнял ее собой. Она не могла удержаться от воспоминаний обо всем, что он сделал и что заставил ее почувствовать. Селин ощутила, как медленно краснеет, вспоминая свои безудержные крики, когда он довел ее до исступления. Ей казалось, что она слышит, как звучал его голос, когда он сам достиг вершины блаженства.

Как же он мог оставаться настолько безразличным теперь? По его виду невозможно было судить, тронут ли он хотя бы чуть-чуть тем, что произошло между ними.

– Ты в порядке, Селин?

Корд наклонился к ней, не сводя с нее глаз, и Селин не могла оторваться от этой темной бездны, не умея подобрать нужные слова.

– Я… ну… я…

– Ты пылаешь огнем.

– Я прекрасно себя чувствую, правда. – Она опустила глаза в тарелку и принялась выкладывать в рядок горошины перца.

– А ты вообще спала, дорогуша? – Ада участливо наклонилась к ней, опершись о край стола.

Селин почувствовала, что ей становится еще жарче.

– Конечно, спала.

Слава Богу, Корд ничего не сказал, но когда Селин подняла на него глаза, то заметила, что на его губах заиграла улыбка.

– Так что ты собираешься делать сегодня? – спросила Селин, быстро переводя разговор на другую тему.

Корд вернулся к действительности:

– Я собираюсь посмотреть, что необходимо сделать для того, чтобы привести в порядок дом и сохранить урожай этого года. А ты, может, поможешь мне – возьмешь на себя сад и наведение порядка здесь?

Селин кивнула, довольная тем, что и ей отведена роль в возрождении этого дома.

– Ты хочешь восстановить все так, как было прежде?

– У нас все равно нет ни одного плана или чертежа, которыми мы могли бы руководствоваться.

Очевидно было, что это ему не безразлично, но он не хочет подавать виду. Селин порадовалась тому, что легко может воспользоваться его воспоминаниями, которые помогут ей.

– Я могу спросить у Элис, как здесь все было, – вызвалась Ада.

Корд потер переносицу и вздохнул.

– Я отправлюсь на завод, – сообщил он. – Не могу больше терять время на разговоры о привидениях-консультантах. – Он отодвинул стул и поднялся.

– Я тебя огорчила, дорогой Корд? – Ада в отчаянии ломала пухленькие ручки. На глазах ее заблестели слезы.

Корд это заметил и, обогнув стол, остановился за стулом тети. Он протянул руки, взял ее ладони в свои и улыбнулся. И вдруг Селин сделала удивительное открытие: этот человек, который так старается скрыть ото всех свою уязвимость, улыбкой способен очаровать даже самое бесчувственное существо.

– Тетя Ада, я совершенно не огорчен.

– Но ты не веришь про Элис, да?

– Боюсь, что нет.

Ада вздохнула.

– Твою матушку расстроят эти слова, – сказала она.

Корд выпрямился и заметил, что Селин внимательно за ним наблюдает. Понимающая улыбка тронула уголки ее губ, самых сладких на всех, которые он когда-либо касался. Селин сидела спиной к окнам, и солнечный свет искрился в ее длинных распущенных волосах. На ее нижней губе осталась капелька джема, он увидел, как она слизывает ее кончиком языка, и едва удержался, чтобы не сделать это за нее.

Когда она незадолго до этого вошла в столовую, он почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Если бы не присутствие тетушки, он схватил бы ее в охапку и унес наверх, в постель.

Почувствовав на себе его взгляд, Селин постаралась не обращать на него внимания, но зарделась и ниже склонилась над тарелкой, словно ее больше всего на свете интересовала еда. Он снова обошел вокруг стола и остановился теперь позади стула Селин, едва не взяв в руки ее ладони, как только что сделал с тетей Адой, но сдержался. Он хотел, чтобы близость, которая связала их, осталась за закрытыми дверями. Если он привыкнет к тому, что она рядом, и будет зависеть от нее, добром это не кончится.

– Я не знаю, когда вернусь, – сказал он.

Она подняла на него взгляд. Щеки ее пылали, глаза были полны жизни и обещаний. Несмотря на твердое решение осмотреть поместье, он готов был схватить ее в объятия, унести наверх и закрыть за собой дверь до самого вечера.

Однако не успел он пошевелиться, как вдруг в комнату ворвалась Ганни. Она начала что-то говорить Аде, но вовремя вспомнила о Корде и обратилась к нему:

– Пришел колдун. У наших дверей несчастье. – Страх в ее глазах говорил сам за себя.

Селин со звоном уронила вилку. Ада встала и принялась дрожащими пальцами поправлять прическу. Корд пошел следом за Ганни.

Во дворе, между пристройкой к кухне и верандой, толпилось около тридцати негров-рабов. Многих из них он встречал вчера. Тогда все они рассматривали его с любопытством, никто не был настроен так враждебно, как сейчас. Мужчины хмурились, женщины смотрели испуганно, дети были как-то зловеще тихи и жались к юбкам матери. В центре этой группы стоял беззубый сутулый старик-раб.

Скрюченными от артрита руками он сжимал посох-трещотку, украшенную кошачьими зубами и ракушками. Его тощие плечи были укрыты козлиной шкурой. За спиной старика возвышался Бобо.

Селин обняла тетю Аду за талию. Корд сделал шаг вперед и подошел к краю веранды. Прежде чем он успел вымолвить хотя бы слово, Бобо проговорил:

– Кое-кто из наших ездил вчера на рынок. Они услышали о ведьме. Ребята говорят, она приехала сюда с вами. Из-за нее утонул корабль. Колдун пришел, чтобы увидеть ее.

Корд через плечо взглянул на Селин. Она стояла белая как полотно.

– Подойти ко мне, Селин.

Он старался говорить спокойно и ровно, чтобы не испугать ее больше, чем она уже была напугана. Он хотел быть рядом с ней на случай, если она вдруг упадет в обморок.

Когда Селин подошла к краю веранды, по рядам рабов пробежал сдержанный шепот. Корд обнял ее за талию и легонько, ободряюще прижал к себе.

Колдун вышел вперед, задрав голову, посмотрел на девушку и вытянул перед собой посох, словно защищаясь.

Корд взял Селин за руку и обратился к толпе:

– Это моя жена. Она добрая колдунья. Очень могущественная добрая колдунья. – Голос его звучал властно.

– Что ты говоришь?! – выдохнула Селин.

– Доверься мне, – шепнул он.

С сомнением посмотрев на мужа, Селин снова повернулась к толпе. На нее были устремлены темные, полные подозрения глаза. Самыми непроницаемыми оставались глазки колдуна. Одного взгляда на него ей было достаточно, чтобы понять: этот человек обладает огромной властью и силой, но на добрые или злые дела направлена эта сила, она сказать не могла сила, которую она заметила в его глазах, не соответствовала тщедушности его тела. Он согнулся и трясся от старости, и Селин стало жалко его, когда он сделал первое движение. Колдун шагнул вперед, крепче сжал скрюченными, узловатыми пальцами посох и принялся потрясать им перед Селин.

– Я брошу в тебя могильную грязь, – прошамкал он.

– Что он говорит? – Селин крепче сжала руку Корда.

– «Я брошу в тебя могильную грязь». Это такое проклятье. Считается, что если виновный дотронется до могильной травы, то ослабеет и умрет. Его колдовство может убить того, кто в это верит.

Селин напряглась. Ни один колдун не сможет запугать ее лживыми обвинениями!

– Подозреваю, он пытается показать, что является более могущественным колдуном, чем ты, – прошептал Корд.

– Но это смешно! Я не претендую на его роль, – прошептала она ему в ответ. – Скажи ему, что я не ведьма.

– Они уже слышали обратное и никогда мне не поверят. Им только нужно знать, что ты не причинишь им вреда, поэтому они обратились к колдуну за помощью. Колдовство составляет важную часть их жизни. Их верования имеют очень глубокие корни.

Она кивнула, отпустила его руку и сделала еще один шаг к краю веранды, чтобы самой обратиться к собравшимся рабам.

– Вы живете здесь гораздо дольше, чем я. Это ваш дом, но и мой. Клянусь, что не сделаю вам ничего плохого… – Она посмотрела на Корда. – И мой муж тоже.

Корд почувствовал гордость за то, что она так смело повела себя в ситуации, когда любая другая женщина упала бы в обморок. Селин стояла гордо выпрямившись, и ветер играл прядями ее волос, распустившихся по плечам. Она постаралась посмотреть в глаза каждому из рабов, собравшихся во дворе.

Корд снова подошел к ней и взял ее за руку. Селин почувствовала прилив тепла и благодарности.

– Я приехал домой, чтобы сделать жизнь в этих местах лучше для всех, – начал он. – Моя жена помогает мне. Она…

Внезапно тишину разорвал душераздирающий крик. Обезумевшая от горя женщина ворвалась на площадку сквозь просвет в кустах, растущих вокруг двора. Удивленная Селин увидела, как она бросилась к Бобо, схватила его за руку и принялась что-то неразборчиво бормотать, сотрясаясь от рыданий.

– Что такое? Что случилось? – спросила Селин, дергая Корда за руку.

Толпа больше не обращала на нее никакого внимания, сосредоточившись на истерически всхлипывающей женщине. Колдун и его соперница больше не представляли для них никакого интереса.

– Это жена Бобо. Пропал их маленький сын.

Корд сбежал вниз по ступеням, Селин последовала за ним, и толпа почтительно расступилась, чтобы дать им подойти к Бобо и его жене. Всеми позабытый колдун остался где-то позади толпы. Селин ощутила, как его злобный взгляд пронизывает ее до самых костей.

К ним присоединилась Ада:

– Что случилось? Что за несчастье?

– Пропал малыш Бобо. – Селин всем сердцем сочувствовала расстроенной молодой матери, которая плакала навзрыд, стоя рядом с мужем.

Ада начала причитать по поводу несчастья. Селин же с трудом старалась не обращать внимания на злобные взгляды колдуна. Рабы, окружившие ее, вдруг отступили на несколько шагов. В их глазах и позах появились страх и недоверие.

Корд оглянулся: их уже окружало человек семьдесят, и, положив руку на плечо жены, притянул ее к себе поближе.

– Мальчика нет вот уже почти два часа. Ему всего шесть лет, – пояснил он.

Посмотрев на юную мать, которая была ненамного старше самой Селин, девушка поняла, что должна вмешаться. Ведь она могла бы узнать что-то такое из прошлого, что помогло бы указать место, где сейчас пребывает мальчуган. Но, конечно, это подвергнет ее саму опасности – страх рабов может только усилиться. И все-таки, глядя на Бобо и его жену, она поняла, что не может повернуться спиной к их беде только ради того, чтобы уберечь себя. Перса предупреждала ее, что может настать такое время, когда она вынуждена будет воспользоваться своим даром ради доброго дела, даже если самой ей придется заплатить за это немалую цену.

– Доверься мне, – шепнула она Корду. – Скажи, что я хочу взять эту женщину за руку.

– Что ты делаешь? Сейчас не время для театра.

Селин знала, что, раз Корд смотрит так тяжело и упрямо, от него ничего не добьешься, он не изменит своего мнения. Силач-надсмотрщик был ее единственной надеждой.

Она повернулась к Бобо:

– Если бы я могла подержать твою жену за руку, я, возможно, смогла бы помочь найти вашего ребенка.

Когда Бобо посмотрел на нее с высоты своего роста, словно не понимая ни слова из того, что она сказала, Селин повторила свою просьбу и добавила:

– Я не хочу тебе зла, тем более не хочу зла малышу.

Бобо посмотрел на свою расстроенную жену. Селин догадалась, что страх за сына борется в нем с нерешительностью.

– Пожалуйста, нельзя терять времени, – поторопила она.

Бобо схватил жену за руку и притянул ее к Селин.

Селин взяла руку молодой женщины в свои ладони. Ей пришлось сжать их очень крепко, потому что жена Бобо попыталась вырвать руку.

– Скажи ей, чтобы она расслабилась и думала о тех местах, где малыш любит играть.

– Селин! – Голос Корд звучал обеспокоенно.

– Скажи, – потребовала Селин.

Бобо быстро приказал что-то жене.

Селин забыла обо всех стоящих рядом и открыла свой мозг навстречу воспоминаниям молодой рабыни. Сначала она ничего не почувствовала, потом видения стали отчетливыми.

Трюмы корабля. Нижняя палуба. Ряды полок друг над другом. Нет, это не полки, это – кровати. Все они заполнены телами. Кто-то едва жив, кто-то уже умер. Нищета, грязь и вонь. Звон цепей. Стоны, пропащие души. Они слишком слабы, чтобы плакать. Болезни. Смерть и лихорадка. Страх, даже ужас.

– Селин!

Девушка почувствовала, как пальцы Корда впились ей в плечо. Она попала не в те воспоминания и через силу открыла глаза, подождав, пока видения рассеются. Тяжело втянув в себя воздух, она постаралась освободиться от ужаса воспоминаний о корабле, доставляющем на острове рабов.

– Что за чертовщина с тобой творится? – Голос Корда звучал не столько сердито, сколько испуганно.

– Я в порядке. Скажи ей… – Селин заставила себя посмотреть на молодую женщину, и вдруг ей стало стыдно за то, что она жила в этом мире и смотрела на рабство как на неизбежное зло. – Вели ей думать о ребенке. Только о ребенке и его любимых местах!

– Прекрати это немедленно!

Она слышала: Корд больше обеспокоен, нежели рассержен.

– Не могу. Не сейчас, когда мне, может, Удастся спасти мальчика, – сказала она.

Корд оглянулся на толпу. Они столпились вокруг, наблюдая за белокожей ведьмой.

Бобо что-то быстро сказал жене и кивнул Селин:

– Снова. Попытайтесь снова.

Лошадь. Серая, с лохматой гривой. Яркая, сверкающая розовая раковина. Бананы. Кристально чистая, плещущаяся вода. Это не море. Чистая вода. Падающая сверху. Разбивающаяся о камни. С грохотом падающая вниз. Сверкающая, словно бриллианты, на мхе и папоротнике. Водопад. Огромная радость. Ребенок, карабкающийся по скользкой обрывистой скале. Гордость и страх, когда она стаскивала его вниз. Нет! Не подходи близко к воде. Слишком близко. Не упади!

Селин оторвалась от образов, подсказанных ее подсознанием, отпустила руку жены Бобо и глубоко вздохнула. Когда она наконец почувствовала себя нормально, то первым делом взглянула на Корда. Он не сводил с нее глаз.

– Я думаю, что знаю, где может быть ребенок, – сказала она.