Мечтательница

17

– Что, черт возьми, значит «она пропала»?

Корд сразу вспомнил предыдущий вечер, разговор Селин с Коллином Рэем, сцену, свидетелем которой он стал. Рэй очень болезненно воспринял отказ Селин. Неужели он набрался наглости, вернулся и увез ее силой?

Или, может, Селин обманула его? У нее было достаточно времени, чтобы обдумать предложение Рэя, взвинтить себя, вспоминая то, что Рэй выложил ей о ночном визите Корда в бэйтаунский бордель. «Может быть, – рассуждал молодой человек, – она решила принять предложение Рэя и нашла кого-то, кто согласился отвезти ее в город?»

– Мы не видели ее с тех пор, как она ушла, чтобы проследить за работой в саду, – стараясь перекричать шум дождя сообщил Фостер.

– Я сама ходила искать ее, – плакала Ада, – но ее не оказалось нигде поблизости от дома. И еще я не могу найти Ганни.

– Когда именно каждый из вас видел Селин в последний раз? – потребовал Корд точного ответа.

– После завтрака, – сообщил Эдвард.

– Перед самым обедом, когда я хотел узнать, собирается ли она присоединиться к мисс Аде, – вспомнил Фостер. – Она сказала, что хотела бы закончить кое-какие мелочи и сразу после этого придет. Когда она не пришла, я решил, что она увлеклась работой.

В разговор снова вмешалась Ада:

– Но она так и не пришла! Понимаешь, даже после того как пошел дождь! О, бедная, бедная моя Селин!

Рыдания Ады не утихали, Корд даже не пытался ее унять. Понимая, что они все четверо выглядят по-идиотски, стоя посреди двора под проливным дождем, он наконец принял решение:

– Вы все отправляйтесь домой. Может, она уже вернулась. Если вы еще немного здесь задержитесь, дорогу размоет окончательно и по ней будет не проехать. Я позову Бобо, возьму собак, мы пойдем в сад и начнем поиски оттуда.

Корд не стал дожидаться, чтобы проводить их, и бегом вернулся в здание перегонного цеха, где Бобо следил за тем, как группа рабов покрывает бочки для рома воском, чтобы напиток оставался прозрачным в течение тех лет, что будет в них выдерживаться. Когда подошел хозяин, Бобо переключил на него все свое внимание.

– Пропала моя жена. – Корду больше ничего не нужно было говорить.

Бобо бросил воздуходувные мехи, которыми работал, чтобы поддерживать огонь под емкостью с воском, и кивнул, указывая на двоих из рабов:

– Отлично идут по следу, – пояснил он. – Охотники.

– Возьми собак!

Корд уже выходил из цеха. Рабы бросили свою работу и поспешили за хозяином.

Темнело. Ливень прекратился, и стало почти невозможно дышать из-за отвратительного сладкого запаха перезревших манго и гуавы. Промокшей до нитки Селин никак не удавалось справиться с бьющей ее дрожью – вечерний ветер то и дело прорывался сквозь спутанные ветви над ее головой.

Когда кончился дождь, насекомые облепили тело Селин, безжалостно впиваясь в кожу, отлетая и жаля снова. Поскольку руки ее были связаны за спиной, она никак не могла защитить себя от этой напасти. На закате зазвучал настоящий жабий хор, и Селин вскоре начало казаться, что громоподобное квакание вот-вот сведет ее с ума. Ей хотелось закричать, но она боялась, что, крикнув один раз, уже не сможет остановиться.

Стараясь не терять самообладания, Селин пыталась ослабить веревки. Она почувствовала, что по ее запястьям уже течет теплая кровь. Уверенная в том, что здесь, в глубине болот, ее никогда не найдет ни одна живая душа, девушка продолжала бороться за свою свободу. Она дала себе слово, что не отступит до тех пор, пока в ее жилах течет хотя бы одна капля крови.

Интересно, кто-нибудь в доме уже заметил ее отсутствие? Она не вернулась к обеду. Наверняка Фостер и Эдвард обратили на это внимание, даже если этого не сделала Ада. А Корд? Сколько пройдет времени, прежде чем он поймет, что она пропала? Будет ли он переживать из-за этого?

Селин закрыла глаза, чтобы не видеть, как над болотом сгущаются сумерки, лишая ее всякой надежды на спасение. Обратив лицо к потемневшим небесам, Селин открыла глаза, стараясь обнаружить хотя бы одну звезду, свет которой мог бы пробиться сквозь густые заросли джунглей над ее головой. Она отчаянно пыталась разглядеть хотя бы один-единственный лучик света, чтобы смотреть на него и не потерять надежды. Но не нашла ни одного.

Так вот какое наказание ее постигло за убийство Жана Перо, внезапно догадалась Селин. Она избежала виселицы, но теперь Бог послал ей возмездие. Селин затрясла головой, чтобы не поддаться этому безумию. Она убила, чтобы защитить себя, не по злобе и не в гневе. Неужели Бог решил все-таки покарать ее? Может, ей следовало не искушать судьбу, остаться в Новом Орлеане, пойти в полицию.

Но тогда она никогда не встретилась бы с Кордеро. Никогда не вышла бы замуж за него и не приехала бы на Сан-Стефен. Никогда не занималась бы с ним любовью… Неужели она отказалась бы от всего этого, предоставься ей сейчас такая возможность? Она вспомнила глаза Корда, глаза, в которых затаилась боль, которые так часто ловили ее взгляд и прятались, не желая выдавать своих чувств. Она мечтала вернуть ему умение смеяться, научить его верить в жизнь и любовь. Предлагая ему свою любовь, она надеялась исцелить его сердце. Но не успела даже начать.

Она заплакала от несправедливости происходящего. Селин сотрясалась от рыданий. Окровавленный сюртук Корда валялся где-то рядом в грязи. Может, его уже нет в живых? Неужели колдун отомстил им таким страшным образом?

Все ее тело чесалось и зудело. Ее облепили бесчисленные москиты. Она сходила с ума от их укусов, не имея возможности прикоснуться к собственной коже. Ей казалось, что хуже уже быть не может, но именно в этот момент она ощутила движение сотни тонких ножек на своем бедре.

Память Селины пронзила яркая вспышка: она увидела стеклянные блюдца, наполненные водой, под ножками мебели. «Необходимая мера предосторожности, милая моя. Сороконожки весьма ядовиты».

Селин начала брыкаться и извиваться, но отвратительное насекомое продолжало взбираться вверх по ноге. Девушка снова резко двинулась, и в этот момент где-то возле паха ее тело пронзила такая острая боль, что Селин невольно согнулась пополам. Наклонившись вперед, она повисла на веревках. От этого движения веревки на запястьях натянулись еще сильнее. Мучительная боль пронзила руки, но это было ничто по сравнению с огнем, который горел там, где сороконожка вонзила в ее тело свое ядовитое жало.

Крик вырвался из горла девушки. Случилось то, чего она боялась: она не могла остановиться и кричала, пока в глазах не потемнело.

Оставляя за собой грязные следы, Корд метался взад и вперед по кухне, не находя себе места от страха и бессилия, ища выход своему гневу. Три часа подряд они с Бобо, охотники и бесполезные собаки прочесывали лес и поля вокруг дома. Дождь смыл все следы. Доведенный до отчаяния, Корд прекратил поиски ровно настолько, сколько было необходимо, чтобы еще раз переговорить с домашними и одновременно отправить Бобо опросить рабов.

Ада была на грани обморока, но держалась гораздо лучше, чем мог ожидать Корд. Стараясь сохранять спокойствие, Фостер посоветовал Аде и Эдварду сесть у стола посередине кухни. На деревянной столешнице лежали всеми позабытые и никому не нужные сейчас продукты к ужину: холодная ветчина, соленая рыба, корзинка фруктов и нарезанный ломтиками ананас.

Говард Уэллс, внимательно наблюдающий за происходящим, не произнося ни слова, взял ломтик сочного ананаса и начал его жевать.

– Постарайся взять себя в руки, Эдвард Лэнг, – проворчал Фостер.

Эдвард уронил голову на сложенные на столе руки. Плечи его сотрясались от рыданий.

– Мы ее потеряли! Невозможно даже представить, что с ней случилось. Кто бы ее ни украл, сейчас с ней уже покончили. Бедная маленькая мисс. Это несправедливо! И именно сейчас, когда они с Кордеро начали было…

Он вдруг замолчал и поднял голову, пытаясь понять, слышит ли его Кордеро. Хозяин мрачно взглянул на него, только добавив переживаний бедняге.

– Сейчас не время для подобных разговоров, – предупредил приятеля Фостер. – Не следует расстраивать всех вокруг больше, чем мы уже расстроены.

– Но это так печально. Что с ней сталось? – всхлипнула Ада.

– Может, этот могущественный джентльмен, что был здесь вчера вечером, решил, что ее «нет» это не ответ? – Произнося эти полные драматизма и боли слова, Эдвард вдруг икнул.

– Что такое он говорит? О чем это он? – спросила Ада, вытирая слезы.

Фостер утешительно похлопал старушку по спине и бросил в сторону Эдварда короткий предупредительный взгляд, требуя, чтобы он замолчал.

– У Селин хорошая голова на плечах, – вмешался Говард Уэллс. – Уверен, где бы она ни была, даже если она попала в лапы этого непорядочного Коллина Рэя, она сейчас придумывает, как ей сбежать.

– Замолчите! Все вы. Пожалуйста, замолчите!

Они сводили Корда с ума. Он не мог даже подумать, не смел допустить, чтобы его мысли пошли в том печальном направлении, куда повернул их разговор. Внимание Корда привлекли звуки, донесшиеся со двора через открытую дверь.

Наклонившись, чтобы войти в кухонную дверь, Бобо втолкнул вперед себя молодого человека. Обхватив его шею сильной рукой, он подволок юношу к Корду. Дрожащий паренек не отрывал глаз от каменного пола кухни.

Бобо не разжимал своей хватки.

– Хозяйку забрал колдун. Его нет уже несколько часов. Никто ничего о нем не рассказывает, но говорят, что этот был с колдуном незадолго до того, как он ушел.

Корд подошел к юноше и встал прямо перед ним, так близко, что его тяжелые сапоги для верховой езды оказались в нескольких сантиметрах от грязных и босых ног раба.

– Как тебя зовут? – спросил Корд.

– Филип. – Худые плечи молодого раба опустились.

– Расскажи, что ты знаешь, Филип. Я хочу знать правду. Я пойму, если ты станешь врать.

Раб молчал.

– Я сказал – говори! – Корд едва подавил в себе желание силой вынудить его все рассказать.

– Я могу заставить его говорить, – пообещал Бобо.

Раб задрожал еще сильнее. Он посмотрел на Корда, потом перевел взгляд на возвышающегося у него за спиной черного гиганта и трусливо начал рассказывать:

– Старик забрал женщину на болота. Говорил, она колдунья. Надо остановить ее. Мы с Ганни ходили с ним. Ганни – она убежала в горы вместе с колдуном. Они оставили меня здесь и больше, я думаю, не вернутся.

Корд схватил полураздетого юношу и сжал пальцы на его потной шее. Глаза раба расширились, весь дрожа, он захныкал:

– Не убивайте меня. – И скорчился – под руками Корда.

– Можешь мне поверить, я очень зол, но ты мне нужен, чтобы отвести меня к жене. Сделай это, и тогда посмотрим: может, я сохраню тебе жизнь.

– Очень темно. – Парень явно боялся болота ночью больше, чем гнева своего хозяина. Он попытался вырваться из хватки Корда, но Бобо дал парню крепкий подзатыльник.

– Забери его и не выпускай из виду. Мы без нее не вернемся, – приказал надсмотрщику Корд.

Ему хотелось выпить горячего кофе и переодеться в сухую одежду, но он позволил себе только кофе. Фостер, умевший предугадывать любое желание Корда без слов, протянул хозяину дымящийся напиток. Корд с благодарностью взял чашку и вдохнул восхитительный аромат. Кофе оказался с бренди.

– Спасибо, Фостер, – тихо сказал Корд. – Ты всегда так добр и внимателен ко мне.

Захваченный врасплох теплыми словами хозяина, Фостер смущенно закашлялся и отвел глаза.

– Тетя Ада, проследите, чтобы приготовили комнату Селин и побольше горячей воды. Уверен, больше всего на свете ей захочется искупаться и лечь в чистую постель, – сказал Корд, отказываясь допускать какой-то иной финал этой истории, кроме счастливого возвращения Селин.

Ада кивнула, как-то вдруг собралась и, увлеченная новой целью, бросилась прочь из комнаты. Говард Уэллс последовал было за ней, но остановился в дверях:

– Я подберу для нее что-нибудь почитать, – вызвался он.

– А я пойду поищу лаванду, чтобы положить под постельное белье, – всхлипнул Эдвард. Глаза его покраснели от слез, лицо покрылось пятнами, а плечи поникли. Медленными шагами он вышел из комнаты.

Остался один Фостер. Он следил за тем, как Корд допивает свой кофе.

– Вы найдете ее, сэр. И привезете домой живую и здоровую.

– Почему ты так уверен?

– Вам двоим на роду написано быть вместе, иначе мисс Селин никогда бы вам не встретилась на пути. Иногда, как бы мы ни противились, судьба распоряжается по-своему.

– Сегодня вечером все могло бы быть совершенно по-другому, – проговорил Корд, стараясь стряхнуть с себя усталость и неуверенность, страстно желая, чтобы не было всех тех грубых и обидных слов, которые он когда-то говорил Селин, надеясь, что еще не поздно все исправить, и мечтая о том, чтобы они могли начать все сначала.

– Вы найдете ее, сэр, – повторил Фостер. Корд не мог позволить себе даже думать иначе.

Каждый шаг вызвал в душе Корда новые страхи. Держа факел высоко в руке, прокладывая себе путь в зарослях с помощью острого мачете, он следовал за Бобо, Филипом и собаками. Когда они подошли к краю болота, охотники категорически отказались идти дальше.

Как только Корд услышал слово «болото», его охватили ужас и тревога. Однажды, когда он был мальчиком, он заблудился на болоте, и, хотя он проплутал не больше двух часов и при дневном свете, это была пытка, которой он не пожелал бы никому на свете. Ему оставалось только надеяться, что Селин не потеряла присущей ей твердости духа и надежды на то, что он ее разыщет. Потом Корд вдруг подумал, как наивны его надежды. Разве он дал ей хотя бы малейший повод верить в него? Он так старательно охранял свою неприступность, столько времени уделял тому, чтобы лелеять одиночество своего сердца, убеждая всех, в том числе и Селин, что ему нет дела ни до кого и ни до чего, что было бы не удивительно, если она и надеяться не станет, что ее кто-нибудь найдет.

Подняв факел повыше, Корд ощутил дрожь во всем теле. Продираясь сквозь густые заросли, он убеждал себя, что сейчас не время для слабости.

В душном влажном воздухе отвратительно пахло переспелыми фруктами и гнилью. Насекомые безжалостно жалили, роясь в кромешной темноте. Корд пытался представить себе, могла ли защитить Селин от этих укусов одежда, которая была на ней. Он даже не видел ее с тех пор, как холодно пожелал спокойной ночи прошлым вечером, так что понятия не имел, что на ней надето.

Раздался крик Бобо, и через секунду собаки залились громким лаем. Торопясь, Корд споткнулся и едва не растянулся в полный рост прямо в грязи. Группа выскочила на крохотную поляну в болотистых зарослях. В слабом свете факела они увидели поникшую фигурку Селин: руки ее были связаны за столом дикого манго, голова упала на грудь, длинные волосы касались грязной жижи, ноги уже погрузились в трясину.

Бобо не решился приблизиться к хозяйке. Корд передал ему факел и склонился над Селин. У него тряслись руки, когда он дотронулся до нее, пытаясь обнаружить хотя бы какие-то признаки жизни. Его пальцы прикоснулись к ее коже, она была холодной, как у покойника, и влажной. Нежно притронувшись к ее шее, он нащупал слабый, неровный пульс, и едва не упал на колени от радости и облегчения.

– Обрежь веревки, – приказал он Бобо.

Великан воткнул факел в грязь, обошел вокруг дерева и перерезал веревки мачете. Селин упала прямо на руки Корда. Бобо подошел и хотел поднять ее.

– Она моя жена, и я понесу ее сам, – сказал Корд, крепче прижимая Селин к себе.

– Убить его? – мгновение спустя спросил Бобо.

Корд посмотрел через плечо. Бобо прижал мачете к шее молодого раба. Филип тихо всхлипывал, его глаза расширились словно два блюдца.

Корд долго и тяжело смотрел на юношу, обдумывая предложение Бобо. Умирающая Селин лежала у него на руках. «Как легко вынести обвинительный приговор этому мальчишке», – подумал он, прекрасно сознавая, что большинство плантаторов, не колеблясь ни минуты, повесили бы этого раба. Он имел полное право вершить суд у себя на плантации, но, глядя на дрожащего юношу, понимал, что смерть Филипа не спасет Селин. Только Господь мог совершить это чудо. И он не хотел сейчас гневить Бога.

– Возьми его с собой, – бросил Корд через плечо, отворачиваясь.

Юноша с облегчением выдохнул и что-то забормотал вне себя от радости.

Широкими шагами Бобо обогнал Корда. Высоко подняв над головой факел, он пошел впереди, освещая хозяину путь к дому по только что прорубленной в зарослях тропе.

Она умирала и знала это. Умирала на костре. В аду. Ее трясло от холода. Селин попыталась что-то сказать, громко протестовать против боли, которая волнами прокатывалась по ее телу. Она только обрадуется смерти. Чему угодно!

Ей казалось, что она движется, пробирается в темноте по болоту. Где же звезды? Даже в самые ужасные дни плавания на небе светили звезды, по которым можно было ориентироваться. Сейчас вокруг была только темнота.

Она наконец заставила мысли оторваться от боли, позволила себе отдаться теплым рукам, которые, как ей казалось, обняли ее. Из-за боли перед глазами у нее стояла слепяще-красная завеса, но за ней Селин виделся Новый Орлеан, его улицы, собор святого Людовика, рыночная площадь. Старик Марсель – зеленщик. Она молча улыбнулась ему в знак благодарности.

Перса. Там Перса! Она ждет в маленьком домике на улице Сент-Энн. Ждет ее. Улыбается. Приветливо машет рукой. Перса о ней позаботилась бы. Она всегда это делала. Перса, которая сказала ей однажды, что ее мечты встретить настоящую любовь – пустые фантазии. Перса пыталась научить ее, что достаточно быть не такой, как все. Иметь дар. Жить с любовью в сердце. Ей следовало послушаться Персу.

– Держись, Селин. Мы почти дома.

Голос Корда донесся до ее сознания сквозь боль, прорвался через красную пелену. Она хотела попросить, чтобы он отпустил ее. Ей было слишком больно.

Корд, которому предстояло еще столько узнать о жизни, предстояло научиться любить и смеяться. Она хотела так много сделать, чтобы помочь ему. Еще не закончены работы в саду Элис. Старый дом должен обрести новую жизнь. И оставались еще Фостер, Эдвард и тетя Ада.

Она пошла по жизненному пути Джеммы О’Харли, позабыв о своем собственном. Все, о чем она когда-либо мечтала, оказалось так близко, и все-таки осталось так далеко. Будь у нее время, ей, может, удалось бы убедить мужа, что в его сердце по-прежнему есть место для любви.

Держа Селин на руках, Корд пересек веранду, ногой распахнул дверь и поднялся по лестнице. На верхних ступеньках его встретила Ада, пропустила к комнате Селин.

– Нам нужна будет горячая вода, тетя, – крикнул он через плечо, идя по коридору.

– У Фостера и Эдварда уже все готово. Они услышали твой крик, когда вы подходили к дому. По-моему, тебя слышали все на острове.

– Откинь покрывало и простыню.

Он остановился в дверях, все еще держа Селин на руках, не зная, как устроить ее поудобнее, желая смыть с нее грязь и сделать все возможное, чтобы побороть лихорадку, которая сотрясала тело девушки. Корд осторожно опустил ее на кровать. В этот момент вошли Фостер и Эдвард, неся кувшины с горячей водой и чистые лоскуты.

Корд принялся за работу, отдавая указание Аде и всем остальным, подгоняя тетушку, когда ее дрожащие пальцы двигались, как ему казалось, недостаточно проворно. Слава Богу, Ада не упала в обморок, а, напротив, доказала, что может быть куда полезнее, чем Корд смел предполагать. Она выпроводила слуг из комнаты и принялась помогать Корду снимать с Селин разорванную одежду.

– Проклятье, – выругался Корд, увидев рубцы на коже Селин. Он готов был разрыдаться от жалости к ней, но нельзя было терять ни секунды: Селин металась в жару.

Корд и Ада смыли тину и грязь с тела Селин, которая так и не приходила в себя. Приподнимая ее обнаженные безжизненные руки, меняя одну влажную тряпку за другой, он стирал грязь с ее рук, не переставая бормотать себе под нос ругательства. «На мне лежит проклятье», – повторял про себя Корд. Всякий, кто отваживался иметь с ним дело, оказывался обречен. Его мать. Алекс. Его отец. А теперь вот Селин была на волосок от смерти.

– Кордеро, дорогой, ты, честное слово, должен что-то сделать со своей речью. Что подумает Селин, если придет в себя и услышит столь вульгарные выражения?

«Она будет так же любить меня». Эти слова сами собой пришли ему на ум. Корд не потрудился ответить тете. Он продолжал приводить в порядок кожу Селин, замечая каждый, пусть Даже крохотный, рубец на ее теле.

– От этих укусов необходимо камфорное масло, тетя.

– Хинин, – сказала Ада. – Хорошая доза хинина помогает от болотной лихорадки. И нашатырный спирт. Нашатырный спирт, смешанный с эфиром. Необходимо тщательно вымыть голову. – Ада отошла на шаг назад, сложила руки на животе и покачала головой. – Такие красивые волосы. Их придется обрезать.

Кордеро закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Тетя, найдите Фостера. Дайте ему все, что вы сейчас перечислили, и пусть идет сюда.

«Фостер хотя бы будет делать свое дело молча, – подумал Корд. – К тому же он никогда не осмелится предложить обрезать волосы Селин».

При звуке своего имени, Фостер немедленно появился в дверях.

– Вы что – постоянно несете дежурство у дверей моей жены? – Корд даже не повернул головы.

– Нет, сэр. Только когда того требуют обстоятельства.

Мужчины замолчали и не произносили ни слова, пока Ада не вышла из комнаты в поисках средств. Корд отшвырнул грязное тряпье, обернул Селин чистой простыней и расправил волосы жены на подушках. Она была бледнее смерти.

– Бедная мисс, – вздохнул слуга.

– Она будет жить, Фостер. – Корд сжал ее руки.

– Я в этом не сомневаюсь, сэр.

– По твоему виду не скажешь. Я не потерплю печальных физиономий у ее постели.

– Кстати, о постелях. Могу я предложить перенести ее в вашу спальню, сэр? Там гораздо удобнее. Ваша комната лучше проветривается, и мебель более удобная. То есть, если вы вдруг захотите оставаться рядом с ней…

– Я не отойду от нее.

– …Там есть возможность лечь на кровати рядом и отдохнуть, но в то же время не беспокоить ее.

Фостер подождал, пока Корд примет решение. Это заняло не больше секунды. Он снова поднял Селин на руки и осторожно перенес в хозяйские покои.

Кордеро сидел рядом с женой всю ночь и весь следующий день. Домашние молча входили на цыпочках и снова покидали комнату. Ада поставила перед племянником тарелки с едой, но так и унесла их нетронутыми. Как-то, войдя в комнату, она поплотнее сдвинула портьеры, говоря, что лучше приглушить свет. Через час появился Фостер, распахнул и шторы, и окна, утверждая, что мисс Селин необходимы и полезны свежий воздух и морской бриз.

Час проходил за часом, а Корд все сидел рядом с Селин. Наедине со своими горькими раздумьями, наедине с воспоминаниями о прошлом и страхом перед холодным, нескончаемым будущим, которое его ожидает, если Селин вдруг умрет. Он не выпускал ее руку из своей, словно только это могло спасти ее. Держал так, как должен был держать руку Алекса, если был бы тогда на это способен. Держал так, как мог бы держать руку матери в ночь того страшного несчастья, если бы знал о случившемся.

Его не отпускала боль, которую мог испытывать только человек, чья любовь слишком долго скрывалась в самых глубинах души. Сейчас, когда она вырывалась наружу, муки были ни с чем не сравнимы. Он терзался от этой боли, давал клятвы, изрыгал ругательства и, пугаясь, снова начинал умолять Бога ниспослать ему прощение, давал такое количество клятв, что их не мог бы исполнить и святой – и все это только ради того, чтобы Селин не покинула его.

Последний раз он был в церкви много лет назад, целая вечность прошла с тех пор, когда он читал молитвы, которые заставляли его заучивать наизусть дед и священник. Сейчас, когда он сидел, обхватив голову руками, они всплывали в памяти одна за другой. Каждое слово каждой молитвы, вереница просьб и епитимий.

Селин ни о чем его не просила и в то же время подарила ему то, что нельзя сравнить ни с каким приданым, полученным от богатого отца. Она предложила ему целую жизнь, полную доверия и любви, а он был настолько упрям, что не признал и не принял этого дара.

Теперь он обязательно воспользуется этой исключительной возможностью, решил Корд. И ответит на нее. Прерывистым, хриплым шепотом он обещал ей, что постарается ответить на ее любовь, клялся, что, если только она даст ему шанс, он сделает все, что в его силах, чтобы снова научиться любить.

Селин снова заметалась по кровати, срывая с себя простыни, что-то бормоча в бреду. Он поднялся с кресла, откинул москитную сетку, сел рядом с ней, крепко обнял обеими руками и прижал к себе.

– Селин, ты меня слышишь?

– Перса мертва, – прошептала она. Голова ее металась по подушке. – Прости. Я должна была знать. Должна была попытаться спасти… Пришлось бежать… Бежать.

– Ш-ш-ш… – Корд нежно отвел влажные пряди с ее потного лба. – Очнись, Селин. Ты в безопасности. Ты на Сан-Стефене.

– Корд… – Она снова затряслась от холода. – …Ненавидит меня. Ему не нужна жена. Не нужна. Не та… Я обманула… Он думает… я краду его память.

Он слишком хорошо понял, о чем она бредит. Сердце его разрывалось от боли. Сердце, которое давно умерло – так он считал, пока не встретил Селин.

– Селин, ш-ш-ш… Ты одна. Ты нужна. Ты – единственная. Пожалуйста, прости меня. Забудь все, что я тебе говорил! Забери мою память, делай с ней что хочешь. Помоги мне найти новые воспоминания. Только не оставляй меня!

Обняв Селин, он лег рядом. Она стучала зубами от сотрясающей ее дрожи.

– Корд… – долетел до него слабый шепот.

– Я здесь. – Он едва смог вымолвить эти слова. Печаль и раскаяние сжимали его горло. Она покидала его. Так же, как Алекс. Как мать и отец. Оставляла его одного.

Корд придвинулся к ней поближе, уткнулся лицом в ее волосы и дал волю слезам, которые так долго сдерживал. Плечи его сотрясались от рыданий. Но он не выпускал ее из своих объятий.