Медный обряд. Легенды Черного озера

Глава 5

В холле института часы показывали половину первого, и я не надеялась, что застану Бориса Глебовича в кабинете. Задребезжал звонок, в коридорах смолкли шумные голоса: началась третья пара. Я торопливо провела пальцем по строчкам расписания и, минуя сурового вахтера – Зинаиду Павловну, грозу опоздавших студентов, юркнула в правую рекреацию. Здесь находилась лестница, которая вела наверх. На площадке между первым и вторым этажом я столкнулась лицом к лицу с Борисом Глебовичем, тут же вспыхнула от стыда и вжалась в стену. Профессор укоризненно взглянул на меня и направился вниз. Он держался за перила и спускался боком, с трудом переставляя ногу на следующую ступеньку. Морщинистая рука подрагивала на перилах. Я не посмела предложить свою помощь, переживая, что ненароком задену гордость профессора. Куда там! Я вообще не могла ни заговорить, ни шевельнуться, пока Борис Глебович сам не обратился ко мне, одолев лестницу:

– Так и будете стоять? На экзамен вы не явились. Ступайте к ректору, пишите заявление на пересдачу в сентябре.

– Борис Глебович… простите, – краснея до самых ушей и с трудом подбирая нужные слова, ответила я. От волнения ноги тряслись и спотыкались на ступеньках. – Я готова к экзамену. Просто ездила по одному делу и нечаянно задержалась. Не ставьте, пожалуйста, неявку, – я прикусила губу и опустила голову, чтобы спрятать выступившие слезы.

– М-да, – вздохнул профессор, вытирая платком лоб. – Ну и дела. Все, все. Отставить слезы. Пойдемте в аудиторию. Я надеюсь, у вас хватило времени, чтобы повторить материал?

Я поспешно вытерла щеки и с готовностью закивала.

– Присаживайтесь, – он положил ключи на трибуну и указал на первую парту. – Сейчас разложу билеты. Нелли, имейте в виду, я первый и последний раз делаю для вас исключение.

Борис Глебович приоткрыл окно, повесил пиджак на спинку стула, поправил галстук на рубашке в мелкую синюю клетку и подготовил экзаменационный стол. В душное помещение ворвался ароматный майский ветер. Профессор украдкой взглянул в мою сторону, и лицо у него подобрело.

Я подошла к столу, вытянула билет из середины и пробежалась глазами по списку вопросов. Волнение в один миг испарилось и сменилось радостью. Выпала знакомая тема, в свободное время я изучала ее дополнительно.

– Борис Глебович, можно сразу ответить?

– Если уверены, то, конечно, – профессор развел руками, надел очки и опустился в кресло напротив.

– Первый вопрос билета – «Древняя Русь в тринадцатом веке». Киевская Русь возникла в результате объединения восточнославянских племен под властью князей династии Рюриковичей… – бойко начала я.

Профессор слушал мой рассказ с интересом, и я с удовольствием отмечала про себя, что он больше не сердится из-за опоздания. Когда я ответила на все вопросы, Борис Глебович с одобрением кивнул, расписался в ведомости и сказал:

– Превосходно. Заметно, что вы с особой ответственностью отнеслись к подготовке. Но будьте добры, успевайте на другие контрольные точки. Давайте зачетку.

Я открыла сумку, силясь вспомнить, брала ли зачетку с собой. К счастью, она нашлась в подкладе на самом дне. Когда я выходила из автобуса, то не убрала часы в мешочек, теперь пришлось их доставать, чтобы распутать длинную цепочку, которая зацепилась за вещи.

– Любопытно, – прогремел голос Бориса Глебовича. – Разрешите-ка взглянуть.

Я оглянулась на него, пытаясь понять, о чем он говорит, и заметила, что профессор не сводит прищуренных глаз с часов. Я протянула их Борису Глебовичу. Он осторожно положил часы на ладонь, посмотрел на них через очки-лекторы, сдвинутые на кончик носа, извлек из нагрудного кармана лупу и принялся разглядывать резьбу на крышке. Потом профессор щелкнул механизмом, раскрыл часы и покрутил колесо заведения.

– Еще минутку, – озадаченно почесал затылок Борис Глебович и отошел к окну, изучая циферблат под разными углами.

– Мне передали часы сегодня. Они… какие-то особенные, да?

Сердце ухнуло в пропасть, а к горлу опять подкатил ком. Тревожные мысли, странные сны и видения сплетались воедино, отражаясь в блестящей крышке медных часов. Я сгорала в рыжем огне.

– Их непросто забыть, – покачал профессор головой и вернул мне часы. – Но… есть одна странность. Вы не меняли циферблат?

– Нет. А в чем дело?

Борис Глебович сделал несколько шагов до шкафа и обратно, словно решая, стоит ли продолжать разговор, но вскоре тень колебаний пропала с его лица. Он подошел к столу, сел в кресло и объяснил:

– Когда-то я держал в руках подобную вещь. Это было очень давно. А про циферблат спросил не просто так. Дело в том, что у тех часов, которые мне встречались, он был черного цвета, а цифры на нем – желтого. А вот корпус… Узор оригинален, принадлежит одному и тому же мастеру или… роду мастеров. Тот же круг с цветочным орнаментом, а в нем изображен символ времени. Вот здесь, видите? – профессор показал на тонкую вертикальную молнию. – Не думал, что встречу эту символику вновь.

– Странно. Может быть, это современная копия? Просто сувенир без часового механизма. Я не смогла их завести.

– Сомневаюсь, что подделка, – нахмурился Борис Глебович. Я заметила, что он недоверчиво поглядывает на меня. Как же это знакомо…

– Откуда они у вас? – спросил он.

– Их передала женщина, которая назвалась маминой коллегой по работе. Я не слышала о ней раньше, и к папе она не приходила. А тут… Дарья встретилась со мной, пригласила в гости. Обещала рассказать, что произошло с мамой, куда она пропала… – тут я не выдержала, остановилась и сжала зубы. Я не знала, как спрятать боль. Она все время вырывалась наружу.

– Да, я слышал про вашу маму, – профессор вздохнул и нерешительно опустил ладонь на мое дрогнувшее плечо. – Громкая история. В то время вам сопереживал весь город. А что за коллега? Я бы хотел переговорить с ней. Поймите меня правильно. Профессор наклонился над столом и прошептал: – Эти часы могут быть опасны.

– Мне бы тоже хотелось встретиться с ней, – отчаянным шепотом ответила я. – Но вчера ночью ее убили.

В глазах моего собеседника промелькнул ужас. Он оглянулся на дверь и сказал:

– Я расскажу историю, которая случилась почти двадцать лет назад. Не хочу пугать, но нельзя, чтобы вы оставались в неведении. Коли уж заикнулся о часах, то должен объяснить, почему нахожу их опасными, верно?

Я кивнула и поспешила успокоить профессора:

– В моей жизни происходило слишком много странностей. Я все понимаю. Весь разговор останется между нами.

– Что ж, превосходно, – Борис Глебович зашелся тяжелым кашлем, а потом продолжил. – Я получил докторскую степень двадцать лет назад. Тогда же поступило предложение поработать в вологодском университете. А до этой поры я числился в составе крупной археологической группы. Путешествовал по миру, участвовал в международных исследованиях, писал научные труды. Наша команда была дружной и сплоченной, ее состав почти не менялся. Мы прошли огонь и воду, пески и тундру. Участвовали в самых известных экспедициях. Было много всего интересного, вы же знаете, археология в те времена развивалась семимильными шагами. На каждом участке море работы. Мы и не заметили в этой вечной круговерти, как подкралась старость. А силы-то стали не те. Вот и задумались о новой работе. На пенсию никто не собирался, мы не привыкли к покою и одиночеству. Меня, как я уже сказал, пригласили на кафедру, некоторые соратники ушли с головой в научную деятельность, а мой лучший друг Олег Соловьев, занялся созданием антикварной коллекции.

Как-то раз он собрался в Златоуст за набором стальных ножей со штихельной резьбой, и попросил, чтобы я присмотрел денек другой за квартирой. Олег буквально светился от счастья, когда уезжал, хвалился передо мной новым экспонатом: старинными часами, которые один в один напоминали ваш экземпляр. Но, – поднял палец профессор, – за медной крышкой корпуса скрывался черный циферблат с ярко-желтыми цифрами.

– Зачем тебе они? – спросил я Олега. – Ты же не собирал часы!

– Неправда, мой профиль – резьба по металлу. Только взгляни на это чудо! Безукоризненный рисунок! Ручная работа, – парировал он. – Выкупил у одной дамы. Часы ей достались от отца, потомственного белого офицера.

– Согласен, гравировка уникальна, – признал я. – А что с механизмом?

– Не подлежат ремонту, – опустил голову Олежка. – Я обратился к мастеру, он крутил и так и сяк, бесполезно. Не страшно. Хозяйка предупреждала, что часы не завести.

– Главное, что ты доволен, – подытожил я. – Поздравляю с новым приобретением. А за музей не беспокойся, пригляжу. Хорошей тебе дороги.

Ночью я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В чужом доме тяжело засыпаю. Только задремал – слышу тихий всплеск. Ну, думаю, кран плохо закрыл. Поплелся в ванную, но когда проходил мимо комнаты-музея, замер, что околдованный. На полу будто раскинулся маленький пруд. Я присмотрелся. На воде заискрился свет от уличного фонаря, побежала мелкая рябь и снова негромко плеснуло. В нос ударил резкий болотный запах, с примесью гнили и травы. «Ну, все, – испугался я, – затопило дом». Я включил свет, и пруд бесследно исчез. Прошелся, осмотрел комнату еще раз. Надо же такому привидеться!

Потом случайно взглянул на часы. Они по-прежнему лежали под стеклом, как и вчера, но что-то с ними было не так. Я подошел ближе и увидел, что бумага под корпусом стала влажной, а в цепочке запуталась речная водоросль. У меня пропал дар речи. Я слышал о проклятых артефактах, но никогда не верил коллегам, которые рассказывали о них. Считал, что они сочиняют страшные сказки. И вот она, сказка, прямо передо мной…

Когда я проснулся, то так и не понял: был ли это сон или же все происходило наяву. Водоросль с цепочки исчезла, а бумага под часами разгладилась, никаких следов воды или пятен. Но тревога осталась.

В полдень друг вернулся, и я не удержался, выложил перед уходом свои опасения. Соловьев только рассмеялся в ответ. Боюсь предположить, что он подумал обо мне в тот день. Мы, археологи, вынуждены быть скептиками. Можно свихнуться, если верить, что находки обладают большим, чем просто историей.

Прошел месяц, и я утвердился в мысли, что увидел скверный сон, но однажды поздним вечером позвонил Олег:

– Помнишь, Борис, ты говорил о неких странностях в моем доме? – взбудораженно начал он. – Ты оказался прав. Что-то здесь неладно. То всплески воды, то ветер, то дождь с потолка, то жуткая вонища из музея, то тиканье часов. Соседи крутят около виска. Я прибегал к ним ночью, думал, что меня топят. Но дело не в утечке! Я тоже видел озеро в комнате. Жуть. А потом оно внезапно исчезло, стоило включить свет. Как такое возможно? Одинаковые сны? Или мы одинаково рехнулись?

– Ты меня разыгрываешь? – осерчал я на товарища.

– Вовсе нет. Как будет время, зайди ко мне, попробуем вместе разобраться.

– Хорошо, зайду. Но если узнаю, что это была шутка…

– Ты знаешь, шутить я не мастак, – перебил Олег. – Обещай, что сегодня-завтра заскочишь. Ты что-то говорил о часах, так вот, я считаю, что на них не простая гравировка. Это символы. Надо бы их расшифровать.

– Понял, – ответил я. – Приду, как вырвусь с работы.

А время выпало сессионное. Каждый день был расписан – зачеты, экзамены, семинары. К Олежке поехал через неделю. Вижу – квартира открыта, родственников полный дом. Говорят, руки наложил на себя Соловьев, повесился.

Борис Глебович помолчал, опустив голову.

– Я не верил, что Олег решился на это сам. Он так любил жизнь, у него имелось столько планов, проектов… Я не сомневался: его погубили те самые проклятые часы.

Несколькими днями позже позвонил брат Олега, который тоже увлекался коллекционированием. Он попросил помощи в разборе экспонатов. И когда я листал учетный журнал, то не нашел ни одного упоминания о медных часах, они бесследно пропали из квартиры. Хотел разыскать женщину, которая принесла их, но о ней никто не слышал. Я силился вспомнить ту гравировку. Безуспешно. Однажды она приснилась. Я сразу же зарисовал кольцо из цветов и молнию в центре. О цветах не говорилось в словарях, а молния – это славянская руна, древняя мера одного мига. Ее называли и руной победы. Полное значение рисунка я не разгадал, возможно, это родовая печать. Тогда в нее вложены смыслы, которые нигде не описаны.

Я решил не возвращаться к прошлому. У меня получалось до тех пор, пока не увидел у вас часы, почти такие же, как были у Олега. И про ведьм у черных вод было сказано неспроста, так? Вы точно в порядке и не нуждаетесь в помощи? – профессор выжидательно взглянул на меня.

Я призадумалась. История Бориса Глебовича вызвала бурный отклик. Кажется, я догадывалась, что произошло с Олегом. То же самое могло случиться со мной. Берегись медной ведьмы… Она вновь начала охоту. Я – ее жертва.

– Да. Мне знакомы черные воды, – сказала я и облизнула пересохшие губы. Вновь затошнило. Некстати вспомнилась мерзкая жижа в кружке. – Вижу их с детства. Сначала они снились, теперь… появляются в любой момент. Я считаю, что дело не в часах, а в материале, из которого они сделаны.

– Вы про медь? – удивился Борис Глебович. – Что в ней такого?

– Думаю, мне придется начать издалека, чтобы все объяснить, – покачала я головой.

Профессор перевел взгляд на часы и сказал:

– Я бы хотел послушать, если вы располагаете временем.

Я не боялась раскрыть карты. Страшнее – копить тайны в себе, страшнее – ждать, когда погрязнешь во мраке. Пока все складывается наилучшим образом, пока твою правду принимают – следует действовать. Собравшись с духом, я начала:

– Я почти не помню детство до пятилетнего возраста…

Мой рассказ оказался длиннее, чем у профессора и занял около часа. Он не торопил меня, ему была важна каждая деталь. Когда я закончила, Борис Глебович в десятый раз снял очки, еще раз тщательно их протер и спросил:

– Как я понял, часы все это время находились у Дарьи Степановны?

– Именно так.

– Удивительно. Если допустить, что они из коллекции Олега, то возникает вопрос, почему коллега вашей мамы прожила столько лет?

– А что, если существуют другие часы? Дарья Степановна не отдала бы то, что убьет меня. Тогда бы она не писала записку с предупреждением.

– Надо подумать. Скажу одно, вы убедили меня в том, что существует особый вид меди. И она притягивает вас, как я понял. Одних губит, других питает… Странное дело. Что же произойдет, если вы лишитесь ее?

Я побледнела и хрустнула пальцами. В словах Бориса Глебовича не было ничего обидного, но меня захлестнуло чувство вины. Отчего?

– Это уже произошло. Я ходила к одному человеку по совету подруги. Он намекнул, что я владею медной магией. Якобы она передалась по наследству. Возможно, – глубоко вдохнула я, – так и есть. Но Марк так странно себя вел… Словно испытывал неприязнь или страх. Когда мы прощались, он сказал, что я вернусь, и мы поговорим иначе. Звучало, как угроза. А я была уверена, что не питаюсь медной энергией. Оставила шкатулку у него. И в этот же день появились видения с черной водой. Совпадение? Не знаю. Но возвращаться за шкатулкой страшно. И…я так хотела стать археологом. Если признаю зависимость от меди, то откажусь от мечты.

– Значит так, – строго сверкнул глазами профессор, – не бегите впереди паровоза. Безвыходных ситуаций не бывает. Есть проблема, значит, есть решение. Вы говорили о человеке с окраины города? Слышал о нем, знакомые обращались. Причем, остались в восторге от приема. Но это чужое мнение. Прислушайтесь к себе. Если чувствуете подвох, то лучше не возвращайтесь. Поймите, ваша шкатулка – следствие, а не причина. Будем разбираться. Я помогу вам, не беспокойтесь. А пока ступайте домой, сегодня вам ничего не угрожает.

– А как же черная вода и видения?

– Я уверен, что они исчезнут на какое-то время. У вас есть часы. Носите их с собой. Кроме того, отвлекитесь от страха, он быстро истощает. Общайтесь с друзьями, читайте, смотрите фильмы. Тогда для черной воды не останется места. А я подключу нужных людей и соберу информацию по нашей теме.

– Я постараюсь. И все же… Какова вероятность, что Дарью Степановну убили из-за часов?

– Я склоняюсь к тому, что это роковая случайность. Вы ничего не измените, Нелли. Но я отчего-то уверен, – хитро прищурился Борис Глебович и подмигнул мне, – что на этот раз мы узнаем правду.