Вопреки нашим ожиданиям и прогнозам синоптиков, в Казани задержалась теплая, солнечная погода – настоящее лето. Дождей почти не было: только иногда шумели короткие июньские ливни, оставляя пузырьки на пленке, которой мы прикрывали оставшиеся у раскопа вещи.
Практика проходила на территории старинного монастыря, почти в центре города. В первый день местные ученые провели по нему экскурсию, ознакомив нас с артефактами, которые были обнаружены под толщей земли: фрагментом колоннады собора, керамикой времен Золотой Орды, монетами эпохи Ивана Грозного и захоронением священнослужителей. Я слушала и ничуть не жалела, что приехала сюда.
После вводных лекций и инструктажей нам выдали инструменты и поставили задачу: очищать место раскопа.
Я быстро привыкла к тяжелой работе – она выматывала меньше, чем невыносимое чувство вины и бесконечные размышления о медных ведьмах, о латинской цитате на форзаце книги, о моей причастности к смерти отца. Хорошо, что Борис Глебович сопереживал мне и успокаивал, когда я была на грани нервного истощения. После рабочего дня я приходила в палатку с жестяной печуркой в углу, профессор заваривал фирменный чай со степными травами, и мы разбирали почту.
Из архивов поступали скудные сведения. Во всех документах говорилось о том, что мы уже знали из маминого дневника. Сегодня пришли краткие сводки об Агате и ее дочери Юлии, моей бабушке. Я морщила лоб и пыталась сообразить, что меня смущает в цифрах. Борис Глебович, заметив смятение в моих глазах, повернул экран ноутбука к себе.
– Что здесь? – спросил он.
– Даты, – ответила я, потирая виски. – Что-то в них не то. У нас есть две сводки, но в них стоят разные даты рождения. Разница немаленькая. Между 1929 годом и 1941 почти двенадцать лет.
– А вы знаете, когда она родилась?
– Ей было около семидесяти в день смерти. Значит, на первом бланке информация верная.
– В те времена была путаница в документах. Не обращайте внимания. Вы же уверены, что Агата не имела других детей?
Я пожала плечами.
– Если бы были, мама сказала бы о них в дневнике. Может, и правда ошибка?
– Разберемся, – успокоил меня профессор. – Есть еще кое-что. Давний приятель отправил статью из журнала, которую опубликовала Дарья Степановна пятнадцать лет назад. Она пишет о могущественном племени, в котором творились настоящие чудеса белой магии. Ведьмы помогали людям в стихийных бедствиях, исцеляли тяжелые болезни, снимали порчу, укрепляли браки, создавали защитные амулеты для местных жителей. У них был особенный секрет, который они поклялись никому не раскрывать, опасаясь, что им воспользуются со злым умыслом. Теперь мы в курсе, какие легенды рассказывала ваша прабабушка.
– А про часы там говорится? – зевая, спросила я у профессора.
– Нет, о часах ни слова. Но послушайте, что она пишет:
«Пришли люди прошлое ворошить, дно озера баламутить. Зря они вмешались, медь окроплена кровью и пеплом, обратит она сны в злой морок. Гнались за деньгами, да за славой, а получат смерть свою. Черная вода вытянет жизнь из тела того, кто вовремя не опомнится. А ведьму, что колдовать с помощью той меди посмеет, накроет тьма лютая, серый дым застелет глаза».
– Черные часы сделаны из проклятой меди? – воскликнула я. – Именно они вызывали видения.
– Спорный вопрос, но все возможно. Интересно, сколько лет вашим часам? Часам из коллекции Олега было около восьмидесяти.
Я почти не слышала Бориса Глебовича, шепотом перечитывая легенду. Интересно, а где находится это озеро?
– Нелли, – окликнул он меня. – О чем задумались?
– О сером дыме, – я перевела взгляд на стену, вспоминая день, когда медь не принесла радости. – Я однажды пошла за овощами на рынок. Была середина января, мороз, пурга, сугробы… Продавцы в ларьках торговали в теплых шубах. А тут теплом повеяло, как от печки. Странно… За стеклом газетного киоска промелькнул розовый блик. Я увидела медный магнит, постучала в окошко и заплатила за сувенир. Когда он очутился в руках, долгожданного прилива сил не случилось. Зато жар усилился вдвое. Улица стала серой и туманной. Такая тоска нагрянула… От нее защемило в груди, захотелось плакать. Я очень испугалась и выкинула покупку. Хорошо, что не положила ее в шкатулку.
– Да, легенда многое объясняет. Медь отравляет рассудок людей, сводит с ума. Я и сам с этим столкнулся. Но ведьме, которая колдует проклятым металлом, угрожает не меньшая опасность. Отчего же беда пришла к вам?
– Я не колдовала! Но помните о записке Дарьи Степановны? Если ведьма, про которую она говорит, владеет черными часами, то…
– Тьма накрыла их обладательницу, – мрачно закончил Борис Глебович. – Она ворожит против вас, хочет свести с ума.
– А если медные ведьмы моего рода за что-то мстят? Сначала убили мою мать, потом отца. Теперь на очереди я сама…
– Мертвые мстят только с помощью живых, Нелли.
Я перевела взгляд на крошечное окошко палатки: шквалистый ветер гнул тонкую осинку, ее дрожащие листья метались в бледном фонарном свете. Брезент колыхался и шуршал. Пахло озоном. Быть дождю. Я не видела туч, но чувствовала их приближение. Они заволакивали небо и касались влажным покрывалом верхушек деревьев.
Я вспомнила о книге, из которой Артём зачитал послание моей прабабки, и положила ее перед профессором.
– В этой книге есть тайна, – я открыла форзац и показала пустую страницу.
– Какая тайна? – спросил Борис Глебович.
– Я не вижу здесь надписи. И вы, думаю, ее не видите. Зато Артём обнаружил на страницах пепел и цитату на латыни. Оригинал не вспомню, но перевод сложно забыть. «Или победить, или умереть». Еще он заметил изображение часов в разрезе, но я не спросила про них. Не нужны лишние подозрения.
– М-да, – Борис Глебович пролистал страницы книги и поднял на меня задумчивый взгляд. Меж его бровей пролегла тревожная складка. – Тут ничего нет.
– Я не вижу эту проклятую надпись! – взорвалась я. – Так почему ее видит Артем? Конечно, я притворилась и ничего ему не рассказала. Но как я устала всех подозревать!
– Вам необходим отдых, – настойчиво, но мягко ответил Борис Глебович. – На дворе полночь. Нелли, может быть, зря не взяли часы с собой? Вы сами на себя не похожи, – он обеспокоенно взглянул на меня и достал из-под стола картонную коробку. В ней что-то забренчало. – Вот, посмотрите. Взял из дома то, что было. Подумал, вдруг пригодится.
Я вздохнула, нехотя поднялась со стула, заглянула в коробку и подержала руку над медью.
– Спасибо, – грустно улыбнулась я. – Но это не подойдет. Я так надеялась на талисман Марка… Ума не приложу, где его обронила. Да вы не волнуйтесь так. Я хорошо себя чувствую, просто немного устала.
Борис Глебович недоверчиво покосился на меня и подбросил в печку поленья. В ней затрещал огонь, у пола закружились искры.
– Пожалуй, пойду, – засобиралась я. – Спокойной ночи!
– Спокойных снов, Нелли.
Ночь на улице казалась чернее, чем из окна палатки, фонарь освещал только территорию у сторожевого домика. Вокруг стояла гулкая тишина, напитанная свежестью предстоящей грозы. Я вздрагивала от шороха собственных шагов и шума ветра. Голова кружилась от усталости, ноги гудели.
Я подошла к нашим палаткам и вскрикнула от ужаса, когда ощутила на себе легкое прикосновение. Кто?
– Ты чего? Лагерь весь перебудишь, – проворчал знакомый голос.
– Артем? Ты… ты… – я онемела от испуга, жизнь промелькнула перед глазами. Конечно, он и не знает, какая опасность мне угрожает.
– Договаривай. Я придурок, – закончил за меня Артем, поджигая сигарету. – Ты это… извини. Не думал, что ты такая пугливая.
– Чего тебе не спится? – рявкнула я, когда речь, наконец, вернулась. – Следишь за мной? Зачем?
– Сдалась ты мне, – фыркнул он и закашлялся. – Я покурить вышел, вижу, ты идешь. Ну, я и подошел. А чего бродишь в потемках?
Я растерялась, не зная, что сказать в ответ.
– Не спалось. Кошмары замучили.
– Кошмары снятся тем, кто много думает. Значит, можешь считать себя умной.
– Спасибо, успокоил.
Артем усмехнулся и пригладил волосы.
– Я тоже, кстати, никак не усну. Кто-то часы притащил, тикают на всю палатку. Боюсь, к утру закукарекают.
– Часы? – ахнула я. Сердце заколотилось, и земля дрогнула под ногами.
– Надеюсь не бомбу, – фыркнул Артем. – Ну, ничего. Завтра найду этого часовщика. Пускай валит в другую палатку или останавливает свое барахло. Блин, даже здесь слышно!
Мы замолчали. Но кроме шелеста травы, жужжания комаров и раскатов грома я не расслышала ничего.
– Вроде бы, тихо, – пробормотала я.
– А-а. Значит, в ушах тикает. Ладно, пойду я, скоро рассветет, – Артем потушил сигарету, бросил ее в урну и исчез.
Я тоже отправилась спать. Почему Артем сказал о часах? Я не слышу их, но с каждым днем чувствую себя все хуже. Теряется интерес к жизни, к расследованиям, к учебе. Будто бы мои силы заключены в клубке медной проволоки, который кто-то беспощадно разматывает, оставляя взамен пустоту, черную дыру в душе. Неужели ведьма с часами где-то поблизости?
Ладно. О часах завтра. Страх уступил место усталости. Надеюсь, этой ночью ничего не случится.
Я бросилась ничком на матрас и не заметила, как уснула.
– Нелька, вставай, война! – услышала я сквозь сон.
– Какая еще война? – приподнялась я на локтях, осматривая сонным взглядом брезентовые стены. Голова ужасно болела, в виски будто забивали гвозди.
– Это дерьмо иначе не назовешь, – возмутилась Оля. – В окно глянь.
– Ну и ливень! – воскликнула я. – В дождевиках работать будем?
– Да погоди ты, – небрежно бросила она, встряхивая мокрую куртку. Брызги полетели во все стороны. – Сходим сперва на планерку. Профессор что-то придумал. Я видела его сейчас.
– Хорошо.
– Так и спала без одеяла? – подняла брови моя соседка. – Не заледенела ночью?
– Нет. Я быстро уснула.
– Точно? А ты вообще спишь по ночам? Вечно где-то пропадаешь.
– Я дополнительно занимаюсь. Хочу поступить в магистратуру, а там сложный экзамен. Борис Глебович вызвался меня подготовить. В учебном году у него не было свободного времени, – не моргнув глазом, солгала я.
– Ой, все, – отмахнулась Оля. Она плюхнулась на раскладушку и закуталась в одеяло. – Занимайся, сколько хочешь, только не топай как слон, когда приходишь.
– По рукам.
Мы взглянули друг на друга и расхохотались.
Планерка окончилась быстро. Борис Глебович раздал нам пособия и объявил, что сегодня методический день. Из-за плохой погоды работы в раскопе не будет. Ребята радостно загудели.
– Пособие не только прочитать, но и законспектировать, – пригрозил пальцем профессор. – Без конспекта на зачет не рассчитывайте. Разрешаю разойтись для выполнения задания.
Ливень, тем временем, усилился. Крупные, тяжелые капли барабанили по брезенту, разбивались в лужах на мелкие брызги и отмывали пыльные инструменты, забытые у раскопа. На нашем участке размыло почву, и мы едва не падали на скользкой глине.
Я узнала Артема по красной куртке, в которой он выходил ночью, и окликнула его. Он что-то шепнул товарищам, и те загоготали, хлопая его по плечу. Я сжала зубы. Не обо мне ли речь? Вдруг он счел, что я бегаю за ним, как Маринка за Марком? Еще чего не хватало! Ладно, пускай думает, что угодно. Я все равно должна поговорить с ним.
Артем шоркнул ботинки о траву, соскребая с них грязь, и подошел ко мне.
Я наткнулась на мысль, что сравниваю его с братом. Похожи ли они? Если только острыми скулами, тонкими губами и прямой формой носа. А в остальном будто два разных человека. Артем был высокий, светлокожий, широкоплечий. Он носил длинные густые волосы, которые убирал в пучок. Их каштановый оттенок разбавляли светлые пряди. Артем почти никогда не расставался с заношенной светло-синей джинсовкой, на которой красовались нашивки из киновселенной «Марвел». А еще он часами говорил о «Звездных войнах», «Матрице» и эффекте манделы. Он горячо убеждал нас в существовании параллельных миров и приводил доказательства. Иногда во время разговора Тема неожиданно замолкал и уходил в себя. И это лишь малая часть его странностей. Но, несмотря на них, он казался неплохим человеком: давал списывать домашку по английскому и статистике, угощал пирожками в столовой, когда видел, что я беру мало еды, мог перехватить дежурство и уступить очередь на экзамене.
– Жив ли владелец часов? – усмехаясь в ответ и делая вид, что ничего не заметила, спросила я.
– Не сознается, скотина, – шмыгнул носом Артем и широко улыбнулся. – Ничего! Все равно вычислю.
– До сих пор тикают?
– Утром перестали. Остановились, наверное.
– А плеск… Плеск не слышал? – рискуя быть рассекреченной, продолжила я.
– Ну, слышал. Дождь пошел в четыре утра.
Артем был таким же непосредственным, как и всегда, я не слышала лжи в его голосе. Он не скрывал эмоции, как Марк, был весь как на ладони. Если у него на самом деле есть дар заглядывать в параллельные вселенные? Как еще объяснить фокус с надписью-невидимкой? Я побледнела, однако с улыбкой продолжила разговор: