«Можно ли любить своего врага? Отталкивать его изо всех сил и желать никуда не отпускать? Причинять ему боль и самой чувствовать боль из-за этого? Перестать принадлежать себе? Мечтать о том, чему никогда не суждено случиться?
Уже не имеет значения, Карим. Наша история подошла к концу.
Сегодня настал день, когда мы уезжаем, а я не чувствую радости.
В детстве я читала притчу о собаке, которая стояла у озера и сильно хотела пить. Но когда подходила к воде и видела свое отражение, то в страхе отскакивала назад, решив, что там сидит другая собака. Она делала так до тех пор, пока чуть не умерла. Тогда собаке стало уже все равно и она со всего размаху прыгнула в воду.
Я поняла, что похожа на эту собаку — всё время боялась сама себя. Но теперь мне терять нечего — могу наконец признать правду.
Я мстила тебе, но не чувствовала успокоения. Я смеялась тебе в лицо, но ни на минуту мне не было радостно. Я хотела сделать тебе больно, чтобы самой было легче перенести ту боль, что ты мне причинил. Только легче мне не стало.
Потому что я люблю тебя, Карим.
Люблю, хоть и знаю, как это ужасно, безрассудно, нелепо. С детства я запрещала себе думать о любви и всё-таки втайне мечтала о ней — о любви светлой, волшебной, как в сказке. И какая нелепость, какая страшная насмешка судьбы — из всех мужчин в мире сердце выбрало того, кто меня ненавидит. Того, кто мне запрещен.
Еще глупее и бессмысленнее писать сейчас то, что тебе не нужно. То, о чем ты никогда не узнаешь. Видимо, мне…»
Я не успела дописать последние строки и убрать тетрадь в чемодан, потому что вздрогнула от звонка в дверь. Самира, наконец-то! Сначала мы купили билеты на семь часов вечера, но с утра у меня начался озноб, потом — жар, и я решила поменять рейс — улетим на несколько часов раньше, пусть все скорее закончится.
Я позвонила сестре, чтоб срочно приехала домой. Ее вещи я тоже собрала, она ведь не знала, что мы уезжаем. Хоть Самира и стала менее болтливой, однако же о нашем отъезде наверняка растрезвонила бы на весь город. Девчонка задерживалась, — еще немного, и опоздаем, — чтоб скоротать время, я и села писать глупые откровения.
— Аллах-Аллах, где тебя носит!
— Сестра, что случилось, что за срочность? — она огляделась вокруг. — К чему этот чемодан?
— По дороге поговорим, поехали.
— Куда, зачем?
— Бежим из этого ада.
— Айлин… — Самира попятилась. — Ты не в себе, я сейчас позвоню брату Кариму.
Я выхватила у нее из рук смартфон, бросила об стенку, а потом еще несколько раз наступила на него ногой. В это время зазвонил мой телефон — подъехало такси.
— На выход, живо!
— Что ты творишь? Почему мы должны куда-то бежать?
— Совсем не соображаешь, что нас скоро ждет? Я опозорила его, унижала несколько месяцев, — думаешь, наградит меня за это? Скоро всё равно окажемся на улице — и это в лучшем случае! Что будет в худшем, лучше даже не думать!
— Какая ты глупая! Думаешь, он правда женился из-за ребенка? Да он мог бы и так забрать его, если б захотел! Карим не собирается разводиться с тобой! Ни за что не разведется!
— Что ты несешь! У тебя мозги — в розовом сиропе!
— А у тебя вообще мозгов нет!
Я схватила сестру за руку и вместе с чемоданом потащила к выходу. Она визжала, упиралась, но я засунула ее в машину. Мы немного проехали, но стоило остановиться на светофоре, как Самира открыла дверцу и выскочила на улицу. Я выбежала за ней.
— Ну-ка, села обратно!
— Нет! Ты езжай, а я останусь.
— Ты несовершеннолетняя, я за тебя отвечаю.
— Куда тебе! Ты даже за себя не отвечаешь!
Я замахнулась и была близка к тому, чтобы впервые в жизни ударить свою сестру, но заметила, что глаза ее расширились от ужаса и она смотрит куда-то вниз.
Опустив глаза, я увидела струйки крови, стекающие по моим ногам прямо на асфальт».