Между нами никаких секретов

Аманда недоверчиво посмотрела на Глорию.

— Так ли это на самом деле?

— Да, уверена, даже если никак не могу доказать и в любом случае, я ничего не могу с этим поделать. Мне кажется, Матиас напуган и считает, что у него нет альтернативы.

Аманда посмотрела на женщину, оценивая, может ли полностью ей доверять. Она собиралась принять важное решение в своей жизни и подвергнуть риску самую дорогую ей дружбу. Усталые и добрые глаза Глории, её приветливое лицо и рвущиеся наружу слёзы убеждали в искренности. Кроме того, Аманда всегда считала: Матиас имеет право знать, что он станет отцом. И если мужчина на самом деле сейчас находился в сложной ситуации, и только в этом заключалась причина его отдаления, становилось ещё более важно всё ему рассказать. Скарлетт была убеждена, он не хочет её, а теперь эта женщина, которая хорошо его знала, утверждала обратное. Поэтому Аманда решила сказать правду.

— Глория... Скарлетт ждёт ребёнка. От Матиаса. По этой причине она сменила должность, чтобы работать по менее утомительному графику и иметь возможность больше сидеть. Теперь она живет со мной, потому что на свете нет никого, кто мог бы ей помочь.

— О Господи! Бедная девушка…

— Она убеждена, что Матиас её забыл, просто использовал, а затем сошёлся с богатой женщиной, которая решит все его экономические проблемы.

— Это не так! Я понимаю, выбранная им жизнь не может служить примером... Но он не такой, поверь мне. Слишком сильная боль сбила Матиаса с пути. Страдание заставило его сделать самый глупый выбор. Тем не менее, он золотой мальчик. Ласковый отец с большим и израненным сердцем, который мог бы исцелиться, если бы снова встретил любовь. И это стало происходить! Я замечала, хотя Мати никогда не признался бы в этом. Но потом что-то случилось. Что-то ужасное. И у меня плохое предчувствие. Я уверена, — если кто-нибудь не вмешается, он очень плохо кончит. Но если узнает об этом ребенке... Может быть... Боже, какие хорошие новости!

— Пожалуйста, не говорите ему. По крайней мере, сейчас. Скарлетт всё ещё решает, что делать... Она не доверяет... Она боится.

— Но он должен знать, вы не понимаете? Разве ты не понимаешь, какое это безумие? У вашей подруги есть к нему чувства, и Матиас удаляется от неё. Они ждут ребенка, а он собирается жениться на другой женщине! Если бы он знал правду, возможно, нашёл бы в себе смелость уйти... Вернуться и сражаться.

Аманда задумалась, и наконец, согласилась.

Глория была права. Кто-то должен помешать этим двоим продолжать причинять себе вред.

Аманда оставила номер телефона для связи, и попросила несколько дней, чтобы подготовить Скарлетт. Она боялась, что, увидев или услышав Матиаса снова, подруга в очередной раз потеряется в тёмном туннеле, из которого едва начала выходить.

* * *

— Сегодня в отель приходила женщина.

Скарлетт посмотрела на Аманду, ожидая продолжения.

— Её зовут Глория, и она хорошо знает Матиаса. Эта леди заботится о нём и его ребенке. Она очень волновалась.

Не отвечая и не поднимая взгляда, Скарлетт неохотно продолжила клевать салат.

— Глория утверждает, что у Матиаса большие проблемы, поэтому он исчез и вёл себя странно. Она считает, что эта женщина, Оксана, каким-то образом его шантажирует. Матиас находится в серьёзной опасности, и Глория попросила нас ему помочь, — заключила Аманда.

Скарлетт вздохнула, положила вилку на край тарелки, и несколько минут оставалась погружённой в свои мысли. Наконец сказала:

— Мы скоро узнаем правду. Я связалась с тем частным детективом; заплатила ему за сведения о Матиасе и том образе жизни, который сейчас ведёт. Возможно, через пару дней у нас будут ответы.

— Ты, правда, это сделала? — с облегчением спросила Аманда.

— Ты заставила меня задуматься, и была права — я в долгу перед собой, но прежде всего в долгу перед моим ребенком. Однако сейчас я очень боюсь того, что раскопает детектив. И не знаю, чего себе пожелать: надеяться на то, что Глория права, или выяснить, что Матиас лишь мелкий и слабый мужчина. Уверена в одном, в обоих случаях мне стоит приготовиться к страданию.

— Но я буду рядом с тобой, — утешила её подруга, крепко обнимая и поглаживая Скарлетт по спине. — Я не оставлю тебя в одиночестве, как бы не развивались события.

* * *

Абель Моррисон позвонил Скарлетт в конце января. Сказал, что собрал много информации и удовлетворен полученными результатами. Однако предупредил, что расследование дальше проводить не будет из-за некоторых фактов, о которых предпочитает рассказать лично. В один из вечеров они встретились в небольшом ресторанчике в центре города. Как только расположились, Скарлетт немедленно перешла к делу, и попросила детектива рассказать, что он узнал. Абель вытащил большой желтый конверт и сказал, держа его перед собой.

— Вот все данные, о которых вы просили узнать. Информация о семье мистера Кроуфорда и данные о его нынешней жизни.

— Покажите мне.

Моррисон достал из желтого конверта небольшую папку-скоросшиватель и протянул Скарлетт, чтобы она могла прочитать информацию.

Мистер Матиас Кроуфорд родился в Вашингтоне (округ Колумбия), 20 мая 1986 года. В семье Кроуфорд из трёх детей он самый младший.

Старшему, Итану Кроуфорду, двадцать девять лет, он женат на Маргарет Рейнольдс. У них двое детей пяти лет — Мэтью и Найджел. Итан — адвокат, живет в Вашингтоне и там же закончил с отличием юридический факультет. Он завершил своё академическое обучение всего за три года, воспользовавшись значительными стипендиями. Итан чрезвычайно амбициозный и решительный человек.

Средней дочери, Ариэль Кроуфорд, двадцать семь лет. Она федеральный агент. Её муж, Клейтон Дженсен, также работает в ФБР, отделе по борьбе с наркотиками. Они женаты уже два года, детей нет.

Его отец, Майкл Кроуфорд, двадцать пять лет преподавал английскую литературу в католической школе Святого Кристофера в Вашингтоне, округ Колумбия. Он скончался 25 декабря 2009 года в возрасте 54 лет после дорожно-транспортного происшествия, в котором также погибли жена и мать Матиаса Кроуфорда.

Его мать, Колетт Хейли, была домохозяйкой. Она встретила Майкла Кроуфорда в университете и около десяти лет преподавала в начальной школе в Вашингтоне. С преподавания она ушла при рождении третьего сына Матиаса, с которым у неё, судя по всему, были особенно близкие отношения. Умерла 25 декабря 2009 года.

Грейс Локер, жена, умерла в возрасте двадцати трёх лет 25 декабря 2009 года. Они были помолвлены с колледжа. На момент ДТП Грейс была на седьмом месяце беременности. Она три года проработала библиотекарем в Вашингтонской национальной библиотеке. Локер — единственная из трёх жертв той аварии, которая не умерла мгновенно. Она скончалась в больнице сразу после рождения Элизабет Кроуфорд, дочери единственно выжившего после столкновения — Матиаса Кроуфорда.

Элизабет Кроуфорд, дочь Матиаса. Ей только что исполнилось три года, посещает детский сад Kids’ Garden в Сан-Франциско.

Глория Эрнандес, пятьдесят пять лет, друг Кроуфорда. Живёт с ним и Элизабет в квартире, которую Матиас снял в Сан-Франциско два года назад. Романтической связи между ними, вероятнее всего, — нет. Она домохозяйка заботится о ребёнке и занимается домашним хозяйством. Матиас познакомился с ней во время госпитализации. Женщина входила в ассоциацию добровольцев, которые работали в педиатрических отделениях. Глория покинула ассоциацию, чтобы иметь возможность последовать за молодым человеком после его переезда из Вашингтона в Сан-Франциско.

В сентябре 2009 года Матиас Кроуфорд окончил с отличием факультет американской литературы университета в Портленде. На момент аварии он только начал работать и имел минимальную страховку, абсолютно недостаточную для покрытия размеров затрат на здравоохранение, с которыми столкнулся. Позже его долг больнице в Вашингтоне достиг семисот тысяч долларов. Он рассчитывается ежемесячными платежами в размере десяти тысяч долларов, выплачивая их регулярно в течение двух лет. Данные относительно его текущей работы противоречивы. Есть информация, что он был нанят Британским институтом, для работы в супер эксклюзивном колледже в Сан-Франциско, с сентября 2010 года. Его зарплата составляет около 3000 долларов в месяц. Этой цифры абсолютно недостаточно для покрытия, как текущих расходов, так и его долгов. Тем не менее, он живет в квартире в центре города, владеет машиной с двигателем большой мощности и посещает эксклюзивные клубы. Также нет отзывов о его преподавательских курсах: никто из молодых людей, окончивших институт за последние три года, никогда не видел и не слышал о нём. Есть основания полагать, что преподавание является лишь прикрытием для незаконной деятельности. Это также объясняет его полный разрыв с родными, с кем он больше не общался с 2010 года, и его отношения с нынешней официальной подругой Оксаной Соколовой.

Оксана Соколова, двадцать семь лет, единственная приемная дочь Дмитрия Соколова, российского мультимиллионера, имеющего экономические интересы в горнодобывающей отрасли. Всем известно, что он могущественен не только благодаря своему огромному состоянию, но и тесным связям с организованной преступностью. Отец и дочь — персонажи насколько влиятельные, настолько и опасные. Встреча Кроуфорда и Соколовой состоялась около пяти месяцев назад на вечеринке их общей подруги мисс Фиби Ньюманн. Оксана Соколова не работает. На содержании у отца, она может позволить себе вести очень дорогой образ жизни. Никогда не была замужем, но имела несколько любовных отношений, некоторые из которых закончились трагически: одно самоубийство и два предполагаемых несчастных случая со смертельным исходом. Двое из трёх жертв незадолго до смерти заявляли на неё об оказании физического и психологического насилия. Благодаря своей фамилии и власти Соколовой всегда получалось получить оправдание, но нет никаких сомнений в том, что эти, крайне подозрительные события связаны. Она известна в высшем обществе своей психической нестабильностью, а также довольно длительным и постоянным использованием наркотических веществ. В последние годы дважды проходила реабилитацию в эксклюзивных частных клиниках. Центры, в которых обычно лечатся психические расстройства или зависимости. Дмитрий Соколов удочерил Оксану в 1992 году, в возрасте семи лет. В то время она содержалась в крошечном детском доме на окраине Санкт-Петербурга, где была оставлена матерью двумя годами ранее.

— Боже…

— Я также нашел несколько фотографий, как его брата и сестры, так и этой женщины. Они прикреплены к документу.

— Тогда это правда, Матиас в опасности.

— Я бы сказал, да. Но не думаю, что вмешиваться в дело — хорошая идея. У меня сложилось впечатление, что любой, кто решит помешать планам этой дамы, рискует закончить очень плохо.

— Она его хотела и получила. Безумный каприз, — тихо сказала Скарлетт, разговаривая сама с собой.

Детектив молчал, озадаченный удивлением и беспокойством женщины, которая его наняла. Ему редко доводилось расследовать на пользу подозреваемого. Очень часто его клиенты, слыша плохие новости, радостно злорадствовали, эта же молодая женщина была расстроена.

— У вас получилось узнать новый номер мобильного телефона Матиаса?

— Да. Записан в папке, но я не думаю, что с ним стоит связываться. За Матиасом постоянно следуют и шпионят. Если могу посоветовать, при условии что вы хотите продолжить расследование, я бы подумал о помощи брата, сестры и зятя. Но позвольте мне добавить личное рассуждение: Оксана Соколова опасна, и вставать на пути её интересов не стоит. В конце концов, многие из других её партнеров смогли выйти невредимыми из отношений. Возможно, не стоит рисковать, а пождать когда её интерес к этому мужчине ослабнет.

Скарлетт погладила живот. «Нет. Нет, она не станет ждать», — подумала она. Матиас не был обычным мужчиной. Он отец её ребёнка. Он был мужчиной, которого она всё ещё любила, несмотря ни на что. И он явно нуждался в помощи.

* * *

Матиас сидел на огромном белом диване, который украшал гостиную на вилле Оксаны. Свет был тусклым, а музыка оглушительной. В каждом углу тусовались люди, которые делали вид, что развлекаются, используя любые средства. Матиас привык наблюдать вокруг огромное количество кокаина, который гости употребляли в открытую. В ход шли и таблетки всех форм и цветов. Химическое дерьмо способное менять ощущения и восприятие. У него почти всегда получалось избегать их (он притворялся что проглотил, а затем сразу выплёвывал). С кокаином дело обстояло сложнее, и Оксана не принимала от него «нет». У бассейна с подогревом развлекалось много людей, смеющихся и пьющих реки шампанского.

— Мы тоже нырнём в воду, Мати?

Он хорошо выучил, как бесполезно противостоять желаниям Оксаны, поэтому согласился, заставляя себя улыбнуться.

— Пойду надену шорты, спущусь через две минуты, — сказал он.

Оксана повернулась к нему и нагло ухмыльнулась.

— Не завязывай шнурок на талии. Хочу потрахаться в воде.

В отвращении Матиас закрыл глаза. Он с нетерпением ждал, когда же этот проклятый брак будет заключен. Они отправятся в долбанный медовый месяц, и пару недель ему не придётся потакать эксгибиционистским и вуайеристским фантазиям этой женщины.

Поднимаясь по лестнице, он услышал звуковой сигнал телефона в кармане брюк. Когда Матиас брал сотовый в руки, он был уверен, что обнаружит очередное извращенное голосовое сообщение от Оксаны. Имя, которое появилось на экране, остановило его сердце. Он прочитал короткий текст.

Я должна тебя увидеть. Очень важно. Скарлетт.

Матиас вошёл в свою комнату, налил двойной скотч безо льда, а затем решил ответить на сообщение. Его пальцы дрожали от эмоций.

Я не могу и не хочу. Я сказал тебе оставить меня в покое. Не пиши мне. Не звони.

Тогда я приду искать тебя в вашем новом доме.

Тебя не впустят, забудь. Так будет лучше.

Я не собираюсь сдаваться, и рано или поздно тебе придется выбраться из этого бункера.

Я собираюсь жениться. Сколько раз должен тебе это повторять? Я её люблю. Ты была хорошим времяпрепровождением, и я благодарен за это. Но теперь ты больше мне не нужна.

Матиас ощутил дрожь ужаса от того, как обращался с единственной женщиной, к которой у него были чувства, но знал — другого выхода нет. Он делал это для Скарлетт.

Однако, ответное сообщение изменило всё.

Прекрати, Мати. Я знаю всё. Знаю, что эта женщина опасна. Знаю, что она шантажирует тебя. Она наполовину сумасшедшая. Неважно, если ты не любишь меня. Но я не могу стоять в сторонке и смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь.

Матиас замер и уставился на телефон. В венах заледенела кровь. От испытываемого ужаса вдоль позвоночника побежала дрожь. Как она могла узнать?

Он вскочил на ноги, отчего закружилась голова. Матиас был уверен: если Скарлетт приблизится к вилле Оксаны, с ней случится что-то ужасное. Он специально отдалился от неё стараясь защитить, и теперь рисковал привлечь девушку в логово дьявола именно созданным между ними расстоянием. Смириться с этим Матиас не мог. Он должен сделать всё возможное, чтобы остановить Скарлетт.

Тогда он решил позвонить ей и попытаться убедить. Он проглотил одним глотком весь алкоголь из стакана, и набрал номер, с которого только что получил сообщения.

Застигнутая врасплох Скарлетт ответила:

— Матиас...

Голос Матиаса прозвучал нервно и заикаясь. Он не хотел дать ей время ответить или возразить. Он просто хотел её напугать и спровадить от себя раз и навсегда.

— Послушай меня. Не говори. Не имею понятия, что ты думаешь или знаешь, но ты должна держаться подальше. Тебе нужно забыть меня. Не позволю тебе никогда… и повторяю, никогда не приближайся ко мне. Ты должна исчезнуть.

— Она убьет тебя, если ты позволишь ей.

— Ты говоришь абсурд!

— Я разговаривала с Глорией. Я встречалась с частным детективом. Я знаю, кто такая Оксана. Ты не будешь первым, кто уйдет из-за неё под землю.

— Неправда.

— Да, это так. Ты не думаешь об Элизабет? Хочешь, чтобы такая женщина стала её матерью? Ты хочешь, чтобы девочка потеряла своего отца?

Матиас разочарованно зашипел.

— Ты сама ничего не понимаешь? Разве тебе не ясно, я делаю это именно для Элизабет? — ответил он, прекращая притворяться, будто не понимает, о чём они говорят.

— Может быть, ты это сделаешь, но какой ценой?

— Скарлетт, у меня есть трёхлетняя дочь. Если ты и правда в курсе того, что скрывается за этим дерьмом, то должна понимать — меня нужно оставить в покое. Никогда вновь не вмешивайся. Я умоляю тебя, ради всего святого.

— Я не могу, Мати. Я не могу…

Нежный голос Скарлетт разрывал его сердце на две части, но Матиас не мог отступить.

— Ты должна это сделать, Скарлетт. Если ты когда-нибудь немного меня любила, ты должна поступить, как я тебе говорю... Я должен идти. Никогда больше не звони мне, — он попытался сухо завершить разговор.

— Я не могу, — пробормотала она сквозь слёзы, — я знаю, что ты в отчаянии и боишься, но я не могу забыть. Я не хочу.

— Ты ничего не знаешь.

— Знаю, что я тебя люблю.

— Скарлетт... Боже... пожалуйста.

— И есть ещё одно. Это важно, и я должна сказать тебе лично.

— Скарлетт, я сказал нет... Нам больше нечего сказать друг другу.

— Ты любишь меня?

— Да. Очень. Вот почему ты должна держаться от меня подальше. Оксана крайне мстительная женщина.

— Ты мне доверяешь?

— Вопрос не в этом...

— Тогда знай, я не оставлю тебя одного.

Слушая этот голос, такой родной и нежный, Матиас разочарованно застонал, испытывая боль, не в силах вынести страдания и ностальгию.

— Скарлетт, мы ничего не можем сделать, чтобы это исправить. Ты должна мне поверить! Я больше не могу даже свободно выходить на улицу... Я не могу... Оксана опасная, злая, она больна...

Только сейчас Матиас услышал щелчок закрывающейся двери и обернулся. Перед ним стояла Оксана, уставившись на него ледяным взглядом. Он отсоединился, не добавив ни слова; сердце Матиаса бешено колотилось и от страха пересохло во рту.

— Ты прав. Я опасна. Наверное, ты ещё не понял насколько, любимый.

ГЛАВА 11

Матиас очнулся полностью дезориентированный. В полной темноте он лежал на полу в одной из комнат виллы Оксаны, которую никак не мог опознать. Последнее, что помнил — это ненавистный взгляд приближающейся Оксаны и как она вырвала телефон из его рук. Он смутно помнил краткий, в несколько секунд разговор, возникали и другие разрозненные вспышки воспоминаний, на которых сосредоточиться сейчас Матиас не мог. Он надеялся, что этот кошмар ему приснился, но холодный пол и боль, которую он ощущал по всему телу, были доказательством того, что произошедшие в последние часы события были реальными, а не извращенным и садистским плодом его разума.

— Где я, чёрт возьми? — прошептал он в пустой комнате, пытаясь дотянуться рукой до места на затылке, где чувствовал наибольшую боль. — Христос… — прошипел Матиас, инстинктивно одергивая пальцы, испачканные в крови.

«Что, чёрт возьми, случилось?» — подумал он в момент, когда жестокие и бессмысленные образы начали тесниться его разуме: он на полу, крики, Оксана и Курт рядом, пинают, бьют кулаками.

Матиас вытянул в сторону левую руку и нащупал гладкую поверхность стены. Попытался встать, опираясь на неё, но резкая боль, которая начиналась от запястья и распространялась по всей руке, заставила его закричать и вновь упасть на пол. Без сомнений, рука была сломана. Матиас был уверен, что у него имелись и другие травмы в разных частях тела. Он попытался оценить ущерб. Помимо пореза на затылке и сломанного запястья, он испытывал невыносимую боль, пытаясь глубже вдохнуть. Вероятно, имелась пара сломанных рёбер. Матиас подполз, чтобы сесть спиной к стене, и перевести дыхание. Затем он медленно встал на четвереньки, стараясь контролировать пронизывающую острую боль, которую ощущал в правой ноге.

Он предпринял ещё одну попытку встать на ноги, на этот раз стараясь не опираться ни на сломанное запястье, ни на поврежденную ногу. Затем подпрыгивая, стал двигаться вдоль стены в поисках выключателя, чтобы включить свет. Делая новый прыжок он старался не думать о пульсирующей боли, которую ощущал в голове каждый раз, когда его нога касалась пола. С малейшим продвижением вперёд его тошнило всё сильнее.

Наконец, Матиас добрался до круглого блока регуляции света и повернул вправо. Ничего. Всё оставалось погружённым в темноту. Он повторил операцию несколько раз. Матиас слышал щелчок выключателя, но ничего не изменялось. Помещение оставалось неестественно тёмным. Мати вновь соскользнул на пол и стал передвигаться на четвереньках. Сначала он натолкнулся на подобие скамейки, а затем на стол; он проверил, есть ли лампа, и нашёл её.

Клик. Клик.

Ничего. Возможно, Оксана отключила электричество по какой-то непонятной причине; пытаться понять её поступки было невозможно, он это знал. Или... Он протянул руку и дотронулся до лампочки. Как и боялся, тонкая стеклянная колба оказалась горячей.

— Дерьмо… — прошептал он.

Матиас сел, потому что тошнота стала невыносимой, и секунду спустя его сотрясло от рвоты. Горькая желчь смешалась с металлическим вкусом крови. Он лёг обратно на пол, и погрузившись в состояние полусознания, неопределённое время лежал на животе — голый, грязный, израненный.

Резкая боль в груди заставила Матиаса очнуться: кто-то пихал его одной ногой, переворачивая лицом вверх.

— Что, твою мать, мы будем сейчас делать? Этот умирает, ты понимаешь? Он больше не движется. Лежит так несколько часов, и дыхание становится всё слабее и слабее. Мы должны вызвать скорую помощь, и должны сделать это немедленно!

Матиас слушал взволнованный голос Курта и подумал, что это правда. Он умирал и больше ничего не мог сделать, чтобы избежать этого.

— Он уже практически мертв! Нам просто нужно, чтобы тело исчезло. — Прозвучал холодный голос Оксаны.

Матиас попытался что-то сказать, но звук его слов вышел слабым и смешался со зловещим бульканьем.

— Прошу тебя… — наконец смог выдавить он.

Снова заговорил Курт:

— Ты слышишь его? Он жив. Мы должны вызвать скорую.

Матиас услышал, как кто-то присел рядом с ним, а затем почувствовал нежное поглаживание по лицу.

— А почему я должна позволять тебе жить? Ты сказал, что хочешь меня убить, помнишь? Что убьёшь своими руками, маленький ублюдок!

Нет, Матиас этого не помнил. Он не помнил ничего конкретного о часах, проведенных в этой холодной и сырой комнате, но поверил им, потому что в своей жизни никогда так отчаянно не желал чьей-либо смерти.

Нервным голосом снова вмешался Курт. Конечно, он не впервые присутствовал при очередной неконтролируемой вспышке гнева своей любовницы, но садизм и жестокость, свидетелями которых он стал этой ночью, глубоко обеспокоили его:

— Оксана, послушай меня. Не выгодно доводить до этого. Мы скажем, что прошлой ночью ты ждала Матиаса в комнате, а он не появился. Поэтому когда вечеринка закончилась ты пошла его проверить, и нашла в таком состоянии. Жертва кражи или нападения.

— Голый как червь?

— Всё, что нам нужно сделать, это надеть боксеры.

Матиас слышал как Оксана яростно зарычала.

— Боже, что случилось! Какого черта тебе так плохо, Матиас? Я лишь наказала тебя за предательство, за твоё неуважение, за твою неспособность любить меня! Но я не думала, что ты такой слабый! Посмотри на себя... Ты даже не можешь дышать... Ты хочешь доставить мне неприятности, верно? Ты на самом деле хочешь умереть, лишь бы избежать женитьбы на мне? Это твой план?

Матиас услышал, как она выпрямилась, возбуждённо и сердито вздохнула, затем снова заговорила:

— Слушай меня внимательно. Теперь я вызову эту чёртову неотложку. Если ты выживешь и попытаешься каким-то образом подставить меня, ты покойник и все твои близкие в придачу. Если ты просто попытаешься втянуть меня, я сначала убью твою дочь, потом старуху, которая живет с вами, и, наконец, шлюху, с которой ты разговаривал по телефону вчера вечером, понимаешь?

Курт поспешил:

— Давай вызовем скорую, Оксана. Матиас никогда не посмеет пойти против тебя. Вызывай!

— Хорошо, вызови ты. А я тем временем отправляю кого-то к нему домой и к девушке. Она и ребёнок будут нашим страховым полисом.

* * *

Бип… Бип… Бип…

Где я? Какой сегодня день? Твою мать, как везде болит! В голове только запутанные воспоминания, как короткие вспышки, но, наконец, я всё вспомнил. Комната в подвале на вилле Оксаны. Она хочет чтобы я её трахнул. Я не могу. У меня не получается даже когда пробую использовать свои обычные трюки. Она сверху. Я связан на деревянном столе. Руки зафиксированы за запястья. Оксана потеряла над собой контроль. Разъяренная, потому что на этот раз я её не удовлетворил и потому что убеждена — я изменяю ей. Курт тоже с нами. Она, бьёт меня по лицу пощёчинами и кулаками. Я пытаюсь увернуться от ударов, лихорадочно двигая головой из стороны в сторону. Из-за этого она становится агрессивнее. Помню как на моей шее сжимаются её руки, пока не теряю сознание. Я очухиваюсь, облитый из ведра ледяной водой, в сопровождении жестоких ругательств и демонического смеха. Они трахаются, словно животные, недалеко от стола, на котором лежу связанным несколько часов. Она снова пытается заняться со мной сексом. А я — идиот, в порыве гордости плюю ей в лицо. Оксана приближается с какой-то деревянной дубинкой, похожей на плоское весло, и бьёт меня — всё сильнее и яростнее, пока не ломает ту на части. Между ударами упоминает Элизабет и Скарлетт. Я говорю ей, чтобы она не смела даже произносить их имена своими паршивыми губами, и что, если выживу, то убью её своими руками.

Вижу вспышку возбуждения и безумия, которая заволакивает глаза чудовища.

— Что ты сделаешь?

Начинает избивать меня. На этот раз бьёт сильнее.

Старается сломать кости. Убить. Потому что я дал ей вескую причину. Потому что впервые я взбунтовался. Угрожал ей, и сделал это намеренно. Я не вру, и это она прочитала в моих глазах: мою ненависть, моё презрение, правду моих слов. Я больше всего на свете хочу, чтобы Оксана умерла. Она бьёт по суставам. Запястья, колени, лодыжки, потом наносит удары плашмя, словно режет. В область желудка, бедра, голени. Говорит, как она разочарована. Как ошиблась во мне. Что могла бы любить меня вечно. Что по-своему уже любила меня. И вот почему теперь она хочет, чтобы я умер. Потому что я ранил её. Потому что я люблю другую.

Затем Оксана внезапно успокаивается, подходит с потерянным взглядом и голосом сумасшедшей говорит, что хочет дать мне последний шанс. Что я ещё могу спастись.

Оксана развязывает меня и ставит на колени. Она приказывает мне просить у неё прощения языком и сделать это хорошо. Я не могу из-за опухшего рта и кровотечения. Но в основном потому, что не хочу. Больше не хочу. Никогда. Я так много знаю. Я понял. Оксана всё равно убьет меня, если не сегодня, то через несколько месяцев. Поэтому кричу ей, чтобы она пошла и трахнула себя сама.

Оксана хватает меня за волосы и вбивает лицом себе в промежность. У меня получилось сильно укусить её за бедро. Она орёт. Удар в затылок. Все становится чёрным. Конец.

Затем слышу сирены скорой помощи. Добрые руки. Быстрые суматошные слова. Отчаянные.

Внутреннее кровотечение!

Он задыхается в собственной крови!

Коллапс! Коллапс! Дефибриллятор!

Заряд!

Мы его теряем! Мы его теряем! Искусственное дыхание!

Пульс появился. Он снова с нами. Держись, Кроуфорд. Потерпи парень. Не сдавайся. Ещё немного.

Потом, наконец, покой.

Бип... Бип... Бип ...

* * *

Скарлетт нервно рассматривала электронную панель с рейсами на Вашингтон. До посадки оставался час, и она чувствовала, как с каждой минутой слабеют мужество и решительность, с которыми она действовала в последние несколько дней.

Что она делает? Во что ввязывается? Что если она ошиблась? И Матиас не стал жертвой тёмного заговора и оказался в такой ситуации по своей воле? Как бы он отреагировал на её инициативу? Что, если его брат и сестра закроют дверь у неё перед носом? Что если они примут её за мифоманку?

Возможно, ей следовало предупредить их о своём прибытии, но Скарлетт организовала всё импульсивно, ведомая мрачным предчувствием, которое побудило действовать быстро. Даже на работе она повела себя опрометчиво. В администрации она проработала слишком недолго, чтобы уйти в отпуск и надеяться найти место по возвращении. Она даже не назвала точных дат и отказалась предоставить более подробную информацию о причинах, побудивших сделать перерыв. Кроме того, её не отпускала тошнота и падение давления. Она не должна сталкиваться со стрессом, а тем более с такой поездкой. Пять с половиной часов полёта и по прибытии оказаться в неизвестном городе, без понятия куда идти и даже не забронировав угла в гостинице. Она обзывала себя идиоткой за то, что не воспользовалась своей работой, и не нашла приличное место, куда можно отправиться, после приземления.

К счастью часы перелёта прошли быстро. Последние несколько дней Скарлетт спала мало и чувствовала себя измотанной, поэтому через несколько минут после взлета уснула. Сон не был спокойный, но он позволил ей восстановить часть энергии, которая понадобится, чтобы сделать то, что запланировала.

Когда Скарлетт прилетела в Вашингтон, она взяла такси и отправилась по заранее записанному адресу. В ручной клади у неё лежал пакет документов и фотографий, которые на прошлой неделе ей дал Абель Моррисон.

С момента отчаянного звонка пять дней назад известий от Матиаса не было. С тех пор его мобильный телефон оставался вне зоны действия сети.

С каждой убегавшей минутой Скарлетт чувствовала, как растет беспокойство, отчего становилось труднее дышать. Она понимала, что должна была предупредить Ариэль Кроуфорд о своем прибытии, но боялась, что это означало бы растянуть время. В глубине души девушка чувствовала, — терять нельзя ни секунды. Если сестра Матиаса её не выслушает, оставался шанс с его старшим братом.

Когда такси остановилось перед домом номер 1125 на Холбрук стрит, Скарлетт пришлось подавить искушение попросить водителя развернуться и подвести её к отелю. Вместо этого она заплатила и вышла. Девушка замерла, рассматривая красивый двухэтажный дом, окруженный зелёным садом, и глубоко вздохнула. Яркое зарево заката и пустынность улицы придавали панораме более пугающий вид, чем это было на самом деле. Скарлетт собрала свою смелость, подошла к звонку и позвонила, молясь, застать кого-нибудь дома и не быть вынужденной возвращаться вновь завтра. Почти сразу в дверях появилась молодая женщина. Скарлетт узнала Ариэль, несмотря на то, что причёска отличалась от той, какую видела раньше на фотографии. Мужская стрижка — короткая с резкими линиями, — подчеркивала такие же тонкие черты лица и глаза цвета нефрита, как и у Матиаса.

Скарлетт смотрела, как Ариэль приближается по подъездной дорожке, и проклинала себя за то, что заранее не подумала, как себя представить. Кем она была в итоге? Подругой? Одной из многих любовницей? Матерью ребёнка Матиаса?

Глаза Ариэль изучали её с ног до головы, пытаясь выяснить, кто эта женщина, что стоит у дверей в поздний час. Она спросила не открывая калитку.

— Что я могу для вас сделать?

Скарлетт прикусила губу и решила вначале представиться.

— Добрый вечер, миссис Дженсен, меня зовут Скарлетт Маккей. Я подруга Матиаса. Я только что прилетела из Сан-Франциско... и...

Выражение подозрительности на лице Ариэль сразу изменилось до чрезвычайно взволнованного, и прежде чем Скарлетт успела продолжить, она перебила:

— С ним что-то случилось?

— Нет, но…

— Кто вы такая? Одна из его женщин? Клиентка?

От смущения Скарлетт покраснела, как огонь.

— Я подруга, — ответила она.

Ариэль в течение нескольких секунд сохраняла молчание.

— Как вы меня нашли? Матиас рассказал вам о нас?

Скарлетт показалось, она услышала в голосе женщины намёк на надежду.

— Нет. Я искала вас без его ведома. Пожалуйста, впустите меня, я всё объясню.

Казалось, Ариэль решала, что делать: её подозрительная натура и работа подталкивали к осторожности, а инстинкты женщины двигались в противоположном направлении. Продолжая размышлять, следует ли ей пригласить девушку в дом или отложить встречу на завтра, она увидела, как Скарлетт стала копошиться в сумке, откуда достала желтый конверт.

— Что это? — спросила Ариэль, когда Скарлетт протянула пакет документов через решетку всё ещё закрытой калитки.

— Это информация о Матиасе. Я заплатила частному детективу пытаясь понять, что с ним происходит, так как Матиас ничего мне не рассказывал и, в любом случае, не обратился бы за помощью.

Взгляд Ариэль стал нежным и грустным.

— Обычный Мати… — прошептала она, открывая разделяющую их калитку, решив поверить своим инстинктам и позволить незнакомке войти. — Пожалуйста следуйте за мной.

Она предложила Скарлетт расположиться в большой гостиной в современном стиле. Гладкие металлические и стеклянные поверхности, абстрактные картины, большие окна. Помещение соединялось с кухней в стиле хайтек, как и остальная часть обстановки. Ариэль двигалась непринужденно, словно видеть Скарлетт у себя дома было естественно, хотя весь её внутренний мир находился в смятении. Она не торопилась, пытаясь понять, как справиться с ситуацией, используя ресурсы, которые позволяла её работа. Ей показалось, что девушка готова всё рассказать, поэтому Ариэль решила не давить, а продолжить с осторожностью. Позволив Скарлетт чувствовать себя непринужденно, можно было спокойно добраться до сути.

— Я готовила кофе, вы не хотите?

— С удовольствием. Для меня без кофеина, пожалуйста.

От Ариэль не скрылось, как молодая женщина держала руку на слегка округленном животе. Она даже на мгновение не поверила, что речь идёт лишь о дружеских отношениях, и проклинала себя за то, что перестала следить за Матиасом.

После первых восьми месяцев безуспешных попыток вернуть брата в Вашингтон Ариэль отступила. Она не смогла выступать молчаливым свидетелем на пути саморазрушения Мати, которого любила больше собственной жизни, и у неё не хватило смелости заявить на него, тем самым вынуждая остановиться.

Пока готовила кофе, Ариэль отправила мужу сообщение с предупреждением о сложившейся ситуации и попросила приехать домой как можно скорее.

Затем вернулась в гостиную к Скарлетт с подносом в руке и нежной улыбкой на губах и села рядом с ней.

— Пожалуйста, расскажи мне всё с самого начала, ничего не упуская.

Скарлетт не заставила просить себя дважды. Она рассказала Ариэль о том, как познакомилась с Матиасом, как первые месяцы наблюдала за ним издалека, об их мимолетных и полных противостояния встречах, о вспыхнувшей страсти и её отрицании, а затем вспыхнувшей и погасшей вновь. Она рассказала о том, как внезапно, когда казалось, всё на грани изменения, Матиас согласился на работу, выходящую за границы обычных контактов. Ариэль побледнела когда услышала имя Оксаны Соколовой.

— Дочь Дмитрия Соколова?

— Да — ответила Скарлетт. — Разве в последнее время вы не читали бульварные газеты?

— Нет. Я не читаю такие издания.

— Никто из вашей семьи не знал, что Матиас обручился с этой женщиной?

Ариэль отрицательно покачала головой. О Матиасе уже давно никто не говорил и, возможно, общие друзья предпочитали закрывать глаза, чтобы не злить Ариэль (в том случае, если они были в курсе происходящего). Тогда Скарлетт рассказала, какую жизнь, по её мнению, вёл Мати. Она поведала Ариэль, что он почти перестал видеться с дочерью и ей несколько раз казалось, что Матиас собирается открыть ей какую-то тёмную тайну, но затем всегда испуганно отступал. Рассказала о последнем странном телефонном разговоре, так внезапно оборвавшемся.

Ариэль вытащила из желтого конверта документы, удивленная находчивостью и решительностью молодой женщины, и почувствовала вину за то, что сомневалась в ней. Она внимательно прочитала информацию, которую они содержали, и на её лице отразилась вся боль и испытываемое беспокойство.

— Не могу поверить, что это правда. И мой брат вляпался в такие неприятности. Именно он. Самый застенчивый, самый чувствительный, самый уравновешенный из нас троих. Как, чёрт возьми, это могло произойти? — Ариэль посмотрела на Скарлетт полными слёз глазами и снова спросила. — Кто ты? Кто ты на самом деле для него?

— Не знаю, кто я для него. Но я знаю, кто он для меня. Как бы безумно и бессмысленно это ни звучало, я с самого начала люблю Матиаса. Сделаю всё что угодно, только чтобы знать — он в целости и сохранности. Свободен.

— Что если он не ответит на твои чувства?

— Я уже размышляла об этом, а также пережила моменты великого разочарования и обиды. Но теперь это не важно. Я просто хочу вытащить Матиаса из этой ситуации. Потом он сможет свободно выбрать, что считает лучшим для себя.

Ариэль заметила, как женщина снова погладила свой живот, и когда через несколько минут Скарлетт побежала в ванную, где её вырвало, сомнений больше не осталось. Но Ариэль решила ничего не говорить. Она подождёт, когда девушка сочтёт целесообразным и расскажет сама. Тот факт, что Скарлетт, скорее всего, ожидала ребёнка от Мати и решила не разыгрывать эту карту, сняла все сомнения относительно её благих намерений.

Когда домой вернулся муж, именно Ариэль ввела его в курс событий. Он тоже, при упоминании имени Оксаны Соколовой, выглядел растерянно. Клейтон работал в наркоконтроле, и фамилия Соколовой не была для него новой. Абсолютно. После ужина они связались с Итаном, не вдаваясь в слишком конкретные подробности во время телефонного разговора, лишь умоляя его как можно скорее к ним приехать, чтобы обсудить очень деликатный вопрос, касавшийся Матиаса. Старший брат ответил холодно и отрешенно, продолжая злиться на Мати за то, с какой жестокостью он отрезал их от своей жизни. Но когда услышал, как на другом конце линии Ариэль плачет, больше не смог притворяться равнодушным и пообещал приехать на следующий день, как только у него закончатся все слушания, стоящие в повестке дня. Ариэль и Клейтон в итоге предложили Скарлетт остановиться у них на период, необходимый для этого, не совсем обычного расследования. И она согласилась, даже из вежливости, не сделав попытки отказаться. Накопившаяся за последние часы усталость и готовность внимательно следить за делом — это безусловно, более веские причины, чем собственная застенчивость или естественная конфиденциальность.

* * *

Следующие дни стали эмоционально сложными для Кроуфордов и Скарлетт. Ариэль была хорошей и доброй женщиной, и знание, что брат, вовлечен в грязные и опасные круги разбивало её сердце. Она не могла простить себя за то, что отказалась от идеи надавить на него и оставила одного. Она постоянно задавалась вопросом, как бы всё сложилось, если бы они, как семья, не позволили ему отдалиться. Если, в конце концов, они бы все не смирились. Но Матиас был особенным созданием, и когда окружал себя стеной, то делал недосягаемым. С детства он был интровертом, отличался своей замкнутой и упрямой душой. Он всегда действовал в своем собственном ритме и манере, и настаивать никогда не имело смысла. Его глубоко ранила смерть Грейс, и всегда присутствующие в характере тёмные черты стали более интенсивными, более жестокими. Матиас создал вокруг себя вакуум и погрузился в этот новый персонаж: хитрый, холодный и неприступный. Он продолжал жить, но казалось, часть его исчезла навсегда, вырванная этими нелепыми и внезапными смертями. Ариэль и Клейтон подтвердили Скарлетт, что счёт за необходимые для него и малышки больничные услуги, был непомерным. Матиас никогда никому не говорил точную цифру, но и тогда становилось ясно, что она очень высока. Предположительно, это стало одной из причин (далеко не единственной), почему он начал заниматься подобным ремеслом. По словам Ариэль, Матиас был уверен, что никогда больше не влюбится, и он не из тех парней, кто заводит временные связи. Чтобы достичь такой степени близости, ему нужно позволить женщине приблизиться к нему, встречаться с ней, узнать близко и установить связь, а делать что-либо из этого он не хотел. Однако продавать свои сексуальные услуги, как бы нелепо не выглядело, для него оказалось более приемлемым. Ариэль подозревала, что такую жизнь Мати выбрал как своего рода самонаказание, как способ избежать сближения и влюблённости в других женщин, а также постоянно напоминая себе о том, каким плохим человеком он был.

Три года назад заметили все, что истинным виновником смерти Грейс и родителей Матиас считал себя. Решение вести несчастную и унизительную жизнь позволило ему заплатить за свои ошибки, как символически, так и конкретно, и ничто и никто не смог заставить его передумать. Итан был единственным, у кого с младшим братом произошла жестокая стычка. Они дошли до рукоприкладства и с того дня друг с другом не разговаривали. Но теперь и он тоже, по мере раскрытия пугающих подробностей из жизни Матиаса, чувствовал, как его сердце становилось мягче, и любовь к брату, так отличающемуся от него, вернулась на поверхность с мощной гордостью.

Итан, как личность, отличался от Ариэль и Матиаса. Он был организованным, сторонником абсолютизма, холодным, рациональным и исполнительным. Надёжный и остроумный, способный и всегда подготовленный, Итан через несколько дней сумел нарисовать картину возможностей, которые открывались при вскрытии правды в ситуации Матиаса. Его почти наверняка обвинят в уклонении от уплаты налогов, за которое, вероятно, может грозить тюремное заключение. Мати рисковал получить от шести месяцев до двух лет, но, учитывая различные смягчающие обстоятельства, прежде всего его состояние психологической хрупкости, когда начинал свою карьеру в качестве эскорта, он бы вышел гораздо быстрее. В относительной опасности была опека над Элизабет. При необходимости они могли разыграть карту усыновления или опеки с одним из ближайших членов семьи, но Итан полагал, что такая возможность будет очень маловероятной. Проанализировав всю имеющуюся у него информацию, Итан смог убедиться: как отец, Матиас всегда вёл себя очень хорошо, поэтому был уверен, что ребенок останется с ним.

Самая болезненная часть касалась его отношений с Соколовой. В федеральном департаменте имелось целое досье на неё и её семью. У женщины зафиксировали глубокие психические отклонения, асоциальность, неспособность чувствовать раскаяние или сочувствие. Садистка, агрессивная и жестокая. Которая беспощадно ударит любого, кто встанет на её пути к цели. Почему она решила выйти замуж за Матиаса, оставалось загадкой. Может быть, прихоть, возможно, искаженный взгляд на любовь, или крайний нарциссизм подтолкнул Соколову к стремлению иметь всё, что ей нравится. Лучшее во всем.

— Я должна немедленно поговорить с Картером. Нам нужно начать новое расследование в отношении этой женщины, — сказала Ариэль.

— Кто такой Картер? — спросила Скарлетт.

— Мой начальник.

— Я не думаю, что мы что-нибудь получим, — ответил Клейтон, — у Соколова связи в очень высоких кругах, он хорошо организован, а грязные делишки у него покрывают подставные лица. Тот факт, что у Соколовой в доме есть оружие и наркотики, безусловно, является преступлением, но не приводит к гипотезе о незаконном обороте наркотиков или другой деятельности. У нас нет доказательств связи с большим бизнесом. По крайней мере, пока. Я мог бы предложить УБН внедрить агентов для дальнейшего расследования, но это займет месяцы. Чтобы разобраться с Матиасом, мы должны действовать с привлечением полиции Сан-Франциско, открывая два параллельных расследования. Один, в меньшем масштабе, со ссылкой на его ситуацию, и другой, который проведём сами, для расследования оборота оружия и наркотиков.

— Ты прав… — подтвердила Ариэль, — это единственный путь.

Скарлетт не понимала. У неё не укладывалось в голове, почему, полученной от Моррисона информации недостаточно, чтобы прижать эту женщину.

Кроуфорды пытались ей объяснить.

— Из того, что у нас в руках: Оксана ведёт распутную жизнь. Это неоспоримо. Мы могли бы даже немедленно её арестовать, совершив неожиданный рейд во время одной из вечеринок, но через минуту она выйдет под залог. И тогда Матиас снова окажется в опасности. Возможно, нам следует сначала сосредоточиться на том, как вывести его из этой бредовой ситуации. Он должен дать свидетельские показания, а затем включим его в программу защиты свидетелей. Но всё требует времени.

— Так что же нам делать? — спросила Скарлетт в унынии.

— Мы активируем федералов и полицейское управление Сан-Франциско, а тем временем начинаем действовать самостоятельно, ища способ вытащить его оттуда.

— Это может стоить вам карьеры… — прошептала Скарлетт.

— Точно. Но ситуация, в которой находится брат, может стоить ему жизни, и я не хочу рисковать, — заключила Ариэль.

Через несколько дней после начала их расследования Клейтон вернулся домой с новостью, которую рано или поздно все боялись получить: после нападения неизвестных лиц более недели назад Матиаса госпитализировали в «Калифорнийский тихоокеанский медицинский центр».

— Я должна немедленно вернуться в Сан-Франциско. Мне нужно его увидеть, — сказала Скарлетт, не колеблясь ни секунды.

Ариэль, Клейтон и Итан согласились с ней. Пришло время переехать в Калифорнию и защитить брата конкретно, поскольку было ясно, насколько опасной становится Соколова. Из Вашингтона они арендовали под чужим именем небольшую виллу в Сан-Франциско, которую собирались использовать в качестве базы. Поэтому переезд лишь немного опережал первоначально запланированные даты. Оставалось оптимизировать только последние детали в том, как приблизиться к Матиасу, Элизабет и Глории, а затем спрятать их для защиты на время всей операции.

— К нему пойду я, — сказала Скарлетт.

— Ты не можешь. Полиция следит за делом. Комиссар Лейтон из Сан-Франциско ознакомлен с имеющимися у нас данными и ведёт расследование в отношении Оксаны. Даже если в заявлении говорится о краже со взломом и нападении неизвестных, они расследуют на более конкретном уровене. Им просто нужно, чтобы Матиас вышел из комы и начал сотрудничать. Это сэкономит время и, возможно, позволит нам вытащить его оттуда, — сказал Клейтон.

— Как... вышел из комы?

— Врачам пришлось ввести его в фармакологическую кому. Но ситуация стабильная. Я думаю, он скоро проснется.

— Я должна поехать к нему, — повторила Скарлетт, на этот раз более взволнованная и решительная, чем когда-либо.

— Ты не можешь, — сказал Клейтон.

— Возможно, и получится, — сказала Ариэль.

Муж посмотрел на неё, пытаясь понять, что она имела в виду, и Ариэль продолжила:

— Из имеющейся у нас информации не видно, что Скарлетт под контролем.

— Нет. Исключено. Она гражданское лицо. Начальство никогда не даст разрешения на использование её в операции пока Скарлетт не под защитой. И потом, она без подготовки.

— Так натаскайте меня! — воскликнула девушка в отчаянии.

Клейтон едва улыбнулся ей.

— Мы не можем сделать из тебя полицейского за одну ночь. Надо подумать о чём-то более эффективном и менее рискованном.

— Позвольте мне пройти под видом медсестры.

— Это невозможно, — ответил Клейтон.

— Технически такое возможно, — Ариэль снова возразила мужу. — Мы начали расследование в Сан-Франциско. Матиас сейчас под защитой. В больничной палате он недоступен, за исключением врачей и медсестер, которые присматривают за ним. Создать прикрытие для Скарлетт, с единственной целью связаться с Мати и сообщить о текущей ситуации, нетрудно. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что его мотивирует гораздо больше встреча с ней, чем с нами. А мы тем временем разработаем конкретный план, чтобы вывести его, не давая Оксане и её друзьям возможность узнать, где мы его прячем.

Затем она снова обратилась к молодой женщине:

— Ты на самом деле уверена? Это чрезвычайно рискованно.

Скарлетт положила руку на живот.

— Доверьтесь мне. Я не боюсь этой женщины. Я боюсь лишь опоздать.

ГЛАВА 12

Второй раз в своей жизни Матиас очнулся в больничной палате, и первой реакцией, которую он испытал, стала паника. Запах дезинфицирующих средств, ритмичный звук окружавших его приборов, и кровать, с ограничивающими барьерами, в которой лежал, — ему не нужно было видеть, чтобы понять, где находится.

Он ненавидел больницы. Со дня выписки три года назад, Матиас никогда туда не ступал. Даже Фиби Ньюманн, когда наняла его, была вынуждена смириться, и позволила проводить обычные проверки, которые требовала от своих эскортов, в частных клиниках. Поэтому первая мысль, что пришла ему в голову была: связаться с любым врачом или медсестрой, и выписаться из больницы. Матиас понял, что не может открыть глаз, а его нога и рука в гипсе. Но даже это его не остановило; он хотел немедленно уйти. Правой рукой Матиас стал искать рядом с собой кнопку вызова медсестёр, но не нашёл.

К счастью, контролирующие аппараты уже предупредили тех, кто ответственен за его пробуждение, и после нескольких мгновений бесполезного и нервного исследования он услышал, как открылась дверь палаты. Затем нежный голос окликнул его по имени:

— Мистер Кроуфорд?

Матиас попытался заговорить, но ответ застрял между поврежденными голосовыми связками и сухим языком. Должно быть, он много кричал, прежде чем окончательно потерял сознание, поэтому просто махнул рукой и повернул голову к источнику звука.

Голос продолжил говорить нежным тоном.

— Не пытайтесь напрягаться, через несколько часов станет лучше. Доктор сейчас подойдёт.

Мати согласно кивнул, а затем увлажнил сухие губы: он умирал от жажды. Медсестра быстро уловила его дискомфорт и подошла к нему со стаканом воды и ватным тампоном. Она намочила его в прохладной жидкости и осторожно похлопала по губам.

— Скоро вы сможете что-нибудь выпить и съесть, нужно только немного потерпеть.

Матиас раздвинул губы, с жадностью смакуя эти несколько капель.

— Вы чувствуете боль?

Матиас отрицательно покачал головой. После долгих часов пыток, которым его подвергли, казалось, он оказался в раю: тело ощущалось расслабленным, а мозг без каких-либо мыслей. Он чувствовал только своеобразную тупую боль, и понял, что должно быть находиться под воздействием очень тяжелых анальгетиков, вероятно, опиатов, учитывая легкомысленное настроение, так не соответствующее ситуации, в которой находился.

— Вы помните, что случилось?

Матиас замер. Он прекрасно всё помнил, но знал, как необходимо ответить, поэтому вновь отрицательно покачал головой.

Медсестра продолжила.

— На вас жестоко напали. Идёт расследование, мистер Кроуфорд, и как только вам станет немного лучше, полиция придёт вас допросить. Однако пока не беспокойтесь и не пытайтесь вспомнить. Дайте мозгу отдохнуть, и память вернётся к вам, не волнуйтесь.

Матиас ещё несколько минут продолжал бодрствовать, а затем снова заснул, уступив неестественной усталости, вызванной циркулирующими в его крови психотропными веществами. Он принял охотно бессознательное состояние, которое на некоторое время защищало его от реальности, готовой атаковать эти стены снаружи.

Таким образом прошли два дня, в течение которых у Матиаса чередовались состояния возбужденного бодрствования из-за места, где он находился, с глубоким сном, вызванным морфием.

Всякий раз, когда к нему подходили доктор или медсестра, чтобы позаботиться о нём, он начинал умолять выписать, с обещанием, что дома его будут лечить со всем необходимым вниманием.

На третий день после выхода из комы Матиас встретился с комиссаром полиции, который взял на себя ответственность за его дело, и тогда Мати понял, что у него гораздо более серьезные проблемы, чем пребывание в больнице.

Он всё ещё не мог видеть. Опухшие веки не позволяли открыть глаз, и, несмотря на прикладываемые усилия, даже когда Матиас, казалось, был способен двигать ими достаточно, чтобы создать тонкий проблеск, всё вокруг оставалось погружённым в темноту. Когда комиссар вошёл к нему в палату, Матиас понял, что его пребывание в «Калифорнийском тихоокеанском медицинском центре» будет намного более длительным и раздражающим, чем он планировал, и полиция не выпустит эту кость. Его дело не отправят в архив как нападение неизвестных, и полиция ещё долго будет кружить рядом.

— Доброе утро, мистер Кроуфорд. Меня зовут Бенедикт Лейтон, я комиссар департамента полиции Сан-Франциско. Вместе со мной моя коллега Сара Стерн. Можем ли мы задать вам несколько вопросов?

— Пожалуйста, — сказал Матиас до сих пор хриплым голосом.

— Как самочувствие сегодня?

— Гораздо лучше, спасибо.

— Хорошо. Я знаю, вам сообщили, что мы придём для снятия свидетельских показаний...

— Да. Но, к сожалению, я до сих пор ничего не помню, мне жаль, — соврал он.

— Быть может, если я освежу вам память, что-нибудь всплывёт.

Матиас молчал.

— Итак, — продолжил Лейтон, — скорая помощь была вызвана в пять тридцать пять утра в субботу 13 февраля. Голос звонившего мужчины (позже идентифицирован как голос Курта Штайнера), попросил помощи для мужчины, ставшего жертвой нападения на вилле «Красный тюльпан», расположенной на улице Ларкин 213.

Когда приехали парамедики, они немедленно связались с нашим отделом. Вы лежали на полу, на втором этаже здания, с множественными травмами и переломами. Вы потеряли много крови, но, как ни удивительно, в комнате, где вас обнаружили, не было явных признаков взлома, а пол выглядел чистым. В вашей крови обнаружили огромное количество кокаина. Было также ясно, что несколькими часами ранее вы занимались сексом с разными партнерами. На вилле был беспорядок от того, что казалось весьма «интересной» вечеринкой... Подводя итог, всё заставляет нас думать, что случившееся с вами было не простым нападением неизвестных лиц.

Матиас слушал сохраняя молчание.

Когда Оксана решила его помиловать (и он продолжал задаваться вопросом — почему), Матиас подумал, что она организует всё лучше. Но сцена, с которой столкнулись копы, выглядела неправдоподобно. Это понял даже он. Но Матиас знал, — без его заявления полицейские не могли начать расследование.

Мати вздохнул и продолжил в своём намерении не сотрудничать с властями.

— Мы с Оксаной любим заниматься сексом с друзьями. Я не думаю, что это преступление. И в тот вечер их было несколько. Я также подтверждаю, что той ночью употреблял кокаин. Но кроме вечеринки, секса и наркотиков я больше ничего не помню. Мне жаль.

— Я понимаю... Надеюсь, ради вашего же блага, эта досадная потеря памяти быстро разрешиться. Мы нуждаемся в вас для продвижения в расследовании.

— Но какое расследование, инспектор? Кажется, я не подал жалобу...

— Расследование покушения на убийство, Кроуфорд. Ни один полицейский, даже самый последний из числа неспособных, не поверит, что ограбление закончилось трагедией. Кто-то хотел вашей смерти.

Матиас снова замолчал и решил не бросать дальше вызов судьбе. Он не мог видеть лицо детектива, но тон его голоса уже был нервным и достаточно подозрительным.

— Хорошо. Тогда, если что-нибудь придет в голову, я дам вам знать.

— Я надеюсь. А пока мы выставляем охрану у дверей палаты. По крайней мере, пока мы точно не узнаем, что, чёрт возьми, случилось той ночью.

— Вы боитесь, что злоумышленник вернётся и закончит то, что начал? У меня нет врагов, офицер.

— Напротив, мы подозреваем, что у вас они имеются и ещё какие! Опасные и... как бы сказать... очень к вам близкие.

С этого момента Матиас не сказал ни слова. Он притворился, что плохо себя чувствует и нуждается в отдыхе. Повернулся на бок и оставался лежать в такой позе, пока не услышал шаги агентов, покидающих его палату.

Офицер Лейтон был убежден, парень не говорил только потому, что боялся серьёзных последствий. Он был уверен, что практически смертельное нападение имело связь с русской партнёршей Матиаса. Женщине ещё не дали разрешение на посещение, и с каждым днём она становилась всё более нервной и угрожающей. Поэтому Лейтон решил разыграть карту, которую предпочел бы не использовать. Маленькая Элизабет. Вероятно, своим молчанием Матиас пытался её защитить, и комиссар должен этим воспользоваться. Убедить Кроуфорда, что отказ от сотрудничества поставит под угрозу его маленькую девочку.

— Я беспокоюсь о вашей дочери и о женщине, которая о ней заботится. Если нападение на вас не случайно, они могут быть в опасности, — сказал он тихим специально тревожным голосом во время очередного допроса, который вновь заканчивался безрезультатно. — Если бы мы хотя бы знали от кого их защищать, было бы легче.

Следивший за сердцебиением Матиаса аппарат, казалось, сошёл с ума после дней полного спокойствия.

Тогда комиссар решил надавить.

— Вы понимаете, что ваше молчание подвергает вас опасности, верно? Вы уверены, что ничего не помните? И понятия не имеете, кто хотел вашей смерти?

Матиас ответил обычной белибердой, собранной из бессмысленных гипотез.

— Я лишь помню, как поднялся в свою комнату и подвергся нападению. Оксана — очень богатая женщина, и, вероятно, человек в моей комнате был вором, который пришёл искать деньги и украшения. Я оказался в неправильном месте в неподходящее время...

Детектив занервничал и впервые заговорил с Матиасом суровым и решительным тоном.

— Кроуфорд, вы перенесли жестокую методичную атаку, которая длилась не один час. Вы действительно верите, что вору, застигнутому врасплох, потребовалось бы так много времени и такая жестокость, чтобы просто вас вырубить? Как такое возможно, что в вашей комнате не оказалось следов крови? Когда вас доставили в больницу, вы были скорее мёртвым, чем живым — израненный, с двумя сломанными конечностями и четырьмя сломанными рёбрами. Из-за пореза на затылке вы потеряли очень много крови, а синяки на теле совместимы с предметами различных форм и размеров. Мы уверены, что некоторые раны, которые у вас до сих пор на туловище и спине, являются результатом использования кнута. Вы верите, что вор был фанатом экстремальных сексуальных практик? Я уверен, вы знаете, кто довёл вас до этого состояния, и не хотите говорить. Я уверен, ваше молчание нацелено на то, чтобы покрыть того, кого возможно, вы боитесь. Я просто надеюсь, — вы понимаете, как бессмысленно это решение. Вам лучше сотрудничать, потому что, в конце концов, правду мы узнаем. Это только вопрос времени, времени, в течение которого вы и ваша семья продолжаете рисковать. Кто бы ни начал эту работу рано или поздно, захочет закончить, поверьте мне.

— Я ничего не помню, — настаивал Матиас.

— Главный подозреваемый — ваша невеста, — неустрашимо продолжил комиссар.

— Я уже сказал… я ничего не помню об этом вечере, и не думаю, что Оксана вовлечена. Разве не она позвала на помощь? А теперь я очень устал, извините.

Притворяться в частичной амнезии продолжало оставаться единственным способом защитить себя, потому что в данный момент Матиас был слепым и обездвиженным на больничной койке, и врагом мог быть любой. Он не доверял даже человеку в форме, который так настаивал на знании правды. Насколько он знал Оксану, Лейтон мог оказаться коррумпированным полицейским, которого она подослала проверить ситуацию и решить, что делать дальше. Но он знал и то, что сказанное агентом — правда. Его жестоко пытали и избивали часами. Врачи сообщили, что в больницу он поступил в тяжелом состоянии, особенную опасность вызывала распространяющаяся в затылочной области гематома, которая, вероятно, и вызвала временную слепоту. Матиас перенес операцию по снижению кровяного давления и для ограничения возможных осложнений. Остальные раны были ужасны, но не так опасны, как травма головы. Сломаны левое запястье и правая нога, а также четыре ребра справа. На теле Матиаса было несколько рваных ран. Его поместили в фармакологическую кому на неделю, и последние исследования показали, что он стабильно поправляется. Врачи рассчитывали его выписать, как только предотвратят возможные осложнения, связанные с перенесённой сложной операцией. Они предполагали оставить Матиаса в больнице где-то на месяц.

«Месяц», — подумал он. У него был месяц, чтобы придумать, как выйти из сложившейся ситуации. Он должен сохранять спокойствие, продолжать покрывать Оксану, и должен найти способ переместить свою дочь в безопасное место. И он должен как-то предупредить свою семью. На данном этапе в опасности были все. Он должен связаться со Скарлетт — предупредить её о рисках, которым она подвергается, и сообщить о происходящем. А потом он хотел поговорить с ней, дать правдоподобные объяснения всего, что ей наговорил и сделал за последние два месяца. И признаться в своих чувствах. Матиас ещё ясно не осознал, каким образом Скарлетт смогла проникнуть в него так глубоко и за такое короткое время — во все мысли, в каждую мечту, в каждое желание. Всё же это случилось.

Это называется вина, — заявил его разум.

Это любовь, — ответило его сердце.

* * *

Через несколько дней рутина больницы стала для Матиаса обнадеживающей и приятной компанией. Его глаза были обработаны и перевязаны, чтобы улучшить лечение инфекции, которая появилась после нескольких дней госпитализации. Он перестал интересоваться, вернется к нему зрение или нет. Об этом он узнает по окончании лечения антибиотиками и только тогда начнёт беспокоиться. Каждое утро его будили в семь: мыли, обрабатывали раны, давали лекарства и кормили. Медсестры всегда работали одни и те же, вероятно, по соображениям безопасности. Врачи делали обход незадолго до обеда. Они проверяли раны и глаза. После обеда день тянулся бесконечно.

Сегодня вечером ему разрешили позвонить Глории и дочке. Женщина рассказала Матиасу, что за ними присматривает полиция и они в безопасности. Он вздохнул с облегчением, потому что это было единственное, что серьёзно его беспокоило. Он узнал, что Элизабет и Глория вместе с людьми, которые заботились о них, и что девочка очень радовалась их компании. Когда спросил, кто они, Глория ответила лаконично:

— Два федеральных агента и адвокат. Не волнуйся, Мати, они защищают и любят Элизабет. Ты думай о выздоровлении и тогда скоро к нам присоединишься.

После вечернего звонка пришла Мария — медсестра из ночной смены, чтобы помочь ему помыться и подготовиться перед сном. Это была очень разговорчивая молодая женщина итальянского происхождения. С ней единственной он мог обмениваться репликами, не связанными с нападением или состоянием здоровья. Матиасу нравились те нормальные моменты, те минуты, пока она заботилась о нём, рассказывая о своей безумной и большой семье, словно они друзья. Прошло почти четыре недели, как Матиас находился на стационарном лечении, и этим вечером он привычно услышал, как открылась дверь палаты.

— Добрый вечер, Мария, — сказал он, как всегда, когда слышал, что женщина входила. Но вместо обычного ответного приветствия Матиас услышал наполненный болью тихий всхлип, который обеспокоил его.

— Мария? Что происходит? Тебе плохо?

— Нет. Всё в порядке. Ничего страшного, — ответила женщина таким тихим голосом, что едва было слышно. Казалось, она сдерживает слёзы.

«Почему она такая грустная сегодня вечером? Почему такая молчаливая? Куда делась её ирония?» — подумал Матиас.

Он вспомнил, как накануне девушка рассказывала ему о встрече с молодым человеком, который ей очень нравился, и подумал: она грустит из-за того, что что-то пошло не так. Поэтому Матиас попытался её подбодрить.

— Твой друг плохо повёл себя? Я не могу поверить. В таком случае он идиот! Ты слишком забавная девушка, чтобы разочаровать ожидания кавалера. И сама говорила, когда я тебя увижу, то сразу влюблюсь, потому что ты выглядишь как эта шикарная актриса... как её зовут...? Помоги мне…

Но ответа не последовало, Матиас только слышал, как она хлюпает носом, словно плачет.

— Мария, прошу тебя. Ты меня пугаешь, что происходит?

Женщина ответила шепотом.

— Я не Мария. Мне жаль…

Матиас напрягся. Этот голос... Возможно, он спал? Или бредил? Он снова находился по эффектом психотропных препаратов?

Продолжая размышлять о своём психическом равновесии, он услышал, как медсестра направилась в ванную, чтобы приготовить миску с тёплой водой. Вернувшись в палату, она подошла к нему и села рядом, сохраняя молчание. Затем Матиас услышал легкий звук от погружения в теплую воду мягкой губки и ощутил облегчение от медленных, нежных, деликатных движений по коже.

— Как тебя зовут? — спросил он, но она не ответила. Просто высушила ему лицо мягкой тканью.

— Почему ты не говоришь? Я что-то сказал или сделал, что тебя расстроило? Извини, я думал, что говорю с девушкой, которая заботилась обо мне в течение трёх недель. Она единственная, с кем в этом месте могу поболтать... Я не хотел тебя раздражать.

— Ничего, всё хорошо… — пробормотала она, расстёгивая пуговицы на пижамной рубашке, чего Мария никогда не делала. И звук её голоса вновь душераздирающе напомнил Скарлетт.

Он так долго мечтал увидеть её, что, возможно, ему снилось, даже наяву. Матиас хотел разговорить медсестру, заставить её что-нибудь сказать, чтобы понять, что в этой женщине, так сильно напоминает ему ту, которая всегда занимала его мысли. А затем она прикоснулась к нему руками и разряд удовольствия, которое он испытал, пока девушка заботилась о его теле, дестабилизировал его хрупкое равновесие. Матиас почти собрался остановить её, чтобы выяснить что происходит, когда почувствовал нежное прикосновение к груди. Интимные, приятные, чувственные движения. Он не смог подавить тихий стон удовольствия.

Девушка тоже дышала странно, прерывисто, словно была вовлечена с ним в молчаливый и неподобающий диалог.

Матиас ощутил очень близко у лица тепло её лёгкого дыхания, и среагировал. Инстинктивно схватил её лицо одной рукой и обездвижил. Она от удивления вскрикнула. Крик, который на этот раз он немедленно узнал без каких-либо сомнений.

Матиас отпустил, словно её кожа обжигала, и наконец ему удалось произнести имя.

— Я не схожу с ума! Это ты! Это и правда ты? Скарлетт...

Он услышал царапающий звук ножек стула по линолеуму, затем глухой звук чего-то упавшего на пол.

Матиас протянул правую руку к источнику этих шумов, вызванных паникой, боясь, что напуганная его поведением она хочет сбежать.

— Не уходи, прошу тебя! Боже... умоляю тебя.

Последовала долгая молчаливая пауза, а затем приближающиеся к кровати шаги; девушка плакала не таясь. Он почувствовал нежное прикосновение к лицу, а затем к его мокрой груди прижалась щека, и наконец, он услышал шепотом своё имя.

— Матиас... Матиас...

— На самом деле ты...

— Да, я.

Он почувствовал, как Скарлетт провела щекой вверх вдоль груди и приблизилась к лицу.

— Ох, Мати...

Это была она. Скарлетт. Ей удалось найти его и войти к нему в палату. Матиас понял: ему было всё равно, как она это сделала или по какой причине. Единственное, что имело значение — Скарлетт была там с ним. И впервые за многие месяцы он почувствовал облегчение, снова целостный, наконец, дома.

Он с трудом обнял её лицо ладонями, так как левая была в гипсе до первой фаланги, и погладил Скарлетт по волосам. Они были короткие и толстые, странные и искусственные, совсем не похожие на прежние. Матиас понял — на ней парик. Он не сомневался, потому что в прошлом при встречах с ним многие клиентки использовали подобную маскировку, скрывая свою внешность.

Тогда Матиас снова сосредоточился на её губах. Он бы узнал их среди тысячи. Губы из розы, вишни и шёлка.

Он осторожно пробрался языком между ними, чтобы исследовать, снова захватить эту территорию, вернуть себе то, что хотел бы считать своим. И Скарлетт позволила ему сделать это, позволила ему снова проникнуть внутрь — под кожу, смешаться с её кровью, плотью, вплоть до костей.

Через несколько минут, Скарлетт отстранилась, но только для того, чтобы поцеловать его раны, видимые на лице, на руках, на груди, целомудренным и нежным прикосновением, продолжая шептать слова любви и боли.

— Мати... Мати... Мати... Что она с тобой сделала? Почему, ангел?

Она ласкала его, оставляя следы из огня и меда на чувствительной коже там где прикасалась, возвращая к жизни желания, которые Матиас так долго подавлял, и наводить его на неуместные для этого момента и места мысли.

— Это сейчас не важно. Как ты меня нашла? Разве не знаешь, что здесь ты в опасности?

— Не волнуйся. Никто не узнал меня. На мне короткий светлый парик и очки.

— Но полицейский у моей двери...

— Он и впустил меня.

— Но как?.. — Матиас сильно смутился. Контроль за ним был очень жестким. Как возможно, что Скарлетт избежала мер безопасности? И насколько тогда они были надежны?

— Мати, я должна поторопиться. Я не одна, мне помогают твои брат с сестрой… — прошептала ему на ухо.

— Помогают? Сестра и брат? Они здесь? В больнице? —тихо спросил он прижимая Скарлетт, всё более и более ошеломленный.

— Нет. Здесь их нет. Они в доме, который мы сняли под чужим именем. Я вместе с Глорией и Элизабет.

— Но как?..

— Сейчас я ничего не могу тебе объяснить. Но у нас будет достаточно времени, чтобы всё рассказать. Я обещаю тебе.

Ещё один раз Скарлетт поцеловала его губы, провела по ним носом, а затем осторожно прислонилась лбом к повязкам, которые покрывали его глаза.

— Я должна идти, но вернусь завтра. Я буду возвращаться каждый день, пока мы не заберем тебя отсюда.

Он протянул руку, и она сжала в ответ. В течение нескольких секунд они крепко держались друг за друга.

— Спасибо, — сказал Матиас.

«Я люблю тебя», — подумал он.

* * *

Из палаты Скарлетт вышла с разбитым сердцем. Она выбежала, словно преследуемая призраком, и быстро села в машину, которая ждала её на стоянке. Только тогда она разревелась и плакала так, как не делала месяцами, рыдая не в силах сделать вдох. Её переполняли эмоции. В ней продолжала жить любовь — сильнее, чем когда-либо, но боль и страдание от того, что увидела Матиаса раненым и беспомощным, таким хрупким и беззащитным глубоко шокировали её.

— Она растерзала его, — повторяла она, пока Клейтон смотрел на неё взглядом, полным нежности.

— Мы это знали, Скарлетт. Из отчетов всё ясно. Но теперь он вне опасности, и мы заберём его домой.

— Он весь в ранах и синяках. Все волосы сбриты. Глаза перевязаны. Его голос. Его голос такой уставший. Эта сволочь сломила его. Я хочу её смерти. Я хочу убить её своими руками... Как она могла?

Клейтон дал ей время успокоиться. Он обнимал и раскачивал, пока Скарлетт продолжала плакать, всё тише и тише, пока у неё не осталось слёз.

* * *

В последующие дни Скарлетт посещала Матиаса каждый вечер. Она понемногу рассказывала подробности, полученные в результате расследования, и он слушал её не показывая ни малейшего намека на удивление, потому что уже знал всё. Он знал о сомнительных сделках женщины, которая его купила, знал без сомнения, что она сумасшедшая, и всё же остался с ней и позволил делать всё, что она хотела. Матиас приходил от этого в ужас. Его пригвоздило чувство вины, стыд и вера в то, что он такой же грязный, как и те, кто довёл до полусмерти. Природная сумрачная душа мешала Матиасу показать свои чувства, и Скарлетт снова не знала, как справиться с таким отталкивающим отношением.

Однажды вечером, в разгар своей депрессии, Матиас сказал ей то, что она никогда не хотела слышать из его уст:

— Было бы лучше, если бы она меня убила. Никто не рисковал бы сейчас из-за меня.

Скарлетт вскочила со стула рядом с кроватью, в ярости и разочаровании.

— Как долго ты собираешься брать на себя вину, а? Что это, Матиас? Обычный способ от всех удалиться? Чтобы не сталкиваться с реальностью? Ты отлично знаешь, ты не убивал Грейс, но все твои самые глупые решения были рождены из этой лжи, которую ты вдалбливаешь сам себе три года. Это был несчастный случай. Асфальт обледенел, другую машину занесло. Не твою, другую. И она в вас врезалась.

— Но такую жизнь выбрал я, и мне понравилось.

— Ты лжец. У тебя она вызывала отвращение!

Скарлетт еле сдержала себя от желания дать ему пощёчину, так много гнева она испытывала.

— Тем не менее, я отлично жил так два года, как ты это объяснишь?

— Мати. Пожалуйста, прекрати.

— И с тобой тоже… Каким мужчиной я был, а? Знал, что ты невинна, я знал, что ты отличаешься от всех остальных, но не остановился. Я желал тебя и поэтому взял то, что хотел, не думая о последствиях. И теперь ты здесь, заботишься обо мне, после того, как я исчез, после того, как причинил тебе боль, оскорблял и говорил слова, которые невозможно повторить. Я заставил тебя поверить, что ты неважна для меня. Я бросил тебя через минуту после того, как трахнул в туалете! Как ты можешь не видеть, что я за мужчина?

Скарлетт дотронулась до своего живота, который теперь был очевиден, хотя и скрыт под широким больничным халатом.

— Ты меня не трахал... Мы занимались любовью, разве ты не помнишь?

Он молчал, и она продолжила, понимая, что, возможно, есть только один способ вырвать Матиаса из мрака, в который он погрузился.

— Ты меня любишь? — спросила она.

Матиас поднял лицо, и Скарлетт сильнее возненавидела повязки, которые покрывали его глаза. Ей от всей души хотелось увидеть теплоту его взгляда.

— Я люблю тебя. Очень сильно, как бы ни старался это отрицать, — ответил он. — Но сможешь ли ты когда-нибудь забыть, что я сделал? Ты сможешь когда-нибудь простить меня? Смотреть на меня, не думая о том, кем я был? Как я себя вёл?

— Я уже это сделала, Мати. Возможно ты этого не понял? Может такое быть, что сейчас ты свой единственный обвинитель и всё ещё не понимаешь этого? Что это ты не можешь простить себя?

Матиас прошептал, словно разговаривая сам с собой:

— Когда я начал посещать St. Regis, я больше не мог испытывать эмоции. Помимо любви к Элизабет и дружбы с Глорией, остальная часть меня была погружена в некую ангедонию, я был словно под анестезией. Затем однажды утром ты со мной поговорила. Ты была злая, помнишь?

Скарлетт помнила прекрасно. Этот эпизод положил начало их странной истории.

— Я посмотрел тебе в глаза. Ты была такой гордой, такой злой, такой прекрасной. Твой взгляд проник внутрь меня. Он меня шокировал и дестабилизировал. — Увидев за бинтами образы того дня Матиас улыбнулся. — Я хотел тебя ударить и одновременно поцеловать. Прошли годы, и никто не сумел сломать стены, которые я воздвиг, отгораживаясь от мира. Никто не мог увидеть меня таким, какой я есть на самом деле, а у тебя получилось, хотя ты даже не пыталась. Ты была в бешенстве, и я хотел положить тебя на ту стойку, и заставить замолчать, раздвинув твои ноги трахнуть безо всяких тормозов.

— Мати... я...

— Позволь мне закончить. С того дня я начал думать о тебе, мечтать о тебе, шпионить за тобой. Больше не нужно было притворяться с другими, достаточно было в мыслях найти тебя. Мне хватало представить твоё пылающее лицо, мне было достаточно фантазировать о том, что скрывала твоя чёртова строгая униформа, и я терял контроль. Не знаю, как определить, что я изначально к тебе чувствовал. Инстинкт, импульс, голод, похоть. Однако уверен, это расстроило и напугало меня. Чувствовал что совершаю ошибку. Я так долго ошибался, что больше не могу сказать, что правильно, а что нет. Где реальность, а где ложь.

Скарлетт приблизилась к нему, одновременно испытывая умиление и возбуждение.

— Я тоже так себя чувствую, — она нежно его погладила, — я тоже испытывала вину за то, что ощущала влечение, за мысли, за свою одержимость тобой, ведь я думала постоянно и была готова сделать для тебя всё. Даже была готова заплатить, как и все остальные. И сделала бы это, так что не ставь меня на пьедестал. Позволь мне встать на землю и дай шанс действительно тебя узнать.

Матиас взял руку, которая гладила его, и поцеловал.

— Когда я выберусь отсюда, когда всё закончится, я хочу пригласить тебя на ужин, в кино, на танцы. Хочу узнать о тебе всё, и хочу отдаться своим чувствам. И потом хочу заняться с тобой любовью — часами, днями, чёрт! Без спешки, без страха, что это может быть в последний раз или что это, возможно, неправильно.

Скарлетт продолжала молчать, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы.

— Между нами больше не будет никаких секретов … — заключил он, и сердце Скарлетт пропустило удар. Она поддалась импульсу и совершила то, что хотела сделать с первой минуты, как вновь его увидела, то, что должна была сделать в момент, когда опустила взгляд на положительный тест на беременность.

— Мати... Кое-что случилось. Очень важное, что изменит всё между нами. Возможно, после того, как расскажу об этом, ты сильно во мне разочаруешься. Может быть, почувствуешь себя преданным, но я... я действительно не знала, что делать... — голос у Скарлетт разрывался от эмоций. — Тебя не было... Ты был с этой, а я... Боже... Как же сложно!

Матиас сел, взволнованный этими словами и тоном девушки.

— Из-за Кевина? Слишком поздно для меня? Слишком поздно для нас? Я потерял тебя? — Он был в панике.

— Нет! Кевин не причём. Никакой другой мужчина не имеет никакого отношения к этому.

— Тогда что? Ты пугаешь меня.

— Я не знаю, как ты это воспримешь. Я напугана…

— Пожалуйста, не бойся, доверься мне. Поговори со мной.

— Мати, в ту ночь, когда мы в последний раз занимались любовью, кое-что произошло. Невероятное и непредсказуемое.

Матиас хорошо помнил ту ночь. Как наблюдал за ней издалека, свою неспособность отпустить её и их слова, их тела, и безумный секс в туалете. Это не было невероятно, как сказала Скарлетт. Обезумев, он совершил ошибку, даже если не раскаивался ни секунды, что сделал её своей ещё раз. Возможно для неё это было по-другому?

— Кое-что?

Скарлетт взяла его руку и притянула к своему округлившемуся животу. У Матиаса перехватило дыхание, его сердце замерло, чтобы потом начать бешено биться. Он не знал, что сказать, Матиас даже не знал, что чувствовать. Поэтому молчал, положив руку на тёплый, круглый живот, не в силах поверить, что результатом всего того дерьма, в которое он был погружен месяцами, стала новая жизнь. Затем внезапно, его охватило счастье, которого не испытывал долгое время — абсолютная радость. И от тёплых слез намокли повязки на его глазах.

Скарлетт продолжила.

— Я ничего не прошу у тебя. Однако я решила сохранить его оставаясь свободной. Я не хочу заставлять тебя...

— Это чудо. Какое чудесное чудо, — прервал её Матиас.

Затем, наконец, с его уст безудержно сорвались слова. Какими бы запоздалыми и немыслимыми они не были, он реально их чувствовал, и чувствовал уже давно, возможно сразу, потому что Скарлетт мгновенно вошла в его душу, как заклинание:

— Боже, как сильно я тебя люблю.

Матиас прошептал их тихо, взволнованный и с разрывающимся от радости сердцем. Скарлетт наклонилась над ним, обняла и поцеловала, как она делала каждый вечер, но на этот раз ничего не пряча.

— Почему ты не сказала мне о ребёнке раньше?

— Я не знала, что делать... Ты собирался жениться на другой женщине, и я на самом деле поверила, что ты влюблён в неё. Но я бы сказала тебе, клянусь.

— Какой я был мудак!

Матиас обнял её, отчаянно поцеловал и продолжил ласкать живот, ошеломленный огромной радостью, которую доставили ему новости.

— Прости меня, Скарлетт. Прости меня, прошу тебя.

— Хватит. Тебе не за что просить прощения. Ты не мог знать, это на самом деле неожиданное и невероятное событие. Я сама узнала спустя несколько недель.

— Но как такое случилось? Ты говорила, что предохраняешься, и мы ничем не рискуем...

— Той ночью и на следующий день у меня вывернуло на изнанку душу, и я не подумала о том, что тошнота повлияет на эффективность таблеток и вот…

— Чёрт возьми… я не верю в это, — рассмеялся он. Матиас смеялся громко, воодушевлённый потоком надежды и адреналина от этого неожиданного открытия, которое проникло в его вены. — Я хочу видеть тебя, я хочу прикоснуться к тебе ... Боже, я безумно хочу тебя, — он вновь прижал её к себе.

Скарлетт не могла поверить. Она слишком привыкла к их отношениям, полных невысказанных слов, скрытых чувств и желаний, замаскированных страхов, проекций и фантазий. Но это объятие было правдиво, наивное и взрывное счастье Матиаса было подлинным, как и его желание быть с ней.

— Когда я смогу увидеть тебя? — спросил он, теперь более любопытный, чем когда-либо.

— Разве врачи не сказали тебе? Они планируют снять бинты завтра утром.

— Я напуган. Боюсь остаться слепым. Больше не увидеть твоего лица и Элизабет, и этого ребенка.

— Всё будет отлично. — Они продолжали ласкать друг друга. — Врачи весьма оптимистичны. Гематома полностью реабсорбируется, кроме того, роговица прекрасно реагирует на антибиотики. Завтра я увижу глаза, околдовавшие меня навсегда, — заверила Скарлетт.

— А я завтра увижу женщину, которая вернула мне сердце, — ответил Матиас, наконец, искренне.

— Не могу поверить, что ты так хорошо это принял. Если вспомню все мои сомнения, страхи... — Скарлетт рассмеялась с облегчением.

— И я не могу поверить, что такое чудо могло произойти в тот адский период. Я этого не заслуживаю, но на этот раз не буду повторять ошибку, отрицая свои чувства. Никогда больше. Никогда.

Три удара в дверь предупредили, что их совместное на сегодня время закончилось, но расставание стало слаще, чем когда-либо. Тучи, которые с первого дня окутывали их странную историю, казалось, внезапно рассеялись, и испытываемое взаимное доверие облегчило их обычное прощание. Опьяненная счастьем и перед тем, как уйти (она уже держала руку на дверной ручке), Скарлетт обернулась:

— Мати?

— Да?

— Я тоже тебя люблю... а твой ребёнок — мальчик!

Сказав это, она ушла, оставив Матиаса в одиночестве с самой широкой и самой настоящей улыбкой, которую когда-либо видела на его лице.

ГЛАВА 13

Выписка Матиаса из больницы не соответствовала обычному порядку. Врачи получили приказ от ФБР не отмечать в его истории болезни об окончании лечения, чтобы сохранить в тайне перемещение пациента в новый дом. В то утро Скарлетт, под защитой своей обычной маскировки, спрятала Матиаса под простыней на носилках и повезла его в морг. Перед дверями этого мрачного и печального места их ждала машина с тонированными стеклами. За рулём сидел Клейтон, а Итан и Ариэль нервничая и волнуясь ждали дома.

Когда Матиас переступил порог затерявшейся на холме виллы, он подумал, что никогда не был счастливее. Не имело значения, что дьявольского рода существо всё ещё оставалось на свободе и, скорее всего, желала его смерти. Для Матиаса важнее было окончательно победить своего личного демона, того, кто годы жил внутри него и поедал заживо, кусочек за кусочком, пока мужчина не превратился в хрупкую и пустую оболочку.

В гостеприимном помещении, он увидел всю свою жизнь, всю любовь, от которой так глупо отрекался: его брат и сестра, Глория, Элизабет. Подпрыгивая на костылях Матиас сразу же направился к ней, а затем поднял и поцеловал, крепко обнимая дочь.

— Папочка! Ты вернулся! Папочка.

Матиас плакал, пряча рыдания на мягкой коже щёк Элизабет, её пухлой шее, в тонких детских волосах.

— Любимая! Любимая!

— Ты поправился, папочка! — Маленькая девочка крепко обнимала Матиаса, встревоженная слезами, которые видела на его лице. — Твоя нога ещё болит?

— Как ты хорошо говоришь, малышка! Как ты выросла!

— Папочка! Тут тётя Ариэль и дядя Итан! Ты их знаешь?

Матиас обернулся. Он был готов помириться, просить прощения, искать способ вернуть их доверие, но в этом не было необходимости. Их взгляды ясно показывали, какую они испытывают радость от того, что Мати вернулся домой. Он, самый маленький и самый хрупкий в семье, брат, которого они считали потерянным навсегда. В их глазах потеряли значение все оскорбления, каждая нанесенная рана, каждая ошибка, — всё стало ничтожным. Растроганные, оба подошли к нему и крепко обняли.

— Я не знаю, что сказать… — прошептал он.

— Тебе не нужно ничего говорить, Мати. Тебе просто нужно перестать убегать, — ответила Ариэль.

— Да, я знаю…

— Грейс всегда хотела, чтобы ты был счастлив. И для нас тоже, это единственное, что всегда имело значение. Больше не навреди себе, окей?

— Хорошо…

У Скарлетт на душе стало тепло, пока она наблюдала за ними. Она видела беззащитным и открытым великого, таинственного, чувственного Матиаса Кроуфорда — мужчину, в чьих обманчивых чарах терялись все женщины, встречавшиеся на его пути. Она всегда знала, что за глянцем скрывается гораздо больше: природная нежность, добрая и невинная душа, мужчина, жестоко раненный жизнью. И видеть, как среди слёз радости он вновь расцветает, казалось ей чудом. В итоге она не обманулась. Скарлетт поблагодарила небеса, что ей хватило сил и надежды верить в него. Она не вводила себя в заблуждение и не ждала, что их история автоматически превратиться в сказку. Впереди ещё много препятствий: расследование по делу Оксаны должно быть закрыто, долги должны быть оплачены, двое детей должны быть воспитаны. Скарлетт понимала, что плохо знает Мати и их отношения столкнутся с трудными моментами. Она была в этом уверена, так же, как была уверена, что любит его.

Давая братьям и сестре возможность воссоединиться, Скарлетт держалась в стороне. В ближайшие дни у неё будет много времени. Они будут жить под одной крышей, проведут вместе последние месяцы беременности, и Матиас будет рядом, принимая на руки их ребенка. С безмятежной душой она ушла в свою комнату, и впервые за долгое время, была готова погрузиться в сон без тревог.

* * *

В ту же ночь, когда все разошлись по своим спальням, не в силах заснуть Матиас вошёл в комнату Скарлетт. Он нервничал, как мальчишка на первом свидании. Ничего не осталось от бессердечного мужчины, которым он был так долго, и теперь, когда чувства пробудились и увлекли его с невероятной силой, Матиас растерялся. Скарлетт спала на боку, одной рукой инстинктивно защищая живот. Он с восхищением смотрел на её набухшую грудь, которая выскочила из глубокого выреза лёгкой ночной рубашки, на разбросанные по подушке распущенные волосы. Матиас созерцал Скарлетт спокойно, с трепетом, с бесконечной благодарностью. Эта женщина поставила себя на передний край ради него, сопротивляясь его лжи, плохим поступкам, побегам. Лишь благодаря ей он мог снова рассчитывать на свою семью, наконец нашёл в себе смелость разорвать цепи, которые связывали его с Оксаной, и нашёл желание сражаться и жить.

Мати тихо приблизился, поднял простыню, и лёг. Он хотел спать рядом с ней, обнимая и защищая. Он любил Скарлетт, и у него больше не осталось сомнений или трудностей в принятии своих чувств. Когда Матиас прижался к Скарлетт сзади, то понюхал её шею. Она вкусно пахла — тальком и мылом. Тёплая кожа рук была мягкой, а округлый живот — красивый и нежный. Матиас не смог сдержаться и, прежде чем закрыть глаза, поцеловал её в плечо, но сделал это медленно, с невинным намерением. Затем он уснул. Поздно ночью Скарлетт проснулась и, увидев Мати рядом, повторила то, что всего несколько часов назад сделал он — долго и неспешно его рассматривала, восхищалась им, не тревожа. Его волосы ещё оставались очень короткими, но уже полностью покрывали голову и были мягкими и светлыми. Ей до смерти хотелось их погладить. Длинные ресницы лежали на высоких скулах, делая Матиаса похожим на ангела. Вызывающе красные губы были приоткрыты и она наклонилась, чтобы поцеловать их. В замешательстве, быстро похлопывая ресницами Матиас открыл глаза. Именно они с первой встречи глубоко её поразили, сильнее, чем любая другая его невероятная черта. Больше, чем его греховное тело, или непристойный голос. Такие глубокие, интенсивные, таинственные. А сейчас голодные, жадные и очень чистые.

Она ничего не произнесла, только углубила поцелуй, лаская руками его лицо, шею, плечи, захваченная нуждой — не скрываемой, истинной и неоспоримой, что оба ощущали.

Страсть, которую она испытывала к Матиасу, всегда характеризовалась ожиданием, неуверенностью, тенью надвигающегося конца. Воспламеняющими, как огонь словами, одновременно разрезающими её на две части, как острые лезвия. Но связь, которую она чувствовала между ними на глубоком уровне, никогда не поддавалась отрицанию, и сейчас, несмотря ни на что, больше не могла отодвигаться в сторону.

Скарлетт продолжала целовать Мати, шепча слова любви и отчаянной нужды. И он ответил. Мягко лаская перевернул Скарлетт на спину, а затем раздел её с вниманием и заботой, с преданностью того, кто ожидает священный культ. Потому что тело Скарлетт было его храмом, душой и верой. Без неё он был бы сейчас в аду.

Матиас нежно ласкал Скарлетт бёдра, грудь и слегка округлый живот. Накрыл их поцелуями, потом опустился к раскрытым ногам и стал мучительно ласкать языком. Он пробовал её с жадностью, сосал и облизывал, пока Скарлетт не застонала от удовольствия. Затем, не в силах дальше сражаться со своим желанием, он избавился от боксеров и футболки из хлопка, забрался, устраиваясь между её бедрами и вошёл — медленно, наполняя полностью, скользя спокойно, погружаясь снова и снова и снова — ленивым и монотонным движением.

— Твою мать... бля... бля...

Скарлетт была тугая, словно молодая девушка, такая же горячая, как солнце, прекрасная, как звезда, и ему пришлось сдерживать своё мощное желание трахнуть её, пригвождая к этому матрасу членом, который причинял боль из-за того, каким стал твёрдым.

— Сильнее, Мати… сильнее... — просила она ломким голосом, пытаясь тазом двигаться ему навстречу, и поглотить до последнего сантиметра, изгибаясь и предлагая свои губы и чувствительную опухшую грудь

— Я не хочу кончать… чёрт… какая ты узкая… — Матиас посасывал возбуждённые соски, обводил языком розовые контуры, и старался на давить ей на живот, удерживая вес на руках.

Но Скарлетт настаивала.

— Сильнее… прошу тебя… — и её умоляющий голос заставил его потерять разум. Матиас схватил её за бедра и начал двигаться быстро и решительно. Он наклонил свой таз под углом, чтобы не причинять Скарлетт боль, но больше не сдерживался и трахал, как мечтал месяцами, пока не услышал, как она выкрикивает его имя и сжимает член в судорожных сокращениях своего удовольствия.

Ещё один раз он излил в Скарлетт своё горячее семя, наполняя её жидким доказательством их страсти, в то время как с губ сорвалась череда непристойностей, вперемешку со словами любви. Матиас закрыл глаза и на секунду ощущение полного удовлетворения вернуло его во время, ещё до момента кардинального изменения жизни, к женщине, которую потерял навсегда.

Матиас изо всех сил пытался оставить позади печальную тень сожаления и ностальгии, которая всегда связывала его с первой женой и чувствовалась с большей силой в напряженные и счастливые моменты, подобные этому. И он будет пытаться. Матиас должен это сделать ради женщины, которую обнимал теперь и ставшей всей его жизнью. «Больше не должен выбирать», — сказал сам себе. Он мог любить обеих, и был уверен, — Грейс счастливо улыбнется, увидев, что он, наконец, снова открывает своё сердце.

Скарлетт заметила мимолетную тень, которая иногда скрывала его глаза, но на этот раз она не испугалась. Она здесь ради Матиаса и так было бы всегда, разреши он ей. Она просто погладила его по голове и прижала ангелоподобное лицо к груди.

— А сейчас спи, — прошептала она, и он заснул.

* * *

Каждую ночь Матиас приходил в комнату к Скарлетт и любил её. И каждую ночь встречались не только их тела, но и полностью обнажённые души — показывая мысли, чувства, неудобные истины и мечты. Они честно делились историей своей жизни, узнавая друг друга по-настоящему. Скарлетт рассказала Мати об ужасном дне, когда её существование резко изменилось. И он слушал, обнимая и ощущая её эмоции страха и боли.

Это произошло 15 ноября. Отец Скарлетт организовал, как иногда делал, поездку на море со своей женой и дочерью. Примерно после двух часов плавания, небо внезапно угрожающе почернело, с беспрецедентной силой подул ветер, и разразился проливной дождь с яростными вспышками молний, которые раскалывали заряженный электричеством воздух. Вздымались волны — сначала широкие, а затем они становились всё более крутыми, словно монстры с высоченными гребнями и глубокими пропастями. Носовая часть лодки тонула и появлялась вновь, с каждым жестоким покачиванием зачерпывая много воды. В грот ударил порыв ветра, более сильный, чем предыдущие. Скарлетт видела, как разворачиваясь, гик попал маме в затылок и она, ошеломленная ударом, свалилась в обезумевшие волны. Отец привязал Скарлетт к грот-мачте и пообещал немедленно вернуться. Он бросился в волны с закреплённым веревкой спасательным кругом, и больше не всплывал. Всё оставшееся время шторма лодка чудом держалась на плаву и не опрокинулась. Скарлетт не могла точно сказать сколько минут или часов она провела в море одна. Помнила только, что шторм всё никак не заканчивался и как между гулом ветра выкрикивала имена матери и отца, пока не сел голос. Помнила, как природа внезапно затихла и сквозь вновь расступившиеся облака неестественно пробилось солнце. Ей удалось развязать себя и вернуться в порт. Одна в целом мире.

Скарлетт рассказала Матиасу и о счастливых событиях в жизни: как влюбилась в него (она прекрасно помнила первый день его появления в отеле), и как необъяснимо тревожилась, когда узнала об образе его жизни. Скарлетт никогда не испытывала к нему презрение, и хотела, чтобы Мати это знал. Призналась, как сразу почувствовала, что под драматически привлекательным образом и уверенностью в себе, он прятал хрупкую, чувствительную душу, полную непостижимых тайн. Скарлетт откровенно рассказала о своём, мгновенно возникшем увлечении им, несмотря на холодность и высокомерное отношение, которое Матиас часто демонстрировал. Матиас тоже помнил тот день, о чём сказал ей. Однако признался, что заметил её позже, именно в то утро, когда она впервые обратилась к нему холодно и нетерпимо. Он признался Скарлетт, как подобно острому клинку её выразительные глаза и невинное лицо пронзили его и проникли внутрь, чтобы больше никогда его не покидать.

Он помнил, как чувствовал себя неумолимо привлеченным только и исключительно к ней, несмотря на то, что его постоянно окружали десятки красивых женщин. Скарлетт недоверчиво посмотрела на Матиаса: долгие месяцы она испытывала чувства, которые могли глубоко её ранить, и всё это время сдерживала их, потому что понимала — сердце Матиаса разбито, а то, что от него осталось, лежит в руках другой женщины, любимой и идеализированной, недостижимой и незаменимой. Между ними парила тень призрака. Но она также призналась, что влюбилась в него ещё сильнее именно из-за его чувства к Грейс. Способность Матиаса любить за пределами смерти и быть беспредельно верным, очень сильно повлияла на неё, от такого захватывало дух. Матиас сильнее обнял Скарлетт, опечаленный смирением и болью в сладких и чистых глазах любимой. Её незащищенностью. Он любил Грейс абсолютно и всепоглощающе — это было неоспоримо, но теперь он любил Скарлетт, — сильно и со страстью, так долго его пугавшей. Впервые он решился превратить в слова свои самые скрытые мысли, и открыто признался в причинах своего недружественного и непредсказуемого отношения. Матиас не хотел, чтобы Скарлетт боялась по-прежнему занимать второе место в его сердце.

— Встреча с тобой выбила из равновесия моё существование. Я хотел тебя, как никогда не хотел другую женщину. Меня тошнило от мысли, что познакомься я с тобой во время моей счастливой и совершенной жизни с Грейс, я почти наверняка почувствовал бы к тебе такое же греховное влечение. Ты могла растоптать ко всем чертям мой зачарованный мир. Потому что я был уверен: не смотря ни на что желал бы тебя, и это заставляло меня чувствовать себя худшим из мужчин. В течение нескольких недель я думал только о тебе; видел тебя в лице и теле каждой женщины, которых приводил в постель. Скарлетт, такое сильное желание поглощает и ужасает, особенно после того, как уже потерял в жизни всё. Лучше не иметь тебя вообще, чем потерять, сказал я себе. На этот раз я бы не выбрался живым и не мог рисковать снова потеряться, не когда на моих руках маленькая девочка для защиты и воспитания. Я обманывал себя возможностью забыть тебя, и был идиотом, полагая, что могу это сделать. Потому что любить тебя означало рисковать (это правда), но не любить тебя, — всё равно что отказаться дышать.

Скарлетт обняла Мати при этих словах. Это было самое абсурдное, драматическое и чувственное признание в любви, которое она когда-либо слышала в жизни. Ей не нужны были другие слова, чтобы ощутить себя в безопасности в его объятиях, достаточно лишь чувствовать биение его сердца и видеть живую и искреннюю любовь, сияющую в зеленых и искренних глазах. В эти долгие совместные ночи они научились узнавать друг друга, любить друг друга, доверять. Страсть между ними не заканчивалась. У них не осталось на коже ни миллиметра, который бы они не исследовали, не поцеловали, не ласкали, не захватывали собственническими пальцами и нежными языками.

Скарлетт узнавала всё о физическом удовольствии, и Матиас был преданным, щедрым и терпеливым учителем. Он продемонстрировал ей нежную и деликатную любовь, позволяя Скарлетт насладиться каждым вдохом, каждым маленьким ощущением, которое даровал медленный и чувственный союз их тел. Он показал ей удовольствие быть взятой с силой и непреклонно, удовольствие от покорности сильному и решительному мужчине, удовольствие от грубых рук и грязных слов. Скарлетт любила Мати полностью и безнадежно из-за его невероятного баланса между светом и тенью, между огнем и воздухом, между душой и плотью.

* * *

С тех пор, как Матиас поселился в этом тайном и охраняемом доме, его сны о Грейс ослабли. К счастью, кошмары про Оксану тоже. Прошло много времени с тех пор, когда его ночи были такими мирными, и Матиас был уверен — это заслуга спящей рядом женщины. Однако, однажды ночью его жена снова появилась в сюрреалистичном сновидении, более ярком и реальном, чем когда-либо. Он сидел на высокой зелёной траве, усеянной белыми цветами, и смотрел на горизонт, окутанный тёплым солнечным светом. Он увидел Грейс издалека, одетую в длинную белую тунику, с распущенными волосами и сияющим лицом.

Его полное радости сердце начало быстро биться.

— Грейс! — окликнул он, и она присоединилась к нему. Грейс села рядом с ним; её лицо украшало безмятежное и радостное выражение.

— С возвращением, Мати, — сказала она. Он не понял почему Грейс так странно приветствовала его. Где он был? Почему он должен был быть где-нибудь ещё?

— Ангел?..

Грейс коснулась кулона, который носил Матиас, того, что Скарлетт подарил на Рождество мудрый и таинственный старик, и прошептала экзотическое и любопытное имя.

— Ох... Илия… — Затем она добавила. — Небеса полны ангелов, Матиас, но немногие ходят по земле. Скарлетт одна из них...

У него перехватило дыхание от имени той, кого любил, из эфирных уст женщины, которая когда-то значила для него всё. Грейс погладила его с почти материнской нежностью, затем отпустила грустный вздох.

— Я никогда не хотела видеть, как ты живешь той жизнью, которую выбрал для себя после моей смерти. Мне всегда это было нестерпимо. Ад, в который ты погрузился добровольно, был невыносим для меня. Он связывал меня с тобой. Спасибо, что ты наконец освободил меня от цепей, которые держали меня в плену этого подвешенного состояния. Я могу спокойно уйти, потому что знаю, ты сохранишь меня у себя навсегда, вытатуированную на сердце и на коже, ведь именно там я хочу быть, а не в твоих ночных кошмарах или в твоей бесполезной и неуместной вине.

Грейс посмотрела прямо перед собой, устремив взгляд на отдаленную точку, затем снова заговорила о Скарлетт.

— Она будет прекрасной матерью, Мати. Для Элизабет и ребёнка, который родиться. Я буду присматривать за вами, и когда понадоблюсь тебе, я окажусь поблизости. Всегда. Пока мы снова не обнимемся. Но теперь твоя жизнь с женщиной, которая смеется, дышит и идёт рядом с тобой. С женщиной, которая носит в себе очень ценную часть твоего большого сердца и твоей любви.

Она повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, и в груди у Матиаса на мгновение остановилось сердце, — ему казалось, перед ним стоит настоящая Грейс, та, что была из плоти и крови, а не потустороннее существо, к которому он привык за последние три года.

— Это мое единственное желание. Это то, о чём тебя прошу. Живи любимый. Живи прекрасной жизнью, которую ты заслуживаешь.

Грейс нежно поцеловала Матиаса в губы, а затем встала. Она улыбнулась ему, повернулась спиной, и медленно пошла по тёплой и мягкой траве, пока не исчезла в мягком свете горизонта.

— Прощай, ангел, — прошептал Матиас ночью, повернулся и крепко обнял Скарлетт.

* * *

Следующие дни прошли без серьезных изменений. Глория ненадолго уехала в Мексику к своей семье и взяла с собой Элизабет, которая слишком давно не видела солнечного света. Они пробудут там около недели. Клейтон и Ариэль продолжали заниматься расследованием, опираясь на штаб-квартиру ФБР в Сан-Франциско и собрали достаточно доказательств, чтобы начать судебный процесс над Оксаной (по разным причинам стараясь не вовлекать Матиаса и агрессию по отношению к нему). Наиболее важным было добиться, чтобы он не стал мишенью для каких-либо последующих претензий. Итан вернулся в Вашингтон и готовился противостоять потенциальным правовым последствиям от участия его брата в расследовании, особенно по вопросу попечительства над Элизабет.

Этой ночью Клейтон и Ариэль остались в центре. Круг вокруг Оксаны и её организации сужался; наркоотдел ждал, готовый перехватить в бухте большой груз кокаина и героина, адресованный ей. Поэтому до завтра домой они не вернутся.

Матиас и Скарлетт наслаждались одним из редких совместных вечеров в одиночестве. Они поужинали при свечах, как всегда, много разговаривали, строили планы на будущее, а потом легли спать.

Была глубокая ночь, когда Матиас вскочил, услышав как повернулся ключ в замке входной двери. «Возможно, Клейтон и Ариэль вернулись», — подумал он, и это показалось ему очень странным. Может быть, что-то пошло не так. Возможно, кто-то предупредил курьеров, и операция сорвалась. Матиас спустился по лестнице и оглядываясь по сторонам вошёл в гостиную. Его встревожило то, что нигде не горел свет. Наконец, чуть расслабившись он подумал, что возможно ошибся.

Матиас повернулся, чтобы вернуться наверх и тогда услышал ужасный и хриплый голос женщины, превратившей его жизнь в ад.

— Любимый, наконец-то я нашла тебя. Скучал по мне?

ГЛАВА 14

— Матиас, Матиас, Матиас… Что мне с тобой делать?

Матиас был связан и обездвижен на диване в гостиной. Курт держал его на прицеле пистолета, пока Оксана кружила вокруг, словно голодная и разъярённая тигрица.

— Ты глубоко ранил меня, знаешь? Так исчезнуть, не сказав ни слова. Спрятался как маленький трусливый червяк. За эти недели я спрашивала себя сотню раз: почему не прибила тебя тогда? Должна была убить. Нужно было оставить тебя умирать от кровотечения на полу в подвале, но я так не поступила. Я тебя спасла, Матиас. Я тебя, бл*ть, спасла! И ты так мне отплатил?!

Матиас держал взгляд опущенными. Он старался не двигаться и не сделать ничего, чтобы не дать ей вескую причину, которая подтолкнёт Оксану к его устранению раньше времени. Он попытался быстро придумать что сказать или сделать, чтобы остановить её, но не мог найти какую-либо точку опоры ни в одном уголке своего шокированного разума. И Матиас молился, чтобы Скарлетт ничего не услышала и продолжала спать. Или смогла их услышать и попытаться сбежать, спасти себя.

Он был растерян. В шоке и отчаянии. Матиас пытался вспомнить составленный ФБР психологический профиль Оксаны. Он пытался вспомнить, что сам знал о ней, чтобы иметь возможность приостановить или отложить то, что выглядело как казнь. Оксана была социопатом, такой диагноз поставили психиатры и психологи. Она не вписывалась в общие этические правила и вообще их не учитывала. Она была опасной и харизматичной. Была одержима сексом, как часто случается с людьми с таким профилем. Страдала манией величия и верила, что у неё привилегированные права на всех и на всё. Оксана не могла контролировать своё импульсивное поведение, и подавлять эмоциональные реакции, особенно в гневе. Она не могла испытывать вину или стыд. И не могла испытывать любовь. Всё это делало её неуправляемой, непредсказуемой, смертельно опасной.

— Бл*дь, бл*дь, бл*дь! — ругался про себя Матиас, зная, что находится в тупике.

Затем на ум пришли несколько слов, сказанных Ариэль. «Единственный путь спасения от неё — это полное подчинение в сочетании с лестью». Матиас рассуждал быстро: к нему Оксана всегда проявляла сильную сексуальную зависимость, и через несколько месяцев вышла бы замуж, движимая испытываемой одержимостью. Он видел её занимающуюся сексом с другими мужчинами, но ни с одним из них Оксана никогда не теряла над собой контроль так, как с ним. Она заставляла трахать себя каждый чёртов день, словно ей всегда было недостаточно. А когда она была слишком измотана для секса, всё равно заставляла его ложиться с другими, просто чтобы понаблюдать за ним.

Оксана считала Матиаса объектом своей собственности, и сейчас этот факт может стать лучшей картой в игре. Матиас подумал, если Скарлетт не проснётся, возможно, он найдёт способ запудрить Оксану настолько, что убедит покинуть этот дом. Нужно только заставить её поверить, что его привезли сюда против воли, что он раскаялся и хочет её, как никакую другую в мире, а женщина наверху ничего не значит.

— Детка, это не то, что ты думаешь… — сказал он тёплым и спокойным голосом.

— Ах, нет, Мати? И что же это тогда?

— Я не хочу её. И никогда не хотел. Она не такая как ты или я, она не такая как мы. Полиция удерживала меня здесь против моей воли, и знаешь, про тебя я ничего не сказал. Я пытался защитить тебя. Защитить нашу любовь. Я бы вернулся домой, как только меня отпустили бы, потому что я так по тебе скучал. Ты не знаешь как сильно.

— Но в последнюю ночь ты плюнул на меня, ты оскорбил меня, ты укусил меня, Мати! Сказал, что собираешься меня убить голыми руками!

— Я был зол. Я ревновал. Я был в ярости. Но не переставал любить тебя ни на секунду. Детка, пожалуйста, забери меня с собой. Давай убежим, давай убежим далеко. Немедленно.

Оксана смотрела на него сузив глаза, — две жестокие щели, портал ада. Матиас почти слышал, как вращаются колёсики в её дьявольском разуме. Она не доверяла, это было ясно, но поверить хотела. Соблазн так поступить был силен, он прочёл это в её сумасшедших глазах. Он настаивал снова:

— Скарлетт ничто, она — никто. Я трахнул её только той ночью, потому что был обдолбан. Ты моя женщина, ты единственная женщина. Ты всё, что я желаю, всё, что я хочу...

— Мне уже насрать на то, что хочешь ты! Честно говоря, меня никогда это не волновало, — ответила она ядовито.

Но Матиас не останавливался.

— Когда я тебя вижу, то теряю рассудок. Давай выберемся из этой дерьмовой тюрьмы. Хочу немедленно тебя трахнуть.

— Я свожу тебя с ума?

— Да.

— Ты хочешь только меня?

— Да.

— И тебе необходимо трахнуть меня... Немедленно...

— Да.

— Докажи.

— В нашем доме, — его голос дрогнул от напряжения, потому что Матиас сразу понял, что замыслила Оксана.

Она улыбнулась, обманчиво нежная, злая.

— Нет. Любимый. Ты сделаешь это здесь, сейчас и перед своей сукой.

Он увидел, как она резко повернулась к Курту. Улыбалась и ему тоже,

— Иди, возьми эту шлюху и приведи вниз.

— Нет! — закричал Матиас, открыто выставляя своё состояние ужаса и мучений. — Она не имеете к нам никакого отношения! Она мне безразлична, а как может быть иначе, когда у меня есть ты?

С жестокой гримасой на лице Оксана подошла к нему: зубы сжаты, голос хриплый, потрескавшийся от злости, которую ей было трудно сдержать.

— Вот об этом то я и спрашивала себя, Матиас. Неделями. Так всё это время ты трахал её! Именно с ней ты разделил этот чёртов дом, верно?

Матиас уже собирался ответить, когда услышал пронзительный крик, доносящийся с верхнего этажа, а затем приглушенные и пугающие звуки. Наконец он увидел, как спускается Курт, удерживая Скарлетт за плечо и направляя ствол пистолета ей на висок. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными ужаса и паники. Матиас перевёл на Оксану холодный и решительный взгляд.

— Я хочу трахнуть тебя, но не буду делать это здесь с этой, которая смотрит на нас, и ни перед твоей марионеткой, путающейся у меня между яйцами. Только ты и я, как нравится нам, с нашими играми.

Скарлетт издала приглушенный болезненный крик. В первый раз Оксана улыбнулась довольная, и Матиас подумал, что ему почти удалось. Он добивался своего.

— Чьего ублюдка она носит? Твоего?

— Кевина, парня, который играл на нашей вечеринке той ночью.

Оксана снова замолчала, затем повернулась к Скарлетт.

— Это правда?

— Да, — прошептала она, догадываясь интуитивно о плане Матиаса.

— Поэтому для тебя не проблема, что мой жених собирается трахнуть меня прямо сейчас на этом диване, верно?

Она не стала дожидаться ответа, и за это Матиас был ей благодарен; он боялся что Скарлетт потеряет сознание. Оксана повернулась и томно на него посмотрела, говоря медовым голосом.

— Мы должны это сделать, Мати. Не имеет значения, принадлежит ли ребенок другому. Она хочет тебя, и ты должен без полумер заставить её понять кому ты принадлежишь. Ты ведь тоже это понимаешь, любимый? Альтернативы нет. Она должна увидеть, как сильно ты меня хочешь и понять кто мы с тобой. Потом она ещё раз повернулась к Скарлетт и заключила:

— А ты постарайся меня не раздражать, иначе я пущу тебе пулю в лоб прежде, чем мы трахнемся. Поняла?

— Не волнуйся, она не создаст проблем, — заявил Матиас жестоко ледяным тоном, одновременно надеясь, что Скарлетт каким-то чудом сможет прочитать его мысли: подумает об их ребенке, закроет глаза и не будет смотреть на то, что неизбежно произойдёт. Затем Матиас почувствовал, как его сердце замедлило ритм, успокоилось и он сосредоточился на единственной вещи, которая теперь имела значение. Спасти женщину, которую любил, и их ребенка. Он обратился к Скарлетт напрямую, погрузившись в используемый годами образ бессердечной машины: