Между нами никаких секретов

— Теперь я хорошенько трахну мою невесту, и если тебе это не нравится — не смотри.

Он сделал ударение на последнем слове, внутренне молясь, чтобы Скарлетт послушалась и закрыла глаза, пока всё не закончиться.

Оксана села рядом с ним и развязала, приказав Курту постоянно держать Скарлетт под прицелом. Матиас позволил ей сделать это, пытаясь отстраниться от всего и всех. Он делал это сотни раз, сможет сделать ещё один. Когда почувствовал, как ногти Оксаны царапают кожу, пока она стягивала с него рубашку, он заставил себя не дрожать и не отпрыгивать назад. Удерживал себя не вцепиться в её запястье и не сломать его. Когда те же самые руки добрались до резинки его штанов, чтобы стянуть их, он поднял таз, помогая. Когда она приказала ему встать и следовать за ней к стоящему поблизости маленькому деревянному столу, он последовал за ней. Когда она вытащила из сумочки неизменный проклятый кокаин, он с благодарностью улыбнулся, впервые радуясь этому дерьму, потому что оно поможет ему легче справиться со своей непристойной задачей. Когда наконец Оксана распахнула своё платье, быстрым и нетерпеливым жестом развязав шнурок, которым то фиксировалось спереди и осталась стоять перед ним обнаженной, Матиас посмотрел на неё раненным взглядом. Он схватил её за бедра, и усадил на гладкую поверхность, с которой несколько минут назад затянулся кокаином. Потом раздвинул ей ноги, встал между и проник в неё одним резким движением. Оксана громко и восторженно застонала от удовольствия, уверенная в новой победе. Она закрыла глаза, готовая насладиться каждой секундой своего триумфа. Её длинные волосы покачивались, падая с деревянной поверхности, на которой лежала, при каждом толчке, пока он вбивался между её открытыми бёдрами. При каждом жестком проникновении она кричала, наслаждаясь ощущением, что Матиас снова внутри неё; наслаждалась своим могуществом; наслаждалась страданиями, которые причиняла этому бессильному ничтожеству, которое держал на прицеле Курт. И с каждым издаваемым ею стоном Матиас чувствовал, как внутри него поднимаются волны осознанного гнева, которые толкали его трахать с ещё большей свирепостью и решительностью, со всей силой, которая имелась в его теле, чтобы оглушить её, порадовать и убрать из головы безумной каждое сомнение. Их соитие сопровождалось звуками затруднённого дыхания обоих и глухим стуком предмета, перемещающегося во внутреннем ящике стола при каждом сильном ударе, нанесенным его тазом. Сначала Матиас не придавал этому значение, слишком потерянный в слепой ярости, отравляющей его кровь, но затем вспомнил что за предмет там лежал. Он наклонился над ней и жестоко поцеловал, обнажив зубы как животное. Он прикусил её нижнюю губу, желая причинить боль и отвлечь Оксану от движения своей руки, которую опустил, чтобы открыть ящик и схватить один из пистолетов Клейтона. Другой рукой Матиас сжал её за шею, удерживая неподвижно, пригвождая под собой.

Он не собирался заходить так далеко, и никогда не хотел превращаться в убийцу, но в комнате со Скарлетт и с этим мужчиной, вооруженным и готовым застрелить её, у него не было выбора. Его гнев возрастал, усиливаясь и от циркулирующего в крови возбуждающего вещества, заставляя Матиаса задуматься обо всем зле, которое ему причинила женщина под ним. О всей боли, которую она причинила людям, которых он любил, а Оксана приняла за страсть это яростное чрезмерное возбуждение, хрюканья и его карательные движения.

Оксана решила, что вернула его себе. Поэтому расслабилась и начала говорить хриплым, прерывающимся от удовольствия голосом:

— Тебе, правда, плевать на неё, Мати?

Насаживая полностью со всем накопленным в себе гневом, Матиас ответил наклоняясь, чтобы прошептать ей на ухо:

— Да мне похер.

Матиас с такой силой сжал рукоятку оружия, что ощущал боль в пальце на спусковом крючке, он был готов выстрелить в любую секунду.

— Разве ты не видишь, что она девчонка, и ничего для меня не значит? Разве не чувствуешь? Ты меня сейчас слышишь?

Он задыхался, сохраняя безумный, отчаянный ритм в погоне за оргазмом, который положил бы конец этому ужасающему моменту, пока под ним корчилась Оксана, отдаваясь волнам всё более интенсивного удовольствия. Она выкрикивала его имя и впивалась ногтями в потную спину Матиаса.

Достигнув вершины удовольствия, вместо обычной цепочки непристойностей и оскорблений, которыми Оксана обычно сопровождала свой оргазм, она произнесла единственное, что говорить ей не следовало.

— Курт... Ах... Можешь трахнуть... Девчонку сейчас... Ведь для Мати... она неважна... похер... правильно?..

Матиас почувствовал, как в венах заледенела кровь, сердце остановилось, а его тело стало мраморным. Он вытащил руку с пистолетом из ящика, но Оксана этого не осознала, слишком увлечённая желанием присосаться, словно вампир к нежной коже шеи; поэтому она схватила Матиаса за волосы и тянула голову на бок. Заклеймив его таким образом, она вернулась ртом к его губам. И в последний раз проскользнула своим ядовитым и грязным языком между красными и мягкими губами своего любовника. Охватившие её в этот самый момент мощные сокращения, вызвали оргазм и у Матиаса. Всё стало запутанным, хаотичным: звериное рычание Матиаса, резкие крики Скарлетт и пронзительные стоны Оксаны, не подозревающей о своём скором конце.

Возможно, на короткое время, последняя поняла, что должно случиться. Возможно, Оксана прочитала это в его беспощадных и решительных глазах. Или быть может, она почувствовала, как к потной и горячей плоти прислонился холодный металл, потому что в её взгляде обычного ледяного кристалла Матиас впервые увидел эмоцию, которую она никогда не показывала. Страх.

Время, казалось, остановилось, и звуки в комнате притихли под оглушительным шумом выстрела, который угодил в её сердце. Руки Оксаны инертно упали по бокам, голова наклонилась вправо, из полуоткрытого рта медленно потекла струйка крови. Она была мертва.

Курт отпустил Скарлетт. Отталкиваясь пятками она отползала назад, пока не дотянулась до дальнего от него угла дивана, где свернулась калачиком и зажала руками голову. Курт поднялся на ноги и направил своё оружие на Матиаса, обнаженного и испачканного кровью только что убитой женщины. Его пистолет тоже был готов снова выстрелить и нацелен на Курта. Мужчины смотрели друг на друга несколько секунд. Затем, оба одновременно нажали на курок.

Последовавшая за двойным выстрелом сюрреалистическая тишина давила на Скарлетт пригвождая к дивану, в то время как двое мужчин неподвижно лежали на полу. Наконец она встала и побежала к Матиасу, погладила его по лицу и окликнула по имени, словно в отчаянной молитве, полагая, что сойдёт с ума при мысли, что он мертв. Когда Скарлетт заметила, что грудь Мати слабо движется в ритме медленного и нерегулярного дыхания, она бросилась за телефоном и вызвала помощь. Потом она вернулась к нему, и стала умолять не сдаваться. Скарлетт держала голову Матиаса на бёдрах, поглаживала его мокрые от пота волосы, пыталась очистить рукавом рубашки кровь, которая размазалась по прекрасному лицу, а другой рукой старалась остановить кровотечение из раны на груди. Она оставалась погруженная в этот ужас около тридцати минут. Безжизненное тело Оксаны лежало на столе, Курта — на краю дивана, а Матиас в агонии у неё на руках, и она заплакала так, как в жизни никогда не плакала.

* * *

Матиас очнулся через несколько часов, ещё один раз в больнице. На этот раз, в отличие от предыдущих, он был в сознании и сразу вспомнил каждый момент последних безумных часов. У его дверей вновь стояла охрана, но на этот раз её поместили туда не для защиты. Теперь именно он находился под стражей. Он был убийцей, обвиняемым в двойном убийстве. Матиас обрадовался когда проснувшись, не увидел в своей палате Скарлетт, поскольку не знал, что ей сказать. У него бы даже не хватило смелости посмотреть ей в глаза. Она видела и слышала всё. Грязные слова, которые он сказал Оксане, их яростное соитие, заключительную стрельбу. Скарлетт видела, как он убил женщину, которую трахал, и видела, как сделал это прямо на пике удовольствия того скотского совокупления. Как она могла его простить? На этот раз ему казалось такое невозможно. Сколько бы Матиас не пытался скрыть эту часть себя, сколько бы он не пытался измениться, в итоге он показал себя таким, кем был на самом деле. Монстром.

Матиас испытывал боль, пытаясь двигаться и дышать, но через несколько дней должен пойти на поправку. Пуля, которую Курт вонзил ему в грудь, не повредила ни одного жизненно важного органа. Открылись и снова кровоточили только душевные раны. Матиас и на этот раз отреагировал как раньше: впал в какую-то безропотную апатию. Он перестал разговаривать, не спрашивал о Скарлетт или о ком-то ещё. Он слушал лечивших его докторов и медсестер, поражаясь их доброте, человечности, которую проявляли к нему. Этого понять Мати не мог, поскольку думал, что не заслуживает такого отношения.

Когда для допроса пришли полицейские, он признался во всем: о контракте с Оксаной, своей работе эскорта, шантаже, наркотиках и том, что случилось ночью. Матиас ожидал, что его отведут в камеру и закроют навсегда. Менее чем через двадцать четыре часа ему назначили встречу с психиатром. Им оказался мужчина, с которым Матиас не хотел разговаривать и поэтому тот ограничился кратким монологом. Мати слушал как он болтает, говорит о шоке, «посттравматическом расстройстве», депрессии и лекарствах. Матиас не понимал, что доктор имел в виду.

— Я убийца. Нет лекарств, которые могут такое излечить, — ответил он.

Доктор улыбнулся с мягким и обеспокоенным выражением.

— Это решит суд присяжных, но, судя по имеющейся у меня информации вы не являетесь палачом. Вы защищали себя, свою женщину и вашего ребенка. Поверьте мне, я сделал бы то же самое, не моргнув ни разу.

— Моя девушка видела всё... всё… — сорвалось с его уст. Возможно, Матиас искал кого-то, кому излить свои тревоги. Но доктор продолжал ему улыбаться.

— Ваша девушка плачет за этой дверью, потому что ей не позволяют войти. Последние несколько часов она провела в полицейском участке, и, хотя мне не позволено знать, о чём шла речь, конечно, она не похожа на женщину, которая злится на увиденное. Нам пришлось дать ей успокоительное, настолько она была обеспокоена. Я на самом деле надеюсь, что полиция позволит ей войти в палату, как только они получат данные, необходимые для начала расследования. Сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы встретились прежде, чем её перевезут… в другое место.

К сожалению, опасения Матиаса были вполне обоснованными. Его обвиняли в двойном убийстве и он проходил по делу в расследовании против влиятельной семьи преступников. Полицейское управление Сан-Франциско отказало ему в любых контактах.

Снова увидеть своих братьев и Скарлетт он сможет в тюрьме, после допросов и принятых судьей решений по поводу его прав на посещения.

В полицейский участок из больницы Матиаса сопровождали в наручниках. Скарлетт ждала снаружи больницы, но он не увидел её, потому что был ослеплен вспышками фотографов. Матиас даже не услышал отчаянного голоса, зовущего его посреди окружающих шума и суеты. Склонив голову он сел в машину, смирившись с ценой, которую заплатит за свои действия, и решив снова махнуть рукой на свою жизнь. Когда он прибыл в полицейский участок, его встретила та же толпа репортеров и зевак, возбужденных столь извращенным и жестоким делом. И он снова шёл с обращённым к земле взглядом, ощущая толчки справа и слева. На следующий день каждая проклятая газета выйдет с его склонённой головой на первой полосе. Матиас представлял их сенсационные заголовки, его жизнь снова выставлена на показ. Когда он был лишь одним из многих лиц, которые питали сплетни, журналисты никогда не удосужились копать за пределами глянцевого изображения красивого профессора и загадочной дочери миллиардера. Но теперь все будут знать о нём: его историю, о потраченных на продажу себя годах и про наркотики. Его тошнило от этого.

Матиаса втащили внутрь, чтобы сделать снимки для оперативно-разыскных альбомов и снять отпечатки пальцев. Он достиг безумного финала своей гонки, эффектно разбиваясь.

Он глубоко выдохнул, задерживаемое дыхание с момента как вышел из больницы. Матиас причинил себе вред, обманываясь, что его жизнь изменится. Сделал больно, надеясь, что сможет выбраться из этого невредимым. Он совершил слишком много ошибок, чтобы не заплатить по полной… теперь он знал это.

В конце рутинных процедур его отвели в комнату, освещенную тусклым неоновым светом, и обставленную только большим зелёным столом из тика в окружении четырёх стульев. Детектив, который допрашивал его в больнице, сел напротив. Он вытащил из кармана куртки пачку сигарет.

— Вы хотите одну?

— Да, спасибо.

Матиас протянул руку и наклонился вперёд, прикуривая. Детектив тоже закурил, а затем начал просматривать записи с первым признанием, полученным в больнице. На его лице отразилось взволнованное и странно грустное выражение.

— Мне жаль, Кроуфорд, — начал он, — этот случай привлечёт много внимания, и, независимо от того, как всё закончится, вы, вероятно, навсегда оставите на своей жизни неизгладимый след.

Матиас ответил разочарованным и усталым смехом. Он уже научился жить с более глубокими и болезненными отпечатками.

— Итак, начнём с самого начала? Как вы познакомились с Оксаной Соколовой и Куртом Штайнером?

Выпуская изо рта облако дыма Матиас откинул назад голову, прислонившись к спинке стула, закрыл глаза и начал рассказывать факты, которые привели его к превращению из жертвы в палача. Он говорил много часов и не пропустил ни одной детали. Он сотрудничал, давая информацию о каждом аспекте жизни, которую вел. Матиас сообщил детективу и о проводимом в настоящее время федеральном расследовании, в котором участвовал в качестве информатора важных фактов. Затем он рассказал поминутно, как разворачивалась ночь безумия и крови. Взлом, угрозы и те возбужденные финальные события, которые привели к стрельбе.

По окончанию снятия показаний детектив выглядел очень довольным. Он встал и похлопал Матиаса по плечу, как сделал бы это отец.

— Мы договоримся о встрече с вашим адвокатом на завтра. Уже знаете, кто будет вас защищать?

— Мой брат, — импульсивно ответил Матиас.

— Итан Кроуфорд. Крепкий орешек. Я рад этому.

— Вы довольны этим?

— Послушайте меня внимательно. Конечно, обвинение сделает всё возможное, чтобы закрыть вас в тюрьме на всю жизнь, но ваше дело очень специфическое. Я уверен, ваш брат сможет объяснить лучше. Могу только сказать, что мы работали над подобными случаями с участием Соколовой, в которых главные участники не смогли сотрудничать, потому что они не выжили. Иногда мужчина делает то, что должен.

На этой фразе он вышел из комнаты, не оглядываясь.

* * *

На следующее утро Матиаса привели обратно в комнату, где его допрашивали накануне. В этот раз его ждал брат со своим неразлучным портфелем и приуроченной к случаю улыбкой с натянутым выражением лица.

Как только они остались одни, Итан обнял Матиаса ещё крепче, чем несколько недель назад во время их первой встречи.

— Как ты?

— В общем, хорошо.

— Рана?

— Просто царапина.

— Хорошо... сядь, у меня для тебя есть много новостей.

— Давай…

— В ночь нападения их было трое. Курт Штайнер, Оксана Соколова и некий Иван Макаров, ты его знаешь?

— Да. Он один из телохранителей Оксаны.

— Что ты знаешь о нём?

— Мало, практически ничего. Она ходила с ним даже в туалет. Он был её тенью, но никогда не принимал активного участия... скажем... в ситуациях, в которые вовлекался я. Иван казался мне холодным и опасным мужчиной. Машина для защиты. Я никогда не видел, чтобы он употреблял наркотики или что-то ещё. Он всегда молчаливо наблюдал в углу, положив руку на пистолет. Со мной он не обмолвился даже словом.

— Несколько часов назад его арестовали. Он составлял часть небольшого коммандос, который напал на виллу. В обмен на защиту Иван согласился сотрудничать. Он понял, что круг вокруг Соколовых замыкается; они сильны, это так, но недостаточно сильны, чтобы защитить его от обвинения в покушении на двойное убийство. Кроме того, тот факт, что Оксана умерла под его защитой, превратил Макарова в цель и для них тоже. Он не дурак, поэтому решил говорить.

— А что он сказал?

— Он сказал кое-что, о чём мы уже подозревали, но это окажет огромную помощь во время суда. Он утверждает без тени сомнения, что никто из вас не вышел бы из этого дома живым. Оксана была полна решимости рассчитаться с тобой и Скарлетт. И после получения того, что желала, он бы тебя убила. К сожалению, то, что она заставила тебя сделать, было уже у неё на уме. И всё же эта безумная, извращенная и садистская часть её плана спасла тебе жизнь. Свидетель сказал, что и он, и Курт посоветовали ей позабыть и сбежать, не разыскивая вас, но остановить её было невозможно. Оксана знала о ведущемся в отношении неё расследовании, точно так же, как знала, что за этим стоишь ты. Итак, теперь мы точно знаем — у вас не было шансов.

— Но мы не можем это доказать, — сказал Матиас.

— Есть и другие данные, которые играют в твою пользу. Ты находился под вооруженной угрозой, и мы выберем путь сексуального насилия. Она заставила тебя употреблять кокаин, и мы выдвинем гипотезу, что это повлияло на твою способность понимать и волю во время событий. Также есть отчет психиатра, который осмотрел тебя сразу после случившегося. В нём говорится о «посттравматическом стрессовом расстройстве и диссоциативных защитных механизмах». Будем апеллировать этим диагнозом, демонстрируя, что в таких ситуациях, как твоя, в игру вступают измененные состояния сознания, которые могут повлиять как на способность ясно мыслить, так и на поведение. Возможно, ты будешь подвергнут психиатрическому обследованию, которое поможет нам доказать эту гипотезу.

— Они заберут у меня Элизабет.

Итан долго и глубоко вздохнул.

— Это не обязательно, но да, возможно. Однако в качестве меры предосторожности я уже начал процедуру о временном удочерении. Ариэль и Клейтон предложили себя в качестве приемной пары.

— Дерьмо.

Брат встал, подошёл и заключил Матиаса в крепкие и надежные объятия.

— Мы вытащим тебя, Мати. Ведущий расследование детектив на твоей стороне. По его мнению, даже без смягчающих обстоятельств у тебя есть хороший шанс выбраться с минимальным сроком. Для него нет никаких сомнений, что ты действовал в целях самообороны.

— Я догадался, что он не злобный, — сказал Матиас, вспоминая взгляд и слова полицейского, который допрашивал его.

— Хорошо.

— А... как насчет Скарлетт?

— Я заставил её остаться дома. Она была в шоке. И, учитывая беременность, я попросил её отдохнуть несколько дней. Но Скарлетт отчаянно хочет с тобой встретиться, и я позабочусь получить для неё разрешение на встречу, как можно быстрее.

— Нет, Итан... ты не представляешь, что она видела...

— Мати, Скарлетт знает, почему ты это сделал. Она волнуется за тебя, а не за себя. Она в долгу перед тобой и знает это. Не отталкивай её снова.

Матиас не ответил. Он всей своей душой хотел увидеть женщину, которую любил, но этой встречи сейчас боялся больше всего.

— Когда начнётся суд?

— Скоро. Следствие не обнаружило никаких препятствий, и ты сотрудничал на сто процентов. Через три недели. Максимум месяц.

— И как долго процесс продлится?

— Примерно такое же время. На всё месяца два.

— Может быть, у меня будет время, чтобы увидеть, как родится мой ребёнок, хочу сказать... если я каким-то образом выберусь.

— Рассчитывай на нас, брат.

ГЛАВА 15

Первые дни заключения для Матиаса были травмирующими. Воздух в стенах тюрьмы наполняли боль, гнев, смирение, безумие, надежда… он чувствовал всё это на собственной шкуре.

Все казалось ему хаотичным и безумным. Допросы следователей, беседы с Итаном, противоборство с судьей, который с учётом серьёзности обвинения отказал ему в залоге. А потом — сокамерники, — молчаливые, опасные, отчаянные, покорные. Крики, оскорбления, шутки сомнительного характера, и надзиратели, более безумные чем сами преступники. Жизнь следует по жесткому графику, контрастируя с психотической атмосферой этого места.

Поэтому Матиас погрузился в состояние бдительности. Он сразу понял, как важно не показывать связанные со слабостью эмоции, и самый эффективный способ сделать это — полностью идентифицировать себя с той частью себя, которая совершила ужасное преступление. Он был убийцей. И Матиас позаботился о том, чтобы все его сокамерники знали об этом. Он убил мужчину и женщину, чтобы защитить себя, и сделал это хладнокровно без колебаний.

В первые часы лишения свободы он подвергся нескольким нападениям из-за своей всё ещё чистой и красивой внешности. Из схватки он вышел побитым, но защищался хорошо. Он никогда не станет подружкой одного из этих грязных извращенцев. Скорее убьёт себя.

Отвечая на вопрос охранников, он не сказал ни слова о том, что произошло, и отказался лечить порезы и ушибы, полученные в этих драках.

Такое поведение принесло Матиасу симпатии некоторых заключенных, прежде всего одного из самых угрюмых и опасных, который взял его под свое покровительство.

Матиас решил не изолироваться, несмотря на постоянно возникающую и искушающую мысль отрезать себя от всего и всех. Он часто (насколько ему было позволено), посещал библиотеку и тренировался во дворе с гирями. Короче говоря, старался не стать пушечным мясом.

В период предварительного заключения он отказался от свиданий со Скарлетт. Матиас понимал, рано или поздно ему придется с ней встретиться, но ещё не был готов это сделать. Однако написал ей несколько писем, которые передал через Итана. В них заверил её о состоянии своего здоровья, в том, что у него всё хорошо, и он снова начал читать Китса, Байрона и Кольриджа. Просил её позаботиться об Элизабет и проявить к нему терпение. Они скоро увидятся, он обещает.

Наконец Матиас решил встретиться с ней ближе к началу судебного процесса. Он физически нуждался в ней — увидеть её, знать, что она действительно его простила. Матиас почувствовал вновь необходимость найти связь с реальностью, точку опоры, которая могла бы дать ему надежду, и желание бороться, чтобы выбраться из того проклятого туннеля, в который он снова соскользнул.

Они встретились 4 мая, за несколько дней до первого слушания.

В то утро Матиас позаботился о том, чтобы выглядеть лучше: побрился и попросил чистую робу. Невероятно, но просьбу удовлетворили, видимо благодаря его безупречному поведению и тактичным отношениям, которые установились с одним из руководителей тюрьмы.

Когда Мати увидел, как идёт Скарлетт, он улыбнулся ей. Ему даже не нужно было притворяться. Он ждал этого момента слишком долго. Подождать решил сам Матиас, это правда, но сделал это только для того, чтобы иметь возможность пережить их встречу с силой и решимостью, которыми чувствовал, что теперь владеет.

— Боже, как ты прекрасна… — первое что прошептал он в переговорное устройство, когда она села.

Скарлетт улыбнулась.

— Это не правда, я огромная!

— Не противоречь мне. Ты же знаешь, мне нужна поддержка в этот момент, — пошутил Матиас, пытаясь поддерживать между ними непринужденную атмосферу.

Нервничая, Скарлетт прикусила губу.

— Я так по тебе скучала...

— Поверь мне. Я тоже.

— Я боялась, что ты отрежешь меня от своей жизни ещё раз. Никогда не делай это снова. Обещай мне.

— Никогда больше, — повторил он.

Скарлетт улыбнулась и на мгновение положила ладонь на разделяющее стекло.

— Ты похудел. Выглядишь усталым...

— Скажем так: еда в этом месте не самая лучшая, и я отдыхал в кроватях получше.

— Тебе не сделали больно, правда?

— Нет, — успокоил он её. — Я подружился с опасным парнем, который никому не позволит приблизится ко мне с плохими намерениями. Взамен я развлекаю его текстами моих любимых книг. Здесь сидят странные люди. Этот тип — жестокий убийца, но переживает когда слышит историю Хитклифа и Кэтрин, можешь поверить в такое?

Скарлетт улыбнулась.

—Ты всегда находишь способ понравиться людям. Мати, ты на самом деле прирожденный соблазнитель.

Он фыркнул.

— Для меня было бы лучше не быть таким, но уже слишком поздно каяться, верно?

Она пожалела о своей глупой шутке, и попыталась исправиться.

— Если бы ты не был тем, кем ты был, я никогда не встретила б тебя.

— Правда, — ответил он неубедительно.

Скарлетт снова попыталась отвлечь Матиаса.

— Глория передаёт тебе огромный привет. Она не может дождаться, когда накормит тебя буррито и тортильями! А пока она утешает себя со мной. Это и её вина, что я так толстею.

— Ты на самом деле бессердечна... Рассказываешь мне о буррито… — он засмеялся. — Вспомню о тебе сегодня вечером, перед моей липкой пастой.

— Боже... прости...

— Я шучу. Рад, что она заботится о тебе. Послушай... Как поживает Элизабет?

— Хорошо. Мы сказали ей, что ты уехал в очередную важную командировку. Она не поняла, что происходит, но выглядит достаточно спокойной. Тем временем твой брат и сестра тискают её в обнимашках.

— Поцелуй её за меня. Скажи ей, я люблю её и очень сильно скучаю.

Видеть Мати таким одиноким и беспомощным растрогало Скарлетт и ей пришлось сдерживать готовые пролиться слёзы.

— Ты говоришь ей это каждый раз, по телефону. Она знает. Не волнуйся. Мати... вот увидишь, всё будет хорошо. Увидишь — этот кошмар закончится и очень скоро сможешь держать Элизабет на руках.

— И мы сможем заниматься любовью целыми днями, никогда не останавливаясь…

— И уедем отсюда… Возможно с Глорией в Мексику…

— Да… только мы…

— Навсегда.

— Навсегда.

* * *

Как и предсказывал Итан, суд начался после четырех недель ожидания. Матиаса обвиняли в убийстве первой степени, и его брат использовал для защиты стратегию самообороны.

Первое слушание началось со вступительных речей контрагентов, адресованных жюри.

Именно Итан выступал первым, и его обращение звучало так взволнованно, как ни на каком другом процессе.

— Уважаемый судья Грэхем, уважаемые присяжные. Сегодня я здесь, чтобы защитить подсудимого Матиаса Кроуфорда от обвинения в убийстве первой степени. Считаю правильным признать, в моей карьере этот случай является самым важным и трудным. Не из-за присутствующих в зале суда журналистов, и не из-за будущего резонанса в СМИ. Общеизвестно, обвиняемый — мой брат. Это единственная трудность в данном слушании, в противном случае дело было бы простым, потому что Матиас Кроуфорд невиновен, и это подтвердят свидетели и факты. Поэтому я прошу вас только об одолжении непредвзято выслушать мои слова, заключения экспертов и показания свидетелей, не думая о родстве, объединяющем меня с обвиняемыми. Прошу вас выполнить свой долг справедливо и гуманно. В ходе этого судебного процесса я продемонстрирую, что в ночь с 4 на 5 апреля 2012 года в доме жертвы произошли очень страшные события, заставившие мистера Матиаса Кроуфорда защищать себя, что привело к смерти Оксаны Соколовой и Курта Штайнера. Я покажу, что путь, которым последовал мой клиент, был единственным способом спасти его собственную жизнь, жизнь его подруги и их будущего ребенка.

Я докажу, что именно он был жертвой, а не преступники, которые напали на него с намерением совершить двойное убийство. Я докажу, что Матиас Кроуфорд действовал в целях самообороны и поэтому все обвинения в отношении него должны быть сняты. Прошу вас восстановить справедливость, потому что дамы и господа присяжные, в конце концов, это ваш долг. Быть справедливыми по отношению к мужчине, который перенес слишком много несправедливости от рук предполагаемых жертв этого процесса. Примите решение, при котором закон и здравый смысл совпадают со справедливостью. Потому что, если этого не произойдет, нам придется считать либо неправильным закон, либо при его применении произошла ошибка, вызванная человеческим фактором. Спасибо.

Присяжные с восхищением внимали чувственной речи защитника — адвоката настолько смелого, что он рискнул взять на себя ответственность за приговор брата. Затем, с равной степенью заинтересованности присяжные выслушали слова прокурора, который явно имел противоположную точку зрения, и в качестве акта справедливости просил приговорить Матиаса виновным в двойном убийстве.

За этими двумя выступлениями в последующие дни последовали многочисленные свидетельства, направленные больше всего на чёткое определение личностных профилей виновника, жертв и отношений между ними. Последними для дачи показаний были назначены Скарлетт и Матиас. Первая в качестве свидетеля, второй в двойной роли: обвиняемого и свидетеля.

За ходом слушаний с болезненным вниманием следила пресса, и несмотря ни на что, общественное мнение, было явно на стороне Матиаса. Ток-шоу и телевизионные программы различного типа ежедневно питались просочившейся из зала суда конфиденциальной информацией, раздувая дело и следя за тем, чтобы интерес публики не ослабевал. Скарлетт пришлось закрыть глаза на бесчисленные обложки, на которых Матиаса изображали как красивого и грешного мужчину, бога платного секса, персонажа грязного и харизматичного.

Однажды вечером Скарлетт стало плохо. Она смотрела ток-шоу, в котором о Мати рассказывала его бывшая клиентка, спрятавшись за непрозрачной панелью, защищающей её личность. Скарлетт знала, кто такой Матиас и чем он занимался, но все эти имена, лица и сказанные о нём слова, когда он сам сидел без защиты в камере, вызывали у неё отвращение. Но несмотря ни на что Скарлетт держалась. На каждое разрешённое посещение она приходила с улыбкой на губах и с хорошими новостями. Часто она рассказывала ему о их ребёнке, как он развивается. Каждый раз они замирали, чтобы помечтать о том, что будут делать со своей свободой. Им не давала покоя идея навсегда покинуть Соединенные Штаты, поступить как главные герои из истории загадочного старика про нефритовый кулон. Но сначала они должны были доказать невиновность Матиаса. В худшие дни он задумывался о возможности признания его виновным, и даже в этом случае Скарлетт помогла ему взбодриться. Она никогда его не бросит. Она снова будет его ждать, как и всегда, и этого было достаточно, чтобы Матиас возвращался в камеру с лёгкостью на сердце.

* * *

Они готовились к этому моменту уже несколько недель, и теперь он наступил. Было 13 мая, Матиас и Скарлетт должны были выступить в качестве свидетелей, и жюри, наконец, вынесет вердикт. Оба испытывали нетерпение одновременно со страхом. Первой вызвали Скарлетт. Вопреки тому, как происходило обычно (допросу прокурора предшествовал допрос Итана). Они следовали сценарию, который репетировали бесчисленное количество раз, намереваясь нарисовать её отношения с Матиасом глубокими и реальными, предвосхищая вмешательство прокурора Кристофера Вайса, который попытается превратить их в сомнительные и вынужденные из-за неожиданной беременности. Итан позволил Скарлетт нарисовать эмоциональный и правдивый портрет Матиаса, а не двусмысленный образ, который до вчерашнего дня пытались продать газеты и телевизионные передачи. К сожалению, во время дачи показаний Скарлетт также пришлось вспомнить подробности проклятой ночи, когда Матиас положил конец жизни той жестокой женщины, чтобы защитить её и их ребенка. На протяжении всего выступления Скарлетт смотрела в глаза присяжным, надеясь, что они поверят ей, прочувствуют правдивость слов, и смогут увидеть больше чем представляемые «уличающие объективные факты».

Во время суда Матиас ни разу не опустил взгляд, но сегодня в его выражении проявились признаки сломленности. Слушать рассказ о подробностях секса с Оксаной из уст женщины, которую любит, ранило с беспрецедентным насилием. Скарлетт успокоила его своими сочувствующими глазами. «Не плачь, — сказали они, — не плачь больше».

Скарлетт подумала какой Мати красивый, такой светлый. Как возможно, что это не замечали все? Неважно, что он похудел, и его глаза теперь непропорционально большие на этом чистом и впалом лице, а высокие скулы и квадратная челюсть стали более выраженными. Его лицо было словно лик ангела, изображением того, кто подвергся насилию. Жертвы, а не палача.

Допрос прокуратуры стал беспощадным и дал представление о том, чего потом ожидать Матиасу.

— Подтверждаете ли вы, что встречались с мистером Кроуфордом, когда работали на ресепшен в St. Regis в Сан-Франциско?

— Да.

— Подтверждаете ли вы, что у мистера Кроуфорда был личный сьют, где он каждый день встречал женщин, которым продавал сексуальные услуги за поразительные суммы?

— Я не жила с ним, и никогда не платила за его услуги, поэтому не знаю.

— В самом деле? Однако есть данные, что вы провели с ним вечер в качестве клиентки.

— Это был подарок от подруги, и мы просто поужинали.

— Мистер Кроуфорд… Дар из плоти и крови, мисс...

— Это был сюрприз. Я никогда бы не...

— Конечно. Подтверждаете ли вы, что клиентками мистера Кроуфорда были очень богатые женщины, все без исключений?

— Нет.

— Нет?

— Моя подруга, например. Она не богата.

— Ах да... ваш ужин. Но Соколова принадлежала к числу миллиардеров и, по совпадению, он лишил парня жизни после того как тот запустил свои руки в состояние, по оценкам свыше десяти миллиардов долларов.

— Возражение. Это не вопрос, — перебил Итан.

—Принимается. Продолжайте допрос свидетеля господин прокурор, — упрекнул судья Грэхем.

— Подтверждаете ли вы, что у вас были сексуальные отношения с обвиняемым во время вечеринки, организованной мисс Соколовой, в период их помолвки?

— Да, но…

— Вы тогда забеременели? Когда они ещё были помолвлены?

— Да, но я...

— Знали ли вы, что мистер Кроуфорд стал жертвой шантажа убитой?

— Я это подозревала.

— Правда ли, что он ненавидел её по этой причине?

— Протестую!

— Принимается.

— В момент, когда мистер Кроуфорд застрелил Оксану Соколову, вашей жизни угрожала реальная опасность?

— Да.

— И как? Из записей видно, что она была безоружна и намеревалась... как бы сказать... наслаждаться со своим женихом…

— Чтобы убить Оксане не нужно иметь в руке оружие. Всё, что ей нужно было сделать — это приказать. Так что —да, в тот момент мы подвергались смертельной опасности.

Скарлетт хорошо защищалась до конца допроса, но было ясно, что государственный обвинитель серьёзно настроен осудить Матиаса, и будет стараться до конца. После того как Скарлетт вернулась на своё место последовал перерыв. Она оставалась сидеть на протяжении всего этого времени, слишком истощённая даже для простой ходьбы, слишком напуганная, чтобы двигаться.

Когда процесс возобновился, настала очередь Матиаса подойти к решётке обвиняемых с высоко поднятой головой. На этот раз начал прокурор.

Он медленно вышел перед присяжными и холодно посмотрел на Матиаса жесткими, безжалостными глазами. В них читалось его желание победить, сделать это дело, имевшее национальный резонанс, стартовой площадкой для карьеры.

После клятвы прокурор подошёл к месту обвиняемого и показал ему и судье фотографию. Затем, с театральными движениями и мимикой, он повернулся к жюри и показал им то же изображение. Взгляды у присяжных стали напряженными, отвращенными, тревожными.

— Эта фотография потерпевшей Оксаны Соколовой была сделана в морге. Мистер Кроуфорд, вы узнаете эту женщину? Отвечайте только да или нет.

— Да.

— Эту женщину вы застрелили в упор ночью 4 апреля, во время вашего совокупления на вилле, где жили со своей новой сожительницей?

— Да, — ответил Матиас, не спуская глаз с мужчины, который задавал ему ненужные вопросы с единственной целью произвести впечатление на присяжных.

— Прошу прощения за суровое изображение, которое я собираюсь спроецировать на экран, но оно служит для лучшего описания места и динамики преступления. На фото две жертвы после стрельбы, оно зарегистрировано в реестре доказательств под номером семнадцать бис.

На большой экран спроецировали снимок, сделанный криминалистом сразу после прибытия полиции. Полуголое тело Оксаны лежало на столе. Голова наклонена в сторону, длинные волосы растрёпанны, грудь разорвана пулей и измазана кровью, разведённые ноги болтаются, глаза широко открыты, с навсегда застывшим выражением осознанного ужаса, который предшествовал моменту её смерти. В нескольких метрах от неё тело Курта Штайнера — упавшее на пол лицом вниз, в правой руке оружие, которым мужчина держал Скарлетт под прицелом на протяжении всей агрессии. Под впечатлением от такого грубого изображения жюри начало бормотать, и Итан немедленно встал:

— Ваша честь, подсудимый никогда не отрицал, что стрелял в двух нападавших, — Итан никогда не использовал термин «жертвы», — это не обсуждается. Сегодня мы пытаемся понять мотивы, которые побудили его сделать такой крайний жест. То, что мы должны доказать, — это причины этого акта. Было ли это, как утверждает обвинение, насильственным и ненужным исходом, вызванным старой враждой, или, как доказывает защита, законным актом защиты жизни Скарлетт Маккей и ребёнка, которого она носит в своем чреве.

— Да. Успокойтесь, адвокат. Вам предоставят возможность говорить, когда придёт ваша очередь. Вайс, пожалуйста, задавайте ответчику вопросы.

— Хорошо. Итак, мистер Кроуфорд, почему вы нацелили огнестрельное оружие посреди добровольного полового акта? Это была эротическая игра?

Матиас старался сохранять спокойствие. Вопрос был глупый. Все знали, это оружие было не его, и принадлежало зятю, федеральному агенту, точно так же, как все знали, что секс не был добровольным.

— Я нацелил оружие, потому что и Скарлетт и я долгое время находились под прицелом. Я приставил к ней оружие, чтобы подготовиться к самозащите, что потом и вынужден был сделать.

— Вы подошли к столу, зная, что найдёте там оружие?

Матиас вздохнул с облегчением. Прокурор, казалось, слишком сосредоточился на эффектных сценах в стремлении оказать воздействие на присяжных и уделял мало внимания данным судебного разбирательства, которые уже были известны.

— Как зафиксировано из моих показаний, это именно Оксана привела меня в эту конкретную часть комнаты.

— Мистер Кроуфорд, сколько у вас было записано клиенток в ежедневнике, прежде чем уйти из... Давайте называть это бизнес... И обручиться с жертвой?

— Я никогда не считал их.

— Их посчитал я. У вас был секс, за деньги, с... Посмотрим… — прокурор взял в руки свою папку, — за два года деятельности около трехсот пятидесяти разных женщин. Это без сомнения впечатляет. Многие были постоянными клиентками. Что означает реки денег, не так ли?

— Я зарабатывал много, но только для...

— И жертва была очень богатой женщиной.

— Которая шантажировала меня, чтобы жениться и...

— Вопрос был не об этом.

— Вы не задаете мне никаких вопросов!

Судья резко ударил три раза молотком.

— Вайс! Кроуфорд!

Прокурор извинился. Матиас опустил взгляд.

— Тогда давайте вернёмся к двойному убийству. Можете ли вы объяснить, как сумели дотянуться до пистолета, взять его, а затем выстрелить, когда были вовлечены в соитие? Как вы можете считать это актом защиты? Не правда ли, что вы сами подтолкнули Соколову к сексуальному контакту? Не правда ли, что она вас возбудила для возможности его совершить?

— Оксана собиралась убить нас, я пытался выиграть время, чтобы отвлечь её.

— Тот факт, что она хотела вас убить, является лишь гипотезой. Мы никогда не узнаем, что случилось бы, не застрели вы её хладнокровно, верно?

— Она была психопатом, и убила бы нас, можете быть уверены. Оксана была в ярости и чтобы получить желаемое не собиралась ни перед чем останавливаться.

— Но мы знаем, что она желала вас, мистер Кроуфорд! Зачем ей убивать вас?

— Потому что я предал её. Потому что я восстал! Потому что я влюблен в другую женщину, которая ждёт от меня ребёнка!

Матиас терял самообладание, его лицо стало красным, а осанка более агрессивной, он наклонился вперёд. Когда Матиас нервничал у него по центру лба набухала вена и сейчас она выглядела так, будто вот-вот лопнет. Прокурор злорадствовал, что смог продемонстрировать агрессивную сторону Матиаса, и продолжил оказывать давление.

— Итак, подведём итог: вы её убили, потому что боялись возможной ревности. Молодая, красивая и очень богатая женщина, которая могла обладать любым мужчиной, кого пожелает, и которая в тот момент ничего не подозревая лежала без оружия под вами, потерянная в акте любви…

Матиас вскочил.

— Нет! Она была сумасшедшей. Сумасшедшая, которая отправила меня в больницу смертельно раненным несколькими неделями ранее!

— Так это была ваша месть?

— Нет! — теперь Матиас наклонился через стойку, и судья снова ударил молотком, пытаясь заставить его взять себя в руки. Но Матиас был слишком взбешен, чтобы сделать это и рисковал получить штраф за такое оскорбление суда. Только он уже больше ничего не чувствовал и ничего не видел. Перед ним стояли лишь садистская ухмылка Оксаны, испуганный взгляд Скарлетт и крики в ушах.

— Нет! Она бы убила нас, сделала бы это, и, к сведению, это вовсе не было актом любви! Оксана заставила меня заняться сексом в том месте и в тот момент! Я умолял её пойти куда-нибудь ещё, пока Скарлетт не спустилась. Я пытался увести её подальше, но она хотела нас обоих и хотела мёртвыми!

— Кроуфорд! — крикнул судья и Матиас резко развернулся. — Понизьте тон своего голоса и сядьте, иначе я буду вынужден приостановить слушание.

— Извините, ваша честь.

— Последний вопрос, мистер Кроуфорд, — прокурор начал медленно ходить перед клеткой, глядя вниз и, казалось бы, сосредоточенно. — Вы можете объяснить присяжным, как для вас стала возможной эрекция, и полноценные сексуальные отношения с женщиной, которую презирали? Как вы сумели отлично с этим справиться и привести к удовлетворению обоих, одновременно завершая проникновение со стрельбой в упор в безоружную женщину под вами, и всё это перед своей новой беременной партнершей, к голове которой в этот момент был нацелен пистолет? Какой мужчина способен это сделать?

Глаза Матиаса потемнели, как ночь, губы сжались. Он знал, что в конце концов прокурор доберётся до этого аспекта. Матиас глубоко вздохнул, закрыл глаза и когда открыл их снова, его взгляд наполняли открытость и отчаяние.

— В течение двух лет я продавал своё тело любой женщине, у которой имелись возможности, чтобы его купить. Для всех без исключения. Даже Оксане Соколовой. Два года я тренировал свой дух не чувствовать, чтобы изолировать себя от всего дерьма, которым добровольно себя окружал. Это сказали и вы. У меня были сотни женщин, и я никогда не терпел неудачу. Той ночью я не ожидал нападения Оксаны...

— Нападение? Половой акт по обоюдному согласию?

— Протестую!

— Принимается. Вайс, не заставляйте меня повторять это снова. Мы в зале суда, мы не играем. Уже установлено без тени сомнения, что половой акт не совершался по обоюдному согласию, по крайней мере, не в общепринятом смысле этого слова, и беззащитная женщина (как вы её определяете), вломилась в дом ответчика путем взлома. Факт и то, что обвиняемый и его сожительница находились под вооружённой угрозой, поэтому позвольте обвиняемому продолжить и уважайте объективные данные, которыми располагаете.

Вайс побагровел и извинился. Внимание жюри обратилось к устам Матиаса, который снова заговорил спокойным и глубоким голосом.

— Я не планировал убивать Оксану, я бы никогда этого не сделал. Я позволил бы убить себя, согласись она на мое предложение уйти до того, как появилась Скарлетт. Но в тот момент речь шла не обо мне и не о деньгах. То, что я сумел совершить совокупление... Об этом и я спрашивал себя. Каким мужчиной я стал? Как я мог? Возможно, мне удалось это благодаря годам ада, в которых я тренировал своё тело действовать независимо от моего душевного состояния. Всё, что я знаю, это то, что если бы я этого не сделал, женщину, которую я люблю, изнасиловали бы и убили. Всё, что я знаю, это то, что мог оставить трехлетнюю девочку сиротой. И я уверен, что если бы не мой инстинкт защищать тех, кого люблю, я бы позволил Оксане или Курту застрелить меня, не моргнув. Итак, отвечая на ваш вопрос, прокурор, что я за мужчина? Я мужчина, который сделал то, что он должен был сделать, чтобы защитить тех, кого любит, начиная с согласия на эти последние проклятые, мерзкие, сексуальные отношения. Если бы я этого не сделал, перед вами, вероятно, в качестве обвиняемого сейчас была бы так называемая жертва этого процесса, в то время как я, мисс Маккей и ребёнок, которого мы ждём, оказались бы на три метра под землёй.

Присяжные сидели с открытыми ртами, очарованные и заряженные той глубокой энергией, которую Матиас излучал во время последних, искренних фраз своих свидетельских показаний.

Итан улыбался, растроганный и гордый братом, который наконец поднял голову.

Вайс заметил свою ошибку, но было уже поздно. Каждая женщина из присяжных увидела себя в Скарлетт, а не в Оксане, и прочитала в этих искренних словах отвагу и любовь мужчины, у которого не было другого выбора. А мужчины в жюри идентифицировали себя с Матиасом, думая о том, что бы сделали они на его месте. И нашли один возможный ответ: они бы тоже нажали на курок.

— У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Последующий перекрестный допрос не сделал ничего, кроме консолидации образа Матиаса, который теперь имелся у присяжных. Хороший человек, попавший в руки безумной и жестокой женщины. Мужчина, который совершил много ошибок, движимый отчаянием и шоком трагической потери своей жены и переполненный долгами. Не холодный и расчетливый мужчина, который использовал женщин в сомнительных целях и, прежде всего, не безжалостный убийца.

* * *

Жюри вынесло единодушное решение через несколько часов. Когда Матиаса вызвали обратно в суд, чтобы выслушать, он был готов принять любой вердикт, который они постановили. Итан подготовил брата к возможности осуждения, хотя и покинул зал суда умеренно оптимистичным, благодаря тому, как Матиас справился с допросом обвинения. Итан был уверен, что присяжные поверили его словам и были очарованы ими. Жюри отождествляло себя с ним, и это всегда представляло довольно хорошую гарантию оправдания. Он также рассчитывал на показания экспертов, которые подчеркнули, что Матиас страдал от психологического расстройства со времени смерти жены, которое никогда не лечилось, и делало его более хрупким. Они также обратили внимание, насколько проведённые с Оксаной месяцы ухудшили его психическое состояние, и как принудительное употребление кокаина сделало остальное.

Однако обвинение выиграло важный пункт в свою пользу. Чтобы говорить о самообороне, Матиас должен был бы сначала застрелить единственного потенциально опасного человека в комнате — Курта Штайнера — потому что, гипотетически, во время стрельбы Оксана не представляла реальной угрозы. Матиас же выстрелил в неё первым и убил пулей в сердце. Обвинитель неоднократно подчеркивал, — Матиас совершил эту жестокость с одновременным завершением сексуального акта, оставаясь погруженным в плоть жертвы. Словно стараясь подтвердить символическое и исключительно мстительное значение этого жеста. С другой стороны присяжные, выглядели потрясёнными историей долгого шантажа и наркотиков, в которые Матиаса погружали месяцами, и случаем почти смертельной агрессии, которой он однажды подвергся. Жюри ясно выражало свой ужас, слушая показания тех, кто оказывал Матиасу первую помощь, и видя фотографии с изувеченным молодым мужчиной. Если обвиняемого приговорят к тюрьме (это не вызывало сомнений), то учтут многочисленные смягчающие обстоятельства, значительно сокращающие срок.

Судья Грэхем вошёл в зал суда с мрачным лицом и смущенным выражением лица, и Матиас почувствовал, как вдоль позвоночника пробежала холодная дрожь. Приказав суду встать, чтобы зачитать приговор, судья взял документ в свои руки и начал:

— Жюри выразило желание, чтобы было прочитано краткое введение к приговору, к которому оно пришло единогласно.

Тишина.

— История мистера Матиаса Кроуфорда определенно драматична. Молодой мужчина, пострадавший от жестокой судьбы, лишившей его жены и оставившей одного, раненого с новорожденной дочерью на руках. Человек сломленный, принявший серию неправильных решений под давлением сильного эмоционального стресса, и ведущий существование, достойное морального осуждения. Его образ жизни привёл к встрече с Оксаной Соколовой и тесному контакту с больным и садистским умом своей жертвы. Такой стиль жизни, однако, мистер Кроуфорд выбрал осознанно и добровольно, принимая на себя соответствующие риски. В ночь преступления Оксана Соколова и Курт Штайнер незаконно проникли в дом, который мистер Кроуфорд делил со своей партнершей Скарлетт Маккей; они вломились с намерением угрожать и оскорблять тех, кто там жил. Матиас Кроуфорд уже становился жертвой насилия со стороны самой Соколовой, с угрожающими для жизни последствиями, поэтому у него были веские основания подозревать, что ему грозит смертельная опасность и что существуют серьезные риски для женщины, которую он любит, и их будущего ребенка. Жюри считает такое восприятие реальности весьма вероятным. Подтверждается: потерпевшая была безоружна и на момент убийства не представляла опасности. Подтверждается, мистер Кроуфорд находился в здравом уме, совершая с ней половой акт и по его завершению убивая выстрелом. Таким образом, присяжные выносят вердикт, который идет вразрез с собственными эмоциональными чувствами, но который в основании нацелен на полную реабилитацию и возможность выздоровления самого обвиняемого после того, как он выплатил свой долг правосудию. На основании вышеизложенного, присяжные постановили: мистер Кроуфорд НЕ ВИНОВЕН в совершении преступления двойного убийства первой степени, за которое его судят. Мистер Кроуфорд ВИНОВЕН в совершении преступления убийства второй степени Оксаны Соколовой, за которое приговаривается с учётом всех смягчающих обстоятельств к трём годам лишения свободы в исправительной колонии штата Вашингтон и двум годам лишения свободы в сообществе реабилитации мужчин и женщин, виновных в преступлении проституции.

Мистер Кроуфорд НЕ ВИНОВЕН в совершении преступления убийство первой степени и смерти Курта Штайнера. Обвинение теряет силу при самообороне. После отбывания наказания, в досье мистера Кроуфорда не останется никаких следов о преступлении, за которое сейчас осужден, и, следовательно, он восстановит все свои права как свободный гражданин. Заседание закрыто.

Матиас слушал, опустив голову. Он кусал губу. Его глаза были закрыты. Челюсти сжаты. По лицу, с отпечатком ужасов последних месяцев, катились медленные слезы. Судя по всему, вынесший вердикт суд присяжных, страдал точно так же, как и он. Лишь один надтреснутый голос раздался в погружённом в сюрреалистическую тишину зале.

— Нет! Прошу вас! Нет!

Это был голос Скарлетт, которую Итан, едва сдерживал в объятиях. Матиас поднял взгляд и встретился с глазами женщины, которую любил и чьё сердце разрывалось. Своими глазами, умеющими с ней говорить, он сказал ей держаться, ты справишься и с этим испытанием, три года — ничто. Затем он улыбнулся ей, как бы заверяя, что с ним всё в порядке, а также улыбнулся и присяжным, вынесшим ему приговор и сумевшим понять его мысли и мотивы. В глубине души он знал, что они правы. В ту ночь он хотел убить Оксану. Ничего бы не произошло, не вломись она в его дом для своей безумной казни, но факт оставался фактом: в тот момент, когда он прижал холодное дуло пистолета к её груди и выстрелил, он сделал это с чистой совестью.

«Любовь умеет ждать», — сказал он себе, зная, что три года тюрьмы — ничто по сравнению с годами ада, которые ему пришлось бы прожить, женись он на этом дьяволе. Матиас прижал руки к области сердца и в последний раз взглянул на Скарлетт.

— Я люблю тебя, — сказал он медленно тихим голосом, чтобы она могла прочитать по губам.

Скарлетт наблюдала, как Матиас исчезает через заднюю дверь зала заседаний. Она проследила за его растрепанным затылком, который возвышался над остальными, пока от него не осталось ничего, только душераздирающая пустота, затем она упала в кресло. Бесконечно долго Скарлетт плакала в объятиях брата и сестры Матиаса, охваченная невыносимым и мучительным чувством, что он снова остался один.

Эпилог.

Меня мягко разбудил свежий утренний воздух, проникая в комнату через распахнутую настежь большую балконную дверь. Компанию мне составляет раздающийся вдалеке медленный плеск воды, которая ласкает белый песок. Уже почти рассвет. Помимо звуков окружающей природы, в доме по-прежнему царит тишина. Дети у Нэнси, подруги из Америки, которая присмотрит за ними у себя до вечера. Это её подарок к нашей первой годовщине. Рядом со мной, всё ещё погружённая в глубокий сон, самая красивая женщина в мире. Единственная. Моя жена.

Я любуюсь её кожей цвета золота с украшающими переплетениями. Теперь внизу её спины появилась татуировка маори «Моана», символизирующая любовь к семье и к морю. Аккуратные волны, в которых плавает маленькая черепаха. Свобода и защита — их значение. Она окружена диадемой из цветов, символа женственности и красоты. На левом боку ещё одна татуировка — моё имя, написанное изящным шрифтом. Тату нежно обтекает по талии и двойник того, что я сделал сразу после освобождения из тюрьмы. Красными, как огонь буквами в готическом стиле я набил её имя — «Скарлетт».

Едва прикасаясь, я ласкаю кожу на её голой спине. Прошло чуть больше года с тех пор, как я вернулся на свободу, и постоянно ощущаю нужду в ней. В её поцелуях, руках, теле. Они то, что очерчивает мои пределы, мои границы, снова меня объединяют, заставляя чувствовать себя живым, целостным. И только одному Богу известно, насколько мне это нужно. Слышу, как Скарлетт издает лёгкий, сонный, чувственный стон. Мои губы щекочут небольшую чувствительную область у неё под ухом. Я хочу её. Всегда. Снова. И ещё тысячу раз.

Она не открывает глаз. Держит их закрытыми. Но едва заметная улыбка, нарисованная на красных губах — знак того, что она больше не спит. Она многозначительно выгибает таз, слегка приподнимая свои полные, округлые, идеальные ягодицы. Я ласкаю их, снаружи внутрь, скользя пальцами в уже влажное лоно. Влечение, характерное для наших отношений — это загадка, редкая алхимия. Мы не можем насытиться друг другом. Даже, как в последние двенадцать часов, когда мы теряем счёт сколько раз занимались любовью. Я любил её нежно. Я любил её безумно. Я любил её со страстными словами. Я любил её с грязными словами. Неважно, сколько у меня в жизни было женщин. Неважно, сколько тел. Каждый раз с ней это сюрприз, эмоция, от которой у меня перехватывает дыхание и появляется всё более сильное желание. Это похоже на заклинание. Она моя фея, моя русалка, мой ангел. Она нашла мою душу и спасла её, надёжно сохраняя. Она по-прежнему держит её у себя, прочно привязанной к своей, и я вновь владею своей душой только когда погружаюсь в тело любимой, в её плоть, в её аромат. Только в эти моменты я действительно целостный.

Сейчас она открыла глаза. Она не говорит, но её взгляд — это отражение моего.

«Позволь мне потеряться в тебе», — говорит он.

Слегка раздвигает ноги. Я позади неё. Она полностью выгибается. Глажу своим большими ладонями по её миниатюрным бедрам, пока не устраиваюсь напротив её влажного лона.

И медленно в неё погружаюсь, чтобы не упустить ни секунды ошеломительного ощущения, которое всегда возникает при проникновении в её тело. Мы оба медленно стонем. Такая горячая. Такая тугая. Такая совершенная.

— Я до смерти тебя люблю, — шепчу я и начинаю двигаться, пытаясь сохранить нежный темп. Проскальзываю в неё и наружу, наблюдая за блестящим членом, смазанным нашим возбуждением. Образ гипнотический, чувственный, такой интимный и в то же время такой откровенно эротичный. Я чувствую, как тепло восходящего солнца согревает мою спину. Свет меняется, становится ярче. Её кожа похожа на бархат. Её волосы стали светлее, чем раньше, выгорели за год солнца и моря. Скарлетт немного поворачивает ко мне лицо. Её красные губы приоткрыты и блестят. На маленьком носике горстка веснушек, что придает ей девичий вид. Но её тело — нет. Она стала женщиной. Великолепной женщиной. Более осведомлённой. Более чувственной.

Скарлетт облизывает губы.

Смотрит на меня, а затем скользит взглядом ниже, пока не видит мой член, который ритмично проникает в неё — медленно и глубоко. Она подтягивается и своими ягодицами мягко толкает меня назад, пока я не сажусь на пятки, и её спина не упирается полностью мне в грудь. Она закрывает глаза, погруженная в удовольствие, которое я доставляю ей и которое она принимает с нетерпением. Крепче сжимаю её бедра и двигаю Скарлетт вертикально — вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз, как томный поршень. С максимальной интенсивностью и скоростью. Она дотягивается до моей шеи и запускает пальцы в мои волосы, теперь длинные и окрепшие, после четырех лет бритья под ноль. Она хватает их, когда разворачивает лицо, а своё я наклоняю к ней, встречая. Наши языки сразу и решительно переплетаются друг с другом. Затем продвигаюсь ниже, исследую её челюсть, тонкую шею, плечо. Облизываю, покусываю и пробую. Насыщаюсь ею. Вкус её кожи стал солёным от моря и секса. Я чувствую, как нарастает ощущение разряда приближающегося оргазма. Опускаю ладонь ей на спину и, подталкивая, опускаю на четвереньки, чтобы начать проникать резче, интенсивно и мощно. Я трахаю так, как нравится мне, как нравится ей — трахаю жестко и с любовью. Я не могу контролировать рычание, которое сопровождает мои последние безумные выпады. Я не могу контролировать руку, которая хватает её за густую прядь волос и тянет сильно, чтобы наклонить и погрузиться ещё глубже. Я не могу контролировать силу, с которой другой рукой удерживаю её сбоку, и этим, вопреки своему желанию, оставлю на её коже следы моего возбуждения. Она наслаждается, и я чувствую, как её внутренние стенки резко сокращаются, массируют меня, сжимают, сосут, пока я окончательно не теряю весь остаточный контроль. Жидкие и тёплые ручьи наполняют её снова и снова, до моего последнего выпада. Мокрым лбом я опираюсь о тёплую спину. Я задыхаюсь и падаю на неё, пригвождая к нашей кровати, теперь полностью разгромленной после ночи безостановочной любви.

* * *

Солнце садится. Скарлетт одета в легкую белую тунику. В руках держит два больших букета белых плюмерий. Я одет в такую ​​же белоснежную рубашку и мягкие брюки. Они ласкают мою кожу движимые ветром, который на нашем острове дует постоянно.

Перед нами три надгробия. Когда после моего окончательного освобождения мы переехали в этот маленький рай в Полинезии, мы позаботились о том, чтобы взять с собой наших близких. Мы похоронили их в ста метрах от нашего пляжного домика. В тени крупных, постоянно цветущих и пышных растений.

Рядом с нами навсегда. Наше прошлое сопровождает нас, но больше не преследует. Сегодня вечером, как это часто бывает, мы проводим с ними несколько минут, собранные и спокойные.

Пока поглощены своими мыслями и молитвами, мы слышим детские голоса, зовущие нас издалека. Я открываю глаза и вижу, что Скарлетт уже улыбается. Оборачиваемся.

— Мама, папа…

Элизабет с длинными золотыми волосами. Голубыми глазами Грейс и её изящной фигурой. Веселостью и глубиной Скарлетт. Единственной матери, которую она когда-либо знала. Илия со своей лохматой шевелюрой такого же странного цвета, как и у меня. Его глаза тёмно-зеленые. Взгляд глубокий и часто задумчивый. Его характер более замкнутый и чувствительный.

Они бегут к нам, и мы идём им навстречу, взявшись за руки.

* * *

Скарлетт в доме, укладывает детей спать. В тишине ночи я иду на пляж. Ложусь и, как каждый вечер, смотрю на звёзды. Мы живем здесь, в том числе и по этой причине. Я не знаю, сможем ли мы или захотим делать это вечно. Пока нас устраивает; если и когда мы решим вернуться к более цивилизованной жизни, мы уедем. Наши дети ещё маленькие и любят жить на природе. И в любом случае мы живем недалеко от города, где есть всё, что нам нужно: американская школа (та, в которой я работаю), магазины и другие семьи, с которыми мы подружились.

Решение полностью изменить свою жизнь принадлежало в первую очередь Скарлетт. Её предложение застало меня врасплох. — Когда всё закончится, я хочу уехать подальше, с тобой и детьми, в место, которое всегда освещено солнцем и звёздами. В место, где не нужны стены, чтобы защитить нас или вновь заточить.

Я смотрел на неё с открытым ртом. У Скарлетт Маккей всегда присутствовал природный талант: читать внутри меня, как если бы я был открытой книгой. Её слова привели меня в эйфорию, растрогали меня.

— Спасибо, любимая…

Я отбывал последние месяцы на социальной службе. Меня освободили через два года заключения за хорошее поведение, и моя работа в семейном доме для несовершеннолетних проституток заканчивалась. Вечером я возвращался в камеру, но днём работал, и мне разрешили проводить несколько часов с семьей.

С первых месяцев заключения директор тюрьмы относился ко мне очень снисходительно. Благодаря ему я смог стать свидетелем рождения Илия.

Он подписал специальное разрешение и предоставил мне часы свободы, необходимые для того, чтобы быть со Скарлетт во время родов. Когда подписывал документ, дарующий мне столь ценное для нас время, посмотрел на меня и сказал, что на самом деле не может позволить мне снова упустить такое важное событие в моей жизни. Это был мой первый момент настоящего счастья и надежды после месяцев депрессии и гнева.

Я виделся с детьми и Скарлетт пару раз в неделю. Им тоже было нелегко. Внимание СМИ к нам, похоже, не хотело ослабевать. В какой-то степени Скарлетт тоже оказалась в ловушке, в клетке. Она отклонила все предложения от различных социальных сетей и газет. Они хотели, чтобы она рассказала нашу историю. Они хотели насытится нами. Ещё один раз. Скарлетт непреклонно им отвечала — наша жизнь не продается.

В течение нескольких месяцев, предшествовавших моему освобождению, мы искали удалённое место, где можно было бы укрыться. Место, где нас никто не знал. Где мы могли быть только Мати и Скарлетт.

Влюбленная пара со своими детьми.

Аманда и Глория помогли нам и в этом. Подруга Скарлетт вспомнила о постоянном постояльце, который жил в райском уголке Полинезии. Директоре школы, в которой я сейчас работаю. Он уроженец Сан-Франциско, и во время одного из своих визитов к семье согласился навестить меня, движимый состраданием к моей истории. Ему доставили моё резюме, и он предложил связаться с ним, как только закончу отбывать наказание.

В тот момент мы приняли решение. Мы собирались купить домик на пляже и пожениться там, устроив церемонию для очень близких друзей и моей семьи.

Свадьба стала сказкой. Мы праздновали на закате на глазах наших детей, моих брата и сестры, их супругов, Глории и Аманды.

Во время медового месяца мы ни куда не поехали, вместо этого принимали своих близких в их короткий отпуск, празднуя целыми днями.

Когда пришло время прощаться между слезами, улыбками и объятиями, мы пообещали оставаться на связи любыми возможными способами.

Только в этот момент я понял, что Глория убита горем. Зная, что она вернётся одна, без семьи, которая ждала бы её в Соединенных Штатах, я почувствовал ужасную боль в груди и чувство вины. Она была для меня как мать, такая добрая, что не навязывала своё присутствие в моей новой жизни, такая бескорыстная, что не показывала как сильно страдает. Но её глаза не могли лгать.

Менее чем через месяц я нашёл для неё небольшой дом в нашей деревне и пригласил вернуться. Сейчас она работает в маленьком туристическом ресторанчике на побережье и почти каждый день нас навещает. Дети называют её бабушкой, и она никогда не казалась более счастливой и безмятежной.

Наша жизнь сейчас здесь, в этом месте, окруженном зеленью, без серых стен, без гостиничных номеров, без небоскребов, закрывающих небо. Где, когда я чувствую необходимость, звездный небосвод становится крышей, а песок тонкой кроватью.

Где нам не нужно пальто, чтобы согреться, или одежда, чтобы спрятаться. Где мне больше не нужно носить тёмные очки, чтобы скрыть свой стыд, гнев или боль.

Наконец дома.

* * *

Рука Скарлетт нежно ложиться на моё плечо.

Огромная луна освещает спокойное и тёплое море. Скарлетт проходит мимо меня и скидывает на песок лёгкую комбинацию. Не оборачиваясь, она входит в воду, пока та не начинает ласкать её ягодицы. Я иду за ней, избавляясь от бесполезных препятствий. Беру её на руки. Скарлетт поворачивается, её рот на моём, язык играет внутри. Затем у неё расширяются глаза. И в абсолютной тишине этого места, прерываемой только гармоничными звуками природы она нежно шепчет:

— Падающая звезда! Матиас… Загадай желание!

Я закрываю глаза и продолжаю целовать с откровенной страстью.

Она смеётся чистым и прозрачным звуком:

— Уже загадал?

— Я даровал его тому, кто нуждается в нём больше, потому что моим желанием всегда была ты.