Мелодия Бесконечности. Симфония чувств

Новое начало. Бесконечность в тебе и во мне

Одно из мудрых изречений гласит: «Окончание чего-то одного всегда есть началом чего-то другого.»

Томас Мертон писал: «Мы созданы для любви — пока мы одни, жизнь бессмысленна, смысл рождается, когда появляется кто-то важный. Тайну своей жизни не откроешь, размышляя в одиночестве. Смысл жизни — тайна, и открывается она в любви, через того, кого мы любим.»

До чего же приятно было вновь пройтись по любимым улицам с близкими и дорогими людьми — теперь Маргарита и Даниэлла вместе с матерями и подругами могли посвятить больше времени прогулкам, легко дыша родным воздухом, походам по магазинам, присматривая одежду для беременных и для новорожденных — во всем разнообразии модных фасонов и ярких расцветок, и неспешным посиделкам в маленьких кафе, наслаждаясь любимым горячим латте с лазаньей и фруктовым салатом. И всё вокруг дышало приближающейся осенью, что всё явственнее ощущалось в наполненных прохладной свежестью и влагой предрассветных туманах.

Молодой хирург вернулся к работе в клинике, а Джон при помощи Дугласа Айронса и Ондзи пытался начать своё дело и постичь азы ведения бизнеса, и тоже приобрел собственное авто марки «Феррари» красного цвета — оборудование было уже закуплено и доставлено, штат персонала (за исключением одной вакансии, оставленной специально для Александры, приезд которой ожидался в скором времени) набран, а в помещении для клуба начаты были ремонтные работы. Расписывать стены клуба предложено было Витриченко-старшему, на что тот с удовольствием согласился и уже даже набросал несколько приблизительных эскизов. Витриченко же младший, нам более известный под именем Марк, принимал активное участие в подготовке к проведению недель моды в Париже — кастинги и съемки сменяли друг друга яркими красками и вспышками фотокамер, как пестрые картинки в детском калейдоскопе, не давая времени на грустные мысли. Да и сама эта грусть была какой-то легкой, со сладким послевкусием дорогих сердцу воспоминаний. На все настойчивые попытки молодых моделей привлечь его внимание он делал вид, что не понимает их намеков или очень устал — собственно, большей частью так оно и было, так что тут он особо не кривил душой, но это, всё же, возобновило слухи о его нетрадиционной ориентации, что, впрочем, сейчас его совсем не занимало. А на душе скребли кошки, и печаль тяжким грузом давила на сердце — как бы ни хотел он вытравить эту безответную любовь, на это потребуется время, но он отвлекался, с головой уходя в работу. Даже его отец заметил печаль в его глазах — и отнюдь не из-за бессонных ночей за чтением после утомительного съемочного дня. В предвкушении встречи с Александрой, Витриченко-старший словно весь сиял, и видя его таким, Марку и самому становилось легче.

Джек тем временем записал готовящихся стать матерями жену и сестру к специалисту-гинекологу, своей хорошей знакомой — доктору Софии Николае, принадлежащей к общине румынских цыган и использовавшей не только традиционные методы и лекарственные средства, но и релакс-водотерапию, креативное рисование, кулинарию, музыкотерапию, да и собственно была приятной и доброй молодой женщиной лет тридцати, которая и сама имела маленького трехлетнего сынишку — Патрика, очаровательного, живого и любопытного малыша. Однако же — это не самое невероятное, а невероятным обнаружилось то, что она оказалась родственницей той самой Шанты, матери знакомой маленькой цыганки — Марии, что несказанно обрадовало Маргариту, у которой появился ещё один приятный повод лишний раз их увидеть, обучаясь цыганским гаданиям и основам фитотерапии.

Печалиться Маргарите пришлось, когда они провожали её отца в Авиньон для выяснения обстоятельств загадочной гибели своего друга и его супруги, которые до сих пор были покрыты тайной, обещав вернуться как можно быстрее.

— Папочка, ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Возвращайся поскорей, — на прощание Маргарита с неистовой силой обняла отца — она всегда умела ценить каждую минуту с близкими людьми, а последнее время она ощущала эту потребность особенно остро.

— Я люблю тебя больше, — Шарль-Анри поцеловал дочь и жену, попрощался с ребятами и отправился к терминалу, когда начали объявлять посадку, отправившись по тайному следу в поисках отгадок по волнующему его предмету.

Но впереди у них ещё два грандиозных повода для радости — им предстоит отметить торжества бракосочетания Евангелины и Питера и Рафаэля и Ями, которые обещали быть просто фантастическими.

А к вопросу визита в мэрию для подтверждения регистрации их с Джоном отношений по законам их мира Маргарита отнеслась более капризно, не желая заниматься им пока находится в положении, мотивируя тем, что хочет рядом с ним выглядеть самым наилучшим образом, когда сможет позволить себе парикмахера, косметолога, маникюр, педикюр и красивое платье, которое не будет на ней сидеть не как на русской кукле на чайник — и ни какие доводы мужа о том, что именно сейчас она для него выглядит наилучшим образом, не могли её переубедить. Тогда договорились вернуться к этому позже. Отвлечься от этой полемики помогло своевременное предложение Ондзи принять участие в новом захватывающем фотопроекте. В качестве партнерши по съемочной площадке Танака-сан предложил попробовать свои силы златовласой Даниэлле, а остальным разрешил присутствовать и понаблюдать за волшебством рождения снимка. Минимум косметики. Только естественность и натуральность, подчеркивающая естественную прелесть — и роскошные богатые декорации, контрастирующие с ней.

— Прошу вас, леди, встаньте вон там — подле статуи ангела, — мужчина сопроводил свои слова легким жестом, и Даниэлла повиновалась. До сих пор не верилось, что сам именитый Найджел Баркер ведет эту фотосессию — представительный мужчина, в каждом движении которого, каждом жесте, каждом взгляде чувствовалась порода: высокие скулы, четко очерченный подбородок, добрые глаза темно-кофейного цвета, обаятельная улыбка и трогательные ямочки на щеках — даже в зрелом возрасте он не утратил юношеского обаяния и без труда сводил с ума женщин даже переступив сорокалетний рубеж. Начинавший как модель, провращавшийся много лет в модном бизнесе, он обладал безупречным вкусом и одевался всегда элегантно — просто, изыскано, но не кричаще.

— Хорошо, Мистер Баркер, — девушка грациозно прошла на своё место, придерживая длинный подол, всё ещё озадаченная тем, почему он отвел ей такое странное место, в то время, как остальные модели окружили бесконечно печального Ондзи на респектабельном кожаном диване цвета вина, хоть ей, как и всем, были выполнены макияж и прическа, и надето на ней было изящное небесно-голубое вечернее платье.

— Умница, — одобрение светилось в его улыбке, потом фотограф обратился к азиату, — Ондзи-сан, готовы, мы можем начинать съемку?

— Да, я готов, — Ондзи поправил воротник-стойку черного сюртука, расшитого серебряной нитью.

— Так… хорошо, — мистер Баркер по-отечески опекал молодых моделей, но всегда соблюдал с ними субординацию, будучи наставником требовательным, но справедливым и откровенным, — голову слегка вправо, руку — чуть дальше, — поначалу он ненавязчиво руководил съемочным процессом, но, потом решил уступить моделям право свободы импровизации, — прекрасно, просто замечательно, не побоюсь даже сказать, что идеально, — полностью удовлетворенный проделанной работой, он закрыл объектив фотоаппарата и искренне поаплодировал участникам, — Благодарю всех, мы отлично поработали, а теперь — небольшой перерыв, и переходим к следующей сцене.

— Мистер Баркер, мне переодеваться в это? — все ещё не совсем понимая идею, но доверяя его опыту и профессионализму, Даниэлла сняла с вешалки, приготовленное специально для неё платье нежно-лилового цвета на тонких бретельках и с открытой спиной, выполненное из тончайшего атласа.

— Именно в это, — кивнул Найджел, и девушка отправилась с вещами в гримерную.

— А теперь потренируемся, — когда она вернулась, то обернулся даже, скучавший всё это время, мистер Айронс, Баркер довольно хмыкнул, а у молодого азиата начисто отнялся язык, и все слова замерли на устах, не сводя с неё глаз, — делаете шаг по лестнице и одновременно отпускаете перо, что держите в руке — мы должны сделать кадр пока перо парит в воздухе.

И вот он — изумительный в своей магии кадр, продолжающий начатую идею — вся, словно светящаяся изнутри, стоящая на широкой мраморной лестнице, белокурая девушка (на этот раз её золотистые волосы оставили распущенными), полным участия взглядом своих ясных глаз смотрела на юношу, преклонившего колено на несколько ступеней ниже, протягивающего руку к падающему ему в ладонь белоснежному перу.

— Потрясающе, леди! — Баркер улыбнулся ей, снимая с шеи фотокамеру, — работая с вами, я получаю невероятное удовольствие, — он сделал знак рукой, распуская съемочную группу на перерыв, — Сейчас можете немного отдохнуть, и мы приступим к финальной сцене — не забудьте ваш плащ, леди, мы будем снимать сцену на улице.

Группа разошлась на легкий ланч. Весь день, кроме момента самих съемок, Ондзи старательно избегал златовласую, чего она не могла постичь, а побеседовать с ним возможности так и не представилось.

Когда же она вышла на последнюю фотосессию, Ондзи понял на неё глаза, и замер… и захотелось сощуриться, как если бы он смотрел на яркое солнце. Первые заморозки в этом году пришли рано. Пушистые резные снежинки медленно вальсировали с низкого и серого, от слоистых облаков, неба, мягко лаская щеки и губы. Он вдохнул морозный воздух и выдохнул пар изо рта:

— Ангел, — прошептал он и ощутил на губах влагу растаявших снежинок, точно незаметный воздушный поцелуй — а белокурая, и правда, походила на ангела — в длинном в пол белом платье, легко обтекавшем её стан, и в серебристом с отливом таком же длинном плаще с капюшоном.

Он выглядел таким потерянным и одиноким с бледным замерзшим лицом и покрытыми инеем ресницами, что, она, напрочь забыв о том, что идет съемка, неосознанно подалась вперед, присела перед ним и взяла его за руку, согревая его озябшие пальцы своим дыханием.

А он смотрел на неё — такую светлую и чистую, как этот снег, и такую же хрупкую и недосягаемую. Как снежинка тает, когда сильно сожмешь её в руке — можно только смотреть, иначе разрушишь всё волшебство. И эти её глаза, что пронзали душу насквозь — цвета небесной лазури… только туда — в его душу, лучше ни кому не заглядывать, дабы не ужаснуться увиденному. И нет числа его грехам, что тяготят его, и нет искупления вине. Больно — бывает не только от боли, страшно — бывает не только за совесть…Он стал свободен от притяжения своей боли — крики невинных — не более…Незаметный след белого крыла… пепел и зола… Если это и есть та самая любовь, которую воспевали все поэты и романисты от средневековых трубадуров до авторов современных бестселлеров, то, почему же ему так гадко, как ещё не бывало в жизни? Это и есть хваленая любовь? Внутренности скрутило от острой боли, он попытался улыбнуться, но мышцы лица свело судорогой, а по заледеневшей щеке соскользила горячая слеза. Конечно, у него были женщины, много женщин, но, даже имен их он не мог на утро вспомнить. А сейчас всё было совершенно иначе, но он давно уже разучился во что-либо верить и что-либо чувствовать. От чего становилось ещё больнее и ещё невыносимее. Он потерял контроль над своими эмоциями. Весь его мир, к которому он привык за длительный срок своего существования, с первой космической скоростью летит в преисподнюю ко всем чертям, а, может, он просто заново ему открылся? Цунами накативших чувств прорвало ту плотину, которую он с таким трудом выстроил, отгородившись от окружающих непроницаемой стеной. Таким, как он, не положено счастье, он не имеет права роптать на судьбу. Тогда почему его так тянет к ней? Почему так манят её глаза и губы, её кожа и волосы, её стройное тело?

— Это невероятно! — уже не выдержав, со своего места подскочил Дуглас Айронс, усиленно пожимая девушке руку, — Вам удалось вытянуть из него такие эмоции! Я преклоняюсь перед вами, леди. Снимаем, снимаем крупный план его лица, не отвлекаемся — продолжаем, это именно то, что нужно, — по ту сторону объектива на щеках от улыбки прорисовались знаменитые ямочки, уже успевшие стать визитной карточкой Найджела Баркера.

— Прошу прощения, но на сегодня — всё. Все свободны, — неожиданно резко прервал это всеобщее веселье Ондзи, пошатнувшись, он оперся о стену, а лицо его с каждой секундой становилось бледнее.

— Всё в порядке, господин Танака? Вам плохо? Вы нездоровы? — ошарашенная Даниэлла только лишь успела повернуть голову в его сторону, когда Дуглас Айронс проводил его до машины, как он и попросил, отказавшись от медицинской помощи, и вся группа притихнув, замерла на мгновение, а потом высыпала к воротам проводить отъезжающее авто, — Подумайте ещё раз, может, всё-таки в клинику? — поинтересовавшись напоследок.

— Ничего, это просто переутомление — это пройдет, — автоматически ответил азиат, а глазами искал глаза белокурой…

Здоров ли он? Похоже, что нет. Он болен, и болен серьёзно… ею…

Она — омовения кристальная вода, для неё сотворена из невиданных огней наша вселенная… Она — отрава, что взамен алой крови у него течет под кожею… Она — избавление от оков и разгадка тайных снов, что надеждой расцвели над обреченным полюбить… Искушения змея, что впилась в самое сердце, исходящее кровью… Тайна неба и земли… Озарение любви…Где улыбка, где слеза?

И сказать самых простых, но самых важных три слова «я тебя люблю» окажется для него невозможным. Даже, если бы она и была свободна, то никогда не полюбила бы такого, как он — созданиям Света и созданиям Тьмы не дано быть вместе. Что бы он мог ей предложить? НЕТ! Пустоты и боли нет — там, где сияет чистый свет!

— Винтер, опусти стекла, впусти воздух в салон, и поворачивай в клуб, — распорядился Ондзи.

— Мы, разве, не домой едем? — его помощник был крайне удивлен.

— Можно и домой, если ты мне составишь компанию за бутылкой, — молодой мужчина расстегнул несколько верхних пуговиц своего камзола, — Я собираюсь сегодня хорошенько напиться.

— А есть повод? — спросил водитель, не оборачиваясь.

— Скажи, друг мой, ты любил когда-нибудь? — по-душевному поинтересовался азиат.

— О! Так ты собираешься пить из-за женщины? — хмыкнул собеседник, словно, и так уже догадывался об этом.

— Я не знаю, что мне делать. Я запутался, — Ондзи ещё сильнее ослабил ворот и откинулся на сидении.

— Прости, но тут я не лучший тебе советчик — мне от моей любви и моей семьи остались только миниатюрный портрет жены в медальоне да прядь волос дочери, которую мы срезали в день её крещения, — его венгерский приятель не любил распространяться о своем прошлом, воспоминания о котором ревностно берег, собственно, воспоминания, да медальон с женским портретом и детским локоном — это всё, что осталось от его прежней жизни, а потому тема эта требовала весьма деликатного обращения, ибо целью для него было — не причинять лишних страданий приятелю, а утолить острую потребность в общении, потребность высказаться, поделиться с кем-нибудь и быть услышанным:

— Ну, это гораздо больше, чем есть у меня, — приветливо усмехнулся Ондзи, — Нет, мы определенно должны заглянуть в клуб и развеяться — может быть, даже останемся до утра… Не всё же сходить с ума по несбыточному.

— А как же она? — обронил Винтер.

— Что она? — мужчина изучал меняющийся за окном пейзаж улиц, утопающих в неоновой иллюминации рекламных вывесок.

— Ведь Лаура не просто так ими заинтересовалась, а она — одна из них, — пояснил венгр.

— Я не дам ей этого сделать, — быстро ответил Ондзи, продолжая смотреть в окно.

— И ты не боишься? Лаура будет в гневе, — Винтер живо представил себе физиономию злобствующей Лауриты и улыбнулся.

— Мне все равно, пусть хоть лопнет от злости, — махнул рукой азиат и закурил, — Она завидует, и есть чему — ей никогда не стать такой, не вызывать влечение мужчин…

— Она только к тебе неравнодушна, ты же знаешь, — заметил Винтер, — Хранительницу она не пощадит.

— Лаура не видела того, что видел я. Если она ко мне неравнодушна, то выслушает меня и поймет. Она должна понять… Мне больно видеть её такой — культивирующей в себе обиду и ненависть, — Ондзи торопливо потушил сигарету и задумчиво произнес, — Люди лишили меня всего и оставили одного во тьме, но, не все они такие, есть и другие — такие, как она… Я видел тот свет, который нам не суждено узнать, который мы отвергли добровольно — и он прекрасен, этот свет нужен миру. Я что-нибудь придумаю, но, не дам ей его уничтожить.

Последующие три дня, до самой торжественной презентации, Ондзи провел в своем особняке, телефон его был отключен, а перед этим он отправил Дугласу сообщение, чтобы тот не волновался за него, что его здоровью ничего серьезного не угрожает, и он обязательно будет присутствовать на презентации, однако, на официальной части он так и не появился. Найджел заметно нервничал, но, тем не менее, героически отбивался от вездесущих папарацци, пытаясь заверить тех, что Танака-сан отсутствует вынужденно — по делам бизнеса, не требующим отлагательства.

— Мистер Баркер, Найджел, вы просто потрясающий мастер! — восхищенно признала Маргарита, когда вместе с белокурой подругой они подошли поприветствовать фотографа. Они также были приглашены, и выглядели поразительно: одна — в ультра-синем платье с ассиметричной юбкой и черных босоножках, другая — в простом струящемся длинном платье песочного цвета, со сборками на лифе и несколькими слоями драпировок на юбке, и кремовых туфлях на шпильках.

— Я учусь у своих моделей, леди, — он повел рукой в сторону стены с вывешенными его работами, — Если модель меня не вдохновляет, то я ни чего не могу поделать, увы.

— Ваши работы гениальны, — Даниэлла была согласна с мнением подруги, — Вы — настоящий волшебник.

— Спасибо за столь высокую оценку, — скромно принял комплимент Баркер.

— Ди, посмотри только, сколько красивых девушек вокруг Ондзи, но ты так выгодно выделяешься на их фоне, — Маргарита остановила взгляд на самой первой работе из проекта и обратила на неё внимание златокудрой, — и ты сама так похожа на эту статую, возле которой стоишь.

— Ты так думаешь? — Дэни и сама принялась с интересом рассматривать снимок, всё ещё с трудом осознавая, что эта ослепительная девушка на нем — она сама, — А что вы хотели сказать этим проектом, мистер Баркер? — не выдержав, спросила она.

— Я не люблю объяснять свои работы, предоставляя зрителям самим додумывать сюжет, — хитро прищурил глаза мужчина.

— Погодите, а я, кажется, знаю эту легенду, — вовремя вспомнила Марго, чем была ужасно горда, для этого она даже нахмурила свой лоб, постучав пальчиком по подбородку, усиливая мыслительную деятельность, — смотри, вот тот молодой мужчина, которого представляет Ондзи-сан, он жил в окружении красивых женщин, богатства и роскоши, подлости и фальши. И был он утомлен и печален, не замечая всей этой суеты вокруг, пресытившись ею. Он был глубоко несчастлив и ненавидел свой образ жизни, но, не знал, как ему измениться. Под маской повесы и плейбоя скрывалась беззащитная и ранимая сущность, которая противилась такому образу жизни. И лишь одна — та, что всегда была рядом, и которую он не замечал среди этой суеты. Та, что видела и понимала его настоящего. Она одна полюбила его истинного — девушка-ангел. Она каждый раз оставляла ему в качестве подсказки перо из своих белоснежных крыльев, но он не обращал внимания, продолжая жить в своём одиноком мире. И вот не осталось у неё больше перьев, и не стало её крыльев. Сердце ангела было разбито. Тогда другие ангелы захотели отдать ей перья из своих крыльев — и пошел с неба снег — невесомый, легчайший пух. И так, наконец, ей удалось привлечь внимание юноши, и увидел он девушку-ангела, и понял он, что натворил, что едва не погубил единственное создание, что искренне его полюбило — не за блеск его богатства, не за удалое бахвальство, не за показную веселость. И осознал он тогда, и заплакал, и его слезы так тронули девушку-ангела, что она не могла не утешить его, и оставила свои небеса, чтобы быть с ним. А слезы всё продолжали литься, и все секреты были раскрыты…

— Браво, леди Маргарита, я бы и сам лучше не смог придумать! — похвалил Найджел, — Видимо я подсознательно руководствовался ею.

— Мистер Баркер, а господина Ондзи сегодня разве не будет? — с тревогой поинтересовалась блондинка.

— Вам уже наскучило наше общество, леди Даниэлла? — усмехнулся Найджел, — Ваш супруг тоже опаздывает? Не стоит волноваться. Видимо, Танака-сан посчитал скучным посещать официальную часть, но, он обещал мистеру Айронсу, что почтит своим присутствием это мероприятие. Вы ведь знакомы с ним, насколько я помню, так мило, что вы беспокоитесь о нем. Между тем, вы сегодня звезда этого вечера — всех так заинтересовало, кто же эта невероятная модель?

— Я не очень комфортно себя чувствую при таком повышенном внимании, — честно пояснила Даниэлла.

— Привыкайте, милочка, — подмигнул фотограф, — модельный бизнес на вас теперь крепко запал.

— Смотрю, дамы не дают вам скучать, мистер Баркер, — к ним подошел Джон, и Маргарита сразу же взяла его под руку, довольная, положив голову ему на плечо, — Дорогая, чтобы я видел тебя на каблуках последний раз, — произнес он ласково, но на полном серьезе, настолько тихо, чтобы услышала только она, — это непозволительное безрассудство в твоем положении, до родов — ни-ни, потом можешь носить, что хочешь, — в ответ Марго понимающе кивнула.

— Найджел, можно просто Найджел, — глядя на них, не сдержал улыбки фотограф, — Ваши дамы обворожительны!

— Самые… — поправил его Джон, качнув головой.

— Самые обворожительные, — тут же исправился Найджел, улыбаясь.

— Самые лучшие, — победно подытожил мужчина со всем своим восточным обаянием играя глазами.

— Не хотите обсудить наше будущее сотрудничество? — Джон кивнул, и они направились в сторону бара, где располагался шведский стол и мягкие кресла, так подходящие для продолжительной беседы.

Дэни оставила их, и проследовала к выходу, накинув на плечи теплую шаль:

— Ничего, вы идите, а я выйду во двор, подышу воздухом, заодно Джека встречу, он уже подъехать должен с минуты на минуту, — и прямо на крыльце златовласая столкнулась с Ондзи — на его бледном, осунувшемся лице заметны были темные круги под глазами, как он не старался их скрыть тональным кремом, — А, это вы! Мы только о вас говорили — думали, когда же вас ожидать. Как вы себя чувствуете? — с искренним беспокойством в голосе спросила Даниэлла.

— Леди, мне безгранично приятно знать, что вы беспокоились обо мне, — снова увидев её, услышав её голос, он слабо улыбнулся, поднеся к губам её руку для поцелуя, — Разрешите преподнести вам маленький подарок в память о нашем совместном проекте, — он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, оббитую черным бархатом, и протянул ей.

— Какая красота! — девушка открыла её и достала серебряную фигурку ангела на серебряной же цепочке, — Но, я не могу принять такой подарок, — она сложила его обратно и вернула коробочку.

— Ещё как можете, — не отступал азиат, — своим отказом вы оскорбите меня, это же ни к чему не обязывающая вещица, а мне будет лестно, что понравился мой сувенир.

— Ну, если вы настаиваете… — неуверенно замялась девушка.

— Сделайте мне приятно, — он застегнул цепочку на её шее, и девушка невольно залюбовалась блеском кулона, — И знайте, что вы всегда можете на меня положиться. Если вам что-нибудь понадобится — можете звонить мне в любое время, — и так хотелось верить в искренность его слов.

— Спасибо, я запомню, но, всё, что мне нужно, у меня уже есть, — улыбнулась Даниэлла, — О! Вот и Джек приехал! — она бросилась к воротам, встречая автомобиль молодого хирурга.

— Приветствую, Хадзама-сенсей (сенсей — уважительное японское обращение к учителю, врачу), — Ондзи опустил глаза, когда они целовались, но, протянул для приветствия руку, когда пара приблизилась к нему, — Я видел снимки с проекта — мне их прислал на электронную почту мистер Баркер — ваша супруга сегодня затмит всех известных моделей. Она у вас необыкновенная — оберегайте её, как зеницу ока, — и фраза эта прозвучала слишком серьёзно, словно, он знал что-то, но предпочел умолчать.

— Уж я постараюсь, господин Ондзи, не сомневайтесь, — Джек вскользь нахмурил брови, но, в объятиях Дэни быстро расслабился, и они вдвоем скрылись за дверью.

Ондзи достал сигарету, чиркнул зажигалкой и несколько раз затянулся, пуская колечки пряного дыма, затем он потушил её, бросил в урну и вернулся к гостям.

Приятным сюрпризом, как для Марка, так и для его друзей стала встреча с уже знакомыми им сестрами-моделями и по совместительству — исполнительницами из дуэта «Sky Ocean» и их неизменным менеджером Жозе. Они появились как раз, когда Танака-сан уже поприветствовал собравшихся и присел за фортепиано, заиграв мелодию собственного сочинения — неспешную и минорную, под которую танцевали медленный танец несколько пар — помимо Джона и Маргариты, Даниэллы и молодого хирурга, мистера и миссис Баркер, отдались во власть музыки и Ден с Джастиной, и будущие молодожены — Евангелина и Питер. Девушки выглядели сногсшибательно в легких платьях из мягких струящихся тканей, переливавшихся в электрическом свете богатых люстр, в то время, как парни олицетворяли собой саму элегантность в строгих, но безупречных, костюмах. Особенно — Марк, в черном костюме и при бабочке, взяв под руки сестер-моделей. Этьен с улыбкой наблюдал за тем, как красивые руки Николь легко перебирают клавиши, а зеленые глаза задумчиво глядели из-под рыжей челки, когда она сменила азиата за инструментом. Девушка заметила это и улыбнулась ему — она так и не смогла его забыть с того самого концерта в день, когда они познакомились со всей компанией. Позже она сама предложит ему потанцевать, не дожидаясь, пока он решится.

— Ну, здравствуй, Этьен, — рыжая медленно подошла к юноше, приветливо улыбаясь, — Ты так на меня смотрел — хотел что-то сказать? — она наклонила голову, изучая его взглядом.

— Прекрасно выглядишь, — Этьен слегка покраснел.

— Уже что-то, хорошее начало, — она отставила бокал с шампанским — Ты тоже ничего.

— Ты помнишь меня? — и захотелось вдруг верить, что она, и правда, помнит его, он подошел в ней ближе.

— О, не скромничай, — усмехнулась рыжеволосая девушка, — с твоей-то приметной внешностью, тебя сложно забыть.

— И только? — подозрительно покосился парень.

— Когда узнаю тебя получше, тогда смогу сказать больше, — девушка взяла его за руку, положив её себе на талию, открыто улыбнулась, — Может, пригласишь меня потанцевать, для начала?

— Ну, вот, я снова оплошал, — виновато улыбнулся юноша, — не мудрено растеряться рядом с такой, как ты.

— Тогда не теряйся, — она поправила воротник его пиджака и взяла под руку, — Посмотри на меня — тебе нравится то, что ты видишь?

— А тебе? — он вернул вопрос, не сводя с неё глаз.

— Тогда попробуем узнать друг друга? — она посмотрела на свою ладонь в его руке и многообещающе подмигнула.

— Весьма заманчивое предложение, — и близость в танце приятно горячила кровь и волновала воображение, — Возможно, у нас что-то и выйдет.

— Не узнаем, пока не рискнем начать, — тихо произнесла она у самого его уха.

От природы застенчивый, Этьен стеснялся своего слишком высокого роста и своей неуклюжести. Нельзя сказать, что он не пользовался успехом у девушек, но считал себя неким нескладным и странным чудиком, проводившим больше времени в виртуальном мире интернета и компьютерных игр. Именно в его скромности, неискушенности и искренности и была его привлекательность, однако, легкомысленным девицам с ним было скучно, а они не удовлетворяли его потребность в полноценном общении на темы более глубокие, чем обсуждение новых статусов в социальных сетях или преимущества одних популярных брендов перед другими, и о серьезных отношениях речь пока не шла. Только такая тонкая и наблюдательная натура, как Николь, могла это всё разглядеть за его серо-зелеными глазами, а её сильный и открытый характер поможет и ему раскрыться и стать более уверенным в себе — не зря, ведь, говорят, что за каждым успешным мужчиной стоит исключительная женщина. Но всё это ещё только будет, а пока — их ждала одна из тех волшебных ночей, которые помогают мужчине и женщине лучше понять и узнать друг друга, общаясь языком тел, поцелуями и ласками говоря то, что невозможно было достаточно выразить словами, решив дать себе шанс на совместное счастье. Домой он вернется только на следующий день, и ещё не одну ночь проведет в приятной компании рыжеволосой красавицы — «пара рыжих лисичек», как их любя назвала Маргарита.

Его же сестра Эллен в этот вечер привлекла внимание одного из помощников господина Ондзи — Максимилиана, но их отношения развивались не настолько стремительно, но телефонами они все-таки обменялись. И чтобы всё это увидеть в будущем, Маргарите не нужно было использовать свой дар — она чувствовала это сердцем.

И в такой вечер так легко было забыть обо всём, что им довелось пережить в Небесном Граде, забыть о своей силе, забыть — но не отречься. Это понимал Танака Ондзи, и это понимали сестры Мишель и Николь, и это знал Джон.

— Господин Дестинофф! — азиат окликнул его, когда они с Маргаритой уже покидали мероприятие, — Как хорошо, что вы ещё не ушли. У меня есть потрясающее предложение — специально для вас. Прошу вас, не лишайте меня такой радости — увидеть вас в выпуске, посвященном свадебной моде — и не в декорациях, а в настоящем Тадж-Махале, — глядя на их заинтересованные лица, он предупреждающе выставил вперед ладони, — И не спрашивайте меня, чего мне стоило договориться с властями, чтобы моей группе разрешили там съемки. Это ведь наследие вашей родины, Ну, что скажете? — подперев ладонью подбородок, выжидая их ответ.

— Это… так неожиданно… — Джон удивленно вскинул брови, наклонился к жене и спросил, — Что нам ответить господину Танака, девочка?

— Звучит сказочно, но мне бы хватило и одной фотографии для семейного архива, — развела руками Маргарита, потом подпрыгнула на месте от посетившей её идеи и хлопнула в ладоши, — А знаете, что — это было бы прекрасным подарком и медовым месяцем, заодно — для Ями и Рафаэля, что скажешь, дорогой? И проект получится совершенно аутентичным.

— Вы хотите, чтобы это было так? — улыбнулся мужчина.

— Если этого хочет моя жена, то я не имею ничего против, — Джон поцеловал любимую и улыбнулся, — Мы не гонимся за славой, мы просто стараемся сделать этот мир чуточку светлее, — Ондзи стоял, смотрел на них и думал о том, сможет ли их убить, когда она его об этом попросит, ведь они доверчиво считают его своим другом… А она попросит… Лаурита обязательно попросит его… Он отвел взгляд и ощутил необходимость принять душ и смыть с себя всю эту мерзость и всю свою ложь. Глазами он нашел среди толпы белокурую голову Даниэллы, вспомнил небесный цвет её глаз и спросил себя, сможет ли он своими руками погасить этот свет, когда госпоже надоесть играть с ними, и чем больше он об этом думал, тем чаще приходил к отрицательному ответу. И когда подоспели остальные, он проводил их до машин, а после — присел на ступеньках и снова закурил, пуская дым в небо.

И в таком приподнятом состоянии после сказочной фотосессии и не менее феерической презентации, друзья как нельзя лучше настроились на посещение юбилейной постановки «Нотр Дама» и снова встретиться с легендарной труппой мюзикла. Больше всех Маргарита была рада видеть малышку Жюли, с которой они ещё весь вечер после спектакля болтали о музыкальных пристрастиях и радостях материнства. Эти две миниатюрные девушки сразу нашли общий язык — обе жизнерадостные, принимающие этот мир открыто, с детской непосредственностью и некоторой долей наивности, но если того требует ситуация — способные проявить удивительную стойкость духа и мужество.

Помимо модельного агентства, Танака-сан владел сетью хост-клубов VIP-класса, культура которых пришла из Страны Восходящего Солнца, занимающихся организацией и сопровождением деловых встреч, корпоративов, презентаций и досуга состоятельных лиц, со штатом менеджеров, поваров, службы охраны и, конечно же, самих хостес — сопровождающих, привлекательных юношей и девушек, призванных развлекать гостей и обслуживать, выполняя роль и официантов. От того насколько они справляются со своей задачей и насколько могут привлечь внимание посетителей, зависел их заработок. И это были заведения высокого класса, и ничего общего с интимными услугами не имели — персоналу строго запрещены были такого рода связи с клиентами, а для тех, кто не понимал или не хотел понимать этого, как раз и существовала служба охраны.

Как раз в одном из таких заведений, они с Джоном обсуждали детали нового проекта, когда азиат спиной ощутил тяжелый взгляд, извинился и поднялся из-за стола, проследовав в противоположный конец зала:

— И кто же твоя жертва на сей раз, Аманда? — оставив партнера в обществе одной из своих лучших хостес — юной Лали-Мей, весьма талантливой и многообещающей, ещё на достигшей расцвета своей красоты и женственности, но уже теперь искусно использовавшей свою образованность и своё обаяние, умело поддерживая непринужденную беседу практически на любую тему и следя, чтобы у клиента постоянно в достатке были лучшие выпивка и еда, услужливо подливая в бокал или прикуривая от элегантной зажигалки, которая была всегда при ней, Ондзи проследовал мимо соседнего столика и задержался, едва не потерявшись в порочном омуте глаз болотного цвета.

— Знаешь его? — сидящая за ним в расслабленной позе, миниатюрная зеленоглазая блондинка с аппетитными формами, которые выгодно подчеркивало стильное платье по фигуре под цвет её глаз, перевела томный взгляд с азиата на темноволосого мужчину со смуглой кожей и удивительными глазами в обрамлении черного бархата ресниц, — хорош, правда?

— У тебя, соглашусь — отменный вкус, крошка, только этот мужчина тебе не по зубам, — Ондзи снисходительно покачал головой, — он женат и безумно обожает свою жену, которая готовится произвести на свет их детей. К тому же, ты — не в его вкусе, куколка, он не поведется на тебя.

— Спорим? — очаровательно улыбнулась она, периодически посылая заинтересованный взгляд в сторону Джона, — Это даже удивительно с его вкусом — видела я эту его девчонку, не впечатлила, ни чем не выдающаяся посредственность. Чем же она для него особенная? Совершенно обычная, каких тысячи, — блондинка небрежно наматывала между пальцами свои белокурые локоны, — Посмотрим, что ты скажешь, когда я вырежу его глаза и сердце и преподнесу госпоже Лауре. Но, прежде я получу удовольствие от его роскошного тела, а то, что он женат — так это даже интереснее, ведь, если что-то достается слишком легко, то уже не приносит такого удовлетворения, да?

— Что же, тогда удачи, детка, только не в моём заведении, — мягко прошептал он, легко коснувшись её изящного плеча, не утруждая себя переубеждать её, что эта девочка настолько необычна, что ей этого не понять, — и не приходи потом ко мне плакаться, — та лишь фыркнула, пожав плечами.

— Господин Дестинофф, здесь становится слишком людно и шумно — не желаете ли продолжить обсуждение условий дальнейшего нашего сотрудничества в более подходящей обстановке? У меня в офисе есть не начатая бутылка отличного итальянского вина, — предложил азиат, сияя идеальной улыбкой.

Потом Ондзи ещё не раз будет задавать себе вопрос, что же двигало им в тот момент, когда он хотел отвести опасность — его всё ещё раздирали сомнения, но было ещё что-то — что заставляло его сердце биться быстрее, ради чего он продолжал жить и дышать, что жило в ясных голубых глазах, которые он постоянно выдел перед собой.

— Благодарю, господин Танака, — Джон вежливо отклонил приглашение и тоже поднялся со своего места, — но меня ждут дома. Спасибо за приглашение, но — как-нибудь в другой раз, ладно?

— Ну, разумеется, — облегченно выдохнул Ондзи, — Передавайте моё почтение мадам и сенсею с супругой. Я провожу вас, заодно перекурю, — и они удалились, церемонно простившись с маленькой японкой в национальном кимоно из, расписанного вручную цветами, шелкового полотна.

— Черт! — сердито выругалась блондинка, провожая их возмущенным взглядом, — Ондзи, что же ты задумал? Ты решил вести собственную игру? — она провела наманикюренным пальчиком по подбородку, — Госпоже это совсем не понравится…

— Ну всё, мои все уже разошлись, — бросила на ходу маленькая азиатка, направляясь в гримерную, когда зал уже опустел, — Я пошла переодеваться. Аманда, ты ещё остаешься? — блондинка утвердительно мотнула головой, всё ещё продолжая злиться, — Тогда я пошла. Пока! — Мей помахала ей рукой, когда через несколько минут явилась, уже переодевшись в свою любимую матроску. Вместе с кимоно она сняла и свою маску, за мягкой улыбкой которой скрывалась настоящая она.

— Эй, куколка, тебя подвезти? — на улице из джипа-внедорожника девушку окликнула компания навеселе, — Как насчет прокатиться? С нами будет весело, обещаем.

— Нет, спасибо, но нам не по пути, — Мей махнула рукой и продолжила свой путь.

— Ты не поняла, детка, — двое парней вышли из машины, один из них остановил девушку за руку, — Нам не отказывают.

— Тогда я буду первой, — она решительно высвободилась от его хватки.

— Садись в машину, живо, — её снова схватили за руку, пытаясь усадить в салон автомобиля.

— Отвали! — девушка исхитрилась снять с ноги туфель и со всей силы ударила, шпилькой раздробив кисть нападавшему, тот взвыл и больно ударил её по лицу, от чего она упала, выронив туфель с окровавленным каблуком.

— Ах, ты дрянь! — другой парень схватил её за волосы, поднимая с земли, — Ты пожалеешь, что на свет родилась.

— Что здесь происходит? — на другом краю стоянки Джон уже докуривал и собирался садиться в машину, когда услышал крики, он потушил сигарету и поспешил на шум, — Оставьте девочку в покое, ни куда она не поедет с вами, — спокойно произнес мужчина.

— Да что ты говоришь! Ты кто такой — экстрасенс, что ли? Чувак, иди, куда шел, — один из компании указал в противоположном направлении, — Эта девчонка опасна хуже фурии.

— Я не достаточно ясно выразился? Двое против одной, — нехорошо ухмыльнулся Джон, — Думаю, что это она в опасности. Я не могу её так бросить здесь.

— Дядь, не вмешивайся, — девушка замотала головой, но мужчина не собирался отступать, — не стоит…

— Поздно, чувак, ты уже нарвался, — из машины вышло ещё двое, — Ты отнимаешь у нас время. Но, ты не переживай, дорогуша, сейчас мы разберемся с ним, а потом с удовольствием займемся тобой.

— Какое совпадение — я тоже спешу, — Джон сосчитал — их уже четверо, ну ничего, и не такое проходили. Им и невдомек, что самым страшным и тяжелым для него было противостояние с братом, но это было в прошлом. А сейчас ему уже ничего не страшно, кроме судьбы близких, и такими дешевыми номерами его не испугать.

— На тот свет спешишь, дядя? — они подошли ближе.

— И мы не решим дело миром? Жаль, если так, — ухмылка моментально сошла с его загорелого лица, а глаза его потемнели.

— А, пошел ты, — нападавшие наивно полагали застать мужчину врасплох, но они понятия не имели, с кем связываются, даже превосходящее их число не давало им преимущества перед его мастерством, всегда стоящим на защите тех, кто в ней нуждается, и горячей кровью, вскипавшей в венах и артериях при виде несправедливости. На месте этой девочки могла оказаться его жена или сестра — и неужели никто не пришел бы на помощь? Они должны усвоить, что такое отношение к женщине недопустимо, а она должна понять, что не все мужчины такие, как эти.

— Только после вас, — уклонившись от первого удара, ребром ладони он ударил по шее одного, а второму досталось в солнечное сплетение.

Тут уже подоспела охрана клуба:

— Всё в порядке?

— Всё просто отлично, — Джон покосился на парней и пожал плечами, — господа попросили показать им пару секретных приёмов, и мы немного увлеклись — вот и всё.

— На фиг, не стоит она того. Валим, найдем посговорчивее, — предпочтя не связываться ещё и с клубными секьюрити, парни вернулись в свой джип и отъехали со стоянки.

— Вау, как ты их! — азиатка только удивленно хлопнула ресницами, — Не плох, совсем не плох — как для дяди, — улыбнулась она.

— Идем, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок, — мужчина помог ей отряхнуться, — Не бойся, я не обижу.

— А я и не боюсь, — она подобрала свои сумочку и туфли и последовала за ним до автомобиля, — Ну, ты даешь, дядя! — девушка изумленно застыла перед машиной, — Тачка у тебя — что надо, уважаю.

— Присаживайся, поехали, — он открыл ей дверь пассажирского места.

— Слышь, дядя, ты полегче! — нахально возмутилась девушка, когда Джон подтолкнул её к двери машины, — Скажи, куда хоть едем-то, — спросила она, обернувшись на него, — Я бы и сама справилась с этими дегенератами, чтобы не повадно было руки свои распускать, а ты мне всю клиентуру распугал, между прочим — кто мне теперь будет убыток возмещать?

Девушка была совсем молодой — лет четырнадцать-пятнадцать на вид, азиатской внешности: с раскосыми карими глазами и пухлыми губами, её густые длинные черные волосы были заплетены в две косы, одета она была в матросскую форму японской школьницы. Говорила она на страшно ломаном английском.

— Едем ко мне домой, — спокойно ответил Джон, — или ты предпочла бы остаться в компании тех уродов?

— У этих уродов водятся деньги… — заметила она с грустью, — Или у тебя есть более выгодное предложение? А денег-то у тебя хватит? — она недовольно дернула его за плечо, — Я тебе не какая-нибудь уличная девка, — девушка состроила обиженную физиономию, — Я много чего умею из того, что этим цыпочкам и не снилось. Обещаю, что ты останешься очень доволен — ещё никто не жаловался, — усмехнулась маленькая азиатка, — Хотя нет… — она призадумалась, — Не, дядь, ты, конечно, привлекателен и сексуален, не спорю, но не в моём вкусе — ты же мне почти в отцы годишься. А друзья помоложе у тебя есть?

— Ну, знаешь, меня такие нахальные девицы тоже как-то не возбуждают, — парировал мужчина, — И перестань строить из себя ту, кем ты не являешься.

— Тогда я не понимаю… — девушка задумчиво хмыкнула и снова похлопала его по плечу, — Для чего я тебе? С чего бы это ты такой добренький?

— Ох, ради всего святого — ты можешь хоть минуту помолчать? Мне за дорогой следить надо, не отвлекай меня, — Джон покачал головой — эта несносная девчонка начинала бесить его, но и без помощи он не мог её оставить.

Всю дорогу она сидела на заднем сидении надувшись, скрестив руки на груди, глядя в одну точку — больше она ни слова не сказала за время пути.

— Ну, проходи, чего в дверях застряла? — поставив машину в гараж, Джон подтолкнул девушку вперед и зашел в дом следом за ней.

— Твоюженалево! — оглядевшись по сторонам, так своеобразно высказала свой восторг чернявая, снимая в прихожей обувь, — Ничего себе хоромы! Дядя, а ты, правда, здесь живешь?

— Проходи в столовую, а я посмотрю, что есть пожевать, — мужчина указал ей в сторону столовой.

— Здравствуй, дорогой! — по лестнице со второго этажа спустилась Маргарита, в свободном халате и с подобранными волосами, сейчас она выглядела старше своих почти восемнадцати лет, что, впрочем, ни сколько не умаляло её природной красоты, — уже вернулся?

— Привет, Марго! — Джон заключил её в крепкие объятия и нежно поцеловал.

— Да ты, дядя, всё-таки оказывается, тот ещё извращенец — твоя беременная женщина не в состоянии тебя удовлетворять? Так ты хоть бы постеснялся такую, как я, в дом приводить, при ней-то? — девушка скривилась и с пренебрежением окинула взглядом Маргариту, задержавшись на её, уже заметно округлившемся, животе, — Я бы, на её месте, глаза бы мне повыцарапывала, а она, знай себе — стоит, да ресницами только хлопает! — Маргарита, и впрямь, стояла и не могла произнести и слова: перед ней стояла девушка из её далекого видения, когда она видела своих близких и друзей в канун Новогоднего вечера. Мей… Майя… Вот она, настоящая, а не призрак из будущего.

— Да ты замолчишь, наконец?! — терпение Джона с треском лопнуло, — Так, идём со мной! — он схватил её за ворот и поволок в ванную комнату.

— Ты что удумал, хренов маньяк! — девушка брыкалась, кусалась и вырывалась, как дикая кошка, когда он подставил её голову под холодную воду.

— Рот тебе вымою — с мылом, чтобы впредь за языком своим следила, — он был практически серьёзен, но, всё же отпустил её, всё ещё сыпавшую проклятиями, вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Жан, оставь её, — вмешалась Маргарита, — Это у неё защитная реакция такая. Что же тебе пережить пришлось, детка, что ты стала таким диким волчонком и норовишь укусить руку, что помогает тебе?

— Дамочка, я не нуждаюсь в вашем сочувствии, — презрительно фыркнула девушка.

— Ну, всё, у меня уже голова от тебя болит, заноза малолетняя, — устало бросил Джон, взяв жену по руку и направившись к лестнице на второй этаж, — В шкафчике найдешь чистое полотенце и чистый банный халат, надеюсь, как душ включать, тебе не нужно объяснять, ужин — на столе в кухне, комната для гостей — по коридору первая на право. А я сегодня чертовски устал и собираюсь спать, идем, Марго. Приму душ на втором этаже. И ты постарайся хорошо отдохнуть, а завтра утром мы поговорим — ты хочешь никогда больше не возвращаться к своему ремеслу и заняться более достойным делом?

— Но, почему? — девушка насупилась, подозрительно покосившись, — Что вам с этого?

— Иногда люди помогают друг другу просто так, чтобы не оставлять человека наедине с бедой. Спокойной ночи! — Маргарита потрепала её темноволосую голову, — Можешь себе представить, я её уже видела, — шепнула она на ухо мужу, — Она тут не случайно, я уверена в этом. Я уже видела её раньше — в своём видении.

Уже поднимаясь по лестнице, Джон и Маргарита услышали, как дверь в ванную захлопнулась, щелкнула задвижка, и послышался шум льющейся воды.

В тот вечер Марк вернулся со съемок поздно, уставший и только и мечтавший всю дорогу до дома о том, как примет ванну и заснет крепким сном.

— Ну, и какого так в дверь стучать! Я не глухая, — Мей открыла дверь и, с гневным выражением на лице и махровом халате на теле, грозно зыркнула на ошалелого Марка, — Ну, чего вытаращился? Бабы в ванной никогда не видел, что ли? Ану, дай пройти! — она демонстративно оттолкнула его, забрызгав, когда с силой тряхнула ещё влажными волосами, — Стоп! Подожди, а ты не тот знаменитый парень-модель, о триумфальном возвращении в бизнес которого последнее время пишут все популярные глянцевые издания? Так, значит, ты тоже тут живешь? Мои одноклассницы кипятком ссать будут, если узнают, что я с тобой ночь провела, — внезапно она развернулась, подошла к нему совсем близко и, встав на носочки, заглянула в его серые глаза. До чего же он хорош собой! Ладно сложен, с такими длинными стройными ногами и некогда роскошными вьющимися волосами, за которые любая девчонка многое бы отдала. Мужественные, слегка резковатые черты лица с по-детски светлыми глазами. И его руки, как, должно быть, могут прикасаться к коже эти изящные музыкальные пальцы, какое могут дарить наслаждение своими прикосновениями. А эти красиво очерченные губы, как должно быть, умеют целовать — так, что теряешь разум и не боишься задохнуться. В жизни он ещё лучше, чем на снимках в модных журналах. И запах… от него сладко пахло весенними цветами и свежескошенной травой, и в этой симфонии запахов выделялось ещё что-то такое знакомое и родное — вишня, конечно же это были цветы вишни, этот аромат она бы ни с чем не перепутала — сколько раз она вдыхала его в знакомом парке, в той, другой жизни, к которой уже не будет возврата… Но — нет! Нельзя даже думать так. Ни к чему хорошему это не приведёт. Все, кто был ей дорог, все, кого она любила — либо предавали её, либо ушли, как родители…И это приносило столько боли, что лучше предупредить её и не пускать ни кого в свои сердце и душу, чтобы потом не страдать от невыносимой горечи очередной потери. Но как же хотелось почувствовать себя на месте той счастливицы, что познает его любовь, а она была практически уверена, что у такого, как он, должно быть множество пассий. Но как же соблазнительно было забыться в мечтах, представляя себя во власти его рук и губ.

— Какая ночь? Ты о чем? — он непонимающе замотал головой, — Ванная комната на втором этаже была занята, и я… — его голос…Она могла бы слушать его вечно, у него был такой забавный милый акцент, гораздо приятнее, чем её ужасное произношение.

— Ой, а тебе так трудно подыграть мне? У тебя же нет сейчас официальной девушки? — она провела рукой по его плечу, — Будешь моим липовым парнем? Одноклассницы мои от зависти просто лопнут.

— Нет, я на такое не подписывался, — запротестовал юноша, — А ты кто, вообще, такая? — Марк пристально просмотрел в темные раскосые глаза девушки.

— Ладно, ладно, — она снисходительно улыбнулась, — Не бойся, твоё мужское достоинство не пострадает, — хихикнула она своей шутке, — Моё имя Лали-Мей, меня твой приятель привёл, такой смуглый, кареглазый, — потом она искушающе состроила глазки, — У тебя же нет тайной жены, к тому же, беременной?

— Та типун тебе на язык, язва мелкая! — порывисто отмахнулся парень.

— Ой, ой! — девушка оттолкнула его от двери и решительно направилась в кухню, — Ванную комнату я тебе освобождаю и иду на кухню — если голоден, то присоединяйся.

— Ну, что за девица — уже, как у себя дома, распоряжается, — развел руками Марк и отправился в душ, — Вот же притащил Джон маленького дьяволёнка.

— Я всё слышала, — крикнула Мей из кухни.

Марк тяжело вздохнул.

Когда он вышел из душа, то девушка, так и не дойдя до гостевой комнаты, уже свернулась калачиком на диване в гостинной.

— А, это ты, — она приоткрыла один глаз.

— Уже засыпаешь? — тихо спросил Марк, — Тебя перенести в комнату?

— Останься со мной, пожалуйста, — сонно пробормотала она, — Но, только рискни со мной что-нибудь сделать, если утром пояс халата будет завязан по другому, то я тебя кастрирую, учти.

Юноша попытался всё-таки отнести её в спальню для гостей, но она дернула его за руку, и он от неожиданности присел рядом с ней на диван. Она же преспокойно положила голову ему на колени:

— Теперь ты — моя подушка, — удовлетворенно заключила она и заснула безмятежным сном ребёнка.

А Марк той ночью глаз не сомкнул, и к утру у него ужасно ломило спину, но она так сладко и спокойно спала, что он так и не решился потревожить её сон. Её ровное дыхание, биение её сердца, запах её вымытого тела и гладкость её волос — всё это странным образом будоражило его, вызывая непонятные ощущения. Он даже не догадывался, что она так спокойно заснула — впервые за долгое время.

Утром, всё же, усталость взяла своё, и Марка начало клонить в сон. Когда он открыл глаза, то девушки уже не было. Она уже обувалась в прихожей.

— Уже уходишь? — окликнул её Марк, оперевшись о стену в коридоре.

— А, это ты — «подушка», — улыбнулась она, — Пойду я, пожалуй… Не хочу вас больше напрягать своим присутствием, — она посмотрела на него с благодарностью, — Спасибо вам. Спасибо, — подойдя к самой двери она обернулась, — И ты не остановишь меня? Не попросишь остаться? — а внутри всё кричало «Останови меня! Спаси меня!», — Не бойся, я ни чего у вас не украла.

— Да, мне как-то фиолетово, знаешь ли, — пожал плечами парень, — Украла или нет — это будет на твоей совести.

— Тогда, пока, — произнесла она бесцветным голосом.

Внезапно, он резко дернул её за руку — от этого движения рукав её кофты сполз, и он увидел на локтевом сгибе следы от инъекций:

— Ты, что, совсем дура?! — он рванул её руку на себя, и вот уже девушка оказалась в его объятиях, — Сколько тебе лет? Тебе же ещё нет и шестнадцати, — на каком-то интуитивном уровне, он смог «прочесть» её боль, испытав подобное в своей жизни.

— А тебе какое до меня дело? — Мей с вызовом посмотрела на него, — Ты мне кто — отец, что ли? Мне с головой хватило твоего приятеля с его придирками и нравоучениями, — она попыталась вырваться из его рук, и заметила шрамы на его запястьях, — А сам-то!

— А ты думала — я тут весь такой, в шоколаде?! Если заглянуть ко мне в душу, то там можно увидеть такие же шрамы. Я тебе — никто, ты права, но, возможно, я могу понять тебя как ни кто другой, — он порывисто привлёк её к себе и крепко обнял, — Ты не должна продолжать губить себя, торговать своей красотой и подрывать своё здоровье. Ты же ещё почти ничего не видела в этой жизни. Я прошел через всё это, но, благодаря этим людям, я смог начать жить заново.

— Ты? — она несколько раз всхлипнула и подняла голову, — Неужели ты?…

— Ну, вот — теперь об этом знаешь только ты. Даже с ними я не говорил об этом…Об этой стороне моей жизни мне сейчас противно и неприятно вспоминать — они знают только, что жизнь моя была безрадостной, но, об этих её подробностях я не могу говорить. Однако, если это заставит тебя задуматься о своей собственной судьбе, то я могу тебе рассказать, как это — быть изнасилованным в нежном детском возрасте или корчиться от ломки в вонючем подвале… — и снова накатила волна грязи и смрада, он снова ощутил всю мерзость и всю тошнотворность тех дней, точно он сам был комком напрягшихся нервов и сгустком грязи.

— Не продолжай… не надо… — девушка приложила палец к его губам, — Это же причиняет тебе боль…

— Это часть моего бытия. Мне от этого не уйти и не забыть, — тихо ответил он.

Что же могло приключиться у этой девочки, что она стала такой? Ему было страшно и больно видеть её вот такой — совсем ещё юную, но уже разочаровавшуюся в жизни, принявшую жестокость и цинизм, но сильнее всего было то негодование и тот гнев, что охватил его по отношению к тем, кто довел её до такого состояния — он ещё даже не знал их, а уже ненавидел и готов был разорвать их собственными руками за то, что искалечили девочке жизнь. Он обязательно сделает всё, что будет в его силах, и не только, но не оставит её один на один с её проблемами.

— Ты — необыкновенный человек, — Мей не смогла сдержать слёз — то ли восхищения им, то ли сожаления по своей собственной жизни.

— Поверь мне — самый обыкновенный, и я хочу помочь тебе, как когда-то помогли и мне, — прошептал он, а она вдруг захотела, чтобы его чувства к ней и его объятия были иного рода — и она готова будет бороться за этого мужчину, чтобы он смог однажды разглядеть в ней те чувства, что зарождались сейчас в глубине её сердца. И захотелось, чтобы и он чувствовал к ней не жалость или сострадание, а то, что чувствует она к нему — то, что чувствует мужчина к женщине… Чтобы смотрел на неё другим взглядом… Ей захотелось узнать о нем всё — чем он живет, чем дышит, что предпочитает, о чем думает, что любит, а что — нет… Захотелось проникнуть в его мысли, заполнить их собой, стать частью его жизни, стать такой, какой он захочет её видеть, лишь бы не наскучить ему, лишь бы быть ему интересной. И не понимала она, чего же ей хотелось сейчас больше — сбежать подальше со стыда за своё прошлое или прижаться к нему ещё сильнее и испробовать его губы, что находятся сейчас в такой близости — распробовав до малейшего из оттенков вкуса. Ни к одному мужчине до этого момента она не чувствовала ничего подобного, и не потому, что он действительно так хорош — обласканный жизнью мальчик-мажор, он так отозвался на её боль как раз потому, что у самого в душе глубокие раны. Первая родственная душа, которую она встретила в этом безумном мире, которая сможет понять и принять её, какой бы несносной она не была. Кто-то из великих сказал: «Человек приходит в этот мир один и уходит один, и только в любви и дружбе человек может хоть временно почувствовать себя не одиноким».

— Что, и даже на завтрак не останешься? — Марк ободряюще сжал её руку.

— О! Смотрю, вы уже познакомились. Ты задержал её, — со второго этажа спустились Джон и Маргарита, — молодец, парень, — У меня ещё есть разговор к тебе, девочка, — мужчина одобрительно улыбнулся юноше и поманил пальцем Мей.

— Да, и вам доброе утро, — хмыкнула девушка, легко перебросив свою сумочку через плечо, — Вообще-то мне на занятия нужно, у меня и так большие проблемы, не хотелось бы всё ещё больше усугублять.

— В таком случае, можно я поеду с тобой, объяснюсь с директором и твоим преподавателем? — Джон посмотрел в темные глаза маленькой японки, от чего той стало не по себе и она боязливо вздрогнула, словно что-то увидела в его взгляде, что напугало её или возродило вызывающие страх воспоминания.

— С чего бы такая забота? — Мей сморгнула и недоверчиво покосилась на смуглого темноволосого мужчину, нервно сглотнув.

— Ты хочешь начать новую жизнь? — Джон пристально посмотрел на неё, давая понять, что ожидает ответа, — И родители позволяют тебе так жить?

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — её руки самопроизвольно сжались в кулаки, — Я не позволю тебе так говорить о моих родителях! Их больше нет, и я не знаю, как мне жить теперь! Каждый день я просыпаюсь, и спрашиваю себя, почему я не умерла вместе с ними? Я так испугалась, что не могла даже дышать, спрятавшись под диваном, и слышала, как их убивали. Потом, в больнице я пришла в себя и была вся в крови… их крови… если бы я их не послушалась… Меня не должно было быть там, я должна была быть на занятиях, но я прогуливала и вернулась с черного хода. Мама успела отправить мне сообщение, что в доме опасность — закодированное, как когда мы играли в шарады в детстве. «Красная шапочка» — это была одна из моих любимых сказок в детстве. Моя мама любила детективы, и мы с ней разработали целую систему условных сигналов на экстренный случай, только это не помогло. Меня спасло чудо — мимо проезжали мамины коллеги, они привезли цветы и пожелания счастливого декретного отпуска. Родителей чудо не спасло… У меня больше нет родителей, и никогда уже не будет брата, который так и не родился… Я же позвонила в скорую, как только смогла, но не успела… — дальше она уже не могла остановиться, рыдая сползая по стене, сминая в руках свои туфли, — Как бы я хотела вернуть время назад… Я сама виновата в том, какой я стала… После смерти родителей на меня, словно что-то нашло… Я связалась не с теми людьми. Потом понеслось — бесконечные вечеринки, с выпивкой и наркотиками — сначала легкие, потом — потяжелее… Можете себе представить — я носила только черное и делала мрачный готический макияж, меня даже называли «Черной королевой». Как хорошо, что мама не видела меня такой….

— Поплачь, детка, — Марго присела рядом, забрав у девушки туфли, подав вместо них носовой платок, — станет легче.

— Почему я всё это вам сказала? — непонимающе прошептала девушка.

— Потому, что тебе необходимо выговориться, — смуглый мужчина присел рядом и взял её за руку, — Несколько месяцев назад мой отец умер на моих руках — я хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

— Если бы ты их не послушала, то ты бы погибла вместе с ними, но ты выжила — ты невероятно мужественная девочка, — в прихожую спустился доктор.

— Но я ничего не сделала… не смогла помочь, — она поднялась с пола с его помощью, — я должна была… Только голоса, и всё… И мне не забыть их до самой смерти…

— Daijoubu desu (Всё хорошо (яп.)), — сочувственно похлопал её по плечу Джек.

— Это вы ради меня говорите по-японски? — улыбнулась азиатка.

— И смею надеяться, вполне сносно, — подмигнул её соотечественник.

— Arigatou! (Спасибо! яп.) Сенсей, я… — она продолжала дрожать, — Ваши шрамы… — пару раз Мей видела этого мужчину с Ондзи и тем смуглым симпатягой, который привел её в этот странный дом, где принято любить и заботиться друг о друге, совсем как в её доме когда-то — и воспоминания пришли теплые и обволакивающие, будто закутываешься в знакомый теплый плед, к нему иногда обращались «док», из чего она заключила, что он — врач.

— Тебя ещё не было на свете, а я не знал, для чего жить дальше после смерти родителей, но надо продолжать жить, — пережив смерть своих близких, Джек знал, о чем говорил, и что может чувствовать сейчас девочка, — Твои родители хотели бы именно этого. Жизненные испытания могут либо сломать нас, либо сделать сильнее — какой вариант предпочтешь ты? А если захочешь поговорить, то просто знай, что мы рядом.

— И тогда вы решили стать врачом — чтобы спасать, — в ответ японец утвердительно кивнул.

— Ты всё сделала правильно, ты умница, — успокаивала её Марго.

— Но я ни чем, не помогла, — девушка замотала головой, — А теперь мне страшно и за себя. Если они знают, что я жива… Я сбежала, и оказалась здесь… во Франции, так далеко от дома. Ондзи-сан согласился взять меня с собой, выдав себя за моего дядю.

— И тебя не ищут? — поинтересовался Джон.

— Не знаю, — Мей пожала плечами, — я сменила номер телефона и перестала вести свои аккаунты в социальных сетях.

— Господин Ондзи тебе не родственник, кто из близких у тебя остался? — Джон с интересом и беспокойством посмотрел на неё.

— Только настоящий дядя, родной брат отца, — буркнула девушка.

— Он знает, где ты? — продолжил спрашивать мужчина.

— Я не знаю… — снова замялась японка.

— Тогда сделаем так — пока поживешь у нас, с Ондзи мы, я думаю, договоримся, — мужчина кивнул, — И о переводе в другую школу тоже можем договориться. Это очень хорошая школа, поверь мне.

— И что? Собираетесь сделать из меня пай-девочку? — вызывающе насупилась маленькая японка, — Уже слишком поздно.

— Ну, уж это вряд ли — у меня хватает, кого воспитывать, — подмигнул Джон, вспомнив сына, Адельку и смерив взглядом живот жены, — А тебе стоило бы позвонить дяде — он твой родной человек и наверняка волнуется за тебя, глупышка.

— Даже, не знаю, — азиатка поморщилась, — после всего… своим поведением я опозорила свою семью, не думаю, что он будет рад меня видеть.

— Не настолько же, чтобы выгнать? — усмехнулся мужчина, улыбаясь своими удивительными глазами.

— С вами мне спокойнее, — Мей осмотрелась и заискивающе закусила губу, — Пожалуйста…

— Завтрак готов — мы с Джасси как раз закончили, — раздался веселый голос Даниэллы, приглашающей в столовую, — Прошу всех к столу. Сэндвичи, круассаны и кофе с молоком, а детям — молочные хлопья.

— Совсем как в моём детстве, — Мей потянула носом завлекающие ароматы, доносившиеся из кухни, — А вы забавные, правда.

— Ребята, познакомьтесь, это Мей, — Марк представил девушку, проводив её на кухню.

— Ну, что, останешься? — примирительно улыбнулся Джон.

— А я смогу навещать красавчика? — хитро сощурилась японка.

— Что скажешь, парень? — Джон повернулся к Марку.

— Если девочка не испугается, что на неё ополчатся мои поклонницы, — Марк потрепал ей челку.

— Вот ещё чего, — фыркнула Мей, задрав нос и ущипнула юношу за щеку, — С чего бы мне бояться этих куриц?

Сказать по чести, некоторых стоило бы бояться — иногда привязанность и поклонение бывают весьма болезненными, поклонницы — неуравновешенными, а их одержимость — навязчивой и неудовлетворенной, и тогда может грянуть взрыв, сильный и оглушительный, и кого-то может задеть не просто по касательной, а напрямую…

От распространяющегося аромата и тепла от протянутой ей керамической чашки кофе с молоком и корицей, защемило в груди, и внутренний лед на сердце начал медленно плавиться, стекая по щекам солеными дорожками, а на душе стало так печально и сладко одновременно.

— Марк, на два слова, можно? — Джон остановил юношу, пока остальные располагались за завтраком на кухне, глядя на него своими проницательными глазами, — Слушай, а ты, похоже, очень понравился ей, парень. Ты уверен, Марк? Если ты не сможешь её вытащить, то это добьет девочку. Будь осторожен.

— Именно поэтому — это должен быть я, — уверенно тряхнул головой парень, — Только я сумею…

— Даст Бог, это поможет и тебе самому, — кивнул Джон.

— Эй, ты что? — удивленно воскликнула японка, отобрав у Маргариты чашку с её любимым напитком, — Поставь назад кофе. Давай я лучше сделаю тебе зеленый чай с жасмином и мятой — моя мама такой любила, когда ждала моего брата, когда была ещё жива… — девушка крикнула в прихожую, — Слушай, дядя, ты следил бы за тем, что твоя женщина употребляет. Что бы вы без меня делали? Смотрите и учитесь, — она принялась хозяйничать, перебирая пакеты с чаем в кухонном шкафчике, — О, а вот и он — я отлично готовлю такой чай.

— Спасибо, Мей, — Марго благодарно улыбнулась, — Я, правда, очень тронута.

— Да не за что, — та сперва усмехнулась, потом чашка вдруг выскользнула из её дрожащих пальцев, — Я, я… — нахлынула волна удушливых воспоминаний, и девушка слишком сильно вцепилась в плечи Маргариты.

Ту же ночь, что Мей провела на диване в гостиной на коленях Марка, светловолосая Аманда провела в своей квартире, наедине с мыслями о другом конкретном мужчине — в окно клуба она видела, как этот смуглый красавец отбил девушку у насильников — её знакомую Лали-Мей, и увез с собой. В тот момент она даже позавидовала этой японке — как бы ей хотелось оказаться на её месте.

Девушка достала из холодильника бутылку мартини и вышла на лоджию.

В чем же она уступает этой его жене? — задавалась вопросом Аманда. Чем же она сумела покорить его? Разве у неё не такая гладкая кожа, не такие мягкие волосы, не такие чувственные губы, не такой томный взгляд? А ноги-то у неё и подавно постройнее будут. Тогда что? Чем же тогда она для него такая особенная, что он не замечает других женщин? Красивых женщин. Стало быть, кроме красоты, для него было важно ещё что-то, чего не было у неё. Невольно она вспомнила теплый взгляд карих глаз маленькой Маргариты и призадумалась — чего же ей не хватает, что она не заслужила быть рядом с таким мужчиной, как он? Разве может эта девочка по достоинству оценить такого мужчину? Она налила напиток в бокал, откинулась в кресле и закурила. Смогла бы она заинтересовать его? Аманда закрыла глаза, и перед ней снова предстал его образ. Пожалуй, разговаривая с Ондзи, она преувеличила — она бы не смогла причинить зло обладателю этих удивительных глаз. Иначе, как она сможет заглянуть в них снова… А ей непременно хотелось сделать это. Она замотала головой, освобождаясь от этих мыслей, приложив холодную бутылку к разгоряченному лбу. Ну, почему же всё так сложно, так непросто в этом мире, где такие отношения невозможны и не имеют будущего. И от этого осознания стало невыносимо горько.

И тем же днем, когда маленькая японка завтракала в компании новых друзей, уже немного придя в себя и успокоившись, Марк согласился подвезти её и Джона к школе. Её появление в обществе двух привлекательных мужчин произвело настоящий фурор, заставляя оборачиваться им вслед проходящих мимо школьниц. Мей шла рядом с ними, гордо вскинув голову. С самого своего появления в этой школе, она заслужила репутацию личности способной, сильной и самостоятельной — с ней считались.

В разговоре с директором Джону удалось договориться о переводе девушки в школу, в которой учились его сын и Розалинда — под ответственность господина Танака и не без помощи легендарной тетушки Даниэллы — Джульетты. Кроме того, совместными усилиями удалось убедить азиатку, что стоит дать знать о себе родному дяде и завершить образование на родине:

— Алло, здравствуй, дядя, — девушка нехотя набрала номер, — Это я, Мей, — в разговоре она перешла на японский язык.

— Мей?! Это ты? Где ты пропадаешь? — ей ответили тоже на японском, и голос на том конце был по-настоящему взволнованным, — Ты в порядке? Я не мог до тебя дозвониться — ты сменила номер телефона?

— Прости, что не позвонила, это долгая история, — японка замялась, не желая выдавать подробности.

— Я всё понимаю, ты напугана. После всего что случилось… — собеседник выдохнул с облегчением, — Почему звонок международный? Где ты находишься? Я приеду и заберу тебя.

— Всё не так просто, — она смутилась и запнулась, — я сейчас в Париже…

— Где-где? Ничего себе, куда тебя занесло, девочка, — её дядя был не на шутку удивлен, каким образом его непутевая племянница оказалась так далеко, — У меня сейчас переговоры в Сингапуре… Подожди, я сейчас включу интернет и посмотрю билет на ближайший рейс, — в трубке послышались звуки щелчков клавиатуры, — постараюсь послезавтра быть.

— Спасибо, — виновато произнесла азиатка, — Прости, я доставляю тебе столько хлопот.

— Ну, мы же — родные люди. Я приеду и заберу тебя, мы вернемся домой, и всё будет хорошо. У нас всё наладится, — абонент повесил трубку, и девушка устало опустилась на диван:

— Вот и всё, — закончила она на английском и посмотрела в потолок, продолжая крутить в руках свой телефон, — А с вами было весело… — ей, и правда, было бы грустно с ними расставаться, особенно — с одним из них. Она повернула голову в сторону окна, у которого в пол-оборота стоял Марк. Куда он смотрел? О чем он думал? Или — о ком? Как он смотрел на ту, другую…Его мысли были о другой. Ей стало интересно, а «дядя» знает, что он думает о ней, о его женщине? Теперь она знает его тайну, золотого мальчика с красивой глянцевой обложки. Ей даже стало жаль его — он так молод, но неразделенная любовь… Видно же, что он страдает. А сколько ещё всего будет в его жизни? И он каждый раз собирается так мучить себя? Так не хватит никаких нервов. Сможет ли она исцелить его? Захочет ли он этого? Как бы ей хотелось ощутить своей кожей его взгляд и его прикосновения…

Наверно, так будет правильно — вернуться домой, в семью, вернее — в то, что от всего этого осталось. Её место там. Почему же тогда какая-то часть её души отказывается с этим соглашаться и так отчаянно желает остаться здесь, с ними — с ним… главным образом — с ним… Как быть? И девушка ещё не знала, что уже совсем скоро, гораздо раньше, чем она могла себе представить, сама судьба преподнесет ответы на все эти вопросы, и всё расставит на свои места.

Весь следующий день Мей была напряжена и задумчива. Рискнуть ли ей? У неё осталась одна ночь, и её она хочет провести с ним. Возможно, ей удастся заставить его забыть ту, что заставляет его страдать, хотя бы на одну эту ночь. Ей и самой необходима эта ночь — чтобы не потерять веру в то, что не все мужчины одинаковы и забыть то, что случилось с ней по её собственной наивности и предательства того, кого она любила и в котором так жестоко ошиблась. Как «дядя» смотрит на свою женщину, так и ей хотелось, чтобы на неё смотрели так же. Чтобы её мужчина был ей и любовником, и другом, и защитником и опорой, чтобы ни кто и никогда не больше не поступал с ней так, как с ней поступили. И ради такого мужчины она будет готова на всё.

Поборов внутри себя сомнения, страх и стыд, она решилась, постучав в дверь:

— Я принесла поесть, — на пороге комнаты Марка стояла Мей, в руках у неё был поднос с ужином, — Разрешишь присоединиться? — сладко улыбнулась она, выжидающе глядя ему в глаза.

— А ты знаешь, чего хочешь, не так ли? — он прищурился и взял поднос из её рук, поставив его на столик, рядом с кроватью.

— Ты же теперь мой липовый парень, помнишь? — девушка подошла ближе к нему, обняв его сзади, и принялась медленно расстегивать пуговицы на его рубашке, — Или так тебе будет приятнее? — она повернула его лицом к себе, и зрачки его серых глаз увеличились, от чего они стали почти черными, а все мышцы на его лице болезненно напряглись — прямо перед собой он видел лицо Маргариты.

— Какого… — он больно схватил её за руку, но, внутри него боль была намного сильнее, нескончаемая раздирающая агония, эмоциональный коллапс, — Как ты?… Что это за трюк? Что это означает? — и сердце разрывалось от этой боли и бесконечных сомнений — азиатка всё больше заполняла его мысли, но и ту, другую, он не мог забыть, и это нестерпимо жгло изнутри — огнем, похуже адского.

Он был в полнейшей и абсолютной растерянности — чьё лицо он желал видеть сильнее? Чьи глаза и губы он хотел видеть сейчас прямо перед собой?

— Какой трюк?… — девушка испуганно моргнула, глядя на его исказившееся лицо, — О чем ты говоришь?

— Чего ты добиваешься? — Марк вторично сжал её руку, всматриваясь, — может, ему просто показалось? Насколько же он ненормальный? Неужели, он настолько больной, с разорванными в клочья нервами и душой, что ему уже мерещится? Теперь в его глазах были смятение и замешательство.

— Тебя, — напрямик выпалила она, сузив глаза, — Ты нравишься мне, я хочу тебя.

— В какую ты игру играешь, детка? — встряхнул он её за плечи — ещё ни одна женщина так откровенно не предлагала ему себя.

— Так вот в чем дело? — она порывисто высвободилась, с вызовом посмотрев на него, — Ты все ещё думаешь о ней?! Я же всё вижу. Как только другие этого не замечают?

— Тебя это волнует? — он отпил воды, отставил стакан и стремительно развернулся к ней, сильно прижав своими ладонями её плечи и спину к двери, его губы дрогнули зловещей ухмылкой, и он устрашающе прохрипел, глядя ей в лицо, — И тебе всё равно, что занимаясь любовью с тобой, я буду представлять другую? Ты этого хочешь?! У тебя, что — совсем нет гордости?! Черт! Тебе хоть пятнадцать-то есть! О чем ты вообще думаешь?! — потом он резко отстранился от неё, отодвинув девушку и распахнув дверь своей комнаты, — Убирайся! Противно на тебя смотреть!

— Смотрите, как заговорил! — в ответ захотелось ударить ещё больнее, заставить его страдать еще сильнее, чем страдает сейчас её, готовое разорваться от боли, оскорбления и обиды, сердце, а внутри её всю трясло от бессилия и гнева, — А ты тоже хорош — ты до сих пор хочешь её? Ту, что никогда не будет твоей? Она замужем за другим и носит его дитя! А ты бегаешь за ней, как собачонка — и кто из нас жалкий? Не удивлюсь, если ты скоро совсем импотентом станешь, — она подошла к столику, взяла стакан с недопитой водой, плеснув ему в лицо, и гордо вышла из комнаты, — Это я больше не желаю тебя видеть! Но, клянусь, когда-нибудь ты сам придешь ко мне, только буду ли я тогда ещё ждать тебя — вот в чем вопрос. Она не даст тебе никогда того, что могла бы дать я! — бросила она, яростно хлопнув дверью, если бы он только остановил её сейчас, просто обнял, то она бы на коленях просила бы прощение за свои обидные слова, но — этого не произошло. И сейчас она ненавидела себя за ту ложь, что сорвалась с её губ — какое, к черту, самолюбие, какие правила и принципы, когда она до дрожи желает видеть его каждый миг, но, сказала совершенно противоположное. А он не понял…И по щекам слезы горькие стекали, обиды и ревности жаром кожу обжигая, и внутри бушевала гроза — она лишь отыскать любовь свою хотела… Но, её девичья гордость была уязвлена.

— Уходи… — машинально буркнул он уже в пустоту, — Оставь меня… — когда за ней захлопнулась дверь, Марк откинулся на кровати, закрыв лицо руками — как он мог так чудовищно оскорбить её? Но, эти её слова — от того ли они так беспощадно жгли, что в них была доля правды? Значит, он заслужил выслушать всё это?

Он схватил со столика пустой стакан и запустил им в уже закрытую дверь, и тот со звоном разлетелся на мелкие осколки. Так и он чувствовал себя разбитым на миллионы кусочков, которые сможет ли когда-нибудь снова собрать воедино?

Девушка быстро спустилась по лестнице на первый этаж, захватив по дороге свою сумочку, что так и осталась лежать на диване в прихожей. Задержав взгляд на своём отражении в зеркале холла, она, не выдержав, со всей силы ударила кулаком по стеклу, оцарапав ладонь в кровь.

— Чего вылупились? Глаза сломаете! А знаете, что — пошли бы вы… на хутор бабочек ловить, — злобно процедила она, когда на звуки разбитого стекла стали спускаться разбуженные шумом обитатели дома, — Меня можно не провожать, я сама уйду, — она достала из сумочки платок, перевязала им руку и, на ходу обувая туфли, спешно выбежала на улицу.

— Что происходит? — Маргарита обратилась к Марку, который тоже спустился на звук хлопнувшей двери.

— Мей сбежала? — холодно спросил юноша.

— Почему, что случилось? — голубые глаза Даниэллы требовали ответа.

— Я прогнал её… — Марк опустил голову и руки.

— Ты что сделал? — Маргарита закрыла рот рукой, недоуменно глядя на него, — Как ты мог?

— Марк, ты же обещал, — нахмурил брови Джон, схватившись за голову, — Ну, как же ты мог? Что теперь будет с девочкой? Завтра за ней приедут, и что мы скажем? — «Хороша же ваша девочка…» — так и подбивало хмыкнуть Марка.

— Что сделано, то сделано, — устало обронил он, накидывая куртку и обуваясь, — Теперь я должен найти её.

— Эй, приятель, но это — мой мотошлем, — попытался возмутиться смуглый мужчина, и парень его расслышал, даже будучи уже за порогом, — И это ключи от моего байка.

— Я верну, — крикнул он с улицы, — Обещаю, — со двора он успел увидеть лишь капот отъезжающего такси, рванув за ним, не упуская его из виду ни на секунду.

Автомобиль остановился у бара с освещенной яркими огнями неоновой вывеской.

Когда парень зашел внутрь, то брезгливо поморщился от обилия табачного дыма, запаха алкоголя и нецензурной брани.

Девушку он увидел сидящей за барной стойкой, попивающей коньяк и откровенно флиртующей с барменом.

— Тебе же на меня наплевать, так какого черта ты приперся? Следил за мной, что ли? — она повернулась к нему, когда он присел рядом, её лицо отнюдь не выражало любезности.

— По-моему, тебе хватит спиртного — он взял стакан из её рук, — У вас в баре, что, разрешено наливать алкоголь несовершеннолетним? — гневно сверкнул глазами он на перепуганного бармена.

— Тебя каким боком обходит, сколько я пью? — недовольно скривилась девушка, сделав глубокий вдох, — По-моему, ты уже сказал всё, что хотел. Или нашлись для меня новые оскорбления? Конечно, я не такая чистая и правильная, как твоя идеальная Маргарита.

— Я виноват перед тобой, наговорил лишнего, — он взял её руку, стараясь подобрать нужные слова, — Я хочу, чтобы ты ценила себя такой, какая ты есть, — он слегка коснулся ее руки, а по её щекам текли слезы, — Ты и сама по себе — исключительна и неповторима. Ты ещё встретишь того, кто будет достоин тебя. Когда-нибудь… обязательно встретишь…

— Ты тоже прости, — она опустила голову, сверля взглядом пустую рюмку, — Я совсем не то имела в виду. Просто я вижу, что тебе плохо.

— И хотела сделать мне хорошо, так? — Марк негромко рассмеялся, — А получилась для обоих шоковая терапия. Что же, такое иногда полезно. Только давай не будем торопить события, ладно?

В этот момент в бар вошли двое, в одном из которых Мей узнала своего дядю, родного брата своего покойного отца. Они сели в дальнем углу:

— Такеши, мне напомнить тебе, как дела делаются? — знакомое лицо дяди было перекошено до неузнаваемости, он был сердит, он продолжал говорить, и каждое его слово, точно вбиваемый гвоздь, входило в подкорку, — Вы упустили её, и если бы она сама мне не позвонила, сколько бы вы ещё искали её? Пока девчонка жива, она — наследница. Она не должна вернуться в Японию. Ищите её, мои специалисты засекли её телефон в районе острова Сен-Луи. Жертва ограбления, сбита машиной — мне всё равно, как вы это сделаете, но когда я завтра вечером якобы вернусь, то должен найти лишь хладный труп и безутешно оплакивать утрату. И семья воссоединиться к счастливой жизни на небесах, а я, так и быть, поживу ещё на грешной земле в своё удовольствие. Ищите её, Такеши, понятно? Не подведите меня.

Сквозь громкую музыку и шумные голоса посетителей бара до неё доносились обрывки фраз их разговора, из которых стало понятно, что убийство её отца и беременной матери было заказано ни кем иным, как человеком, которого она считала после смерти родителей самым родным, что ему осточертело играть роль любящего дядюшки для отбившейся от рук племянницы, чудом избежавшей гибели вместе с семьёй. Тогда она узнала и второй голос, что хохотал над трупами её родных, после того, как хладнокровно зарубил их.

Мей повернула голову и беспомощно посмотрела на Марка:

— Как такое возможно, что он сейчас сидит тут, когда должен быть в Сингапуре? Зачем он здесь? Я. Ни куда. С ним. Не поеду… — девушка до боли сжала его руку, — Марк, уведи меня, пожалуйста, отсюда, пока нас не заметили — мне нечем дышать, — ледяным голосом произнесла она, и рука её, что сжимала его ладонь, также была холодна, как лед, — Я знаю этих людей, хоть, лучше бы мне их никогда не знать. Я не хочу этого видеть… Я никогда больше не хочу ничего видеть! Это слишком больно… И этом человеком я восхищалась с детства? До чего же умело он играл роль дорогого дяди…

Шок, боль и разочарование от предательства подавили в ней сейчас все остальные чувства. Он смотрел на неё и не узнавал этого каменного выражения на её лице. Срочно шепнув несколько слов бармену, они прошли черным ходом на безлюдную набережную.

Оказавшись на улице, Мей упала на колени и разразилась рыданиями.

Марк начал догадываться, что произошло, но даже не успел он приблизиться к ней, как с девушкой стало происходить нечто ненормальное: её волосы стали длинны и черны, на ней было белое погребальное кимоно, запахнутое наоборот (правой полой на левую), её ногти удлинились, превратившись в острые черные когти. Лицо её было так же мертвенно бледно, как и её белое кимоно, глаза её были подведены красным макияжем гейши, как и её губы. Она истошно закричала, и от этого крика кровь застыла в жилах:

— Zettai ni yurusanai! (Никогда не прощу! яп.) Убью!

— Майя, нет! — юноша попытался помочь ей подняться, но, она, точно, не узнавала его, взмахом руки легко отбросив на мокрые камни.

— Бесполезно! Ни кому я не нужна! Ни кто не нужен мне! — Мей смотрела на него своими почерневшими глазами, — Ничтожные людишки, думающие только о себе! Жалкие Хомо Сапиенс-с-с! — прошипела она.

— Это не так! — он с трудом поднялся, вытирая кровь с лица, — Я знаю людей, которым ты не безразлична!

— Лжец! Все вы лжецы! Ненавижу! Никогда не прощу! И этот человек делил с нами пищу и кров под одной крышей, радовался вместе с отцом известию о будущем наследнике — лжец, лжец и лицемер! Ещё утешал меня на похоронах и выражал своё сочувствие моей утрате. Наследник… Вот оно, что… Господи, да как же это возможно — любить деньги больше за семью свою? — она снова отбросила его, пнув лежащее тело босой ногой, — Он будет валяться у меня в ногах, вот, прямо, как ты сейчас, захлебываясь собственной кровью! И тебя я ненавижу! Слышишь, НЕ-НА-ВИ-ЖУ! — её пальцы сомкнулись на его шее, погружая его лицо в воду, не давая ему дышать.

— Как грубо, леди! Богом клянусь, я не желаю делать этого! Я слишком труслив, чтобы сражаться с женщиной, — Марк рискнул применить против неё свою магию и сбросить девушку с себя, но та продолжала цепляться за него, — Мей, очнись! Это говоришь не ты, — он прижимал её к себе, не обращая внимание на её оглушающий крик и её когти, сдирающие кожу с его спины, — Ты должна бороться! Ну, же! Давай! Хочешь меня утопить, сломать мне шею или снять мне кожу со спины — пожалуйста, не стесняйся. Можешь делать со мной всё, что хочешь, но, я не отпущу тебя, не позволю тебе стать убийцей! Ты не убийца, Мей! Клянусь тебе, он ответит за всё, но, ответит перед законом — на суде, — чувствуя, что теряет силы, он решил использовать последнее средство, способное вернуть девушку в нормальное состояние, запечатав губы поцелуем, — Мей, ты меня слышишь?! Думай лучше об этом, — по её щекам текли слезы, потом она потеряла сознание, снова становясь сама собой в его объятиях.

Взяв девушку на руки и накинув куртку на кровоточащую спину, он завёл мотоцикл и, что было силы, погнал по направлению к дому.

Вернувшись под утро, Марк передал бесчувственную девушку в надежные руки друзей, а его собственными ранами занялся молодой хирург, обработав и тщательно перевязав все его порезы.

— Док, ты же японец, — с трудом шевеля языком, спросил Марк, — Объясни мне, кто или что это было? — юноша в подробностях рассказал обо всем случившемся.

— Это была Юрэй — дух мщения, — коротко ответил Джек, — Девочка очень страдала, она испытала сильное потрясение от предательства того, кому она доверяла. Она готова была оказаться в склепе со своей семьей, и даже после смерти мстить своему обидчику.

— А что она кричала? Я не знаю японского, — снова спросил парень.

— То же, что потом она повторила и на английском — что ненавидит и не простит.

— Она и меня ненавидит за компанию?

— Тебе лучше об этом спросить у неё самой.

Придя в себя, Мей увидела себя в постели, а рядом с ней сидела Маргарита:

— Ты проснулась? Это хорошо.

— Тебе ли не всё равно? — насупившись, буркнула девушка.

— Нет, мне не всё равно! — Маргарита поправила ей покрывало, — Нам всем не всё равно.

— Тогда какого черта ты держишь его?! — та категорично сбросила его, дерзко посмотрев на неё, — Он же не нужен тебе! Оставь его мне!

— Я люблю его только как брата, так что — путь свободен, я на него не претендую.

— А вот он, похоже, иного мнения, — азиатка тяжело вздохнула, — И ты не замечала? А как же интуиция женская? Молчит? Ты ведь не можешь быть настолько слепой.

— Да, нет, я не слепая… И мне тяжело это видеть. Мей, веришь ты мне или нет, но, я буду только рада, если ты сможешь сделать его счастливым, — Марго погладила её по голове, протянув ей бутерброд, взятый с подноса с ужином, что стоял на прикроватном столике, — Послушай, ты красивая и умная девушка — однажды он оценит это. Просто будь самой собой и не дави на него, прояви свою женскую мудрость и гибкость. Марку тоже пришлось много чего испытать в своей жизни, он старается закрыть своё сердце и сам боится своих чувств — дай ему время.

— Господи, да он же со мной теперь и разговаривать не захочет, — девушка сорвалась на крик, она вся задрожала, судорожно вцепившись в её руку, — Я же его чуть не убила! Он для меня важнее моей собственной жизни, а я его чуть не убила — я чуть себя не убила, ты понимаешь?! Что я наделала, дура?! Я всё испортила…

— Марк нам всё рассказал, и попросил помочь тебе, — успокаивающе ответила она.

— И вы? — Мей забилась ближе к стене, подтянув колени к груди, опустив голову, не в силах посмотреть в глаза Маргарите.

— Мы поможем, — она положила руку ей на плечо.

— Почему? Зачем вам это нужно? — девушка растерянно посмотрела на собеседницу.

— Не думай сейчас об этом, выпей лучше теплого молока и постарайся уснуть, — та протянула ей стакан с молоком.

— Ты говоришь совсем, как говорила моя мама, — успокоившись и осмелев, она откусила кусок бутерброда и отпила из стакана.

— Наверно, во мне просыпается материнский инстинкт, — улыбнулась Рита, крепко обняв девушку.

— И у тебя с ним, правда, ничего не было? — девушка пристально посмотрела на неё.

— Возможно, это прозвучит старомодно, но, я знала только одного мужчину — моего мужа, — Маргарита принялась убаюкивающе расчесывать её длинные волосы.

— Тогда — ты, либо величайшая безумица, либо — величайшая счастливица, — заулыбалась Лали-Мей, — Может, это совпадение, что мы так похожи с тобой — хоть на один день стать бы мне для него единственной. Могу я, хотя бы, помечтать об этом? — девушка почувствовала, что может полностью довериться этой, непостижимой для неё, молодой женщине, немногим старше неё самой, и получить от неё, столь необходимую ей, поддержку, — Я не отступлю, я буду бороться за него!

— О! Он ещё не представляет своего счастья! — покачала головой, заговорщицки усмехнувшись, Марго, — Ни одному, даже самому несравненному, мужчине не устоять перед союзом двух умных женщин. Марк даже не заметит, как не сможет уже представить свою жизнь без тебя. Ему ведь предсказано было, что он полюбит восточную девушку — хотелось бы, чтобы это была именно ты.

— Осталось убедить в этом его. И ты не осуждаешь меня за то, что я сама первая к нему пришла? — озадаченно моргнула девушка.

— Кто я такая, чтобы осуждать тебя, когда сама так же стояла в дверях комнаты Жана не так уж давно? — губы Маргариты сами изогнулись в улыбке, а щеки заалели при воспоминании о первой ночи с любимым мужчиной, — Я, ведь, не Богородица, не от святого духа зачала.

— А я думала, что ещё пара слов — и я увижу светящийся нимб над твоей головой, — Мей сделала мордочку, достойную мастерства самой Маргариты.

— Знаешь, Мей, а ведь мы знакомы уже — и я знаю, что ты останешься с ним, и — с нами, — состроила ответную рожицу Марго.

На мягкой постели, под теплым одеялом — этой ночью девушка спала спокойно, только в этом доме и с этими людьми ощущая себя в безопасности. Как же так произошло, что люди, которые её едва знали, оказались ей ближе, чем тот, кого она знала всю свою жизнь?

А Марк спал очень беспокойно, и вовсе не от того, что ныла поврежденная спина, а от множества мыслей, роившихся в его голове — что же происходит с ним? От чего такая буря внутри? Невероятная, сводящая с ума смесь чувств. И с наступлением рассвета, он почувствовал невероятное облегчение.

А утром в его дверь постучали:

— Можно? — Мей робко заглянула в комнату.

— Не заперто, входите, — Марк сонно протер глаза. — А, это ты. А ты — упрямая, да? Кажется, это я должен идти к тебе с цветами и извинениями — уж прости, но, я немного не в форме, — виновато улыбнулся он.

— Ну, у меня в жизни всё наперекосяк, — усмехнулась девушка, — Нет, нет, не вставай, — она безуспешно попыталась пресечь его попытку подняться с постели, — Я только оставлю завтрак и уйду, — накрыв на лоджии стол к завтраку, девушка с трепетом взяла в руки лежащую на тумбочке рядом с кроватью Марка флейту, — О! Это твоя флейта? Ты играешь? Я тоже когда-то играла.

— Иногда играю, — добродушно отозвался он, натягивая рубашку, — Постой, — она уже собралась уходить, но, он задержал её за руку, — можешь остаться.

— После всего, что я сделала? — она отвернулась от него, — Я же чудовище! Я могла убить тебя…

— Только, если ты сама так считаешь. И не льсти себе, детка — я бы не дал себя убить. Ты — как яркая звезда. Ты — та, кто ты есть, и гордись этим. Знаешь, мы тут все со своими странностями, — он повернул её лицо на себя, а в её глазах стояли слезы, — Но, ты смогла остановиться. Мне так жаль, что тебе довелось узнать всё это… Клянусь тебе своим именем — зло не останется безнаказанным, но, я не дам тебе взять грех на душу — скорее, я сам убью его, — но, увидев испуганное выражение на её лице, поспешил успокоить, — Шучу, шучу я, не бойся.

— Я остановилась потому, что ты остановил меня, — она несмело обняла его, с любовью глядя в его серые глаза, — Да, пусть дядя подавится своими деньгами, мне ни чего не нужно. Знаешь, я ведь очень богата — я теперь наследница промышленной империи своего отца, будь проклято это богатство… Я смогу заработать себе на жизнь. Не трогай его — он не стоит того, чтобы пачкаться его кровью.

— Я так много значу для тебя? — он продолжал с интересом смотреть на неё, внимательно разглядывая каждую черточку на её лице, его мнение об этой девушке и его отношение к ней начали меняться.

— Больше, чем можешь себе представить, — утвердительно ответила девушка.

— Я это почувствовал — он взял её дрожащую руку в свою ладонь.

— Я не смирюсь. И я готова бороться за тебя, только дай мне надежду, — она вскинула голову и смело посмотрела ему в глаза.

— Посмотри на этот рассвет, — он потянул её за руку на лоджию и распахнул окно, за которым розовел восход и первые лучи начинали освещать крыши домов и верхушки деревьев, — Я не хочу обманывать тебя ложными обещаниями, но — я хочу попробовать всё начать с чистого листа. Считаешь, что у нас получится? Как солнце приносит обновление всему живому каждое утро, так и мы можем подарить друг другу шанс на новую жизнь, — он обнял её, положив голову ей на плечо.

— Ты это серьёзно? — спросила она шепотом, чтобы не спугнуть своё счастье.

— Абсолютно серьёзно, — ответил он кивком и легкой полуулыбкой, — Мне давно пора отпустить прошлое и научиться строить новые отношения. Я хочу быть честным с тобой.

— Я верю тебе — человек, который так болезненно пережил неразделенную любовь, не сможет причинить такую же боль другому, — Мей взяла юношу за руку.

— Научи меня. Расскажи мне, как ты хочешь? Что ты любишь? Что тебе нравится? — попросил он.

— Может, сам угадаешь? — она вытащила алый галстук из-под матросского воротника своей формы и завязала ему глаза, — Что это? — девушка дала ему откусить от круассана с вишневой начинкой и подала со стола чашку черного чая с вишней и медом.

— О! Это слишком просто, — улыбнулся он, — Я тоже люблю вишни. Вот видишь, у нас не мало общего, — он привлек её совсем близко к себе, — А как насчет чего поинтереснее? — трясущимися тонкими пальцами он на ощупь нашел её губы, и они были горячие и опьяняющие, а она не могла сделать ни вдоха, ни выдоха, не веря, что всё это ей не снится, а происходит на самом деле, — Черт, да что это со мной? А ты, наверняка думаешь, что у моих ног побывало множество женских сердец, но это не так… Спорим, что я и целоваться-то уже разучился, — и от чего его к ней так тянет и обжигает всё внутри, что пересохли губы и горло, а ноги сами сделали шаг навстречу.

— Тогда — учись и запоминай, — она первая коснулась его губ, и у обоих закружилась голова.

— Вот так будет правильнее. Я хочу видеть тебя, — он снял повязку с глаз и уверенно продолжил целовать её, не в силах оторваться от её невыразимо сладких губ, от чего она готова была сомлеть прямо здесь и прямо сейчас, и сердце неистово колотилось в груди, и мысли были как в тумане — где-то за пределами их маленькой вселенной.

— А ты прекрасный ученик, уже делаешь успехи, — удовлетворенно выдохнула девушка.

— Учусь у лучшей, — улыбнулся Марк.

— Всё спросить хотела — у тебя же были длинные волосы, почему ты подстригся? — она провела рукой по его челке.

— Тебе не нравится? — увлеченно поинтересовался он.

— Нет, почему же, — убежденно возразила она, — Очень мило, и тебе идет.

— Если хочешь, то я могу снова отрастить их, — он посмотрел на её в ожидании ответа.

— Правда? — заулыбалась Мей, и он снова кивнул.

— А что, если я захочу пригласить тебя на свидание? — хитро улыбнувшись, задал он вопрос, — Ты бы согласилась?

— Ещё спрашиваешь? Настоящее свидание?! — не помня себя от радости, она кинулась ему на шею.

— Самое настоящее, — важно подтвердил он, — Не хочешь познакомить меня с японской кухней?

— С удовольствием! — не раздумывая согласилась она и, резко убрав с лица волосы, серьёзно произнесла, — Знаешь, а я передумала — пусть он ответит по закону, в память о моей семье. Это деньги моего отца, и я не хочу, чтобы ими распоряжался его убийца. Он не получит ни йены. Я закончу учебу и сама возглавлю корпорацию. Мне будет нужна твоя поддержка. Ты поможешь мне?

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — спокойно и тихо, но, абсолютно твердо, произнес он, — Только, если ты думаешь, что я с тобой из-за денег, то я и знать тебя не желаю.

— Марк, я не хочу прятаться, — Мей вздернула голову, напряженно посмотрев на него, — Мне нужна будет твоя помощь. Мне нужно вернуться в бар и расспросить о тех двоих.

— Погоди, что ты задумала? — парень обнял её за плечи.

— Он ответит за то, что сделал, но без его признания мне не поверят в полиции, — она говорила так спокойно и буднично, словно отвечала заученную теорему на уроке геометрии, — Мне нужно его признание, — и посмотрела с такой твердостью и холодностью, от которой стало не по себе, — Я напугала тебя вчера? Так же я могу напугать и его, чтобы он во всем сознался. А ты запишешь всё на диктофон — так всегда в фильмах делают.

— Ты даже не знаешь, получится у тебя или нет, — характер у девушки твердый и упрямый, но она всего лишь девушка, которая не должна подвергаться опасности из-за какого-то ничтожества, — Это чистое безумие. Я не могу позволить тебе так рисковать.

Его девушка… и от этой мысли стало вдруг тепло.

— Тогда я всё сделаю сама, без твоей помощи! — она убрала его руки, нахмурив брови.

— Черт, Джон меня прибьет, — Марк бессильно покачал головой, накидывая пиджак, находясь рядом с ней, он хоть сможет уберечь её от ещё больших глупостей, — Так, сколько у нас времени до прилета рейса из Сингапура? — поинтересовался он, усаживая Мей на диван и присаживаясь рядом.

— У нас есть ещё время в запасе, — девушка бросила беглый взгляд на свои наручные часы, до побеления сцепив пальцы, — Боже, дай мне сил выдержать всё это!

— У тебя есть план? — спросил он, заправив её волосы за ухо.

— Я же говорила, что моя мама любила детективы и привила эту любовь мне, а работала она юристом, — деловито начала она, непроизвольно выпятив нижнюю губу и надув щеки, как делают маленькие дети, когда хотят казаться старше и серьезнее, — И да, у меня есть план. Я сделаю вид, что задерживаюсь в пробке, чтобы он расслабился и ничего не заподозрил. В дом я его не приведу — это опасно. Лучше выбрать нейтральное и уединенное место — тот самый бар, к примеру. Это заставит его нервничать, — она продолжала говорить, а Марк смотрел на неё и поражался, как она может рассуждать столь хладнокровно в такой ситуации, — Надо вынудить его выйти черным ходом, не вызывая лишних подозрений раньше времени, — потом Мей скосила взгляд в его сторону, ткнув пальцем ему в грудь, — Ты выйдешь за нами незаметно. Спрячешься, и будешь записывать всё на телефон. Потом отдашь запись в полицию, — убежденно завершила она.

— Я не оставлю тебя наедине с этим типом, — Марк перехватил её взгляд.

Что он чувствует к ней? Только ли видит в девочке повторение своей истории или нечто большее? Он устал, правда, очень устал страдать, устал от боли и одиночества. Каждому человеку необходим тот, кого будешь любить, и кто будет любить тебя. Она ли поможет ему исцелить разбитое сердце — такая же раненая, как и он сам?

— Так надо, Марк. Ты обещал мне помочь, — девушка поднялась с места, положив ладони ему на плечи, не побоявшись смотреть ему прямо в глаза, — Это — дело чести, понимаешь? А для японца честь — не пустой звук. Он не имеет права свободно жить и распоряжаться деньгами, которые стоили жизни моей семье. Я должна отдать последнюю дань им и применить всё то, чему они учили меня.

— Это опасно, понимаешь? — парень встряхнул её за плечи.

— Я знаю, — упрямо повторила она, — Но я должна это сделать — с твоей помощью или без неё, — она провела рукой по его плечу, разглаживая рукав рубашки, — Скажи мне, Марк, кто я? Я человек или монстр? — дойдя до кисти, она крепко сжала её, поджав губы и всхлипнув.

Он подал ей упаковку салфеток и нажал кнопку механизма, закрывающего жалюзи на окнах:

— Закрой дверь. Я тебе кое-что покажу, — Мей протерла лицо протянутой им влажной салфеткой и выполнила то, о чем он просил, а Марк с трудом поднялся, опираясь о спинку дивана, спина ещё саднила, от чего девушка снова испытала острое чувство вины, — Я — ракшас, управляю воздушными потоками, — Марк принял Облик и стоял уже перед ней с мертвенно-серой кожей, в рваных лохмотьях вместо его повседневной одежды, с длинными всклокоченными волосами.

— И вот ты, что — думал меня этим напугать? — Майя стояла и смотрела на него, уперев руки в бока, — Я уже видела тебя таким. Помнишь, когда я была сама не своя — там, у бара, ты ведь тогда тоже обратился? Я была не в себе, но я помню это.

— Смелая ты, — Марк вновь вернул своё обличие, — Теперь ты видишь, что я такой же, как и ты.

— Я не смелая, просто меня интересует всё, что связано с тобой, — усмехнулась она и спросила, — А вы все такие?

— Нет, каждый из нас неповторим в своем роде, — парень потрепал её челку, — Как и ты. Сила, что живет в нас, зависит от наших переживаний и проявляется в момент наивысшего эмоционального напряжения.

— Ты так думаешь? Знаешь, мне с трудом во всё это верится, — она пожала плечами, забавно передернув носом, — Но, если это сближает нас, то я готова принять это.

— Я думаю, что ты привлекательна, у тебя острый ум, сильная воля и большое мужество, — он смотрел на неё и улыбался, подперев голову руками, — А ещё я думаю, что ты достойна лучшего, и в твоих силах это лучшее достичь.

— Спасибо, что веришь в меня, — и в этот момент она готова была свернуть горы, если потребуется.

— Каждому человеку необходимо, чтобы в него кто-то верил, — убежденно констатировал он, теперь уже твердо удостоверившись в этом.

— Как и необходимо верить во что-то или в кого-то, — она посмотрела на него взглядом, полным тоски и печали, и этот взгляд был ему очень хорошо знаком по собственному опыту, — А я же не знаю, во что мне уже верить, или кому…

— Тогда попробуй, для начала, поверить в нас, — просто предложил Марк, и хотелось ему чтобы такой взгляд больше не касался её красивых глаз.

— Хорошо, я так и сделаю, — кивнула Мей, посмотрела на часы и нервно содрогнулась, стараясь успокоить сама себя, — Ну, что — пора начинать, и удачи нам.

Прежде чем Марк успел остановить её, девушка сама набрала номер мобильного телефона человека, которого она презирала сейчас больше всех на свете. Она не могла больше ждать и надеяться на чудо — ради памяти её семьи, их убийцы должны ответить за своё преступление. Вдохнув поглубже и приложив ладонь к губам юноши, заставляя его молчать, она начала разговор:

— Привет! — она заставила взять себя в руки и придать голосу наиболее приветливый оттенок, — Дядя, ты уже прилетел? Да, у меня всё отлично. Ты чем-то расстроен? Просто устал, перелет утомил — понятно. Ещё раз извини, что из-за меня приходится проходить через это, — с этого момента она даже прикрыла глаза, пытаясь таким образом отстраниться, словно это всё не она делает, — И еще, тут такое дело… Я застряла в пробке — это надолго. Сможешь взять такси? Я знаю одно место, часто там бывала… Можем встретиться там? — она выжидала, сработает ли её уловка, — Да, отлично. Я скину адрес смс-кой. Ты, наверняка, проголодался с дороги, а там кухня хоть и не изысканная, зато вкусная и — от души. К тому же, в доме, полном народа, не так комфортно будет побеседовать по душам. Мне, правда, так неудобно, — сделала вид, что очень сожалеет, — Пообедаем, потом я покажу тебе город, а к вечеру в доме будет поспокойнее, — он задает стандартные вопросы, стало быть, расслаблен и не ждет подвоха, — Что за дом? С кем я живу? — нужно добавить для солидности правдивых фактов, — Я живу у хороших знакомых. Они славные. Вот увидишь они тебе понравятся, — теперь она знает, что он сделал, и грех её лжи ничтожен по сравнению с этим.

— Ты уверена в том, что делаешь? — встревоженно спросил Марк, ещё не теряя надежды отговорить её от этой безумной авантюры.

— У меня нет права на сомнения, — не дрогнув, ответила она, но с силой сжала в руке свой мобильный телефон, и он понял, что лучше и ему принять правила игры этой упрямицы, так как отговорить он её, настроенную столь решительно, не сможет.

Ровно, как и было договорено, Мей приехала на такси к бару, где её уже ожидали.

Кроме её дяди, там же был и его пособник, сидящий за другим столиком в дальнем конце зала. Его заметила девушка, и его заметил Марк, ехавший за ней на своей машине и вошедший несколькими минутами позже.

Как только он зашел, в нос снова ударил запах алкоголя и табака.

Мей держалась свободно и приветливо, и он только дивился, откуда у неё столько выдержки — он вряд ли смог бы так держаться, сохраняя самообладание и хладнокровие.

Беседа велась не о чем, сколько юноша не пытался вслушиваться.

Другой мужчина за дальним столиком тоже напряженно слушал.

Наконец, девушка сказала что-то про прогулку по набережной, и они начали собираться.

Немного погодя, остановившись у самой двери, Мей вспомнила, что забыла сумочку. Виновато улыбнувшись, она попросила дядю подождать на улице. Это был сигнал для Марка.

Когда вышла на улицу, её поглотило страшное чувство дежа-вю — на этой набережной она билась в истерике, разрывая кожу на спине Марка.

И ей не нужно было задумываться над дальнейшим — всё произошло само собой, вспомнилось сразу всё: как она, пошатываясь, спустилась вниз по лестнице и увидела тех, кто был ей дорог, заколотыми на пропитавшемся их кровью, паркетном полу в гостинной.

Она снова изменилась, кровожадно посмотрев на свои когти и размазывая ярко-красную помаду по лицу.

Сказать, что её дядя был потрясен таким зрелищем, не сказать ничего. Он пятился и пятился, пока не оступился, но даже упав, продолжал уже ползком:

— Т-ты, но тебя же не существует, — он указал не неё трясущейся рукой, — Тебя нет!

— Тогда, интересно, как ты меня тогда видишь? — она критически оглядела его, с омерзением поморщившись, — Жалко выглядишь, червь.

— Что тебе от меня нужно? — выглядел он настолько ничтожно, что ни каких других чувств, кроме брезгливости, не вызывал, — Ты приходишь мстить, но меня не за что наказывать.

Она только ядовито усмехнулась:

— Ты в этом так уверен?

— Я ничего такого не сделал! — он отчаянно замотал головой.

— Даю тебе ещё одну попытку, — медленно проговорила она холодным бесстрастным голосом, — Хорошо подумай, прежде чем дать мне ответ.

— Говорю же, я ничего… — сплюнул, посмотрев исподлобья, — мне не в чем каяться. Не трогай меня!

— Лжешь! — закричала она не своим голосом, от которого закладывало уши, — Они тоже просили их не трогать!

— НЕТ! — снова отполз от неё, уперевшись в самую стену, — Не подходи ко мне! Я буду кричать, — он попытался — Я сейчас вернусь в бар, там люди. Там ты не посмеешь меня тронуть.

Подошла ближе, проведя когтем по его щеке, оставляя красный след:

— Если тебе нечего скрывать, почему ты боишься меня?

— Я… я не хотел… это всё он… — он повернулся в сторону, отвлекая внимание от себя и переключая его на появившегося сообщника, перейдя на вкрадчивый шепот, — Их убил он, а не я… тебе нужен не я… он тебе нужен. Он — наёмный убийца, кто знает, скольких он уже отправил на тот свет. На его совести не одна жизнь, тебе же нужны такие, как он? — Мей посмотрела на второго, и пламя гнева разгоралось внутри, оба виновны. — Чего ты ждешь?! — прикрикнул мужчина, тыча пальцем в её сторону, — Стреляй же, Такеши! Это не человек, разве ты не видишь?

Прозвучал выстрел, но вовремя подоспевший на шум Марк, успевший принять демонический облик, остановил пулю, зафиксировав воздушный поток — к собственному своему изумлению. Следующим взмахом руки он вернул пулю стрелявшему — она вошла прямо в сердце.

Путаясь в собственных ногах, второй мужчина с криками вбежал назад в бар, лепеча что-то несвязное про оживших демонов, явившихся по его душу, и просил срочно вызвать полицию, задыхаясь и захлебываясь собственными словами, требовал полицию, клянясь признать за собой любую вину, лишь бы только его защитили от разбушевавшихся злобных духов.

Не выдержав психологического напряжения, азиатка была в предобморочном состоянии, и Марку пришлось увести её как можно скорее. Высыпавшие из бара посетители уже ни кого живого не застали на улице — только лежавший на земле труп.

Вернулись они поздно, надеясь тихо и незаметно пройти в свои комнаты. Мей всё не успокаивалась, её продолжало трясти от озноба, даже несмотря на то, что на ней был пиджак Марка. Как ни старались они быть как можно более бесшумными, это им не удалось, так как в гостиной их уже ждал Джон, и вид у него был хмурый.

В то же время из кухни вышла Маргарита, приобняв всё еще находящуюся в шоковом состоянии девушку, увела её вверх по лестнице в спальню. Мей последовала за ней больше на автомате, находясь в состоянии полного опустошения и безразличия к окружающему.

— А ты останься, — Джон кивком указал на место на диване рядом с собой, — Я бы хотел с тобой поговорить, — юноша неохотно подошел ближе, но присаживаться не стал, — Может, объяснишь мне, что происходит? — мужчина тоже поднялся, не желая уступать преимущество, — Где вы были? — под требовательным взглядом темных глаз, Марк, на удивление, почувствовал, что как будто даже стал ниже ростом.

— Гуляли, — буркнул парень и присел, устало откинувшись на спинку дивана.

— Да? — и было ясно, что Джон осведомлен и прекрасно понимал, о чем вел речь, — Вы искали его? Нашли? Что вы с ним сделали? — и стало неловко от такой ситуации: о чем ещё ему известно?

— А что ты сделал с теми, по чьей вине Маргарита попала в аварию? Убил или только покалечил? — ехидно подметил молодой человек, — Зная твою вспыльчивую натуру, я бы не удивился…

— Пришлось применить весомые аргументы, — пространно отшутился Красный, — Разумным доводам они не вняли. Но речь сейчас не обо мне.

— Ты представляешь: эта девочка уже не верит в Бога — ни во что не верит. Тогда я постараюсь стать тем, в кого она сможет поверить, — и всё лицо Марка выражало глубокие переживания за судьбу девушки, и мужчина рад был видеть эти перемены в нем, и то, как медленно, но верно — благородные черты берут верх в его душе.

— Тогда постарайся стать мудрее! Говорят, что, прежде чем решиться на месть, стоит вырыть две могилы — месть опустошает душу, — Джон похлопал юношу по плечу и спросил, — Где сейчас её дядя? Что с ним?

— Кажется, он повредился рассудком и сейчас в собственном аду, в плену у собственных демонов, — закусив губу, Марк задумчиво почесал за ухом, — Это была не месть — мы хотели получить его признание. Жаль только, что теперь его, скорее всего, признают невменяемым, и он не ответит перед судом за свои злодеяния, — он предусмотрительно промолчал о втором, об убитом подельнике, и поймал себя на мысли, что поступил бы так снова, если этой девочке угрожала бы опасность. Хватит с неё, она и так слишком много пережила, теперь кто-то должен позаботиться о ней и защитить. И он не возражает, если эта роль достанется ему.

— Только не говори мне, что вы применили к нему свою силу. Та-ак, — Джон как-то странно нахмурился, и Марк не понимал, он серьезно сердится или в шутку, — Чувствую, нам предстоит с вами завтра очень долгий разговор. А сейчас иди спать — вид у тебя усталый.

А в спальне Маргарита отпаивала маленькую японку зеленым чаем:

— Видишь, я запомнила твой рецепт, — она поставила чашку с блюдцем на столик и сложила одежду на стул, пока Мей вытирала волосы после душа, — Хотела сделать тебе приятное.

— Мамочка, а ты мне расскажешь сказку? — в комнату заглянула маленькая Аделька, искавшая Маргариту, в одной руке у неё был стакан вечернего молока, во второй — мягкая игрушка, — А ты почему такая грустная? — девочка сочувственно посмотрела на азиатку и протянула ей своего плюшевого медвежонка, которого повсюду носила с собой, — Хочешь взять моего мишку, он развеселит тебя, — и положила его на кровать.

— Милая, молоко уже остыло, — Маргарита взяла из детских рук стакан, и в её руках оно подогрелось до нужной температуры, — Вот так будет лучше, — она вернула стакан, и девочка с удовольствием выпила.

— Знаешь, что? — Мей присела на диван и взяла расческу, — У тебя есть цветная бумага? Принеси. Я тебе журавлика сделаю, хочешь? — малышка живо кивнула и убежала в свою комнату за бумагой, а японка продолжила уже более серьезно, не для детских ушек, — Японский журавль считается священной птицей в Японии, с ним связано много легенд и историй. Он символизирует долголетие и надежду. Считается, что если сделать тысячу бумажных журавликов, то желания сбудутся и даже тяжелая болезнь отступит. Если человек тяжело болеет, то близкие и друзья делают тысячу бумажных журавликов и преподносят ему. Часто подобная демонстрация любви действительно придает больному силы и помогает побороть недуг. Есть и другой вариант — когда сам больной должен сделать тысячу журавликов и тем самым продемонстрировать свое упорство, свое стремление к жизни. В Хиросиме в Парке мира есть скульптура девочки, держащей в руках бумажного журавлика. Все дети в Японии знают эту историю о девочке, которая хотела жить, но не успела сделать тысячу журавликов, погибнув от лучевой болезни. Оставшихся сделали за неё одноклассники, и девочка осталась жить в памяти людей, — когда Аделина вернулась с листком синего цвета, Мей принялась делать из него фигурку в технике оригами, продолжая рассказывать, — Всюду в Японии известна легенда о раненом журавле, который обернулся красивой девушкой, вышедшей замуж за спасшего ее юношу. Девушка оказалась прекрасной ткачихой. В образе журавля она ткала удивительные ткани их своих перьев, закрывшись от всех в комнате. Когда муж подсмотрел за ней, она снова стала птицей и улетела.

— Расскажешь её? — нетерпеливо попросила девочка.

— В следующий раз расскажу, а сегодня я устала, хорошо? — азиатка устало улыбнулась и протянула ребенку завершенную игрушку, ласково потрепав по голове, — Вот, готово.

— Спасибо! — поблагодарила девочка, вертя в руках и рассматривая журавлика, — Какой красивый.

— Пойдем, Аделька, уже поздно, Мей нужно отдохнуть — как и тебе, — Маргарита взяла её за руку, — Спокойной ночи! — девушка в ответ подарила улыбку с влажным блеском мокрых глаз:

— И вам спасибо… за всё.

— Если хочешь, можешь оставить мишку у себя, чтобы тебе спалось лучше, — уходя, девочка кивнула в сторону игрушки, — но, только до завтра, а то он без меня скучать будет.

А Мей подумалось — если она сделает их тысячу, то сможет встретиться с семьей? Она уже не ребенок, но так захотелось себе частичку детской веры в чудеса и надежды.

Потом явился Марк, поинтересоваться, как она:

— Ты пришел пожелать мне спокойной ночи? — и глаза её загорелись радостью.

Он погладил её по волосам:

— Ты в порядке?

— Я бы не справилась без тебя, — прошептала девушка, прижавшись к нему всем телом, и он обнял её в ответ, — Мне особенно важно, что это был ты. Ты стал смыслом моей жизни, — она расстегнула несколько верхних пуговиц на его рубашке, положив свою ладонь ему на грудь, — Ты хочешь этого именно со мной, иначе не пришел бы сюда сейчас.

— Прости, я не могу, не могу… — парень отстранился от неё, устало опустившись на кровать, он почти физически ощущал это моральное измождение, — Прости… — он принялся нервно застегивать назад пуговицы на рубашке.

— Марк, в чем дело? — в глазах у девушки стояли слезы, она смотрела на него, не понимая, в чем её вина, — Что не так? Почему ты так со мной — то целуешь, то отталкиваешь? Я просто хочу понять…

— Черт! — он со злостью отшвырнул первую попавшуюся под руку ни в чем не повинную подушку, — Ты мне, действительно, очень важна, а я не могу… Почему это со мной? Проблема не в тебе, Мей, а во мне… Неужели я не создан для счастья? Господи, это отпустит меня когда-нибудь? — в его глазах отражались грозовые тучи и сверкали молнии, его продолжало трясти, — А я ведь мог быть счастлив в новой семье… Меня чуть не усыновили. Я ни кому не рассказывал об этом, ибо до сих пор стыдно и противно… Я не такой, как они. То, что тот паскуда сделал со мной и со своей женой… Я не смог простить ему… Я убил его, понимаешь? На моих руках его кровь. Потому я и становил тебя тогда, не позволил взять грех на душу. Я не желаю тебе такой судьбы. Не хочу, чтобы ты мучилась, как я. Ни один из наших обидчиков не стоит ни единой нашей слезы.

— Господи, Марк! — Мей присела рядом и обняла его за голову, — Я и не знала…

— Ни кто не знает, — он протер глаза руками, — И не узнает ни когда, — парень пристально посмотрел на неё и замотал головой, мол, ты же не скажешь ни кому.

— Уж точно не от меня, клянусь, — она поцеловала его в лоб, поднявшись с кровати, и направилась на лоджию, достав из мини-холодильника охлажденный графин с чаем, — Я принесла тебе холодного зеленого чая с мятой и лимоном, чтобы успокоиться, — она протянула ему стакан, проведя рукой по его волосам, — Можешь остаться со мной сегодня?

— Ты, правда, этого хочешь? — шепотом спросил он, отставив стакан и устало откинувшись на кровать. Он и боялся, и в тайне надеялся, что она останется.

— Я ни куда не спешу. Я буду ждать, — она легла рядом, положив одну его руку себе на талию, а вторую — себе под голову, — Я просто побуду рядом… Ты не против? — он благодарно поцеловал её в щеку и спрятал лицо в её волосах, счастливо зажмурившись и сморгнув, глаза его заблестели, — Марк, я тоже должна тебе кое-что рассказать, — она повернулась к нему, чтобы видеть его лицо, — До смерти родителей, какой бы невыносимой я не была, я всегда контролировала ситуацию. Потом меня временно перестало что-либо волновать, и я потеряла бдительность, за что и поплатилась. У меня был только один парень, он же был моим первым мужчиной и возлюбленным — пока не предал меня… Он со своими дружками… они поспорили на меня, понимаешь? На живого человека! Я не помню, сколько их было, да и не хочу помнить… А когда они отключились, я убежала и бесцельно бродила по городу, всё было как в тумане… Не знаю, что с ними случилось, да и не хочу знать. Ты не представляешь, что я тогда чувствовала…

— Страх, гнев, боль, унижение, — продолжил он за неё, — Я, как ни кто другой, понимаю тебя.

— Нет, я хотела, чтобы они больше никогда не проснулись… — огорошила она его внезапным ответом, — Я и сама хотела бы не проснуться и не видеть больше ничего… Мне хотелось умереть. И я бы наложила на себя руки, если бы меня не нашел и не забрал с собой Танака-сан.

— Остановись, — её пустые глаза не на шутку испугали его, точно она пошла на поводу у этих страшных воспоминаний, — Мей, всё уже закончилось, — пришлось несколько раз встряхнуть её, чтобы пришла в чувства, — Ты меня слышишь? Слушай мой голос. Это я, Марк. Я тут, я рядом.

— Я хочу, чтобы ты знал, — ей необходимо было это сказать, а ему необходимо было это услышать, — честно отрабатывала своё содержание у него, но никогда не спала с клиентами — это недопустимо для хостес, — улыбка заиграла на его лице, и она отважилась спросить то, что давно волновало её, — Скажи, это ты из-за неё вены резал?

Спросила и сама нервно вздрогнула — по себе знала, что есть вопросы, которые не хочется поднимать.

— Это было первый и последний раз, — Марк удивил её тем, что не рассердился, а только усмехнулся и крепче обнял её.

И спалось ей спокойнее от одного его тепла и дыхания рядом, и он обнял её — просто потому, что сам захотел этого, и сам себе признался, что она важна для него. Они нашли друг друга.

Как и предрекал Марк, дядя Лали-Мей был признан невменяемым и был депортирован. Вина его не была доказана. Хоть он и твердил всё время о демонах возмездия, что пришли наказать его за прегрешения, всё время каялся непонятно в чем, постоянно дрожал, как осиновый лист, боялся собственной тени и сутками не мог заснуть, а когда от усталости впадал в бессознательное состояние, то метался по кровати и кричал от собственных, только ему понятных, страхов.

В свете таких событий с девушкой связался управляющий компании её отца, долгие годы служивший верой и правдой её семье. Как единственная наследница корпорации, Мей должна продолжить своё обучение с углубленным изучением необходимых дисциплин, для чего ей следовало вернуться в Японию минимум года на два.

А перед этим у Марка с Джоном состоялся интересный разговор: до ее совершеннолетия, маленькой японке требовался опекун. Парень переживал за её судьбу и попросил друга выступить этим опекуном, так как сам он слишком молод для этого — раз, и работа у него с ненормированным графиком и частыми разъездами — это два. А Джон — человек семейный, дело у него более спокойное и опыт воспитания детей имеется — ему скорее дадут опеку, к тому же — сама девушка его уважает, что немаловажно. И в его голосе, и в его взгляде было столько душевного порыва помочь, что невозможно было оставаться равнодушным. Да и сам мужчина настолько уже привязался к этой взбалмошной, но доброй, девчонке, что не смог отказать в просьбе, чем вызвал бурную радостную реакцию с её стороны, со слезами радости на глазах едва не задушившей обоих в своих пылких объятиях. Помимо этого, как говорится, уже не для протокола, Джон обещал научить девушку совладать со своей силой и контролировать её, а пока настоятельно просил стараться не пользоваться ею прилюдно.

Предстоящее расставание отдавалось грустью в сердцах, но это должно было быть именно так — в первую очередь, это нужно было самой Мей, и это понимали все.

В день её отлета съемки затянулись, и Марк спешил к терминалу, чуть не сбивая с ног встречных прохожих.

Мей ждала его у терминала, давно пропустив свою очередь. Посадка заканчивалась, но она не могла улететь не попрощавшись с ним — он дал ей слово, что успеет к отлету, и она будет ждать его до последнего.

— А вот и он, — друзья помахали ему, привлекая его внимание, и оставили их с Мей, отправившись ожидать его у машин.

— Ты успел, — азиатка протерла ладонями глаза и подбежала к ограждению.

— Я же обещал, — Марк накрыл её руку своей.

— И ты сдержал своё обещание, — кивнула девушка, — А сейчас мне, видимо, уже пора, — её глаза были печальны, она повернула голову, взглянув на табло, похлопала его по руке.

— Да, и в самом деле, пора, — юноша опустил плечи.

— Мне будет не хватать тебя, — Мей потянулась к нему и поцеловала, — Я буду безумно скучать, — и от этих слов обоим стало одновременно так сладко и так грустно.

— Я тоже буду очень скучать по тебе, — он прикрыл глаза, целуя её в ответ, — Возвращайся, девочка, — подмигнул Марк, отпуская её, а самому так не хотелось этого делать, так хотелось подольше подержать её ладонь в своей руке.

— И не надейся отделаться от меня, красавчик, — девушка послала ему воздушный поцелуй, развернувшись идти на посадку.

— Даже не думал, — отшутился он.

— Правильно, — маленькая японка погладила его по плечу, — Лучше думай обо мне. И знаешь, вопреки всем слухам, мобильные телефоны иногда бывают весьма полезны.

— Так и буду делать, — уверил девушку Марк.

— Её зовут Китти — пусть пока поживет у тебя, — Мей достала из кармана маленький пластиковый брелок в виде котенка — символа популярного бренда «Hello Kitty», — Только обещай мне вернуть её в следующую нашу встречу, — и бросила его через ограждение.

— Так точно, — Марк поймал брелок, приложил его к щеке и улыбнулся, — А знаешь, почему бы мне как-нибудь не упросить Ондзи организовать съемки в Японии? Тогда я смогу навестить тебя.

— Отличная идея. Запомни её, красавчик, — растянула счастливую улыбку Мей.

— Конечно, — ответил он, продолжая напутствовать её, — А ты помни, что это нужно, прежде всего, тебе. Ты завершишь своё обучение, чтобы возглавить компанию своего отца — этого хотели бы твои родители, этого хотел бы я. У тебя светлый ум, ты всё схватываешь на лету, и ты быстро всему научишься. Ты будешь прекрасной, сильной и независимой молодой женщиной — мы все гордимся тобой. И я… тоже горжусь тобой, — он пустил бумажного журавлика красного цвета, сделанного специально для неё, которого девушка словила, прижимая к груди, — Береги себя! Ja ne! (Увидимся! яп.)

И всю дорогу, он — в салоне автомобиля, она — в салоне самолета, каждый из них думал о чем-то своем и улыбался этим мыслям. Когда в твоей жизни появился кто-то важный, то — даже скучать по нему невыразимо приятно.

Марк простился с девушкой, и вместе с остальными начал подготовку к другому путешествию — их ждал фантастический Джайпур, не устающий их поражать своей неповторимой красотой — как раз под стать предстоящему свадебному торжеству.

Виды, звуки, запахи этого изумительного города — всё обволакивало, захватывало и увлекало в сказку.

А в Небесном Граде Самаэль и Кали устроили дорогим гостям поистине царский прием, и Алишер с Рози наперебой рассказывали им, сколько всего интересного и увлекательного они увидели и узнали во время своего путешествия.

И в кругу друзей Марк ощущал себя, с одной стороны — одиноко, без постоянного присутствия и колких шуточек японки, с другой же стороны — где-то далеко она будет думать о нем, а он будет ждать её возвращения. Такое странное чувство, что ты кому-то нужен, а кто-то необходим тебе — это согревает и придает сил, сокровенным знанием, что он больше не один. Пусть это пока ещё не любовь, которую он всё ещё боится пускать в своё сердце, но это была сильная и чистая привязанность, наполнявшая свежестью и новизной ощущений. И улыбка всё чаще появлялась на его лице, и дышалось легче, и сердце билось увереннее, а ночные кошмары приходили всё реже, вытесняемые спокойными снами.

Окончательно избавиться от ужасных сновидений, пугающих его по ночам, помог приезд Александры, которую он встречал вместе с отцом. Сколько всего они хотели сказать друг другу, сколько всего накопилось за годы разлуки… Уже давно наступила полночь и начался отсчет нового дня. А Марк всё говорил, говорил и слушал. Она рассказала, как залечивала сначала физические раны, а потом — душевные, как на деньги, оставшиеся после мужа, пыталась начать новую жизнь, но замуж больше не вышла, как переехала, чтобы забыть всё, как страшный сон, и как не смогла выкинуть из головы того маленького мальчика, с которым судьба подарила ей новую встречу лишь спустя десять лет. А Марк рассказывал, как поначалу скитался, как повстречался с Дугласом Айронсом, который помог ему излечиться от наркотической зависимости и найти дело по сердцу, где бы он мог применить свои врожденные таланты. Рассказывал обо всём — о той силе, что убила её мужа, о том, как чуть не погубил самого дорогого для себя человека, но был прощен этой удивительной малышкой с большим сердцем, как встретил друзей и нашел отца, о чудесах Небесного града и родном Львове, о светловолосой королеве Альвис и её верном Надире. Потом к ним присоединился и Витриченко-старший, закончивший работу над эскизами, и рассвет они встретили втроем, обсуждая искусство и литературу, музыкальные и кулинарные пристрастия. И Марк с удовольствием отметил, как его отец и Александра смотрят друг на друга, ловят каждый жест, каждый взгляд.

Не только Марка раздирали двоякие чувства. Джон был бесконечно рад снова ступить на родную землю и снова обнять близких, но тяжелая утрата тупой болью напомнила о себе. Сколько раз он ходил этими тропинками и этими коридорами вместе с отцом, а теперь отца нет рядом. Так устроен наш мир — кто-то покидает его, на его место приходит новая жизнь — вечный круг жизни, и кому это лучше других понимать, как не ему. Он старался как можно больше времени проводить с семьей — и глядя на забавную мордашку Маргариты, на улыбки сестры и матери, его боль понемногу стихала, оставляя место надежде.

— Ты хочешь, чтобы я провел обряд? — Джон поцеловал сестру в лоб, и от него не сокрылось, что её глаза сияют по-особенному, — Я думал, что поведу тебя и представлю гостям и жениху, — ещё раз уточнил он, прищурившись, от чего в уголках его необыкновенных глаз расходились лучами складки мельчайших морщин.

— Ну, одно же другому не мешает, — усмехнулась Ями, опустив ресницы и поправив свой легкий шарф.

— А разве не планировалось, что церемонию проведет Самаэль? — Джон повернулся перед зеркалом, проверяя собственное парадное облачение и с удовольствием оценивая красоту сестры, одетой в церемониальное сари, расшитое золотом и сверкающими драгоценными камнями — ткань, подобранная ими в Париже, подошла просто идеально, и украшения на ней были произведением рук её будущего мужа — Рафаэля, открывшего в себе талант ювелира, и изъявившего желание начать собственное ювелирное дело, чему Джон с радостью вызвался помочь, так как вполне разделял любовь брата к ремеслам, являясь признанным мастером оружейного и портняжного дела. А когда он спросит сестру, чем та хотела бы заниматься в жизни, она ответит, что хотела бы открыть свою школу традиционного индийского танца для девочек, и брат примет живейшее участие в реализации этой её мечты, помня, что сестра его прекрасно танцует. И позже она сама будет приглашать его и его друзей на открытые уроки и выступления её воспитанниц.

— Ты сейчас так похож на отца… — девушка сосредоточенно посмотрела на него, подняв голову, — Ну, пожалуйста… Ты повяжешь наши руки алой нитью судьбы. Я хочу, чтобы это был именно ты, прошу… — она одернула его камзол, расправив складки.

— Разве я могу отказать любимой сестренке? — Джон потрепал её по щеке, — Отец был бы рад за нас, если бы был сейчас с нами. Нам всем его очень не хватает…и мне тоже.

— Давай сходим в усыпальницу? — Ями просяще посмотрела в его карие глаза, — Мне необходимо там побывать, попросить его благословения.

— Ну, хорошо, если ты так просишь, — он согласно кивнул, в этом сейчас желания брата и сестры совпадали.

Не проронив ни звука, они стояли в усыпальнице — трое детей князя: двое сильных и мужественных сыновей и прекрасная, подобно светлой луне, дочь.

Эти стены и этот расписной потолок давили тяжким грузом, но, в то же время, это и колоссально поддерживало — они ощущали себя частью величия своего отца, живым воплощением продолжения отблеска его немеркнущей славы.

— Теперь ты мне больше, чем брат, — Джон тепло обнял Рафаэля, — И мне так отрадно видеть, как ты разительно изменился — ты снова стал тем моим братом, которого я знал и любил, и которому мне не страшно отдать любимую сестру, — улыбнулся он, второй рукой приобнимая сестру, — Я уверен, что и отец, и миледи Асиятт рады сейчас за нас, — и ответом ему были признательные взгляды обоих влюбленных, и почудилось на какой-то миг, что с храмовых фресок с благословением взирают на них прославленные правители прошедших эпох, а солнечные лучи, проходя сквозь оконные витражи, всеми цветами радуги играли на коже лиц и рук, на праздничных одеждах, сверкая и переливаясь в сиянии драгоценных камней и каплях влаги, блестевших на их щеках. И вспоминалось детство — самое счастливое время их жизни: цветущие сады, свежесть и прохлада ручьев, ароматы скошенных трав, лебеди на пруду, терпкий вкус граната, сладость хурмы и персиков, присыпанный сахаром рахат-лукум, беспечные шалости и упражнения в стрельбе из лука и владении мечом, прогулки верхом, первый построенный скворечник, первая охота и звонкий лай гончих псов, тепло материнской любви и строгие, но справедливые, внушения отца за детские проказы, мечты стать непобедимыми рыцарями, покоряющими прекрасных дам, или бесстрашными пиратами — грозой всех семи морей. И такое по-светлому грустное осознание того, что детство их давно прошло, но оно у них было — лучшее, какое только могло быть. И перед глазами у них был пример, которому они будут следовать в своей жизни.

Тем временем во дворце подготовка к торжеству шла полным ходом — кипела работа на кухне, бальный зал был нарядно украшен к празднику.

Маргарита выбирала вечернее платье: первое, из выбранных ею — бледно-розового цвета с оборками, она категорически забраковала, выразившись, что в нем она похожа на поросенка или куклу-пупса, что была у неё в детстве. Наконец, она остановилась на шелковом платье красного цвета с завышенной талией и плиссированной юбкой чуть ниже колена, открывающей красивые ноги в алых балетках, и выглядела она в нем совершенной девочкой — разве что с парой-тройкой лишних килограмм.

Даниэлла предпочла синее платье в стиле двадцатых годов — свободный верх, присобранное на уровне середины бедра и расходящееся трехслойной оборкой-юбкой.

Глядя на дочь, вспомнилось Валентине, как она шила ей яркие детские платья и вязала мягкие теплые костюмчики. Сейчас же им снова выпала благодатная возможность вспомнить былые умения, готовя приданное к появлению малышей, уже можно было похвастаться первыми вязанными штанишками и распашонкой с капюшоном.

И это было признано самым непревзойденным празднованием: Джон, как и обещал, провел таинство, и засвидетельствовал их обеты, и молодые получили благословение юного князя Алишера.

Сони украдкой смахнула слезу умиления, а для большинства красавиц Небесного града это было настоящим днем траура — двое самых завидных женихов уже определились со своими избранницами, и колокольный перезвон звучал печальным набатом по их несбывшимся надеждам, а потому всё своё внимание они переключили на, находящихся на торжестве без спутниц, Этьена и Марка, чем крайне смутили последних.

И голова кружилась от хмеля выпитого вина и веселых танцев — от общих хороводов до медленных и чувственных вальсов, и череда смены партнеров, и музыканты не уставали исполнять одну композицию за другой: Маргарита уже безо всякого страха согласилась на приглашение Рафаэля, Джон с удовольствием вел в танце сестру, а Даниэлла благодушно составила компанию Марку, чей отец в этот вечер уделял повышенное внимание леди Александре — и он доволен был видеть, как сердца их начинают оттаивать, ведь они ещё достаточно молоды, чтобы еще быть счастливыми — он ведь не маленький уже и всё понимает, и когда отец спросит его мнение, то он легко даст им своё благословение, и только понимающе улыбнется, когда они вдвоём удалились в комнату Льва Витриченко.

Самому парню весь вечер не давали прохода действительно привлекательные девушки, только он оставался равнодушен к их чарам. Сидя на широком подоконнике, достав из кармана брелок, подаренный ему маленькой хрупкой японкой по имени Лали-Мей, и долго крутил его в руках, улыбаясь чему-то своему — простая безделица, но для него он стал, вдруг, очень ценным. Как жаль, что девушка, в силу обстоятельств, не смогла присутствовать с ними на свадьбе… И почему она так накрепко засела в его голове? Собственно, он был даже не против… И Марк снова усмехнулся, вдохнув вечерней прохлады и считая звезды в ночном небе над головой:

— Кажуть, все мине, але то слова… Ти навчи мене, як щастя наше врятувать…(Говорят, всё пройдет, но это — лишь слова… Научи меня, как счастье наше удержать… Укр.)

— Ну, что, молодожены, вы уединяться собираетесь? Уже брачная ночь во всю идет, — намекающе скосил взгляд Джон, когда они, с уже порядком утомившейся Маргаритой, попрощавшись со всеми, направились в свою комнату, — Надеюсь, ваши головы не настолько полны хмелем, чтобы потратить эту волшебную ночь впустую.

И Ями с Рафаэлем сочли этот совет более чем резонным, только прежде захотелось подышать свежим воздухом на сон грядущий.

— Когда тебя спросили, желаешь ли ты стать моей женой, я затаил дыхание, не боясь задохнуться, — жених с невестой прогуливались около пруда под светом звезд и Луны, согреваемые теплым ветерком и любовными объятиями, — Я стоял и не мог пошевелить ни одним мускулом — это ожидание для меня было сродни смерти — я бы и в самом деле умер, если бы ты ответила отказом, — Рафаэль вдруг остановился и крепко-крепко обхватил девушку за талию.

— Да, ну, что ты такое выдумал! — весело хохоча, отмахнулась она от его поцелуя, — Ты лучше бы побрился, прежде чем лезть с поцелуями — твоя щетина колется, — Ями отвернула лицо, прячась за легким шарфом, выполненном вручную в непревзойденной технике батик, — А то не буду больше с тобой целоваться, — она попыталась извернуться и выскользнуть из его рук, но была остановлена крепким захватом за руку:

— Всё, что пожелает моя прекрасная любимая супруга, — запальчиво прошептал он, — Супруга… — повторил, поднеся к своим губам её ладони, украшенные росписью хной и искусной работы браслетами и кольцами из золота самой высокой пробы, — Так странно звучит — до сих пор не верится, что ты мне супруга теперь, — и верилось в самом деле с трудом, а блеск и размах торжества, какие только умеют устраивать в Небесном граде, привнесло в их жизнь волшебство и роскошь сказок тысячи и одной ночи и оживших древних легенд о всесильных богах и великих героях.

— Ой, мой шарф! — девушка попыталась удержать подхваченный порывом ветра свой легкий шарф, но не успела, и он зацепился, запутавшись в ветвях деревьев, в изобилии росших вблизи пруда.

— Ловлю-ловлю… чуть-чуть… почти дотянулся…О, нет! — Рафаэлю также не удалось ухватить его, и следующий порыв унес шарф ещё дальше, опустив на водную гладь, и он повернулся к своей спутнице, беспомощно разведя руками.

— Он улетел… — расстроенно выдохнула она.

— Ну, не переживай, — он улыбнулся, подняв её лицо на себя, обхватив пальцами подбородок, — Хочешь, я достану его? Ну, а хочешь, я тебе тысячу новых шарфов куплю?

— Ай, ну что ты делаешь? — девушка, запротестовав, колотила руками по его плечам, заходясь заливистым смехом, когда он подхватил её на руки и закружил, — Да, отпусти же ты меня! Не удержишь, ведь.

— Удержу, — Раф утвердительно кивнул, — Ну, уж нет — теперь я тебя ни куда не отпущу, слышишь? — пылко выдохнул он у самого её уха.

— Вот, и туфли мои… — она сокрушенно проводила взором соскользнувшую с её ступней обувь, — Ну, вот — уплыли…

— Не волнуйся так — я на руках тебя отнесу, и о туфлях не беспокойся, — он с упоением рассматривал жену — от разукрашенных кончиков пальцев на руках до пальцев разутых ног, которыми она сейчас так забавно болтала по воздуху, — Будут тебе новые, ещё лучше, — и глаза её светились радостью.

— Нет! — девушка только успела от неожиданности вскинуть руки, когда, не заметив под ногами камня, Рафаэль зацепился каблуком и, пошатнувшись, упал прямо на мокрый песок, — Ай! — её босых ступней коснулась прохладная вода, — Спасибо, что смягчил падение, — игриво улыбнулась она, — А разве вам, мужчинам, не хочется всегда быть сверху?

— Какая ночь прекрасная! — он поднял голову к бесконечному куполу звездного неба, вставая, отряхнув песок с костюма, и помогая подняться девушке, поддерживая под руки, — Какие звезды! Я и не замечал раньше. Да, мы с тобой промокли — нам стоит переодеться, — он провел пальцами по каплям воды на её лице, — Госпожа позволит ей помочь?

— Коварный мальчишка! — она легко шлепнула его по руке, — Это продуманный тобой хитрый план, чтобы нашелся повод раздеть меня? — и демонстративно отвернулась, вздернув свой хорошенький носик.

— А для этого мне нужен повод? — его губы легко притронулись к её плечу, — Я так рад, что мы можем теперь любить друг друга не скрываясь.

— И я рада признать законность этих прав, — девушка прикрыла глаза, и тень от её длинных ресниц скрыла румянец на её щеках, — Так может, предложишь, чем бы нам заняться этой ночью?

— О, поверь, мы найдем, как скоротать время, — жаркий откровенный шепот, влюбленный взгляд и сильные руки не оставляли ни малейшего желания к сопротивлению, — И смею надеяться — до самого утра, — дабы она не промочила и не поранила ног, он понес её в покои, чтобы там они могли отогреться в объятиях друг друга и предаться любви на просторном ложе под драпированным тяжелым балдахином, освободив свои желания, когда он неторопливо открывал сокрытое под покровом одежды желанное тело молодой жены, и оба сладко вздрагивали, но не от громких отзвуков фейерверков, чувствуя себя возрожденными к новой жизни и полными сил, несмотря на ощущавшееся сейчас физическое истощение после долгих томных ласк, познавая друг друга — на запах, на вкус, на ощупь, миллиметр за миллиметром, изгиб за изгибом, выпуклость за выпуклостью — медленно, чувственно.

— Ой, Жан, ты только посмотри! — Маргарита запахнула полы своего халата и привлекла внимание мужа, — факелы зажглись у пруда.

— Невероятно! — Джон хлопнул в ладоши и улыбнулся, потом добавил, наклонившись близко к её уху и понизив голос до шепота, — И я догадываюсь, что послужило причиной тому — смею надеяться, что это проснулась в Ями и Рафаэле дремлющая в них сила.

И свидетелями этого дива стали ещё несколько пар, стоявших у мраморных перил необъятных балконов, вдыхая наполненный ароматами цветов и трав воздух тихой ночной благодати, спасаясь от прохлады, крепче прижимаясь друг к другу и укутываясь легкими покрывалами.

Рассвет окрасил нежными цветами крыши зданий, верхушки садовых деревьев, ровную гладь пруда, пробиваясь сквозь неплотно зашторенные большие витражные окна высотой от самого потолка до самого пола, расходясь многоцветным спектром на полу и теплыми лучами щекоча лицо.

Благословенный Небесный град почти не знал, что такое зима с морозами и снежными метелями, потому не было необходимости в толстых стенах и плотных окнах — не стесненные подобными ограничениями, свет и воздух беспрепятственно проникали в помещение. А за пределами дворцовых стен свет и тепло, щедро даримые Солнцем, давали жизнь всему живому — множеству растений в садах, парках и на лугах, и животных в заповедниках, зверинцах и прудах.

Маргарита потянулась, вытянув перед собой руки, любуясь своим отражением в обручальном кольце. Джон накрыл её руку своей, переплетая пальцы, и поцеловал в висок. Теперь они уже вдвоем смотрели на свое отражение в его кольце:

— Проснулась, Котенок? — в ответ девушка довольно замурлыкала, — Хорошо спалось? — спросил он, улыбаясь.

— Да, просто прекрасно, и первое, что я увидела, проснувшись — твоя улыбка, и это самое лучшее пробуждение, — Маргарита как можно ближе прижалась к сильному телу мужа, — Доброе утро, дорогой!

— Утро доброе, мои родные и самые любимые! — он положил руки ей на живот и приник губами к шее, целуя и вдыхая её запах, — Даже если твои губы будут ядом, я бы всё равно не удержался запечатлеть на них пылкий поцелуй. Знаешь, а я ведь и не думал, что смогу снова влюбиться, не говоря уже о том, чтобы жениться во второй раз. Как там говорил ваш Генрих Наваррский: «Жениться вторично — вещь серьёзная»? Я был очень молод, когда встретил Кали — я был польщен, что такая женщина обратила на меня внимание, и ей нравилось моё общество, страсть затуманила нам рассудок. Когда оказалось, что она ждет ребенка, я радовался, как сумасшедший — подумать только, моего ребенка, моего первенца — я был на седьмом небе от счастья и, недолго раздумывая, предложил ей выйти за меня. А потом случилось то, от чего я чуть не свихнулся. Нет, не было мерзких сцен, как в низкопробных сериалах, где муж застает бесстыдную жену с любовником в собственной постели — она пришла и спокойно сказала, что нам нужно поговорить. Я до сих пор уважаю эту женщину и восхищаюсь ею, но то, что она сказала мне тогда, я никогда не смогу забыть — что она ценит мою привязанность, но может относиться ко мне теперь только как к младшему брату, потому что полюбила другого мужчину. Младший брат… с которым она делила ложе, и от которого зачала ребенка… Нет, это просто невероятно. Моя жена влюбилась в другого, и в кого? В моего лучшего друга. И словно выключили свет и оставили тебя в густой пугающей темноте. Так и я не понимал, что мне делать, как себя вести… Нет, она не собиралась покрывать позором измены моё имя, не препятствовала моему общению с сыном, от чего моё сердце просто разрывалось от эмоций — я никогда не таил зла на них, прекрасно понимая, что насильно удерживать при себе женщину — ниже чести и достоинства мужчины. И я отпустил её. И не осталось ничего — только пустота. И ни какие самые искусные и изысканные ласки других женщин не могли изгнать тоску из сердца, и даже самые лучшие вина не могли умерить эту боль, пока как-то я не увидел своего отражения в зеркале и не устыдился — какой пример я могу показать своему сыну, уничтожая самого себя и свою жизнь своими же руками? Я успел вовремя спохватиться, но мне нужно было время, чтобы поразмыслить над своей жизнью. И вот, когда я уже поставил крест на своей жизни и своей судьбе, я встретил тебя — чумазое личико, мокрое от слез, волосы взлохмачены — и я полюбил тебя такую: блеск твоих глаз, мягкость твоей кожи, шелк твоих волос и нежность твоих рук. До встречи с тобой я не понимал, что значит «судьба», но теперь я знаю, что наша встреча была предопределена — и ты это знаешь. Зачем я тебе всё это рассказываю, спросишь ты меня? — он повернул её лицо к себе и крепко сжал её руку, — Я хочу, чтобы не осталось ничего, чего бы ты обо мне не знала, — но у него оставалась ещё одна тайна — как однажды он смог обмануть саму смерть — есть в жизни вещи, о которых сложно и тяжело говорить даже с самыми близкими людьми, и глубоко в середине поселился отвратительный липкий страх, что эта тайна однажды будет ему слишком дорого стоить.

— И я люблю тебя таким, какой ты есть, — Марго ещё раз поцеловала его и с большой неохотой поднялась с постели, направившись к туалетному столику за гребнем, чтобы расчесать свои длинные волосы.

— За это я тебя и обожаю, чудо моё, — Джон тоже встал и раздвинул тяжелые портьеры на огромных окнах — и в спальне сразу стало светло, а через раскрытое окно комната сразу наполнилась звуками и ароматами с улицы.

Принимая душ, девушка услышала, как в дверь комнаты уже во всю барабанит своими маленькими кулачками неугомонная Аделька, а выйдя она застала такую картину: Джон смиренно терпел, пока девочка заплетала его волосы в косички — было ли их ровно сорок, Маргарита не считала, взяв с подноса с фруктами большой спелый персик, тепло усмехнулась, глядя на них: нет, ну и кто посмеет сказать, что Аделин — не их дочь?

В парадных одеждах и фамильных украшениях, с забавными косичками, каждая их которых была закреплена золотым шнуром, с приятного оттенка загорелой кожей и большими темными глазами с длинными и необычно черными, словно накрашенными, ресницами, мужчина сейчас походил на сказочного принца или божественного египетского фараона — что было совсем недалеко от истины.

Теперь, когда все трое были при полном параде, можно спуститься в зал на завтрак.

— Доброго ранку! (Доброе утро! Укр.) — бледнокожий бывший Охотник приподнялся на подушках, веселым взглядом серых глаз наблюдая за женщиной, — Вже йдете, панi? Так швидко? (Уже уходите, леди? Так скоро? Укр.) — он давно так легко не улыбался, казалось, что сами мышцы уже отвыкли выдавать улыбку, отдавая ноющими болезненными ощущениями.

— С добрым утром! — Александра обернулась, завязав пояс халата на бант и убрав несколько прядей своих светлых волос за ухо, — Я всего лишь поднялась, чтобы раздвинуть шторы и впустить свет в комнату, и открыть окно — новый прекрасный день начался, — она вернулась и присела рядом с ним на кровать.

— Это хорошо, потому что я не хочу тебя отпускать… — он обнял её за талию и опустил голову ей на плечо.

— Нам, наверно, не стоило этого делать… — неуверенно начала она, но Лев приложил палец к её губам и напомнил шепотом:

— Мне кажется, вчера ты так не думала, — он провел рукой по её волосам.

— Ну, почему я рядом с тобой чувствую и веду себя, как стеснительная школьница на первом свидании? — за светлой улыбкой она старалась скрыть и смущение, и радость.

— Должен признать, что справилась ты просто превосходно, как для стеснительной школьницы, — он нежно провел рукой по её плечу, спускаясь дальше. — Мне давно не было так замечательно с женщиной. Собственно, у меня давно не было женщины… да ещё такой… — и сейчас он снова чувствовал себя счастливым и таким же молодым, как и его сын — не старше.

— Я тоже… давно не была с мужчиной… — она покраснела и уткнулась в его платиновую шевелюру, — Господи, что подумает о нас твой сын?!

— Что мы ещё не разучились получать удовольствие, — он посмотрел в серые глаза Александры, она так напоминала ему покойную жену, и не только глазами, а ещё чем-то неуловимым, но таким знакомым, — Ты же своими ушами слышала то же, что и я — что Марк благословляет наши отношения. Он так мечтал видеть тебя своей приемной матерью… Я видел Свет и Тьму, познал Добро и Зло, а теперь я хочу познать любовь и успокоение. Я совершил много ошибок в своей жизни, но судьба послала мне шанс вернуть самое важное из того, что я потерял, и начать всё с начала, с женщиной, к которой меня влечет, — после смерти жены, на много лет женский пол перестал для него существовать, а теперь эта женщина заразила его своей любовью к жизни, и краски мира заиграли для него ярче, и его тело и душа точно заново переродились к новой, счастливой действительности, а внутри разгорался давно погасший пожар, отголоски которого он считал уже давно погребенными в самых дальних уголках его измученной души, а витавший в эти дни в воздухе сам дух любви лишь помог ему быстрее разгореться.

— Тебя влечет ко мне? — она обвела пальцем контур его бледных губ.

— Я много лет жил в одиночестве и боли, тело и душа мои истомились без женского тепла и ласки, — мужчина припал губами к её губам, подтверждая свои слова, — Считал, что уже давно очерствел, а ты помогла мне снова начать жить и чувствовать. И это не простое вожделение — с тобой я хочу большего, единения не только тел, но и душ.

— А ты совсем не такой, каким я тебя представляла, — промолвила она между его неистовыми поцелуями.

— Я разочаровал тебя? — сладкий шепот и соблазнительный блеск в глазах.

— Нет, что ты! — она порывисто замотала головой и улыбнулась, взъерошив его локоны, — Просто я не ожидала, что ты окажешься таким ранимым — вы с Марком оба, как дети.

— Вот видишь, как ты изменила меня, — его ладонь проникла под её халат, женщина лишь томно выдохнула и вздрогнула, но руку не убрала, — А когда-то меня называли Ледяным Лордом — и не только за светлый цвет кожи и волос.

— Никогда бы не поверила, Милорд, — рассмеялась Александра, — Вы так страстны и нежны, как не всякий мужчина, — и тут же сникла, вспомнив грубость и жестокость мужа.

— Что случилось? — он остановился и взял её за руку, которая ощутимо дрожала в его ладони.

— Ничего, не обращай внимание, — она моргнула и опустила свою белокурую голову.

— Я постараюсь, чтобы со мной ты забыла всё плохое, — он крепко прижал её к себе, от чего она сначала снова вздрогнула, потом сама прижалась к нему сильнее, от чего, в свою очередь, вздрогнул уже он, — Не бойся меня, доверься мне, — и ответом ему смелый взгляд серых глаз и тихое, но твердое: «Я не боюсь».

— И ты позволишь мне позаботиться о тебе? — потихоньку спросила женщина.

— Более того, я покорно прошу тебя позаботиться обо мне, — таким же сокровенным хриплым шепотом ответил мужчина, накрывая её своим телом.

Когда они с небольшим опозданием спустились к завтраку, всё же найдя в себе силы оторваться друг от друга, были встречены понимающей улыбкой Марка, всё не выпускавшего из рук незамысловатый брелок в виде популярного персонажа торговой марки «Hello Kitty» в традиционном японском кимоно — хакама.

— Марк, ты обронил брелок, — Маргарита подняла с паркета пластикового котенка и хотела вернуть парню, но как только она прикоснулась к игрушке, то ей снова открылось видение:

— Ну, что, папаша, накинь чистый халат и надень бахилы, и можешь зайти в палату и побыть немного с женой и сыном, — из палаты вышел улыбающийся молодой хирург, снимая марлевую маску с лица и резиновые перчатки — с рук, — Только не очень утомляй Мей, она еще слишком слаба, — он похлопал парня по плечу и в сопровождении златовласой супруги удалился в ординаторскую, чтобы сменить одежду, принять душ и отдохнуть.

— Сын! У меня родился сын, вы понимаете?! — Марк всё ещё был не в состоянии поверить в случившееся, он сгреб друзей в охапку, весь сияя от счастья и гордости, и все окна по коридору распахнулись от неконтролируемого всплеска его силы.

— Поздравляем! — восторженные ребята принялись искренне поздравлять его.

— Вы не представляете, насколько я перенервничал, — юноша присел на топчан, вытерев рукавом вспотевший лоб.

— Марк, она — не твоя мать, а ты — это ты, а не твой отец, и ты совсем не обязан повторять его судьбу, — вполголоса произнесла Марго, присаживаясь рядом с ним, а Джон одобрительно улыбнулся — казалось, совсем недавно тут же рожали и его ненаглядная жена, его дорогая сестра, белокурая Даниэлла, и вот ещё одна новая жизнь пришла в этот мир. Что их ждет? Каким будет этот мир для их малышей?

— Я и не мог представить себя в роли отца, — юноша тряхнул головой и широко улыбнулся, — А как, должно быть, изумится мой отец, когда узнает, что стал уже дедом!

— Ну, как тебе сын? — попробовала слабо улыбнуться Мей, когда он вошел в палату, повернув к нему бледное осунувшееся лицо, — Правда, он красив? Весь в отца, — и сейчас она так удивительно напомнила ему Марико — такой же контраст темных волос и светлой кожи, раскосые темные глаза и полные губы — он как будто увидел её другими глазами.

— Он очень красив, — Марк в нерешительности замялся, всё ни как не решаясь подойти ближе к этому беспокойному крикливому розоватому комочку с огромными серо-голубыми глазами, — Только, теперь я буду хотеть ещё одного ребенка, чтобы он был похож на тебя, — он поцеловал жену и взял на руки ребенка, и ощутил такую небывалую нежность — это была его семья, только его, семья, которую он выбрал сам.

— Мальчика. Это непременно снова будет мальчик, — девушка взяла его за руку, насмешливо глядя в его серые глаза, — Не хочу ни каких дочерей — хочу быть единственной женщиной в твоей жизни и не хочу тебя ни с кем делить.

— Я всегда считал тебя умной, а сейчас ты говоришь, как избалованный ребенок, — он склонился к её лицу, убрав взмокшие спутанные пряди и снова поцеловал — уже в губы, глубоко и страстно, — Дурашка моя, разве я не доказал тебе свою верность, — погладил по черноволосой голове, преисполненный любви и благодарности, — Ты — уже единственная и самая главная женщина в моей жизни. А сейчас вам с малышом нужно отдохнуть, — Мей проводила его удовлетворенной улыбкой и закрыла глаза, засыпая после утомительных родов.

— Марго? — парень встряхнул её за плечи, в ответ на что она расплылась в улыбке и протянула ему подобранный брелок:

— Береги его, Марк, — таинственно улыбнулась девушка, — Он принесет тебе счастье. И счастье это тоже постарайся сберечь — и всё будет у тебя замечательно.

В покоях новобрачных первые рассветные лучи настойчиво пробирались между легкими гардинами и плотными шторами, пробуждая своими теплыми прикосновениями.

— Даже спишь ты чарующе, — Рафаэль легко коснулся её щеки и провел рукой по волосам, губы девушки растянулись в улыбке, а ресницы дрогнули — и распахнулись большие карие глаза:

— И ты совсем не жалеешь, что женился? Что уже не свободен? — усмехнулась Ями, поднимаясь с подушек и соблазнительно потягиваясь.

— Совершенно не жалею. И уверен, что не пожалею никогда, — он поднялся следом на ней, беря в плен своих объятий, — А ты? Не разочарована? — девушка повернулась и ответила томным поцелуем.

— И прекрасные одалиски и танцовщицы тебя не волнуют? Ты не заметил их сокрушенных взглядов в твою сторону? Я отобрала у них тебя, — она грациозно выпорхнула из его рук и присела за туалетный столик.

— Вот, спроси меня, как они выглядели, во что были одеты, и как смотрели — а я не отвечу, потому что не заметил. Я смотрел только на тебя, — он взял со стола гребень и принялся бережно расчесывать её кудри.

— Хорошо, что они не слышат тебя сейчас, — она улыбнулась и прикрыла глаза, наслаждаясь теми приятными ощущениями, что дарили его руки, продолжая после расчесывания массировать ей голову, — О! Они были бы очень расстроены, узнав, что их старания остались незамеченными.

— Вот, зря ты так — я бы не мог осчастливить ещё кого-то в ущерб тебе, — обиженно прошептал Рафаэль, наклонившись, зарываясь лицом в её волосы, накрывая своей ладонью её руку, — К тому же, если все последующие ночи будут какими, как эта, то, боюсь, моего здоровья не хватит на более, чем одну женщину, — и от слов его стало вдруг жарко.

— Прости меня, я пошутила, — она посмотрела не него и соблазнительно покраснела, опустив глаза.

— А я — совершенно серьёзен, — парень обхватил её лицо ладонями, подняв на себя, заглянул в её очи и заблудился, — Пусть все остальные привыкают к тому, что я для них уже потерян. Зачем мне кто-то ещё, когда я обладаю самой прекрасной женщиной на свете? (Джон и Самаэль, например, могут мне возразить, а я даже не стану с ними спорить, но останусь при своём мнении.)

— Ты примешь мои извинения? — она подарила ему легкий поцелуй, поднимаясь с пуфика, чтобы раздвинуть занавески на окнах.

— Прошу иметь в виду, моя госпожа, что я беру натурой, — он искушающе посмотрел на неё, остановив за руку, когда девушка направилась в душ.

— Думаешь, сегодня нам простят опоздание к завтраку? — спросила она, когда дверь ванной комнаты закрылась за ними, и шум воды заглушил его ответ, и два тела сплелись под водопадом теплых струй, с готовностью удовлетворяя обоюдное желание насытиться друг другом.

В других покоях златокудрая Даниэлла придвинулась ближе к теплому телу мужа — Джек погрузил пальцы в её светлые волосы и поцеловал в макушку. Он осторожно поднялся с постели, чтобы не разбудить её. Приняв душ, он налил в бокал воды из серебряного кувшина, стоявшего на подносе на прикроватном столике, и вышел на балкон — смотреть, как весь мир замер в преддверии нового дня. А там — деревья в садах расправляли свои листья навстречу первым лучам солнца, и травы тянулись к свету, а цветы начинали уже распространять свои обволакивающие ароматы, и звонкие трели шумных птиц возвещали приход рассвета.

Он не заметил, как за его спиной в комнату влетела бабочка — небольшая и не яркая, потому и не очень приметная. Она присела на нос девушке, и та негромко чихнула. Молодой хирург, наблюдавший за садом и поглощенный своими мыслями, не услышал.

Когда на его глаза легли две нежные ладони, он поцеловал сначала их, потом медово сладкие губы любимой жены, в ответ она ослепительно улыбнулась, позволяя ему более откровенные ласки.

— Ну, что, ясноокая моя, будем спускаться к завтраку или не будем торопиться? — когда Джек улыбнулся, пальцами познавая на ощупь шелковистость её кожи, в уголках его глаз образовались мельчайшие морщинки.

— Думается мне, что не только мы сегодня опоздаем, — хулигански сверкнули голубые глаза белокурой прелестницы.

Самаэль наблюдал как в свете солнечных лучей горят золотым огнем волосы лежащей рядом женщины, не решаясь потревожить её сон.

— И долго вы так за мной наблюдаете, Лорд-Протектор? — прозвучал хриплый со сна голос, и зеленые глаза Кали засияли изумрудным светом.

— А давно ли вы уже не спите, Леди — Регент? — он провел пальцем по её губам и погладил рыжие локоны.

— Оставим формальности, Сэм, — она сомкнула руки на его шее, — Прежде всего, я — женщина.

— Да ещё какая женщина, — мужчина пылко поцеловал её, — Моя любимая женщина.

— Я много думала, — она немного отстранилась от него и задумчиво произнесла, — Слова Маргариты о том, что ни что в мире не сравнится с блаженством иметь ребенка от любимого мужчины… Девочка мудра не по годам… Как ты считаешь, стали бы мы хорошими родителями?

— Стали бы самыми лучшими. Если ты правда этого хочешь, то мы можем заняться решением этого вопроса прямо сейчас, — выдохнул он, привлекая её к себе.

— Ты, проказник, я серьёзно, — насмешливо возразила она, упираясь ладонями ему в грудь.

— Так, и я абсолютно серьёзен, — закивал мужчина русой головой, — Я и сам хотел поговорить с тобой, да всё не решался начать этот разговор.

— Я очень рада слышать это, — облегченно улыбнулась рыжая.

— А я рад, что ты это сказала, — их губы оказались в непосредственной близости, и далее они предпочли перейти от слов к действиям.

В покоях Шарля-Анри и Валентины тоже просыпались:

— Я не слишком утомила тебя вчера? — женщина провела рукой по короткой стрижке Шарля, когда он вышел к ней на балкон, разбуженный солнечным светом и привлеченный манящим ароматом кофе.

— О, нет! — он наклонился к её шее, едва касаясь, погладив рукой по её плечу, — А мы с тобой ещё дадим фору молодежи.

— Давно я не видела, чтобы ты был такой, — она провела рукой по его теплой и приятно шершавой от щетины щеке, — со времен нашей молодости.

— Так почему бы не вспомнить те дни, когда мы совершали прекрасные безумства и жили страстью? — он мечтательно прикрыл карие глаза, упиваясь её прикосновениями, — Наши молодые и нам помогают чувствовать себя, как в юности. А ты и сейчас выглядишь ошеломляюще. И кто знает, может мы с тобой всех ещё удивим появлением малыша или малышки?

— Вы так заманчиво рассказываете, месье, — ответила она блеском серо-голубых глаз.

Жарко этой ночью было и в гостевых апартаментах, выделенных для Альвис и Надира:

— Ты прекрасна, джаным (с тюркского — «душа моя»), — Надир поцеловал светловолосую королеву, помогая ей справится с застежкой на платье перед выходом к завтраку.

— Это всё потому, что ты рядом со мной, а всё плохое осталось позади, — Альвис развернулась и сильнее прильнула к мужчине, — И больше всего я рада за Марка и его отца — хватит с них испытаний.

— Ты сильно привязалась к этому мальчику, да? — он провел рукой по её, уже успевшим значительно отрасти, мягким прядям светлых волос.

— У меня нет детей, и он был мне как сын, — меланхолично ответила женщина, и уголки её губ дрогнули, — Мне больно было видеть его терзания, а сейчас я могу быть спокойна за него.

— Кто знает, что нам преподнесет судьба, — тихо сказал он, поднеся её ладонь к своим губам, — Возможно, в нашей жизни ещё появится тот или та, кому мы сможем отдавать наше тепло и нашу любовь, кроме друг друга, конечно. И, если моя королева не побрезгует связать судьбу с бывшим садовником…

— Пусть только кто-нибудь посмеет заявить, что ты не достойнейший из всех! — она с пылом принялась покрывать поцелуями его лицо, и по её щеке соскользнула слеза, — Впрочем, что мне до мнения других — я, в конце концов, только женщина, влюбленная женщина, которая лишь хочет спокойного и тихого счастья после всех тяжелых лет, — и он крепче прижал её к себе, стараясь успокоить.

И вот, постепенно зал для трапез стал наполняться звуками и запахами, людьми, рассаживающимися за большим обеденным столом и обменивающимися утренними приветствиями.

— О! А мы думали, вас раньше обеда и не ждать, — лукаво усмехнулся Джон, обращаясь к молодоженам, появившимся в парадном зале.

— Ну, мы всегда можем вернуться и продолжить на чем остановились, — недвусмысленно дал понять Рафаэль, отодвигая кресло для жены, на что тот смекающе улыбнулся, а Ями смущенно опустила голову, присаживаясь за стол, успев соблазнительно стрельнуть умело подведенными сурьмой глазами в сторону мужа.

Маргарита огляделась по сторонам и рада была увидеть счастливые улыбки на лицах близких и друзей — особенно тешили её сердце отец и сын Витриченко и леди Александра, многое повидавшие в своей жизни и, несомненно, заслужившие и свою долю счастья, а также господин Надир и миледи Альвис — нашедшие друг друга после столь долгого времени.

— Молодой господин, Ваша милость, всего ли достаточно на столе? — окинул взглядом выставленные блюда главный повар — полный лысеющий мужчина в возрасте, прослуживший во дворце уже больше двадцати лет и пользовавшийся заслуженным авторитетом.

— Более чем, друг Рустем, — одобрительно кивнул Джон, — Окажи нам честь и отобедай за нашим столом.

— Благодарю, Ваша милость, — польщенный мужчина почтительно поклонился и занял одно из свободных мест за столом.

— Теперь я могу признаться и попросить прощение за то, что в детстве воровал с кухни пастилу и мармелад, — виновато растянул улыбку Джон.

— Я давно уже знаю, что это были вы, — рассмеялся повар, погладив себя по большому животу, и его смех подхватили остальные.

Последним в зале появился генерал Агни — высокий широкоплечий мужчина средних лет, с магнетически притягательными глазами цвета горького шоколада и потрясающей харизмой во всем своём облике — от гордой осанки и твёрдой походки до расшитого золотом ярко-желтого мундира со всеми заслуженными знаками отличия, облегавшего могучую грудь, темные волосы его были гладко зачесаны и собраны сзади в хвост — на солнце они отливали рыжим, благодаря частому использованию хны, придававшей им такой экстравагантный оттенок, идеально дополнявший весь его образ укротителя огненной стихии. Его Атрибут — воспламенять взглядом. Кроме того, он владеет особыми артефактами, изготовленными самим Джоном — очками, с помощью которых можно смотреть как угодно далеко, сквозь любые препятствия и огненным жезлом, извергающим пламя невероятной температуры.

— Приветствую, мой юный повелитель, да продлится твоё царствие, и да будет оно славным в памяти потомков! Приветствую, почтенные дамы и господа! — он поклонился, и Алишер встал и тоже ответил ему поклоном.

Джон поднялся со своего места и подошел к генералу, выразив почтение заслуженному воину, другу и соратнику его покойного отца:

— Долгих лет и благоденствия, досточтимый генерал, — обнял он его с сыновьей почтительностью.

— Здравия желаю, Ваша милость, — улыбнулся мужчина, — Я также недавно женился, мой господин, и супруга моя просит разрешения лично поприветствовать вашу семью и уважаемых гостей.

— И где же ваша супруга, генерал? — с любопытством спросил Джон, — Для нас будет честью познакомиться с ней.

— Она приехала со мной, и ждет вашего позволения появиться, — с легким поклоном ответил генерал.

— Тогда позовите её, — Джон хлопнул в ладоши, и один из стражников, стоявших у дверей, удалился, — не будем заставлять даму ждать, — и в зал величественно вошла женщина в темно-синих одеждах, расшитых серебром, подобно сверкающим звездам на бескрайнем ночном небе, а лицо её было скрыто легкой полупрозрачной вуалью.

— Но, почему вы в вуали, госпожа? — спросил Джон, поклонившись.

— Прошу прощения, Ваша милость, я бы не хотела быть узнанной, — женщина склонилась в поклоне, — Двери приличных домов закрыты для таких, как я. Не хочу причинять вам неудобств.

— Ваш голос… я помню его, — он вспомнил, что уже слышал этот голос, и легкий аромат её духов тоже показался ему знакомым, но лицо её всё ещё было скрыто, — Я могу знать вас?

— Вы помните меня, милорд? — дама откинула с лица тонкую ткань вуали и открыла своё лицо — уже не молодой, но ещё привлекательной женщины, по всему, блиставшей в молодости своей красотой темноглазой и темноволосой красавицы, — А я вас хорошо помню, и рада видеть, что вы благополучны, Ваша милость, — улыбнулась она.

— Рад видеть вас, госпожа Ратри, присаживайтесь с нами за стол вместе с генералом, — конечно же, он не мог не узнать её, — И я не стыжусь находиться с вами под одной крышей и есть за одним столом, — он взял её за руку и подвел к свободному месту рядом с генералом, — Я обязан этой женщине, — обратился он к сидящим, — То, каким я был, меня совсем не красит, но это всё в прошлом, а вы имеете право знать. Дайте, я сначала выскажусь, а потом уже ваше право — судить меня. Я много пил после развода, очень много — ещё чуть-чуть и стал бы алкоголиком, наверно. Я мог не помнить утром, с кем подрался вечером, с кем провел ночь. А боль всё не утихала. Прошло несколько месяцев, и меня уже знали во всех окрестных кабаках. Каждый я раз испытывая стыд, внимал наставлениям отца и угрозам выслать меня в провинцию, и каждый раз всё повторялось снова, и не мог остановиться. Так продолжалось, пока одна из таких пьяных посиделок не закончилась дракой. Я был ранен — не серьёзно, но не смог бы помешать другим добить меня и обокрасть. Тогда мне и встретилась эта женщина — её знали все владельцы местных заведений — это я потом понял, почему. Она как раз покидала очередного клиента. Она и вывела меня из бара, и выходила у себя — как я узнал позже, в публичном доме. Она была его хозяйкой, однако она совсем не походила на продажных женщин — она была образованной, утонченной, гордой и… очень мудрой. Мы много с ней говорили — забавно, не правда ли? Изливать душу чужому человеку в таком заведении, где обычно принято удовлетворять другие потребности… Оказывается, выговорится незнакомому человеку, иногда бывает гораздо легче, чем родным, от которых я предпочел отгородиться, так как даже в самих этих стенах находиться было невыносимо. То, что не удалось отцу, то с чем не смог справиться я, у неё всё получилось с первого раза — она просто подвела меня к зеркалу и заставила посмотреть на своё отражение, посмотреть в глаза своим страхам и своим порокам. Ещё она сказала: «Посмотри — что ты видишь? Такого отца бы ты желал своему сыну?» И тут меня как переклинило — она права, о, как же она права. Ниже падать некуда, нужно взять себя в руки и подняться снова на ноги — ради сына, ради Алишера… И мне глубоко параллельно, что думают доморощенные ханжи — духовно она гораздо чище многих из них, — он говорил, и голос его дрожал, а руки тряслись, как у настоящего алкоголика.

— Ваша милость забывает, чем я обязана вам, — Ратри одарила его ободряющим взглядом, — Вы и покойный князь, да будет пухом ему земля, помогли мне и моим девочкам найти более достойные занятия, и устроится в этой жизни.

— Многие из них действительно были талантливы, благодаря вашему воспитанию — кто в стихосложении, кто в музыке, кто в живописи, кто в танцах или в вышивании. Вы были для них матерью не по должности, а по призванию и отношению к ним.

— Ваша милость, ну, что же вы наделали? — она замахала ладонями себе на лицо, потом взяла со стола салфетку и промокнула глаза, — Я так тронута вашими словами, что заплачу сейчас прямо при всех. (Как тогда, когда вы сказали, что нам больше нет необходимости торговать собой.)

— Это ничего, поплакать иногда полезно и не зазорно, — усмехнулся он, разливая присутствующим вино, — Я же всё думал, как такая женщина оказалась в таком месте, и всё-таки узнал вашу историю…

— Теперь уже я сама, Ваша милость, — продолжила за него женщина, — Я уже могу спокойно об этом говорить. Я рано лишилась матери, мой отец начал пить — он пропил всё, что можно было, пока не осталось ничего… Тогда он продал меня в публичный дом — там я провела последующие годы. Бывшая до меня хозяйка заведения заменила мне мать и научила всему, что знала сама, а я же пошла дальше — я приглашала лучших наставников для своих девочек.

— Я когда это услышал, то понял, почему вас так зацепил, — он сел на своё место и опустил голову, — И всегда буду вам бесконечно признателен.

— И тогда вы упросили вашего батюшку, да светла будет его вечная память, принять участие в нашей судьбе, закрыть бордель и найти девушкам приличное занятие… — женщина внезапно осеклась и замолчала, заметив, что по щекам Маргариты потекли слезы, — Ради Бога, простите меня, маленькая госпожа, я не хотела вас расстраивать, в вашем положении нельзя так переживать.

— Прости меня, Маргарита, если я обманул твои ожидания, — тихо произнес Джон, обнимая жену, — Но, я действительно горжусь, что смог пересилить свои пороки и открыть душу тем, кто не отвернется от меня.

— Ни кто из нас не идеален, но ты смог подняться — вот что действительно важно, — она смешно шмыгнула носом, когда он вытер платком ей лицо, — И примите мою благодарность, госпожа Ратри, теперь ни кто не посмеет даже косо посмотреть в вашу сторону!

— Вы очень добры, маленькая госпожа, — мягко улыбнулась женщина, — Да, я и сама теперь, видите — благородная дама стала.

— Благородство души не соизмеримо выше благородства происхождения, сударыня, — ответила ей молодая княгиня.

— Ещё раз убеждаюсь, что ты настолько же мудра, сколь и прекрасна, — крепче обнял её Джон.

— Давайте лучше я сыграю вам, — предложила Ратри, углядев в дальнем углу зала, лежащий на диванных подушках ситар, и пальцы её нежно перебирали струны, извлекая тихий мелодичный мотив, заслужив восторженные аплодисменты.

— Где же были вы это время? — от чистого сердца спросил Джон.

— Там, где ни кто не знает о моём прошлом, Ваша милость, — и в её темных глазах отразилась светлая грусть, — Где моим мальчикам не придется стесняться своей матери.

— О! Так у вас есть дети? — Джон заинтересованно улыбнулся.

— Да, мальчики-близнецы, почти ровесники молодого повелителя, сорванцы, как и все ребятишки в их возрасте, — кивнула женщина с мягкой улыбкой, и лицо стало сразу светлее и моложе при одной только мысли о них, — И я в двойне благодарна генералу за то, что он принял не только меня, но моих мальчишек, — она положила свою ладонь на руку генерала, и он улыбнулся уголками губ — и даже улыбка вышла у него полной величия и шарма.

— А почему бы вам не показать своим сыновьям дворец? — не долго раздумывая предложил Джон, — Не показать им, как здесь уважают и чтут их мать? Думаю, Алишеру не помешают товарищи по учебе и играм. Что скажете, юный княжич? — обратился он к сыну.

— Друзья моего отца — мои друзья, — юный князь с улыбкой одобрил идею, а в душе мечтал запрыгать от радости от того, что у него, возможно, скоро появятся новые друзья, — рады будем видеть ваших детей, госпожа Ратри.

— Спасибо, — губы женщины дрогнули, но это не помешало ей улыбнуться в ответ, — Я, правда, очень тронута, — потом она шепнула на ухо сидящему рядом Джону, — Кстати, помните, Ваша милость, что я говорила вам — что ваше сердце еще найдет исцеление?

— Я не забыл, госпожа Ратри, — подмигнул он, — Ещё я помню, что вы можете толковать сны и читать по звездам.

После трапезы женщины отправились посетить базар, а мужчины ещё остались пообщаться за кальяном и кофе, а после — посвятить время стрельбе из лука.

— Прости меня, — проходя мимо, Кали опустила глаза и задержала руку на его плече, — Прости меня, княже.

— Не твоя в том вина, что я не смог стать для тебя тем, кого ты полюбила. Кроме того, я бы мог не встретить свою любовь, — Джон покачал головой и усмехнулся, — Только познав горечь, можно распознать счастье.

Для выхода в город девушки надели яркие расшитые шелковые туники и в комплект к ним — шаровары и кожаные туфли ручной работы, их головы покрывали легкие платки, которыми, при случае, можно было закрыть лицо, защищаясь от палящего южного солнца.

А восточный базар шумел и бурлил, обволакивая и увлекая в свою волшебную и чудодейственную атмосферу. Чего тут только не было! Фантастические ткани и разноцветная одежда, целебные мази и снадобья, косметические средства и дурманящие своими ароматами духи и мыло ручной работы, изготовленные чуть ли не в единственном экземпляре, украшения с драгоценными и полудрагоценными камнями, изделия из кожи и дерева, кованные и плетеные изделия, ковры и гобелены, посуда из стекла, серебра и керамики, всевозможные сорта кофе и чая, вина и табака, овощи и фрукты со всех концов света: апельсины и абрикосы, инжир и финики, шелковица и манго, яблоки и груши, вишня и виноград, чечевица и нут, дыни и арбузы, мед и орехи — всего и не перечесть, а на площади выступали факиры и акробаты, жонглеры и канатоходцы, клоуны и дрессировщики.

И каждый торговец зазывал в свою лавку покупателей, щедро одаривая комплиментами и клянясь, что именно его товар самого отменного качества по самой сходной цене — специально для прекрасных сударынь. Но, даже видавший много необыкновенных украшений, пожилой и опытный купец ювелирной лавки был поражен красотой и изяществом украшений не вчерашней невесте — казалось бы, он знал на перечет всех талантливых ювелиров, чьими товарами он торговал, безошибочно определяя по характерному стилю и особенностям — кто именно изготовил данную вещь, но этого мастера он не знал, однако желал бы иметь в своём ассортименте его прекрасные работы. Таким образом, уже заочно, у Рафаэля появился первый заказчик. А в другой лавке Маргарита увидела набор из элегантных туфель и очаровательной сумочки чистого синего цвета — вспомнив, что у Мей есть отличный весенний плащ, к которому они идеально подойдут, она решила приобрести их, вручив потом Марку. Надо было видеть ту сцену и его глаза, когда девушка протянула ему пакет с женскими туфлями и сумочкой — она ещё долго не могла остановить приступ смеха, прежде чем объяснила ему, что это — для Мей, что девушке будет приятен такой знак внимания.

Подведя итоги, можно с уверенностью утверждать, что праздник удался на славу, и слава эта ещё долго будет греметь по всей округе и жить в памяти свидетелей торжества, а уж сами молодые — так точно будут помнить до конца своих дней, и ещё внукам будут рассказывать.

И чтобы закрепить это сказочное впечатление, свадебная фотосессия в декорациях самого известного символа Индии, подходила просто идеально.

Новоявленные супруги изрядно волновались, оно и понятно — такая колоссальная ответственность, представлять свою нацию и историю своей страны перед лицом миллионов читателей. Но их лица светились счастьем, и это было лучше любой рекламы средства, делающего кожу гладкой и сияющей, а глаза — пленительными. И больше ничего не нужно было, ибо ни какому косметическому средству не под силу приукрасить естественную красоту, а комплекты одежды привезет группа агентства под руководством господина Ондзи. В Агру пожалует и сам Танака-сан, чтобы контролировать процесс съемок и лично отобрать те снимки, которые пойдут в печать.

А пока они могли расслабиться после завтрака и посвятить ещё пару часов отдыху в тени деревьев на берегу озера под тихий плеск воды и шелест листвы, пока полуденная жара ещё не успела окончательно вступить в свои права. Люди радовались возможности расслабиться, а собаки и Милорд — возможности с упоением погоняться в шелковистой траве за пестрыми быстрыми бабочками.

Марк с отцом и Александрой сидели наиболее близко к воде — мужчины рисовали, а женщина плела венок из собранных полевых цветов.

Джон играл в мяч с сыном и Розалиндой.

Девушки раскованно болтали, давая шутливые и серьезные наставления молодой новобрачной — как в вопросах личной жизни, так и насчет предстоящей фотосессии.

Сидя на коленях у Валентины, Аделька усердно раскрашивала купленную в Москве раскраску, тщательно выводя каждый штрих карандаша — девочка настолько сдружилась с родителями Маргариты, да и они успели сильно привязаться к ней.

Вот об этом и собиралась поговорить Марго со своим отцом, как только выдалась возможность — ей всё не давал покоя его озабоченный вид с тех пор, как он вернулся из своей поездки.

— Папуль, ты не переживай так, — девушка придвинулась ближе, подогнув ноги под себя и обняла отца за шею, как любила делать это в детстве, — Ты делаешь всё, что в твоих силах.

— Видимо, не всё, — он ей с лица выбившуюся из прически прядь волос, — У моего друга были проблемы, а я не знал. Допускаю, что он хотел оградить меня от чего-то. Но, от чего? Почему он скрыл от меня? Почему не поделился? Не попросил помощи, если нуждался в ней? Что он узнал, чего не знаю я? — переживания последнего времени добавили морщин на его лице, но его глаза, такого же цвета, как и у неё, были полны раздумий, — Мы ведь с твоей матерью тоже долго не могли иметь детей, как и они с Шарлоттой. А потом у нас получилось, и ты порадовала нас своим появлением на свет, — снова и снова он прокручивал в уме и заново анализировал то немногое, что ему удалось узнать, а конкретно то, что его друзей опознали только по фотографии (так как они были зарегистрированы под вымышленными именами) в одной из клиник репродуктивной медицины, где женщина действительно родила девочку, — К чему была вся эта конспирация? Почему он спрятал ребенка? Он, точно бежал от чего-то, или — от кого-то. Почему, почему всё так обернулось? Что я мог для него сделать? Я ничего не понимаю… У нас же — Генетический Центр, который занимается и проблемами бесплодия в том числе, так почему не обратился к нам? Что постыдного в желании создать полноценную семью и иметь ребенка от любимой женщины? Мне стоит поговорить об этом с нашим руководителем.

— Ты думаешь, что Адель — их дочь? — Маргарита посмотрела на отца.

— Не берусь утверждать наверняка, но склонен так думать, — ответил он, — Твои видения связали их. Когда девочка вырастет, то пусть сама решает, делать ли ей экспертизу, пока же она ещё слишком мала для подобного решения.

— Спасибо, папа! — она чмокнула отца в щеку, переведя взгляд на девочку, сидящую на коленях Валентины, увлеченно выводящую карандашами каждый штрих, — Смотри, как Аделька довольна. Пойдем к ним?

— Конечно, пойдем, — он согласно кивнул, поднимаясь с покрывала и подав руку ей, — Но я не успокоюсь, пока не доберусь до истины.

— Прошу тебя быть осторожным. Эти знания стоили жизни твоему другу, — с тревогой за него попросила Маргарита.

— Я постараюсь, — дал слово Шарль-Анри, не желающий лишний раз волновать её в её положении.

Малышка Аделина с гордостью продемонстрировала результат своего художественного творчества, за что была удостоена самой высокой похвалы.

К этому времени из оранжереи вернулись златовласая в обществе родителей, супруга-доктора, госпожи Сони, Леди-Регента Кали и Лорда-Протектора Самаэля.

Новоявленный муж Рафаэль вместе со своей женой предложили молодым парам покататься по озеру на лодках — простое, на первый взгляд, развлечение, но такое подходящее жаркому дню.

Позже к пикнику присоединились и генерал Агни со своей супругой Ратри, и Рустем, прихвативший с собой корзину с легкими закусками на случай, если кто-то проголодается.

А вечером Марк будет долго беседовать по телефону со своей японской подругой, внимательно слушая о её успехах, он и не сомневался, что она многого добьется, и пересказывая ей события последних дней. И для него она стала уже несколько больше, чем просто подруга. И когда, прежде чем отключиться, в трубке прозвучало: «Люблю, пока!», он на мгновение задержал дыхание, потом с облегчением выдохнул, избавленный отвечать на это проявление чувств с её стороны. Однако, парень не сдержал растроганной улыбки — когда-нибудь он сможет ответить такими же словами, чтобы они в полной мере отражали его чувства к ней.

А Мей — за много-много километров от него — прижала к груди мобильный телефон и тоже улыбнулась: пусть пока просто знает, что где-то есть та, которая думает о нем.

Проводив белокурую королеву и командующего Надира ко двору Темных Небес, можно было продолжить знакомство с наследием индийской культуры в самом знаменитом из мест, ставшим визитной карточкой этой страны для всего мира — великолепном храме-мавзолее Тадж-Махал в Агре.

До места они добирались на такси по отремонтированной скоростной трассе, покрыв расстояние в двести двадцать километров.

Город Агра расположен севернее, некогда был столицей могущественной империи Великих Моголов.

Ныне является одним из крупнейших туристических центров в Индии — большей частью, именно благодаря сооружениям эпохи Моголов и, в частности, Тадж-Махалу, и по сей день привлекает огромное множество туристов и паломников со всех уголков мира.

Агра стоит на берегу реки Ямуны/Джамны/Ями — и это далеко не простое совпадение, что река носит то же имя, что и сестра-близнец Ямы, известного нам под более понятным именем Джон. И мы вместе с героями буквально уже скоро оценим всю полноту и символичность такой параллели.

Основанная ещё в пятнадцатом веке, Агра процветала во времена Великих Моголов. И даже периоды упадка, британских завоеваний и кровавых восстаний не убавили красоты и значимости практически сказочного города, где поэтические мечты навсегда увековечены в мраморе.

И если уже мы заговорили о сказках, то стоит упомянуть ещё одно немаловажное совпадение — именно Агра с её легендарным и величественным Тадж-Махалом стала прототипом места действия анимационного фильма студии Уолта Диснея по мотивам восточных сказок — города Аграба, где правит добрый султан, а любви его красавицы дочери по имени Джасмин добиваются коварный волшебник — визирь Джафар и простой, но добрый и бесстрашный парень Аладдин, которому помогает почти всемогущий джинн.

Кроме того, известность Агре принесло и упоминание в творчестве классика детективного жанра — сэра Артура Конан Дойла и его гениального сыщика — Шерлока Холмса. История Индии и Великобритании переплетена намного сильнее, чем может показаться на первый взгляд — будучи британской колонией, Индия была вершиной Империи и самым драгоценным камнем британской короны, а для англичан викторианской эпохи, к примеру, вполне привычными были такие заимствованные блюда, как чатни (острые или сладкие), пикалили (маринованные острые овощи) или курица карри. В настоящее время такими блюдами уже мало кого удивишь — они успели получить распространение по всему миру.

Кроме, уже упомянутого выше, шедевра архитектуры и признанного чуда света — Тадж-Махала, в Агре и её окрестностях есть еще другие многочисленные архитектурные памятники: сама Крепость Агры шестнадцатого века, возведенная из красного песчаника и Мавзолей Акбара в Сикандре, беломраморный дворец Шах-Джахана и его же Жемчужная Мечеть, заброшенный город Фатехпур-Сикри — и многие другие, всемирно признанные памятники культуры и архитектуры.

И можете теперь представить себе, как друзья зачарованно смотрели по сторонам, стараясь увидеть и запомнить как можно больше. И уже совсем скоро они своими глазами увидят чудо на земле и памятник вечной любви, перед силой которой склонилось даже неумолимое время, пронеся через века эту красивую и печальную историю, благодаря стараниям тысяч мастеров и ремесленников, обессмертивших своего повелителя и его любимую супругу.

Индийский Тадж-Махал — знаменитейший из памятников любви, давно ставший символом этой страны. Это одна из самых популярных достопримечательностей у туристов, воспринимаемая, как вечная история любви, воплощенная в камне. На века. Легкий, как утренняя песня, чистый, как горный родник…

По легенде, Шах-Джахан, тогда еще он звался принцем Кхурамом, и его возлюбленная познакомились на рынке в столице. Каждый год торговые ряды отдавались для развлечения молодым людям для игр в продавцов и покупателей. Они с первого взгляда полюбили друг друга. Только единожды посмотрев в ее глаза, он уже знал, что лишь её желал бы видеть своей женой. Но…

Вразрез с легендой, принц знал свою будущую жену ещё с детства. И более того, она была его двоюродной сестрой или кузиной. Ее отец был братом матери Кхурама и занимал довольно высокий пост первого министра, хотя, конечно, не ему соперничать было с повелителем. Они действительно очень рано полюбили друг друга, но путь к соединению двух сердец был, однако же, для них трудным и тернистым.

Отец королевича, грозный Шах-Джангир, по политическим соображениям женил сына на персидской принцессе, которая, проведав о чувствах мужа к другой, впала в такую ярость, чуть не отравила соперницу. Жизнь бедной девушки во дворце стала вовсе невыносимой. Ко всему прочему, ей уже минуло девятнадцать, а ее все не выдавали замуж, и за спиной ее дразнили старой девой. По верованиям ислама любые изображения человека запрещены, а потому никаких портретов и быть не могло, но о красоте её ходили легенды. Недаром именно сам Шах-Джангир дал ей имя Мумтаз-Махал — «Украшение Дворца». Он и его первый министр были не прочь поженить своих детей, по канонам ислама это допускалось. Ещё одним препятствием к счастью влюбленных стало получение благословения звезд, и только лишь когда влюбленным было уже по двадцать лет, придворные астрологи сочли момент удачным — и при при условии, что они не будут жить вместе еще пять лет, дожидаясь дозволения небес.

Очаровательная в молодости, Мумтаз-Махал и в свои двадцать пять была прекрасна, хотя тогда такие годы считались уже зрелостью.

Став императором в тридцать шесть лет, Кхурам берет себе титул Шах-Джахан («Повелитель Мира»), продолжая выделять среди других женщин царицу своего сердца. У него было множество других жен и наложниц, но именно Мумтаз надолго завоевала сердце правителя.

Закатилась звезда жизни повелителя Моголов, когда в одном из походов его драгоценная, которая всегда была его верной сподвижницей, стойко перенося все тяготы — ещё когда он был наследником престола, и которую он всегда брал с собой не только по причине необычайной привязанности, но и потому, что император опасался козней обитателей гарема, желая, чтобы его любимая всегда была подле него — под его опекой и защитой, готовилась подарить ему четырнадцатого ребенка. Вскоре после рождения четырнадцатого ребенка красавицы Мумтаз не стало… Земное сердце не выдержало неземной любви…

Он одержал победу и праздновал в своем шатре в военном лагере, когда появилась взволнованная служанка и сообщила ему о рождении еще одной дочери. Но девушка плакала. Шах-Джахан понял все. Он разогнал праздновавших придворных и побежал в шатер к жене. Мертвенно бледной, но еще дышащей, врачи уже ничем не могли помочь ей, только облегчая её предсмертные страдания. Она успела прошептать, что счастлива умереть на руках у любимого.

Свидетели этого события были почти уверены, что император в ту ночь лишился рассудка. Он долго и беззвучно сидел с мертвой женой на руках, а из глаз его не переставали литься слезы. Наутро его министры не узнали Шах-Джахана, голова его полностью поседела. Страна на месяцы оделась в траур. Великий повелитель был разбит и уничтожен, и чуть не покончил с собой. Неделю он не ел и не пил и долго не хотел возвращаться в столицу. Он перевез тело жены в Агру, где на берегу Джамны задумал построить самый величественный мавзолей — как память о своей утраченной любви. Причем, его врачи не были уверены, что император был полностью в здравом уме.

Его возводили двадцать лет двадцать тысяч рабочих. Тысячи слонов и мулов везли в Агру белый мрамор из лучших индийских каменоломен. Малахит — из России, сердолик — из Багдада, бирюзу — из Китая, рубины и сапфиры — из Сиама.

Могущественный Шах-Джахан пытался забыться и в ласках гарема, и в военных походах, но так и не смог. Он часто приезжал в Агру, и долго, не отрываясь, глядел на величественный памятник своей Любви. Он и назвал его созвучно с именем потерянной жены — Тадж-Махал («Корона Дворца»). Уже намеревался строить и второй мавзолей на другом берегу. Теперь они с возлюбленной вечно будут смотреть друг на друга, а между двумя берегами будет перекинут мраморный мост. Знал ли он тогда, что еще восемь лет ему предстоит смотреть на свое творение из другого, зарешеченного окна?

Когда Шах-Джахан тяжело заболел, между его детьми от персидской принцессы и от Мумтаз-Махал началась борьба за трон. Не самый старший, но поддерживаемый мощными мусульманскими кланами Индии, принц Аурангзеб захватил власть. Однако болезнь отца отступила. И тогда он вынужден был заключить родителя в крепость Агры, мотивировав это тем, что его безумные проекты разоряют страну. Вопреки легенде, Шах-Джахан долгие годы смотрел на Тадж-Махал не через решетки. Да, он был заключенным, и не покидал пределов крепости, но там ему оказывались всяческие почести, достойные его сана. К тому же, с ним постоянно находилась его младшая любимая дочь Джаханара. Именно она настояла, чтобы отца похоронили рядом стой, кого он так любил.

Тадж-Махал поистине прекрасен — ни одно описание, фото или видео не сможет передать подлинной красоты этого сооружения. Словно частица райского сада на земле — коего несомненно была достойна, по мнению императора, его добродетельная возлюбленная.

Архитектура сооружения передает смесь индийского, персидского и исламского зодчества. Крепостные стены по углам обрамлены башнями-павильонами. В центре возвышается само здание усыпальницы в переливающихся цветах в зависимости от освещения. Ночью он кажется ослепительно белым, а в период разлива реки вся эта красота ровно отражается в ее водах. С трех сторон здание окружено парком.

Чувство легкости подкрепляется разрисованными тонким узором стенами, мраморными блоками, инкрустированными самоцветами, переливающимися на свету. Кажется, что эту постройку только завершили воздвигать. Не удивительно, что по очередному из преданий, Шах-Джахан приказал отрубить руки архитектору, дабы тот не смог повторить подобное.

Две боковые лестницы уводят нас на второй этаж усыпальницы, где под огромным куполом, поднимающимся на высоту семьдесят четыре метра, раскинулись открытые террасы. Войдя, можно увидеть просторный зал, в центре которого стоят два беломраморных саркофага.

Ныне мавзолей — одно из самых популярных мест, наиболее часто посещаемых не только туристами, но и самими индусами.

Когда-то огромные двери, символизировавшие вход в рай, были целиком из серебра, тончайший рисунок на них был выложен тысячами серебряных гвоздиков. Сейчас двери уже медные, да и драгоценные камни на фасаде и внутри мавзолея сильно поредели с тех пор. Нет и золотого парапета, и жемчужного покрывала на месте сожжения тел…

Напротив Тадж-Махала, на другом берегу Шах-Джахан думал возвести еще одну гробницу — для себя. Согласно его замысла, его мавзолей должен был повторять формы Тадж-Махала, и возведен он должен был не из белого, а из черного мрамора, дабы вечно смотреть друг на друга. Оба мавзолея должны были соединяться мостом. Однако планы и замыслы Шах-Джахана не осуществились. Когда-то он владел целым миром, теперь же у него не было ничего… Ничего, кроме одной-единственной радости — узкого тюремного оконца. В нем нельзя было видеть ни бескрайних долин его родной земли, ни темных кущ манговых деревьев, ни золотого восхода ласкового солнца… В маленькой раме окна был виден лишь подобный сновидению, сияющий как белоснежный лебедь в небесах, мавзолей его давно умершей возлюбленной…

Позже и сам великий и поверженный король был погребен в этой же гробнице, рядом со своей любимой женщиной… Такова эта красивая и печальная история, давшая нам образцы великой любви и великого творчества…

Величественный, божественный, сияющий, и, несмотря на свою семидесяти четырех-метровую высоту, такой легкий и воздушный, что подобен сказочному сновидению, поднимается над рекой мавзолей Тадж-Махал — самое прекрасное архитектурное творение Индии, а, быть может, и всей земли…

Высоко в небо устремляются белые мраморные купола — один большой и четыре маленьких, отражаясь в неподвижной глади искусственного канала, Тадж-Махал словно облако парит надо всем земным, являя собой образец вечной красоты и совершенной гармонии…

Но не только архитектурное совершенство привлекает к Тадж-Махалу миллионы путешествующих со всего света. Не меньшее впечатление на сердца людей производит и история его возникновения… История, больше похожая на восточную сказку или легенду, которой позавидовал бы любой из поэтов…

Лучшим временем для посещения Таджа является раннее утро, когда белоснежный мавзолей золотится в лучах восходящего солнца нового дня, а толпы народа еще не успели заполнить все вокруг. Если вы желаете увидеть Тадж-Махал в это драгоценное время, то найти ночлег легко в одном из многочисленных отелей, что теснятся у Южных Ворот, и именно здесь останавливаются большинство туристов, посещающих Агру.

И всё это настолько напомнило Джону историю его родителей — Князь так же вынужден был жениться на той, которую выбрали ему министры, а не на той, которую выбрало его сердце. И только после кончины слабой здоровьем княгини, смог он снова воссоединиться с той, что была в его сердце и в его мыслях, и стала матерью его детей. Но долго это счастье не подлилось — видимо, так повелось, что у подобных историй печальный финал…

И ещё это напомнило ему, как прекрасная половина их компании готова была разделить с мужчинами всю тяжесть военного положения во время противостояния Темному Двору. Сейчас это всё казалось таким далеким нереальным, словно давно позабытый сон…

Он ощущал небывалую гордость за сопричастность к своему народу. Вклад индийского народа в развитие наук, искусств, медицины, досуга и ремесел трудно переоценить, и мало какой народ столько вложил в мировую копилку культуры, инженерного и оружейного дела, медицины и философии, метематики и литературы, астрономии и астрологии.

И не знал он ещё, что, подобно Шах-Джахану, будет предан собственным сыном и приговорен к ужасной казни через распятие, принеся себя в жертву, не в силах противостоять своему ребенку.

Но, всё это ещё только предстоит ему пережить, а пока они все прибывают в счастливом неведении и просто наслаждаются жизнью и красотами, вдыхая и впитывая саму вечность.

Дети же отнеслись ко всему намного проще и более бесхитростно, просто искренне восторгаясь. Глядя на них, вместе с детьми, радовались и отдыхали душой и взрослые. Маргарита и не предполагала, что её доведется своими глазами увидеть такое великолепие, да ещё и в специально отведенное только для них время, не протискиваясь между снующими туристами.

И в этот день несомненными звездами, сияющими на небосклоне сказки, были недавние молодожены.

Девушки с удовольствием помогали Ями менять наряды и поправлять макияж для создания различных образов — то принцессы, то богини, то духа реки, и просто — современной этнической красавицы.

Начав съемочный день с рассветом, завершили его поздним вечером, решив напоследок, после общего снимка на память, прогуляться дивными садами.

Солнце садилось, и они могли наблюдать, как последние лучи окутывают Тадж, и он переливается сверкающей жемчужиной — хочется смотреть не отрываясь. И сон всё не хотел приходить, чтобы захватить в свои ласковые объятия.

Чаровница Ями пожелала ещё последний раз, перед отходом ко сну, прогуляться к реке, и её молодой муж не смог отказать своей любимой половинке исполнить её маленький каприз.

Легкий ветер мягко освежал, шум воды успокаивал, а стрекотание цикад осталось единственной музыкой в этот вечер. Новобрачные сидели крепко прижавшись друг к другу, наслаждаясь тихим вечером и уединением.

Девушке захотелось подойти к воде и зачерпнуть воды, но как только она легкими шагами плавно приблизилась к реке, то поднялась огромная волна в человеческий рост, в мгновение накрыв девушку с головой — она даже не успела понять, что именно произошло. Рафаэль кинулся к берегу, но как только воды отступили, то девушки он не увидел. И только самой реке, да сияющим в небе звездам и луне известно было, что творилось у него в душе от боязни за любимую. Первую секунду его парализовал страх, но резко разогнал все опасения и бросился в воду. Вдруг волны перед ним расступились, и возник из глубин водный элементаль женского рода с полупроницаемым телом, словно сформированный самой водой. И накатили волны, оглушая и душа, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, и река угрожала выйти из берегов и смыть великое творение индийских зодчих. На шум и крики смотрителей, друзья со всех ног поспешили назад к берегу, а Раф безуспешно пытался отыскать девушку, выкрикивая её имя и борясь с разбушевавшейся стихией, то всплывая на поверхность, то вновь погружаясь в пучину холодных волн, пока не увидел яркий свет.

Он уже было подумал, что это уже всё — конец, и видит он Небесные врата, как символ своей смерти, и почему-то ощутил такую благость вдруг — как в детстве в родных объятиях отца и матери.

Но парень ошибался — он не утонул, не умер. Схватившись за протянутую ему руку, он почувствовал, как стал медленно подниматься к поверхности — дышать стало легче, давление на грудь уменьшилось. Придя в себя уже на берегу, он подернул дрожащими ресницами и шумно выкашлял заглоченную воду. Едва открыв глаза, он тотчас же зажмурился от ослепительного белого сияния. Попробовал открыть глаза снова и понял, что то сияли белые одежды… его отца. Его отца! Рафаэль вскочил на ноги и кинулся обнять родителя.

И это, в самом деле, был Князь. Он приласкал младшего сына по голове, а к берегу уже спешили остальные.

Джон замер на месте, глубоко вдохнул и сорвался, как мальчишка, бегом у отцу.

Дольше насладиться обществом друг друга им не дал всё тот же водный демон.

— Ямуна, успокойся! — Князь вышел вперед, — Верни мне дочь! Отпусти её! — повелел он, не желая больше ждать..

— За что они со мной так?! За что?! — под яростные крики водяной сирены поднимался гигантский столб водоворота, грозящий смыть всё в округе.

— Не причиняй вреда людям, прекрати, — покачал он головой.

— Почему?! — и в крике её было больше боли, чем гнева, — Потому, что ты так сказал?! Они заслужили это!

— Ты не права — они не те, кто причинил тебе страдания, — спокойно возразил Князь.

— Расскажи им, расскажи мою историю, повелитель, — вызывающе потребовала она.

— Ты хочешь, чтобы они знали? Хорошо, — Вайвасват начал рассказ, исполняя её волю, — Когда-то, в незапамятные времена, когда не существовало ещё письменности, а предания и сказки передавались из уст в уста, сказывают, что жил на свете благородный принц, посвятивший свою жизнь помощи людям. Много лет он не отказывал в помощи просящим, пока как-то не занемог, и стал не в состоянии больше творить добро. За ним ухаживала его сестра. Принцу становилось всё хуже, а просители всё продолжали идти. Поначалу, принцесса вежливо пыталась объяснить им, что принц не в силах им помочь, но они ей не поверили. Они решили, что она его околдовала, что она — ведьма, и спрятала от них героя. Принцесса с ними спорила, пока не рассердилась и не велела страже всех прогнать. Тогда толпа пришла в ярость и зарубила несчастную. В конце концов, хоть стража и утихомирила народ, сделанного уже было не исправить. В горячке принц всё звал свою сестру, но она так и не пришла к нему. От горя и без должного ухода принц умер той же ночью. Люди покинули проклятый замок. И только неупокоенная душа принцессы обратилась в мстительного духа вод.

— Какая ужасна история! — потрясенно прошептала Маргарита, покачав головой, — Несчастная девушка…

— Я отпускаю тебя, сестра, — Джон протянул ей руку, и она коснулась его пальцев, — Ступай же с миром и не тревожь живых, — он кивнул, и она рассыпалась фонтаном брызг, а вместо неё в его руки упало бесчувственное тело сестры.

— Я вечный твой должник, — Рафаэль бережно принял из рук в руки тело девушки, она всё ещё была без сознания, продолжительный отдых должен вернуть ей силы.

— Я с родственника плату не возьму, — улыбнулся мужчина, похлопав его по плечу, — Отец, ты нужен нам… Ты нужен маме… — с печалью и надеждой Джон обнял отца на прощание, и слабо улыбнулся, услышав в ответ тихий шепот: «Ещё рано…»

Такова скорбная история мятежного духа вод, что несправедливо приняла жестокую и мучительную смерть.

Вот так закончилось это путешествие в манящие глубины истории.

Выспавшись и успокоившись, прогнав вчерашние кошмары и тревоги умиротворяющими сновидениями, наутро друзья вернулись в Джайпур, чтобы снова сесть на самолет, вылетающий рейсом на Париж.

И так у Тадж-Махала появилась ещё одна прекрасная легенда, частью которой стали и они сами, а Марку будет, что ещё поведать дорогой подруге в Японии.