Мелодия Бесконечности. Симфония чувств

Паутина

И снова они возвращаются в Париж — такой разный, но одинаково манящий, не позволяющий забыть о себе ни на секунду. Город с заслуженным чувством собственного достоинства несущий себя на протяжении вот уже стольких веков, с особыми грацией и шармом — совсем не такой, как вечно спешащие современные мегаполисы.

Воздух был наполнен осенней легкостью и меланхолией и ещё — предчувствием перемен. Это ощущалось в прохладе ночей, в, заметно ставших короче, днях, во всё чаще появляющийся на небе дождевых облаках, в мягкости теплого вязаного шарфа на шее, в шуршащей под каблуками пестроцветной листве. И это не было ново для них — ещё со времени не таких давних школьных лет, когда каждый раз приход осени знаменовал собой начало нового учебного года и новый этап в жизни.

Больше всех, эти изменения чувствовались девушками — двоим из которых предстояло сменить статус на материнство, а третья, едва оправившаяся от недавних потрясений в путешествии на родину своих предков — Евангелина, с волнением ожидала дня собственной свадьбы. И ничего не предвещало в эти дни, наполненные радостью, что девушке предстоит в полном смысле — побороться за своё счастье.

Питер, вместе с остальными представителями мужской половины, погрузился в работу на новой должности смотрителя парижского зоопарка.

Поглощенная предсвадебными хлопотами и встречей родителей, девушка находилось в том приподнятом состоянии легкой трепетной эйфории, когда весь окружающий мир видится в несколько розовом свете, и хочется, чтобы вокруг были также счастливы.

И точно, предугадывая все их мечты, в городе открывается новый салон свадебной моды и аксессуаров. И совершенно невозможно было не соблазниться завороженно рассматривать в огромной витрине бесконечные ряды белоснежных платьев и платьев кремовых и небесно-голубых оттенков.

Несколько дней подряд, словно что-то притягивало Евангелину останавливаться, проходя мимо него. Хоть её собственный наряд давно уже висел упакованный, дожидаясь, когда им украсят одну из прекрасных девушек в самый счастливый день в её жизни.

И с каждым днем выставленных манекенов становилось всё больше, и девушке показалось, что один из этих манекенов так странно напоминал ей ту девушку, что вчера примеряла платье вот в этом самом магазине — и от такого жутковатого сходства становилось неуютно.

Несколько раз сморгнув, пытаясь стряхнуть это наваждение, Ева решилась зайти внутрь, не дожидаясь задерживающихся жениха и подруг. Огромный пустой зал казался стерильно чистым и пробирал необъяснимым холодом даже сквозь осеннюю ветровку. Девушка размяла продрогшие ладони, замерзшие даже в вязанных митенках, и поправила на шее свой любимый шарф цвета зеленой травы, который она своими руками вязала несколько вечеров — она уже пару-тройку раз успела пожалеть о том, что не хватило терпения подождать друзей, но как было устоять, скажите, пожалуйста, когда вся эта красота так и манила, так и звала? Только теперь стало ясно насколько эта красота была неживой и холодной, почти ледяной, а россыпи блесток на платьях и искусственных цветах казались сверкающим инеем, а в неживых глазах манекенов застыли ужас и мольбы о помощи.

Сделав ещё несколько шагов, она была неприятно поражена оглушающему отзвуку стука каблуков собственных ботильонов.

По-хорошему, ей стоило бы дождаться друзей, но женское любопытство неистребимо — ещё со времен другой Евы, прародительницы человечества. Будь на её месте любая из её подруг, то поступила бы, скорее всего, точно так же.

Девушка несколько раз ещё осмотрелась вокруг и позвала продавца. На её зов из дальней комнаты вышла темноволосая девушка ростом немного выше среднего, хрупкого телосложения, с бледным, точно восковым, лицом, с которым резко контрастировал насыщенный макияж глаз и губ. Этот странный, почти готический образ дополняла соответствующая одежда — черная водолазка и длинная прямая черная юбка, на ногах — высокие черные сапоги. Самыми выделяющимися элементами её образа были: широкий плетеный кожаный пояс на бедрах и кулон в виде большого черного паука со сверкающими камнями вместо глаз. Она совершенно выбивалась из атмосферы свадебного бутика, но, тем не менее — она была здесь.

— Вам что-то подсказать? Я могу быть чем-нибудь полезна? — Ева слишком долго рассматривала девушку, пока низкий женский голос не прервал её размышлений, — Это мамин магазин, но сегодня она занята делами. и я её подменяю. Мы не так давно открылись и ещё не наработали клиентуру, но товар у нас, уверяю, самого лучшего качества. Вы искали что-то конкретное? — девушка обошла вокруг и как-то загадочно улыбнулась, точно та была не просто самой желанной посетительницей магазина, а по меньшей мере — почетной гостьей на знаменательном великосветском мероприятии, от чего холодок прошел по спине Евангелины, заставив её обнять себя за плечи и размять пальцами мышцы.

— Да я только подвязку голубую смотрела, — темноволосая продолжила оценивающе разглядывать рыжую Евангелину, что девушка поспешно отвернулась в сторону витрин с аксессуарами, — Ну, знаете, как это — что-то новое, что-то старое, что-то заимствованное и что-то голубое…

— О, мне ли не знать! — девушка в черном беспечно отмахнулась, — Сами понимаете — у нас тут только и разговоров, что о свадебных суевериях и проблемах выбора у невест, — она дружески похлопала рыжую по плечу, ослепительно улыбнувшись, — Знаете, а ведь я тоже скоро замуж выхожу. Хотите предложу вам отличный вариант, и с хорошей скидкой? — ей в голову пришла великолепная, по её мнению, идея, и она ухмыльнулась своим мыслям, — В обмен на маленькую услугу? — она искушающе понизила голос, — Не могли бы вы примерять моё платье, чтобы я посмотрела, так сказать, со стороны? А маме так и скажу, что вы мне очень помогли, и я не могла не отблагодарить.

— Да я пока не собиралась покупать, — Евангелина смущенно улыбнулась, что заставило темноволосую театрально вздохнуть:

— Ну, пожалуйста, — отличная актриса, она взяла девушку за руку, невинно хлопнув глазами, — Помогите мне, как невеста — невесте, — очаровательная улыбка не сходила с её накрашенных темной помадой губ, — Вы же должны понимать меня, как ни кто другой.

— Ну, только если уж вы так просите… — Ева лишь беспомощно развела руками под таким натиском.

— Да, сделайте мне такое одолжение, — брюнетка от радости едва не заплясала на месте, как ребенок, получивший долгожданный подарок на Рождество.

— Хорошо, если это не будет долго, — кивнула рыжеволосая, окончательно сдавшись.

Взвизгнув, брюнетка хлопнула в ладоши, хитро сощурив глаза:

— Это не займет много времени, уверяю, — она протянула открытую ладонь, и Ева с легкостью ответила дружеским рукопожатием, — И давай перейдем на ты — меня зовут Джина.

— А я — Ева, — улыбнулась рыжая.

— Ив, значит, — обе девушки рассмеялись, — Отлично, я сейчас вернусь.

И она вернулась довольно скоро — с упакованным в полиэтилен платьем, и платье это было бесподобным. У рыжеволосой девушки даже не нашлось слов, чтобы выразить своё восхищение тонкой работой по вышивке шелковой нитью и стеклярусом корсета и подола верхней юбки с необъятным шлейфом.

Когда Ева, выйдя из примерочной, появилась в нем в большом зале и несколько раз покрутилась перед большим зеркалом в антикварной раме, черноволосая восхищенно ахнула.

— Ну, как? Хорошо? — поинтересовалась Евангелина, и поспешила выразить свой восторг роскошью платья, заворожено рассматривая своё отражение, — Можешь даже не сомневаться — платье отличное, просто выше всяких похвал.

— О, да, — удовлетворенно протянула Джина, — Именно то, что нужно. Идеально, — она щелкнула пальцами, и платье точно начало жить своей собственной жизнью, вплетаясь своими нитями в саму кожу Евангелины.

— Что происходит? — зеленые глаза Евангелины испуганно расширились, — Мне больно! Помоги мне, Джина. Прошу… Останови это, я задыхаюсь, — она беспомощно повернулась в сторону Джины, протягивая дрожащую руку.

К удивлению девушки, черноволосая не спешила помочь, наоборот — её лицо светилось какой-то пугающей ухмылкой, выражавшей удовлетворение:

— Глупая самка! — расхохоталась брюнетка, — Так и было задумано с самого начала. Одурачить тебя оказалось проще простого — такая наивная человечка. Твоя жизненная энергия подпитает меня, а потом ты пополнишь мою коллекцию манекенов, — и до девушки с ужасом дошло, что так напугавшее её сходство манекенов с примерявшими платья девушками — вовсе не было простым сходством.

— Низко и подло — играть на прекрасном чувстве любви, разбить девичью мечту накануне свадьбы с любимым человеком, — её подруги появились на пороге магазина как раз вовремя, когда Ева почти уже потеряла сознание, — Мы своих в обиду не дадим, и не можем позволить и дальше обижать нашу подругу. Моя бабушка на таких, как ты, насылала порчу в наказание — может, быть, и мне попробовать? Руки у меня так и чешутся, — не сдержавшись, Маргарита первая подала голос, пока подруги бросились к Еве, пытаясь ей помочь — под ядовитый смешок Джины.

Но они не успели ничего сделать, как их тела опутала настолько прочная паутина, стягивавшая грудную клетку, что, как ни пытались они освободиться, у них не выходило.

Заметив лежащие на столе ножницы, Даниэлла приложила максимум усилий, чтобы пододвинуть их ближе к краю, пока те не упали на пол — по счастливой случайности без шума — на мягкий шлейф одного из свадебных платьев. Ещё немного — и Златовласая пододвинула их ещё ближе к Евангелине.

Рыжеволосая не растерялась — подцепила пальцами за кольца ножниц, и одного смыкания лезвий с клацающим звуком оказалось достаточно, что сделать необходимый разрез и ослабить хватку адского наряда.

— Спасибо, девочки — ваша вера придает сил и мне, — слезы моментально высохли на щеках рыжеволосой, — Я не такая наивная, уязвимая и слабая, чтоб ты знала. Я не настолько хрупкая и беззащитная, — её горящие справедливым негодованием глаза цвета лесных болот метали яростные молнии.

— Не так быстро, дорогуша, — между пальцами Джины сплеталась новая паучья сеть.

— Что здесь…? — в помещение вошел Питер — и застыл на месте, пораженный увиденным.

— Питер, нет! — рыжая оттолкнула его, не давая попасть в ловчую сеть.

— Превосходно, — темные глаза хищно загорелись, — Он дорог тебе. Тогда смотри, как дорогой тебе человек станет моим, и ты ничего не сможешь поделать, — она ласково улыбнулась, — Подойди, человек, — она протянула свою бледную руку с маникюром черно-синего цвета с россыпью серебристых страз, — Я сказала — иди сюда! — с досады она требовательно топнула ножкой, сменив улыбку злобным оскалом.

— Девушки, уходите, я задержу её, — парень протянул руку к стоящим на подоконнике цветам в керамических горшках — и стебли их разрослись, стелясь по стенам и полу, всё плотнее оплетая девушку в черном.

— Задержишь? Ты? МЕНЯ? — один за другим, Джина справлялась со стеблями, но они существенно затрудняли её движения, — А мне нравится твоя смелость, человек. Не бойся меня — я умею быть такой нежной, что со мной ты быстро забудешь свою девчонку, — это противостояние пока ещё забавляло её.

— Вы ещё здесь? — Питер обернулся к ошарашенным девушкам, — Я же сказал вам уходить.

— Они не уйдут, пока я не отпущу их, — одним рывком девушка освободилась от связывавших её растений, — Но тогда они уже не будут в состоянии самостоятельно передвигаться.

— Да уходи те же! — снова прикрикнул парень, — Ты отпустишь их, если я останусь? — обратился он уже к черноволосой.

— Кроме того, что хорош, ещё и благороден, — страстно рассмеялась черноволосая, — Ты мне всё больше нравишься, Питер. Только, что скажет на это твоя невеста? — потом она понимающе покачала головой, — Ах, прошу прощения, она уже не захочет быть твоей невестой, да и тебе самому не нужна будет ни какая другая женщина, кроме меня.

Тут уже не выдержала Евангелина:

— Ветра нашептывают мне, что я не должна сдаваться. Я могу за себя постоять и не позволю помыкать чувствами любимого мною человека. Я ни на секунду не усомнилась в его любви — и то, что ты используешь свою магию, чтобы очаровать его — лишнее тому доказательство. Предки моей семьи продолжали любить друг друга и в ужасах войны, не страшась смерти — и я не буду бояться отстаивать свою любовь, — она скрестила руки над головой и подкатила глаза, от чего за окном серые облака начали сбиваться в тяжелые грозовые тучи.

Порывы ветра, врываясь и выбивая со звоном огромные витринные стекла, доносили громовые раскаты, а небо периодически взрывалось слепящими яркими вспышками молний:

— Да грянет гром! Да взметнутся молнии! — она развела руки в стороны, и между пальцами заплясали разряды накапливаемого из воздуха электричества, — Эту сказочку придется переписать — принцесса не станет дожидаться защитника, а сама спасет своего принца.

— Ой, ли! — злорадная ухмылка исказила красивое лицо Джины, — Со мной соперничать вздумала? — она звонко рассмеялась, — Ну, же, мои хорошие, проучите этих нахальных смертных! — одного умелого паса руками оказалось достаточно, чтобы наводнить выставочный зал свадебного бутика пауками — жутковатый контраст, не находите?

— Бог мой! Пауки! — девушки прижались друг к другу как можно ближе, в поисках защиты прячась за широкой спиной Питера, — Да сколько же их здесь?!

— Пережив тяжелый период, Питер осознанно принял решение связать свою жизнь и судьбу с жизнью и судьбой этой девушки. И они — не просто: мой брат и моя подруга, и даже будь они просто нашими знакомыми, мы не оставили бы их в беде и не позволили бы насмехаться над чистыми чувствами влюбленных и разрушить их счастье, — вышла вперед златовласая.

— Ну, всё! Мы начинаем терять терпение, — между пальцами Евангелины заходили электрические разряды, а с ладоней Маргариты посыпались искры, поджигая паутину и пауков вокруг.

— Так вы не страдаете арахнофобией? — девица щелкнула пальцами, и на её зов из всех щелей появились полчища скорпионов и змей, — Пауками вас не испугать, да? А как насчет скорпионов и кобр? Их боятся все. Укусы их бывают весьма болезненны, а их яд убивает настолько мучительно, что каждая секунда покажется вам вечными страданиями преисподней.

— Ах, вот вы где, — двери свадебного салона распахнулись, и на пороге появился Джон, нахмуренно осматриваясь по сторонам, — Что?… Я точно предчувствовал, что вы попадете в историю, — маленькая брюнетка сразу же устремилась в его спасительные объятия.

— Да, чтоб мне воскреснуть! О, мой Ра! Нет! — Джина стремительно начала отступать, энергично замотав головой, пока не споткнулась, продолжая отползать, пока не уперлась в стену, — Только не снова! Только не во тьму! Я столько тысячелетий провела во тьме, я больше не вернусь туда! Осирис, пощади, повелитель! — в её глазах горел подлинный страх, она даже позабыла о своих змеях и скорпионах, замерших в ожидании её дальнейших приказаний.

— Ты?… — выражение изумления так и застыло на смуглом лице мужчины, — Как ты меня назвала?

— Внешность может измениться с течением тысячелетий, но сущность остается неизменной, — девушка заметила его растерянность, и немного осмелев, поднялась, отряхивая одежду, — Сущность — это то, что остается незыблемым. Как пески могут поглотить города и поселения, скрыв их от посторонних глаз до той поры, пока не настанет час разгадать сокрытое.

— Как гласит песнь арфиста — оставь свою печаль и думай о радости, не позволяя грусти завладеть твоим сердцем, проводя на земле отмерянный богами час. Как реки впадают в моря, так человек плывет по водам жизни, и как долго бы он не плавал — рано или поздно ему суждено причалить. И когда дни его будут подсчитаны, предстанет он пред очи на суд Осириса, и взвесят сердце его на весах правосудия. Тому, чье сердце не отягощено грехами, бояться нечего, — Джон прикрыл рот руками, неуверенно глядя вокруг, — Но, как? Чьи это слова? Почему они мне знакомы?

— Эти слова принадлежат тебе, повелитель, — девица гордо выпрямила спину, изучая взглядом этого мужчину, желая убедиться, что это действительно тот, о ком она говорила, но ошибки быть не могло, слишком сильна была его аура, и его глаза, в которых читались судьбы мира, — Неужели не помнишь?

— Как твоё имя? — наконец спросил мужчина, начиная мучиться от нарастающей головной боли.

— Джендэйи, что с египетского означает «благодарная» — такое имя получила я при рождении. Много воды утекло с тех пор, и берега Нила стали уже совсем другими, — с достоинством произнесла она, — и теперь меня зовут Джина. Моё имя стерли со всех царских картушей, чтобы даже памяти обо мне не осталось, и чтобы моя душа вечно скиталась, не находя успокоения, — и она начала повествование о своей жизни, — Я родилась в счастливом царстве, где властвовали добро и справедливость в дни благоденствия под управлением законного владыки — моего отца, принесшего годы процветания в долину Нила. Я была единственной его дочерью — отрадой и любимицей, не знавшей отказа ни в чем. Меня и мать он почитал наравне с богинями. Вместе с тем, над этой благодатью сгущалась тьма, и даже в самый ясный день может грянуть нежданная буря. Жрецы не желали терять даже толику своей власти, но им следовало торопиться, пока фараон не объявил имя своего приемника и моего супруга. До моего совершеннолетия оставалось несколько лун, и тогда они решились действовать. Мои родители были отравлены. Умирали они медленно — по прошествии почти двух лун. Со стороны казалось, что царь с царицей слегли от неведомого недуга. Я поначалу так и думала, пока случайно не подглядела, как жрецы переиначивали распоряжения отца, трактуя их в свою пользу, а он был так слаб и так им доверял. Моя мать умерла первой — отец об этом так не узнал, скончавшись следующим днем. В тот день для меня навсегда погас божественный свет Ра, и я больше не видела солнечного света. Ещё утром, несмотря на боль от потери, во мне оставались надежда и вера в людей, но вечером того же дня Верховный жрец явился в мои покои, объявив мне волю богов, как он утверждал — стать его супругой, открыв ему путь к власти. Такого просто не могло быть! — на этой фразе голос её дрогнул до высоких нот, — Боги не могли быть столь жестоки. Так я и ответила ему, и тут-то он и раскрыл свои истинные намерения. Он пригрозил мне в случае отказа, отправить меня вслед за родителями, что меня в живых оставили лишь потому, что это вызвало бы подозрения и народные волнения, а так всё выглядело бы законно: безутешная принцесса, растерянная маленькая девочка ищет защиты у мудрых и могущественных жрецов, с предводителем которых основывает новую династию… Позору я предпочла смерть, убив себя на глазах у этого мерзавца, — она с вызовом осмотрела присутствующих, — Ну, же, начинайте осуждать меня за то, что смалодушничала! А что я могла? Я осталась одна против власти и коварства. Я подумала, что пусть уж лучше взбунтуется народ и увидит их неприглядный облик. Тогда, возможно, они выберут нового правителя, достойного. Пусть всё решит воля народа и благосклонность богов, — дальше она перешла на шепот и опустила глаза, — Я не была удостоена чести царских похорон. Меня объявили предательницей и отравительницей собственной семьи, а моё имя стерли из истории — такова была плата за моё слабодушие.

— Какая печальная история, словами не передать, как я сочувствую тебе, — Маргарита протянула руку, и девушка медленно подняла голову, несмело улыбнувшись.

А Маргарита, между тем, продолжила:

— Ты поступила так потому, что была напугана и одинока, — она обвела рукой стоявших рядом с ней, — Но, посмотри на нас — мы не желаем тебе зла. Ты первая на нас напала, мы только защищались. Мы не причиним тебе вреда, если ты отзовешь скорпионов и змей. Хорошо? — легким кивком друзья высказали свое согласие, и Джине сделалось вдруг так легко, точно солнечное тепло пробилось сквозь могильный холод саркофага.

Девушка нахмурилась, недоверчиво рассматривая маленькую брюнетку, вытянула вперед руку, обведя контур её лица, потом положила ладони ей на лоб:

— Возможно ли?… — убрав руки, Джина долго исподлобья смотрела на Маргариту, потом озадаченно прошептала, — Я чувствую, что ты не лжешь. Будь у меня тогда такие друзья, я непременно нашла бы в себе силы бороться. Жаль, что уже ничего не исправить, — невольный вздох вырвался из её груди.

— А я мог бы что-нибудь сделать? — поинтересовался смуглокожий мужчина, но тут же схватился одной рукой за плечо Маргариты, другой сжимая голову, раскалывающуюся от боли и накативших воспоминаний, образов и голосов. Он снова ощутил зной жаркого дня, горячий песок под ногами и горячий пустынный ветер в лицо. Сбор зерна, бойкая базарная торговля, военные походы, молитвенные обряды жрецов и соблазнительные движения танцовщиц в хороводе. Звон металла, звуки тысяч шагов и сотен голосов, запах сбродившего хмельного пива, свежего хлеба и цветов лотоса. Всё это, словно застало врасплох все рецепторы, натянутые как тетива египетского лука.

Выдержать такое было не под силу даже ему.

Мужчина выпустил руку Маргариты, опустившись на колени и обхватив голову ладонями, потерявшись во времени и пространстве, он уже не понимал, кто он и где находится. Перед глазами всё плыло, зрение потеряло ясность, чужие чувства, мысли и голоса врывались в его сознание.

Позабыв о Джине, друзья обратили свои взоры на него, и было чему пугаться — он был рядом с ними, и в то же время — бесконечно далеко от них.

— Жан! — отчаянно закричала Маргарита, обхватив его бившееся в судорогах тело, — Очнись! Вернись к нам! — но он не реагировал на её слова, потеряв сознание, — Жан, если ты хотел выдержать эффектную паузу, то это просто невыносимо, — никто из стоявших вокруг него просто не мог в такое поверить, что они видят Джона настолько беспомощным.

— Даже такому, как он, тяжело выдержать бремя прошлых воплощений, — подала голос, до этого стоявшая в тени, Джина.

— Жан, держись, — Маргарита разминала его безвольные пальцы, — Когда-то ты помог мне справиться, ты сильный, ты сумеешь, — и каждый думал о том, что значит этот человек для каждого из них, что они пережили вместе с ним, кем были до встречи с ним, и как эта встреча изменила их, как он любил и ценил каждый миг этой жизни, а теперь он умирает у них на руках, — Ему можно как-то помочь? — задала вопрос, но никто из них не мог дать ей на него ответа.

Питер поддерживал Джону голову, а Даниэлла безуспешно пыталась исцелить его, используя свой дар, в то время, как Евангелина утешала малышку Маргариту.

— Правда, есть один способ. Я бы могла кое-что сделать, — пробормотала девица, видя, как убивается эта маленькая темноволосая девушка и те, кто был с ней — не обращаясь ни к кому конкретно, задумчиво глядя перед собой, перебирая пальцы, ей и самой стало вдруг так тоскливо от одной мысли, что он никогда больше не откроет свои глаза, — Но для этого нужна красная охра, а у меня её нет… — Джина погрузилась в раздумья, потом внезапно встрепенулась, — Хотя… Это будет даже лучше, и должно помочь, — она махнула рукой в сторону живности, — Давайте, идите, мне предстоит работа, — и вызванные ею твари уползли.

— Ай! Ты что задумала? — маленькая брюнетка возмутилась, когда она подошла к нему и взяла его за руку, — Не трогай его! — Маргарита хотела остановить бесстыдницу, но силы были не равны вследствие слабости, вызванной беременностью.

Глаза Маргариты расширились от ужаса, когда они увидели, как девушка протянула руку к игольнице и вынула одну из булавок, уколов ею палец мужчины — и всё это она проделала настолько быстро, что её не успели остановить.

— Отойди! — Джина бесцеремонно убрала её руку, не обращая внимания на протесты Маргариты, — Не мешай мне, — расстегнув его рубашку, она со всей тщательностью принялась выводить на его груди его же собственной кровью древние письмена, заключенные в царский картуш, — Я должна сосредоточиться — прошло много времени, и я так волнуюсь, чтобы не ошибиться и ничего не перепутать. Мне нужно в точности воспроизвести имя Осириса — ошибка может стоить ему жизни.

Нарисованные на теле знаки стали бледнеть, начиная впитываться в кожу. Джон несколько раз глубоко вдохнул и шумно выдохнул, открывая глаза:

— Где мы? — он огляделся вокруг, голова всё ещё болела и плохо соображала, глаза резало, горло першило, — Что со мной было? — он прокашлялся, усиленно растирая виски.

Маргарита от радости готова была задушить его в своих объятиях, но вовремя сдержала свой порыв, видя его бледное растерянное лицо, взяв его под руку, пока Питер помогал ему подняться.

— Спокойно, спокойно, — когда Джине удалось обратить на себя их внимание, она продолжила, — Слова подобны песку в пустыне, — она изобразила жест, будто перебирает песок между пальцами, — подвластные всем ветрам, — она подула на ладонь, изображая ветер, — но священные имена незыблемы, как пирамиды в Долине Царей. Ты ещё слаб, а знак великого Осириса будет оберегать тебя. Он написан твоей кровью. Впитываясь, кровь к крови, он даст тебе сил, — она вещала, а они внимали её словам.

— Позволю себе не согласиться с твоим высказыванием о словах: человек должен нести ответственность за сказанные слова, равно как и за свои поступки, а царское слово — тем более, должно быть тверже гранита. Ты со мной согласна? — он слабо улыбнулся, выжидающе посмотрев на неё, и Джина непроизвольно улыбнулась в ответ, — Благодарю, что помогла мне, — мужчина подмигнул, а Джина покраснела и опустила глаза, — Ну, и как ощущение, когда совершила нечто важное? — хитро прищурился Джон, тогда и ребята переключили всё своё внимание на неё, от чего Джина гордо выпрямилась.

— Не сравнимое ни с чем, повелитель, — на одном дыхании выпалила девушка, радостно кивнув, и, набравшись смелости, предостерегающе продолжила, — Ты так же наивен и доверчив, каким был мой отец — будь осторожен, я ощущаю, как тьма сгущается.

— А вот, на улице, похоже — наоборот, снова сияет солнце, — Маргарита сощурилась от яркого света, залившего помещение, — Всё это было похоже на кошмарный сон. Я чуть не потеряла тебя, Жан! — спрятав лицо на груди мужа, она протерла руками глаза, делая вид, что слезятся они у неё исключительно из-за слишком сильного солнечного света, — Спасибо, Джина, от всего сердца — спасибо! — успокоившись, Марго не забыла высказать свою благодарность девушке, спасшей дорогого ей человека.

— Это знак благословения богов, — Джина указала рукой на окно, — Моя просьба — хранить и оберегать, услышана Великим Ра, — Но почему же тогда раньше он оставался глух к моим мольбам? — она отвернулась и шумно втянула носом воздух, часто-часто заморгав.

— Дай мне свой амулет, — под одобрительные улыбки Даниэллы, Маргариты, Питера и Евангелины, Джон решительно протянул девушке руку.

Джина несколько минут робко смотрела на него, пока не наклонила медленно голову, сняв с себя украшение в виде картуша со стершимися иероглифами своего имени.

В его руках письмена снова проявились, а за спиной Джины пространство изменилось, явив живописный солнечный берег с чистым песком, прозрачной водой, диковинными растениями и невиданными птицами.

— Что? Что происходит? — девушка крепко сжала в руках возвращенный ей талисман, — Он теперь восстановлен, спасибо, повелитель! — она снова надела его на шею и несколько раз покружилась, пританцовывая.

— Ступай с миром, Джендэйи, — кивнул Джон, — Твой челн, украшенный гирляндами и цветами лотоса, ждет тебя.

Ступив в пространственный разрыв, Джина изменилась — теперь это была дочь Египта, принцесса Джендэйи, в нарядном украшенном парике и праздничных одеждах, в которых не стыдно предстать перед богами, благоухая экзотическими ароматами.

— Клянусь всеми песками Египта, моя благодарность будет такой же чистой и безграничной, как воды священного Нила! — она хлопнула в ладоши и церемонно поклонилась — Прощай, повелитель, прощай, Питер, прощай, Ив, прощайте все, — ступив на дивный берег, она последний раз обернулась, — Не бойся своего прошлого, повелитель, научись черпать из него силу — она тебе скоро понадобится. Тебе предстоит ещё много испытаний, но если нужна будет моя помощь — я поделюсь своей силой. Египетская армия слыла одной из лучших в древнем мире, её воины прославлены отвагой и преданностью — и она будет в твоем распоряжении, когда придет час.

— Прощай! — благосклонно улыбнулся мужчина.

— Джина, можно у тебя спросить? — Маргарите сложно было решиться, но любопытство пересилило.

Девушка остановилась, обмахивая себя сорванным у берега листом папируса, жестом разрешая Маргарите продолжать:

— Спрашивай, дитя, — любезно дозволила принцесса.

— Скажи, а как ты оказалась здесь? Египет, ведь — это же так далеко от Франции, — ей, и в самом деле, это было очень интересно.

Уже садясь в лодку, Джендэйи снисходительно усмехнулась:

— Глупенькая, у вас сейчас проходит выставка Каирского музея — вот так я тут и оказалась, — и остальные рассмеялись вместе с ней, а Марго удовлетворила свой интерес.

Они видели, как лодка отчалила от берега, исчезая вдали, пока и само искажение пространства не восстановилось, а заключенные в манекенах девушки пришли в себя, не помня, что с ними случилось и каким образом они оказались в этом месте.

Мужчины помогли им покинуть магазин, который впоследствии будет закрыт и выставлен на продажу. И кто бы вы думали, его купил? Джону удалось уговорить Ондзи потратиться на покупку этого помещения для нового салона мод.

Но всё это будет несколько позже, а пока что они с удивлением взглянули на часы и вынуждены были поторопиться, если хотели успеть составить доктору компанию в перерыв на обед, по пути выслушав от мужчин серьезное внушение о том, что это было так безрассудно с их стороны — подвергать себя опасности в угоду любопытству, ведь, куда разумнее было бы дождаться их и идти вместе. А ещё — их не покидало чувство тревоги, уже не первый раз им пророчат испытания и опасности.

Они даже не догадывались, что на другом конце города Лаура уже готовит для них ловушки, полные соблазна, решив прямо этим вечером начать своё представление.