Мельница на лугу

Глава 3

– Хорошо, – сказал он, – зайду за вами через полчаса.

Ей оставалось только отозваться эхом:

– Хорошо.

Он спрятал метлу в шкаф, снова улыбнулся ей и направился к мельнице.

Эмма пошла искать отца. Он сидел в гостиной с эскизом Серой Леди и грудой заметок за своим круглым рабочим столом.

– Ты знаешь, что намеревается делать Корби сегодня вечером? – спросила Эмма.

– Встретиться с друзьями.

– На ярмарке. В Ланкашире. – Поскольку это не вызвало никакой реакции, она объявила: – Я, кажется, еду тоже. Мы купим кувшин для молока.

– Отлично, – сказал отец. – Ты раньше любила ярмарки.

– Ты знал, что он собирается пригласить меня?

– Я предполагал.

– Ты должен был предупредить меня. – Предупрежденная заранее, она вооружилась бы хорошим предлогом для отказа.

Ее отец надел очки, посмотрел на Серую Леди сквозь них и добавил:

– Ты могла отказаться.

– Но я не отказалась. Что бы мне надеть такого для ярмарки?

– Как насчет платья, которое ты надевала на свадьбу? – спросил отец. – Оно потрясающе.

– Глупости, – сказала Эмма, и они улыбнулись друг другу. Этот ласковый человек с его милыми шутками был очень дорог ей. Она подумала на мгновение о Корби, чей отец был судья, и, поцеловав своего отца в щеку, добавила: – Желаю хорошо провести время с твоей Серой Леди. Я оставлю твой ужин на подносе.

Она приготовила пирог со свининой, соленые огурцы и сыр и накрыла их салфеткой. Затем переоделась в алую юбку и свитер, взяла сумку на длинном ремне и шарф в полоску.

– Пока, любовь моя! – воскликнула она, когда увидела, что подъехал автомобиль.

Корби ставил автомобиль в гараж позади деревенского трактира.

– До свидания, – отозвался отец, и она пошла к двери, оказавшись там раньше Корби.

– Быстро собрались. Вы – удивительная женщина, – похвалил он.

– Правда, – согласилась Эмма.

Он поменял зеленый свитер на черный. Черные волосы, черный свитер, черные брюки.

– Если я потеряю вас в «Комнате страха», то никогда не найду вас снова, – заметила она.

Он открыл ей дверцу машины, и она села.

– Попробуйте свистнуть, – сказал он, проскальзывая на место водителя.

– Я не умею свистеть.

– Тогда оставайтесь на месте, и я найду вас.

Это был мощный автомобиль, мотор работал ровно. Ехать было бы удобно, если б только она могла расслабиться. Она уселась так, чтобы разглядывать виды за окнами, и сказала:

– Расскажите мне об этих ваших друзьях.

– Подождите, вы сами их увидите.

Они были вне пространства, вне времени. В дороге пройдет половина пути.

– Как оказалось, что вы работали на ярмарке? – спросила она.

– Мне нужны были зарисовки ярмарочных сценок для некоторых иллюстраций. В то время как я там находился, дежурного из тира посадили за отсутствие лицензии на три месяца. Я занял это место.

– А где вы еще работали? – Ее голос вдруг стал пискливым и вредным, как у нервного социального работника.

– Где нравилось. – Он был высокий человек, и автомобильный салон казался тесным для него. Когда он переключал скорость, его рука коснулась ее руки. Это произошло случайно, но Эмма тут же отдернула свою руку. Действительно, надо было прилагать усилие, чтобы сидеть не двигаясь. – А как вы, – спросил он, – собираетесь приспособиться к работе в маленьком магазине так же легко, как в большом?

Она не хотела говорить о себе. Она все еще опасалась, что он как-то использует информацию о ней. Она сказала осторожно:

– Думаю, тип работы не изменится. У меня единственный талант, я – хорошая продавщица.

– Я уверен, что у вас есть этот талант, но, конечно, он не единственный.

Он вынужден был произнести это. Она фактически вынудила его сказать комплимент. Ее щеки разгорелись, и она сказала с отчаянной веселостью:

– Да, я еще умею быстро переодеваться. Да, нельзя ли включить музыку?

Любой звук поглотил бы тягостные паузы в разговоре. Предстояла долгая поездка, а напряжение уже изводило Эмму.

– Конечно. – Корби включил радио. Хриплый голос блюзовой певицы заполнил салон. «Я не доверяю тебе, брат, уйди от меня… я не верю ни одному приятному слову, что ты говоришь», – пела женщина.

Эмма чуть не задохнулась – слова попали в самую точку. В тот же момент Корби взглянул на нее. Его глаза улыбались, и она попыталась подавить смешок, подкативший к горлу.

Но, начав смеяться, она обычно уже не могла остановиться.

Смех разрядил обстановку, Эмма смягчилась. Она вела себя как идиотка, взвешивая каждое слово, прежде чем сказать. Она никогда в жизни не поступала так во время свиданий. Даже с Марком.

– У вас, – сказала Эмма, – великолепный автомобиль. – Она сравнивала со своим, который был стар, но удобен. Разговор зашел об обучении вождению. Здесь были свои проблемы. Эмма, подобно большинству женщин, путала лево и право, и рассказала, как сдавала на права и перепутала все напрочь.

Она приукрасила историю, которую часто рассказывала на вечеринках, решив быть естественной, действовать и говорить легко. Обычно она так и поступала в общении с другими людьми, в частности со своим последним более или менее постоянным лондонским парнем, Дэвидом Хавкинсом, агентом по продаже недвижимости в фирме Теддингтона. С Дэвидом было легко в общении.

Смотря упорно вперед, Эмма на какое-то время представила, что Дэвид сидит здесь. Когда Корби говорил, сходство с Дэвидом пропадало, да и внешне Корби мало походил на симпатичного, мягкого Дэвида. Но уловки было достаточно, чтобы продолжать разговор до конца автострады, потом в этом уже не было нужды.

Чтобы попасть на ярмарку, надо было проехать через пару городов. Было половина девятого вечера, пятница. Магазины уже закрылись, на улицах было все меньше прохожих. Эмма спросила:

– До которого часа работает ярмарка?

– До полуночи, – сказал Корби. – Мы будем там только после девяти. – Они видели огни вдалеке, похожие на северное сияние. Сначала только зарево, а затем высветились колеса, башни, надписи. Некоторые из огней взлетали яркими вспышками или кружились над «Колесом обозрения».

Они припарковали автомобиль и двинулись в толпу. Ярмарка заполняла рыночную площадь. Ларьки с посудой, каждый с аукционистом, лихорадочно сбивающим цены с мороженым и сахарной ватой.

Но главное веселье било ключом за воротами площади, в парке. Со светящихся аллей доносились музыка, радостные голоса, смех. Ярмарка переливалась всеми красками веселья. Было множество покупателей. Эмма спросила:

– Что будем делать?

«Комната страха» находилась перед ними – аляповато разрисованный скелетами и кинжалами с капающей кровью павильон, из него доносились жуткие вопли. И тут молодая кассирша при входе вдруг подпрыгнула и закричала:

– Корби!

– Смотрите, – сказала Эмма, – вас, кажется, зовут.

Блондинка с хулиганской стрижкой. Глаза слегка скошены вниз, и улыбка во все лицо.

– Корби! – Она высунулась из своей кабинки, игнорируя желающих попасть в «Комнату страха», и Корби поцеловал ее.

– Привет, Соверен, как бизнес?

– Не так уж плохо. – Она уставилась на Эмму так, как будто хотела запомнить ее черты до мелочей. – Тогда как, увидимся позже? – спросила она Корби.

– Конечно, – ответил он.

– Если вы встретитесь с ней позже, – заметила Эмма, как только они отошли, – кто отвезет меня домой?

– Это было приглашение и для вас тоже, – сказал Корби. – Приглашение на ужин.

– Умеете вы организовать себе ужин, – парировала Эмма.

– Теперь сюда, – Корби кивнул в сторону карусели, – это Спарки.

Спарки был одет в узкие джинсы и кожаную куртку, всю в заклепках. Его похожие на пух волосы торчали во все стороны. Спарки восседал на крутящейся карусельной лошадке и остановился прямо рядом с ними.

– А, старина, – приветствовал он Корби. – Это, выходит, твоя девушка?

– Я пришла прокатиться, – засмеялась Эмма.

– Катание за счет фирмы. – Спарки дружески подмигнул.

Эмма скривила лицо:

– Ну что за жизнь? Я так давно не была на ярмарке, больше десяти лет.

– Кто говорит, что сейчас – слишком поздно, куколка? – возразил Спарки. Он поднял Эмму за талию и посадил ее на ближайшую лошадку, которая проезжала мимо них. Лошадка стала подниматься вверх, и Эмма едва успела схватиться за гриву. Эмма оказалась на крутящейся карусели, которая вращалась, поднимаясь и опускаясь, и музыка играла все быстрее и быстрее. Огни ярмарки слились воедино, стали одним клубком звездной пряжи.

Спарки и Корби махали ей каждый раз, как она проносилась мимо. За ее спиной же они прекращали улыбаться – она заметила это, оглянувшись назад, – и разговаривали серьезно.

Когда карусель остановилась, она быстро соскользнула с лошадки, так как не хотела, чтобы кто-либо из них снял ее, и спросила Спарки:

– Много у вас клиентов в результате?

– Только куколки, – хитро взглянув на нее, ответил Спарки. – Ну, до скорого свидания?

– Он также приглашен на ужин? – спросила Эмма, когда они пробирались назад через толпу.

– Да.

– Он выглядел очень мрачным во время разговора с вами. – Ей не было до этого дела, но контраст между ухмылкой, с которой Спарки смотрел на нее, и выражением лица, с которым он поворачивался к Корби, был очень заметен.

– Это – мрачная жизнь, мой цветочек, – сказал Корби, – когда гаснут огни и замолкает музыка.

Эмма кивнула. Было поздно, и она вдруг задрожала, внезапно ощутив ночную прохладу.

– И огни всегда гаснут, – сказала она.

Корби поймал ее руку:

– Правильно! Что на очереди? Как насчет «Туннеля любви»?

– С вами? – Она еле сдерживала смех, симулируя ужас. – С вами я предпочла бы открытый аттракцион.

Над их головами кружилась карусель. Корби сказал:

– Не найти ничего более открытого, чем это.

Они наслаждались ярмаркой. Они обошли все. На «Колесе обозрения» она потеряла свой шелковый шарф. Ветер унес его далеко, и последний раз она видела его, когда он пролетал над толпой людей внизу.

Большинство работающих на ярмарке знали Корби. Они приветствовали его, как старого друга. Похоже, на ужин собиралось много гостей. Корби и Эмме таки пришлось посетить «Туннель любви», – человек, управляющий им, тоже оказался старым приятелем ее спутника. Он был так рад видеть Корби, что запихнул их в вагончик и путешествовал с ними, усевшись позади и болтая всю дорогу.

Когда они добрались до тира, Эмма спросила:

– Это тот друг, за которого вы тут работали?

Он выглядел кротким, маленький рыжеволосый молодой человек, убеждающий прохожих попробовать удачу в стрельбе. Когда он увидел Корби, он улыбнулся:

– Знал, что вы приедете. Все хорошо, не так ли?

Корби ответил, что да. И представил Хамстеру Эмму. Нос рыжеволосого молодого человека благодарно задергался.

– Курс только на хорошее, – сказал Хамстер. – Бет в курсе, не так ли? – Он захохотал во все горло, усмотрев в сказанном юмор, и протянул ружье в руки Корби: – Заходите, постреляйте немного. Заставите их думать, что это легко.

Корби положил ряд силуэтов, и несколько прохожих остановились и восхищенно захлопали.

– Великолепно, сэр, – похвалил Хамстер. – Вы выиграли первый приз. – С полки призов он выбрал большого розового плюшевого медведя Тэдди и церемонно вручил его Корби.

Корби и Эмма ушли. Корби нес медведя Тэдди под мышкой.

– Это было надувательство, – спросила Эмма, – или вы действительно попали в цель?

– Надувательство? Что вы подразумеваете под этим? – возмутился Корби. – Конечно, я подстрелил их. Я часто практикуюсь в стрельбе, когда идет дождь.

– Извините, – сказала Эмма. – Может быть, пойдем найдем Бет?

– Вопрос только в том, где павильон «Кольца», – ответил Корби.

Бет сидела в центре круглого павильона, набитого дешевыми призами. У нее были длинные темные волосы, почти закрывающие лицо, даже трудно было разглядеть его черты. Она узнала Корби и позвала его. Она приветствовала Эмму весьма дружелюбной, однако бледной и слабой улыбкой. И спросила, что Корби делал, все так же рисовал картины?

Была уже почти полночь, толпы посетителей ярмарки поредели. Уличный театр прекратил зазывать зрителей, и навстречу шли люди почти без покупок. Один из призов в павильоне колец был кувшин, и Корби вдруг сказал:

– Мы забыли про кувшин для молока.

– Точно, – согласилась Эмма.

– Ждите здесь, – сказал Корби. – Я вернусь.

Конечно, кувшин ничего не значил, но, прежде чем Эмма смогла сказать это, он был уже далеко. Она посмотрела на девушку, чувствуя, что необходимы пояснения:

– Мы разбили кувшин перед приездом сюда. Собирались купить другой.

Бет не слушала Эмму. Она смотрела вслед Корби.

– Душа-парень! – произнесла она восторженно.

Кусая губы, Эмма сказала торжественно:

– Прекрасный.

– Дьявол, тем не менее душа, – сказала Бет.

– Это неудивительно, – произнесла Эмма.

В двенадцать часов павильоны закрывались. Бет тоже вышла из своей кабинки, опустила деревянные щиты и заперла их.

Эмма уже начала придумывать, куда же ей пойти теперь, когда Корби вернулся назад с пустыми руками.

– Вы не выиграли кувшин? – спросила она.

– Я уложил их в автомобиль.

– Их?

– Один выигрыш ведет к другому. – Он пожал плечами.

Она заморгала и покачала головой:

– Мне не понять.

– Да, вам – нет, – сказал он.

Она подразумевала не это. Он знал, о чем она подумала. Он обнял ее за талию, так что она могла только улыбаться, и они двинулись вместе с Бет и бог знает кем еще.

– К Соверен на ужин, – объяснил Корби.

Все фургоны стояли за площадью, занимаемой ярмаркой. Огни ярмарки и огни киосков на площади теперь были погашены. Весь ярмарочный народ расходился. Эмма шла между Корби и Бет.

От фургона Соверен распространялся аппетитный запах. Это был большой фургон, гостиная много больше обычных гостиных в домах. Все было готово для встречи гостей: длинный стол на козлах в центре, стулья вокруг.

Эмму усадили на почетное место. Соверен уже мыла посуду в кухоньке, а немного похожая на птицу женщина по имени Мэг быстро расставляла дымящиеся горшочки с мясом на стол.

Некоторые из гостей, те, кого Эмма встречала сегодня вечером, были приглашены на ужин, большинство же других заглянуло просто на огонек. Причиной празднования явно стало появление Корби. Здесь были колоритные фигуры. Некоторые походили на злодеев. Но Эмма нашла их очень забавными и интересными.

В какой-то момент Хамстер подошел к ней, чтобы объяснить хриплым шепотом:

– Вы не думайте, что я сказал о Бет. Между ними ничего не было. Такого. Она влюбилась по уши, но ничего такого.

Бет сидела, смотря на Корби остекленевшими глазами, и Эмма произнесла мягко:

– Бедная Бет. – Бет была не единственной девушкой, влюбленной безответно.

В час ночи Корби и его друзья все еще вспоминали старые времена, и Эмма, ущипнув Корби за рукав, спросила:

– Могу я позвонить отцу отсюда? Я не хочу мешать, но он будет волноваться, если мы вернемся очень поздно.

– Я звонил ему, – сказал Корби, – но уже действительно поздно. Нам, пожалуй, пора.

Она почувствовала себя виноватой – веселье было в самом разгаре, – но Корби встал, и все стали с ним прощаться. Возгласы послышались отовсюду. Толпой дошли до автостоянки – их провожали все.

Давно она не получала такого удовольствия.

На заднем сиденье лежало что-то странной формы, и Эмма пригляделась. Вдруг воскликнула:

– Мешок! Боже, я думала, это труп. Что в нем?

– Кувшины, – сказал Корби.

– Что? Сколько?

– Я не считал.

– Вы купили их? – Мешок был приличного размера.

– Надеюсь, вы не думаете, что я украл их. Клянусь старыми временами, я купил по нескольку в каждом ларьке.

Машин почти не было. Автомобиль ехал гладко. Эмма наклонилась, чтобы залезть в мешок, и выудила верхний кувшин. Это был пивной кувшин, грубо раскрашенная посудина из толстой глины. На нем был нарисован отталкивающе тучный джентльмен в бриджах и треуголке.

– Боже! – воскликнула Эмма.

– У него там есть друг, – сказал Корби.

– Я не верю этому. У него не может быть друзей.

– Приятельница, – настаивал Корби. Левой рукой он открыл бардачок и вручил ей фонарик. – Посмотрите.

Она нашла ее почти сразу, еще более жирную леди, и установила их рядом на заднем сиденье.

– Это очаровательно, – сказала она. Он, должно быть, покупал каждый кувшин, который ему встречался. Она осветила фонариком кувшин, который держала теперь. – Здесь есть экземпляр отвратительного цвета.

– Неужто? – Это прозвучало так, как будто он не верит ей.

Но вдруг она наткнулась на коричневый блестящий кувшин, который мог придать любому молоку богатый сливочный оттенок, и сказала не шутя:

– О, мне нравится. Могу я взять этот?

– Выбирайте, дорогая Эмма.

– Что вы собираетесь делать с остальными? Продадите на толкучке или оставите их для рождественских подарков? – спросила она.

– Рождество начнется немного раньше в этом году, – объявил Корби, когда они стали проезжать дома.

Он остановил автомобиль, вышел, открыл заднюю дверцу и взял мешок с заднего сиденья, вложив туда пару кувшинов с толстяками. Затем он пошел вдоль домов, ставя около каждого крыльца один кувшин. Утром жителей улицы порадует маленький сюрприз.

Эмма сидела, опустив ветровое стекло, упершись в него подбородком, и смотрела на Корби. Корби взял розового медведя Тэдди и также положил его у порога. Тогда она выскочила из автомобиля и подбежала, чтобы вернуть Тэдди.

– Вы не можете оставить его на темном крыльце. Кувшины – ладно, но не его.

– Страшная ошибка, – покорно согласился Корби.

Хорошо было вернуться в теплую машину. Эмма посадила медвежонка к себе на колени. Она подарит его какому-нибудь ребенку, возможно племяннице Крисси.

Она хорошо провела день. С Корби было интересно. Только вот теперь было трудно представить, что этот человек написал те картины с мельницы.

«Все еще пишете картины?» – спросила его Бет. Он делал иллюстрации к журналу, в то время как работал на ярмарке. «Писал ли он картины?» – спрашивала сама себя Эмма. Хамстер, экс-заключенный, знает, что отец Корби – судья Арнольд Кемпсон и что Корби – его точная копия. «Сколько в нем людей? – недоумевала Эмма. – И который – настоящий?»

– Как насчет Бет? – спросила она.

– Что – насчет Бет?

– Мне сказали, что она сохнет по вас.

– На ярмарке мало кто будет сохнуть от любви, если нет надежды на взаимность.

Он не мог знать этого, он предполагал, но предполагал правдоподобно. Внезапно она поняла, что сильно утомлена и не может больше бороться с усталостью.

– Поспите полчасика, – посоветовал Керби.

Она была достаточно утомлена, чтобы заснуть, но возразила:

– Наверное, водителю плохо везти сонного пассажира ночью.

– Не волнуйтесь, – его голос не звучал утомленно, – я не поддаюсь внушению. Вы можете храпеть сколько душе угодно, гарантирую, что не сомкну глаз.

– Я не храплю!

– Спите, я скажу вам, если захрапите.

У нее немного болела голова, но сидеть откинувшись на сиденье было удобно. Она сказала:

– Откуда я знаю, может быть, вы расскажете всем в Хардичах, что я храплю?

Корби засмеялся:

– Бет говорит, что вы прекрасны как дьявол.

– Боже! – Эмма подумала, что озадачила его. Он заметил:

– Панчи предупреждал: «Не оставляй их одних, сынок, она с придурью».

Панчи был человек из павильона бокса. Корби очень похоже изобразил его уэльский акцент. Эмма сказала беспечно:

– Спасибо Панчи. Я могу постоять за себя.

И тут Марк Хардич заполнил воображение Эммы без предупреждения. Это случалось всегда внезапно, когда она была утомлена. Она повернула голову, глядя на улицы и здания и не видя их. Ее бледное лицо отражалось в стекле, и на глаза навернулись слезы. Она была одинокой, одинокой… Не имело значения, кто был рядом с нею, без Марка она была одинока.

Корби включил радио, и салон заполнила какая-то приятная музыка. Эмма смотрела в окно – слезы катились по щекам. Он мог бы увидеть это. Поэтому она закрыла глаза и слушала музыку и ровное жужжание двигателя, которые действовали убаюкивающе.

Она пробудилась от толчка. Села прямо и тут поняла, что ее голова была на плече Корби. Спросила:

– Где это мы?

Они съехали с автострады и были почти дома. Она поняла это сразу и обвинила себя:

– Ужасно! Проспала всю дорогу.

– Что еще было делать? – отозвался Корби. – И вы совсем не храпите.

– Рада слышать это.

– Но вы разговариваете во сне.

– Только не это! – Она попробовала засмеяться.

– Конечно, я не вслушивался.

Он дурачит, она не разговаривает во сне. Но он знал, чье имя она бы назвала, если говорила. Она сказала, подыгрывая:

– Конечно, вы не подслушивали, с вашими-то высокими принципами! – И посмотрела вокруг: – Где мой медведь?

– На заднем сиденье, – сказал Корби. – Он соскользнул с ваших коленей, и вы поставили на него ноги. – Он покачал головой. – Как можно быть такой бесчувственной?

– Прошу прощения, – сказала Эмма. – Думаю, что кто-то подсыпал снотворного в мой горшочек с мясом.

В «Милл-Хаус» не горел свет, только небольшой фонарь у входа. Ее отец, вероятно, спит, успокоенный обещанием Корби по телефону, что Эмма будет доставлена в целости и сохранности, даже если это случится в четыре утра.

Корби подошел к двери вместе с нею. Она сунула ключ в замок, и он вручил ей кувшин. Держа в руках Тэдди, она поблагодарила:

– Спасибо, это было здорово.

– Да, – подтвердил он.

Поцелуй не значил бы ничего, все свидания всегда заканчивались поцелуем. Она ожидала поцелуя. Но вместо этого он сказал:

– Не волнуйтесь, мой цветочек, я не буду занимать место другого человека.

Она вошла и закрыла дверь. Подумала: «Проклятье! Почему он сказал это?» Это не было правдой. Она не смогла бы представить Марка, находясь в других объятиях. Она пробовала как-то, но не смогла.

Она пошла наверх, все еще неся дурацкого медведя Тэдди, глядя в сторону «Хардич-Хаус», моля: «Приходи скорее, любовь моя, сегодня пропал впустую еще один день…»

Отец коснулся ее плеча, и, открыв глаза, она увидела его стоящим около кровати с чашкой чаю:

– Скоро половина десятого, я думал, надо ли будить тебя.

Она потянулась и зевнула:

– Господи, да. Благодарю, папочка. – И взяла чашку чаю.

– Приятно провела время?

– Да. Я все расскажу тебе, как только перестану зевать. – Она посмотрела на тумбочку. Там сидел медведь Тэдди, лежало деревянное яйцо, и около него стоял кувшин. – Мои трофеи.

– Здорово, – порадовался отец.

Ей пора было вставать, у нее много дел. Кит и Крисси возвращаются домой завтра, а для Крисси надо кое-что купить. Она выпила чай, прыгнула в шлепанцы и, накинув халат, спустилась вниз.

Отец уже сидел за столом, читая газету, и намазывал мармелад на тост. Эмма отставила стул и начала отчет о проведенном вечере. Ее отец смеялся, слушая. Когда она закончила, он сказал:

– Я тоже был не один.

– Ты? Кто же приходил?

– Марк Хардич.

И ее не было дома! Первый раз уехала из дому с мужчиной, и тут Марк! Если бы знала, ни за что не поехала бы. Она не смотрела на отца, но он смотрел на нее. Он сказал:

– Он приносит мне некоторые домашние архивы. Хардичи во времена Вильяма и Мэри. Он собирался зайти и сегодня вечером.

– Это должно быть интересно.

– Очень полезно, – сказал ее отец сухо. – И содержательно. – Причина визита явно была надуманна. Марк никогда не приходил прежде. И теперь он просто хотел видеть Эмму.

Она не могла скрыть своей радости. Ее сердце пело. Если бы она была одна, она начала бы танцевать. В ванной она посмотрела на себя с ужасом. Ее волосы были спутаны. Так или иначе, она должна найти время, чтобы вымыть и расчесать их до вечера. Когда Марк придет, она будет спокойна и красива.

Она стала ждать его с середины дня. Утром еще занималась хозяйством и провела в квартире Кита и Крисси целый час, пока не убедилась, что все сияет. Она заполнила крошечную кладовую продуктами и приготовила курицу к их приезду. Они, конечно, захотят провести свой первый вечер дома одни.

Марк, вероятно, придет вечером, но вдруг он заглянет в течение дня? Уже после завтрака Эмма надела дорогой итальянский шелковый костюм. Ее волосы сияли снова и свободно струились по плечам. Ее кожа была безупречна. Она казалась прохладнее, чем была.

Они попили чай, она и отец. Имя Марка не упоминалось. Разговоры шли главным образом о Ките и Крисси. После чая отец смотрел телевизор, сидя у камина, и Эмма притворялась, что тоже смотрит, а сама ожидала стука в дверь.

Когда стук раздался, она вскочила на ноги, затем заколебалась:

– Я открою?

– Будь добра, дорогая, – тихо сказал отец и участливо сморщился. Он знал, что она страдала. Как только она вышла, он вздохнул и медленно встал на ноги… Он заметил блеск ее глаз. Она выглядела теперь такой же беззащитной, какой была три года назад.

Эмма глубоко вздохнула и открыла дверь. И вздохнула снова, потому что это был не Марк, а Корби. Темные брови Корби поднялись, и он усмехнулся.

– О! – воскликнул он, будто она спросила его мнение. – Вы выглядите как леди.

Она задавалась вопросом, знает ли он, что она ждет Марка. Сказала легко:

– Привет, входите.

Он вошел.

– Еще раз большое спасибо за поездку на ярмарку. Это было здорово.

– Вы говорили уже, – сказал Корби. – Рад услужить.

– Правда? – сказала Эмма.

Ее отец вошел в холл, нарочито громко передвигая ногами.

– А, Корби, входите, входите… – И он повел его в комнату к камину и телевизору.

Эмма последовала за ними и заняла свое место. Начали смотреть какой-то документальный фильм. Время шло медленно, и каждый раз как она смотрела на часы, Корби глядел на нее. Когда раздался стук в дверь, он сразу все понял. Он посмотрел на нее, наблюдая за ее реакцией. Она вспомнила взгляд, который перехватила сегодня в деревенском магазине, когда делала покупки. Женщина за прилавком и два покупателя многозначительно переглянулись и улыбнулись ей. Наверняка все уже знали о посещении Марком «Милл-Хаус» вчера вечером. «Дважды за два дня, – будут говорить они после сегодняшнего вечера. – Эммы не было дома в первый раз, поэтому он пришел на следующий день».

Ей было все равно. Главное, что Марк хочет видеть ее. Она улыбнулась Корби и отцу и пошла открыть дверь Марку.

Марк был одет в отлично скроенный коричневый костюм, кремовую рубашку, коричневый галстук. Он стоял, смотря на нее, как если бы этот момент был труден для него тоже.

– Привет, – наконец сказал он.

Она пригласила:

– Входи, Марк.

Итак, был Марк Хардич. Который все еще, возможно, хотел дружбы от Эммы Чандлер, не больше. Если это так, пусть будет так. Она не станет навязывать свои условия. Она не помнила то время, когда не любила его. Только рядом с ним она ощущала смысл жизни. Марк держал папку:

– Я принес это для твоего отца.

– Спасибо. Ты хотел бы передать это ему?

Они медленно шли через холл. Она сказала:

– Крисси и Кит возвращаются завтра.

Поскольку Крисси возвращалась, чтобы начать работать в конюшнях с понедельника, конечно, он знал это. Он спросил:

– Куда они ездили?

– Путешествовали по Озерному краю.

У двери гостиной Марк начал:

– Эмма…

Дверь была немного приоткрыта, всего на пару дюймов. Они услышали голос Корби, было не разобрать, что он говорит. Марк нахмурился.

– Да? – отозвалась Эмма.

Марк молча открыл дверь. Томас Чандлер поднялся поприветствовать его:

– Добрый вечер.

– Добрый вечер, – ответил Марк.

Корби остался сидеть. Марк слегка кивнул Корби, и Корби тоже сдержанно ответил кивком. Их ненависть друг к другу была открытой и пугающей.

Крисси говорила, что Марк был недоволен, когда Корби купил землю вокруг мельницы, но Эмма не думала, что так сильно. Атмосфера накалялась.

Марк протянул ее отцу папку. Томас Чандлер, поблагодарив его, вынул желтоватые страницы и положил их почтительно на стол.

– Разве вы не присядете? Глотните чего-нибудь.

Марк подчеркнуто любезно отказался:

– Спасибо, нет. Мне надо идти.

Если бы не Корби, он остался бы, Эмма была уверена. Она спросила:

– Может, останешься? – но без надежды. Марк Хардич был не тот человек, которого можно было переубедить.

Она сказала:

– Жалко. Я провожу тебя. – Была вероятность, что в те немногие минуты, когда они будут наедине, по дороге к двери, Марк пригласит ее прогуляться или поужинать вместе.

Но этого не произошло. Он словно хотел поскорее покинуть этот дом. У двери Эмма попрощалась:

– Доброй ночи.

Тогда он остановился и прекратил наконец хмуриться.

– Доброй ночи, Эмма. Я рад, что ты вернулась, – сказал он, взяв ее за руку.

– Так ли?

Не отпуская ее руки, он подтвердил:

– Так.

И спокойствие вернулось к ней.

Она не пошла в комнату. Выждав, пока Марк скроется из виду, она спокойно двинулась к квартире Кита и Крисси.

Ей нечего было там делать до завтра. Но если бы она столкнулась с Корби прямо сейчас, она, вероятно, потеряла бы всю свою выдержку. Если он и Марк не могли переносить одного вида друг друга и он знал, что Марк зайдет в «Милл-Хаус» сегодня вечером, любезнее было держаться от него подальше.

Она, вероятно, спросит его при случае об этом. Завтра, когда она будет спокойнее.

Комната имела нежилой вид. Все было новым, кроме того – идеальный порядок. С Китом это не продержится долго. Да и Крисси обычно оставляет бедлам после себя. Она выросла в большом неопрятном семействе, в большом неопрятном доме.

Эмма присела на новый диван, который она подарила им на свадьбу. Она пришла сюда первой, даже раньше самих хозяев. На полках не было еще книг или журналов. Они хотели взять напрокат телевизор, как только вернутся, а приемник увезли с собой. Эмма пробыла у них более часа. К этому времени ее раздражение спало, и она пошла домой, готовая слушать объяснения Корби.

Она вошла в дом. Отец был один, Корби ушел. Он сидел за столом, просматривая страницы старых счетов, которые Марк принес ему.

– Привет, – сказал Томас Чандлер. – Уже вернулась?

– Я только прогулялась до квартиры.

Он думал, что она ушла с Марком. Она спросила:

– Почему Корби пришел сюда сегодня? Он знал, что зайдет Марк, и ты мог бы предвидеть, что они столкнутся.

Томас Чандлер задумчиво потер за ухом:

– Я не осознавал, что они так ненавидят друг друга. Конечно, я никогда не видел их вместе прежде. Я знаю, что много говорилось относительно той продажи.

– Это было более чем год назад, – заметила Эмма.

Ее отец кивнул:

– Ах да, но Хардичи всегда действовали по своей воле в этих краях. А Корби тоже не привык быть последним. Он дал весьма хорошую цену.

– И хорошо, – сказала Эмма едко.

Марк был настоящий аристократ, так же как Корби был настоящий цыган. Они были рождены, чтобы ненавидеть друг друга.

Марк был обижен, а Корби провоцировал. Эмма сказала:

– Это в последний раз. Больше они не встретятся под этой крышей.

– Да, – согласился отец, – Это было неудачно. Но Марк Хардич хоть не потратил время впустую при прощании? – Он взял ее руку, как он делал раньше, но не задержал, когда она отдернула ее.

– Нет, – произнесла Эмма.

– Корби уехал в очень дурном настроении.

– Что он говорил?

– Не много, – сказал Томас Чандлер, – за исключением того, что он надеется – ты знаешь, на что идешь.

– И что это значит?

– Я не думаю, – сказал Томас Чандлер спокойно, – что он верит в то, что жена Марка Хардича была счастливой женщиной.