Николай
“Алиса, здравствуй, как дела?”
Нет, не то.
“Дочка, привет! Как жизнь молодая?”
Вообще ерунда какая-то.
“Алиса, как лагерь? Как там Максимка?”
Так, вроде, лучше.
Уже час пишу и стираю сообщения дочке. Я с ней не общался с тех пор как… Как уехал в Сочи. И перед этим она мне нагрубила. И до этого общалась дерзко и грубо. Мать ее настроила против меня?
Не знаю. Не уверен. Но очень скучаю по ним. И по Алисе, и по Максу.
И именно сейчас очень четко осознаю, что я с ними почти не разговаривал. Уже очень давно. Так, иногда про оценки спрашивал. И все. Мы никуда не ходили вместе, не проводили выходные, не ездили… разве что, к родителям. И то крайне редко.
А ведь когда-то давно, когда они были совсем малышам, у нас была очень счастливая семья. Хотя я уже тогда… Ну, это неважно. Все было прекрасно.
Пока я не увлекся…
Ладно. Хватит сопли жевать! Дожил. Боюсь написать собственной дочери.
Я нажимаю “отправить”. Вижу, что сообщение прочитано. И — тишина. Она не отвечает.
“Алиса, у тебя все в порядке?” — пишу я снова. Очень сдержанно.
Она молчит. Я начинаю набирать новое сообщение. И тут мне прилетает ее ответ:
“Я тебя ненавижу. Не пиши мне больше”.
Сегодня у меня снова коньяк. Пока нераспечатанный. Я сижу на огороде родителей, в беседке. Я теперь часто провожу здесь время вечерами. Один.
Ну, иногда юрист заглядывает. Я его чаще гоню — понял уже, что толку от него ноль, а все его советы — полное дерьмо. Просто нажиться на мне хочет.
— Что, уверенно идешь к хроническому алкоголизму? — раздается голос отца.
— Отвали, — бурчу я.
— Машину еще не пропил?
В тот раз, когда я бросил машину на проселочной дороге, и меня привез Анькин хахаль, они с матерью устроили мне выволочку. Почти как в детстве. Орали на меня оба, убеждали взяться за ум… А я просто блевал.
А на следующий день чуть не сдох — и снова приложился к бутылке. Знал, что это действенный способ прийти в себя. Никогда раньше не пробовал, а сейчас… ну да, это запой. Я осознаю. Бухаю уже несколько дней. Но не беспробудно!
Уменьшаю количество. Сегодня вот только одну взял. А выпить собираюсь один стакан. Вернее, собирался, до того, как дочь написала, что ненавидит меня.
Это так…. Это невыносимо больно! Не выдерживаю, и показываю сообщение отцу.
— Да, дела, — сочувственно вздыхает он. И продолжает: — Надеюсь, меня она не ненавидит. И будет со мной и с бабушкой общаться. И Максик тоже будет. Ну а почему нет? Мы же не виноваты, что ты их матери изменял.
И этот туда же… Режет без ножа! В груди острая боль. Очень хочется от нее избавиться. Ну, или хотя бы притупить. Средство я знаю.
Начинаю распечатывать бутылку коньяка — и останавливаюсь. Если я продолжу… что будет через неделю? Через месяц? Отец прав. Я стану хроническим алкоголиком.
Не буду сегодня пить. Не буду, и все!
“Аня, давай встретимся. Поговорим”.
“О чем?”
“О детях”.
“Пиши. Звони. Видеть тебя не хочу”.
А я хочу! Я просто невыносимо хочу увидеть свою Аню… И дома оставаться невозможно. Дома… нет теперь у меня дома.
Еду к жене. Адрес знаю. Ее нет, или она мне не открывает. Свет не горит… Сижу у подъезда. Дико хочу выпить. Я видел рядом магазин…
О. А вот и Аня. И она такая… Другая.
Вроде бы, никаких заметных перемен нет. Кроме цвета волос. Который, впрочем, уже не такой светлый. Но она вся… светлая. Как будто светится изнутри. И походка у нее другая. И эти джинсы на ней просто обалденно сидят. И топик какой-то с рубашкой… Она никогда раньше так не одевалась. И не была такой невыносимо привлекательной.
Замечает меня, притормаживает. Замирает на месте. Я поднимаюсь. Иду навстречу. И вижу… ярость. Глаза сверкают, губы сжаты, вся такая напряженная, как будто готова наброситься на меня и растерзать.
— Я же сказала, что не хочу тебя видеть! Чего ты приперся?
— Надо поговорить.
— Да хоть заговорись! Ничего не изменится. Я не хочу тебя слушать. Хватит с меня лжи. Сыта по горло!
— Ты такая… злая.
— Да, Коля. Ты невероятно догадлив. Во мне сейчас столько злости…
— Прости меня, — начинаю неуверенно.
— Мне плевать на тебя! — внезапно взрывается Аня. — И злюсь я не на тебя.
— А на кого?
Я, если честно, в шоке. Никогда не видел Аню такой. Даже в тот раз, когда она выставила меня из нашей квартиры. Тогда она была почти спокойной. А сейчас… это просто какая-то бешеная фурия.
— На себя! Я зла на себя! — кричит она. — Как я могла быть такой дурой? И терпилой. Ты об меня ноги вытирал, таскался по бабам с самого начала… Еще когда я была беременная!
— Я не…
Откуда она… Да я уже забыл об этом! Но на автомате пытаюсь возражать. Но Аня отметает мои возражения пренебрежительным жестом. И продолжает, все так же, на очень повышенных тонах:
— Ты приходил с гулянок, врал мне, а я такая: вот тебе, Коленька, выглаженная рубашка. Вот тебе чистые носочки и новые трусики, чтобы перед шлюхами красоваться. Вот тебе вкусный полезный ужин, который я быстро приготовила, вернувшись с работы. Еще и заскочив по пути магазин и притащив на себе тяжелые пакеты…
— Аня…
— Классная я жена, правда? Просто мечта!
Блин, что-то я, и правда, конченным козлом выгляжу. Если вот так во со стороны посмотреть.
— Ань, я… как-то не осознавал…
— Конечно. Тебе же все можно. Ты все больше наглел и хамел. А я все это позволяла… Дура! Снежана бы не позволила, правда?
Правда. Снежана вообще… Как я с ней жить собирался? По ресторанам каждый день водить и самому свои рубашки в прачечную таскать? Идиот.
Аня… Она же самая лучшая жена. А теперь еще и такая секси…
Она изменилась. Она очень изменилась за это короткое время. Если бы она была такой раньше, я бы ни за что… Я бы и не посмотрел в сторону других баб. Зачем они мне? Она же красивее всех…
— Ань, прости меня, пожалуйста. Я все осознал. Честно. Я был козлом и мудаком. А ты… Ты, и правда, идеальная жена!
Я не знаю, что сделать. Я готов на все. В лепешку расшибиться, чтобы вернуть ее. И детей. Я скучаю по ним! Я хочу семью.
Хочу все обратно. Как было. Только я буду другим. Буду ценить и не буду…
— Коль, той Ани больше нет, — ошарашивает меня жена. — И никогда не будет. Все кончено. Прощай.