Ярослав
— Яр, зачем столько?
В голосе Анюты слышится удивленное возмущение.
— Я взял одну. Потом подумал… и прихватил еще две. На всякий пожарный.
— Ты меня пугаешь.
— Поставим в холодильник. А там как пойдет.
Мы идем на кухню. Толпимся у холодильника. Спотыкаемся друг о друга. Потому что я не могу от нее отлипнуть! Примагнитило, как железный гвоздь.
У Анюты влажные волосы, пахнущие шампунем. На ней халатик и смешные пушистые тапочки. Так по-домашнему… И это, почему-то, капец заводит!
Она тянется к верхней полке, доставая бокалы. А я… капаю горячей слюной на ламинат.
Анюта ловит мой голодных взгляд.
— Ножки — огонь, — не сдерживаюсь я. — Давно хотел рассмотреть их поподробнее.
Взглядом я, естественно, уже залез под халатик, который задрался, когда она доставала бокалы.
И Анюта это чувствует. Вспыхивает. Смущается. Это заводит еще сильнее….
Да меня заводит абсолютно все!
Держит ладошкой длинный высокий бокал — я завелся. Поправила локон у лица — еще один оборот. Откусила шоколадку… обхватила губами дольку апельсина… облизала пальчик… Обороты нарастают.
Дыши, Яр! Дыши. Не забывай медленно и спокойно дышать.
А то, блин, как заводной волчок! Еще немного — и пружина лопнет. И тогда…
Берегись, мой пугливый страусенок! Даже если ты засунешь голову в песок, мне пофиг. Мне сейчас как раз нужна не голова, а то, что останется снаружи.
— А чего мы без тостов пьем, как алкоголики? — спрашивает Анюта после первого бокала.
— Мы и есть алкоголики. У нас же цель напиться, а не понтоваться красивыми фразами. Но, если ты хочешь, я скажу тост.
— Я не настаиваю.
— А я хочу. Давай выпьем за твою улыбку. Когда-то она вытащила меня из депрессии.
— Ты преувеличиваешь!
— Нисколько. Помню, просыпался утром, уже уставший, без желания что-либо делать и куда-то идти. И только мысль о том, что сегодня увижу тебя, вытаскивала меня из кровати.
— Правда?
— Чистая правда.
Мы чокаемся. Анюта отпивает глоток и ставит бокал. Берет крупную виноградину, откусывает. Ягода смачно лопается и сок брызжет ей на подбородок.
— Ой!
Она хватается за салфетку. А я хватаюсь за ее руку, тормозя движение. Беру другой рукой за затылок, притягиваю к себе и — слизываю сок. С подбородка, с губ, с языка…
Это сладкое виноградное безумие. Сочные губы, пугливый юркий язычок, теплые ладошки на моих плечах… Но этого мало.
— Хочу тебя, — обжигаю горячим шепотом ее ушко.
— Яр…
С ее плеча сползает халатик. Я вижу тонкую бретельку и черное кружево. Она готовилась к моему приходу. Она…
— Ты тоже хочешь, — утвердительно произношу я.
И провожу языком по ее ключице. Анюта уже у меня на коленях.
— Я… тоже… хочу… но…
Она произносит это с таким эротичным выдохом после каждого слова, что моя пружина звенит и вибрирует от напряжения.
— Никаких “но” не существует.
— Да…
— Повтори это.
— Да…
— Вот так всегда и отвечай мне.
— Мы же собирались напиться…
Анюта пытается остановить несущийся на нее локомотив. Наивная… Все. Пружина лопнула.
— Мне не нужно шампанское. Я уже пьян и почти невменяем.
Подхватываю Анюту на руки и перемещаю в спальню. Опускаю на кровать. Она стыдливо запахивает раскрывшийся халатик.
— Боишься?
— Да…
— А вот тут я предпочел бы услышать “нет”.
— Ты такой непостоянный! — улыбается она.
— А чего ты боишься? Меня?
Анюта кивает. А я времени не теряю. Покрываю поцелуями еще плечи. Шею. Ладошки, которыми она обхватывает мое лицо, чтобы испуганно заглянуть в мои пьяные от страсти глаза…
— Тебя, — признается она. — Боюсь. Немного…
— А вот это обидно, между прочим! Разве я такой уж страшный?
— Ты такой… мужчина. Выглядишь как мужчина, пахнешь мужчиной, ведешь себя… абсолютно по-мужски.
— Еще нет. Но сейчас буду.
Кое-что уже расстегнуто. Что-то приспущено, что-то задрано. А сейчас мы просто избавимся от всего лишнего…
Мягче, Яр! — уговариваю себя. Нежее! Не пугай страусенка, не рычи голодным вепрем и не вгрызайся в хрупкую шейку. И совершенно точно не надо кусать ее за попку. Хотя очень-очень хочется…
Страусенка надо сначала приручить. Лаской. А уж потом проявлять свой дикий звериный нрав.
— Ой! — нежно пищит Анюта.
— М-м-м… — отзываюсь я.
— Боже…
— Угу…
— Ты такой…
— Мужчина?
— О, да!..