Мир перевернулся

Глава 2

В четыре рабочий день у Евы обычно заканчивался, а вот работа – нет. Отдохнуть она могла не раньше половины одиннадцатого, когда погружалась в ванну с добрым стаканом красного вина.

В шестнадцать ноль-ноль Ева-служащая выключала компьютер, закрывала папки с делами «больших мальчиков» и на следующие несколько часов превращалась в Еву-мамочку, озабоченную готовкой, уборкой, стиркой и прочими домашними делами.

Сегодняшняя пятница не стала исключением. Раунд первый – поездка в автобусе, который доставлял ее к дому, где жила няня Робби. Она всегда подавала условленный сигнал – три коротких звонка – и, открывая дверь, уже видела и слышала несущегося по коридору и вопящего от радости сына.

– Здравствуй, милый, – сказала Ева, подхватывая его на руки и прижимая к себе.

Перед тем как уйти, она перебрасывалась парой слов с Арлен – что делали, что ели, сколько спали, – потом сажала Робби в коляску, и они выходили на улицу и шли за Анной в продленку.

Воссоединение с дочерью не сопровождалось столь бурным проявлением чувств. Анна, не по возрасту высокая, светловолосая девочка, даже не заметила появления Евы и Робби, потому что сидела за столом в углу комнаты за домашним заданием, не обращая внимания на царивший вокруг хаос.

– Анна!

Воспитательница окликнула ее еще пару раз, пока она наконец не подняла голову. Потом Анна повернулась, одарила мать сдержанной улыбкой, закончила предложение и лишь затем собрала книжки, тетрадки и ловко сложила все в портфельчик. В такие мгновения она напоминала маленькую и строгую секретаршу.

Матери Анна позволила только чмокнуть ее в щечку, не более. Потом она наклонилась и сдержанно, с милой снисходительностью, несвойственной девятилетним девочкам, поцеловала Робби.

– Ну, рассказывай, – попросила Ева, когда они повернули к дому.

Дорога занимала пятнадцать минут, и это время обычно посвящалось школьным новостям и девчоночьим сплетням.

Около пяти они наконец ввалились в свою маленькую, с двумя спальнями, квартирку, вот уже десять с лишним лет служившую семье Евы надежным убежищем.

Все трое любили возвращаться домой, а потому, переступая порог, всегда вздыхали с облегчением. Анна сразу умчалась в свою комнату, а Робби, посаженный на кровать, с любопытством наблюдал за тем, как мамочка переодевается в джинсы, яркий топ, шерстяные носки и истоптанные едва ли не до дыр сандалии. Только по завершении этой процедуры Ева обретала привычный домашний вид.

Она вынула из ушей сережки и взъерошила волосы в надежде получить хоть небольшой заряд энергии, необходимой для завершения последних раундов: ужина, уборки, встречи с Джозефом, ванны и отхода ко сну.

– Что у нас сегодня на ужин? – поинтересовалась из-за двери Анна.

– Суп, салат, хлеб и сыр, – ответила Ева.

Меню их не отличалось большим разнообразием.

– Какой суп?

– С морковью и фасолью.

Анна вошла в комнату, одетая в скромные брюки из хлопка и белую футболку. Стиль матери, предпочитавшей джинсы в обтяжку, эффектные топы и пестрые побрякушки, был ей совершенно чужд.

– Как дела? – спросила Ева, но, прежде чем Анна успела ответить, Робби совершил кувырок с кровати и с жалобным плачем грохнулся на деревянный пол.

Пока его поднимали, водружали на место и успокаивали, Анна успела сообщить:

– Все в порядке, жива, стараюсь держаться в рамках и не связываться с одноклассниками. Большинство их, похоже, так и остановились на младенческой стадии.

– Хм… – Ева кивнула, зная, что высказывать свое мнение по столь сложной проблеме не стоит, – все закончится криками: «Ты просто не хочешь меня понять!»

Время от времени Ева задавала себе вопрос, а нормальна ли для девятилетней девочки такая доходящая до крайности увлеченность психологией? Нормально ли, что девочка проводит свободное время не за играми в куклы, а за бесконечным чтением пособий и учебников? С другой стороны, что следует считать нормальным? Наверное, лучше не задаваться такими вопросами, а надеяться, что жизнь расставит все по местам.

Во время ужина Робби, накрошив в тарелку хлеба, ловил «уточек», а Анна громко причитала из-за того, что пролила на футболку апельсиновый сок («Пятно так и останется!»). Ева же пыталась поговорить по телефону со старшим сыном, Денни.

– Ты уже познакомилась с новой девушкой Тома? – спрашивал Денни, голос которого тонул в нарастающей какофонии.

– Да. Правда, хорошенькая? Я так рада за него.

У Тома, похоже, начинался первый серьезный роман. У него и прежде были подружки, но до серьезных отношений дело не доходило. С Дипой Ева встретилась неделю назад, и девушка ей очень понравилась: красивая, умная, веселая – как и сам Том – и к тому же студентка, будущий врач. И еще амбициозная – это порадовало Еву, потому что Том, хоть и был программистом, всегда отличался беззаботностью, ничего не принимал всерьез и намеревался как можно дольше оставаться в положении «вольного стрелка», не обремененного никакими проблемами.

– Да, – согласился Денни. – Не представляю, чем ей так приглянулся Том.

– Денни! У Тома хорошие перспективы. С работой полный порядок, финансовое положение улучшается. – Ева верила в своего доброго, хотя и немного несобранного второго сына.

– Чего нельзя сказать о вкусе, – добавил Денни. – Одевается он по-прежнему ужасно.

– Ну, Дипа наверняка поправит дело. Еще не поздно. Что нового у тебя? – спросила Ева, стараясь не обращать внимания на Робби, открывшего для себя, что суп можно развозить по столу ложкой. – Как на работе?

– Порядок. Надеюсь на следующей неделе получить серьезный заказ, так что держи за меня пальцы скрещенными. У Патриции тоже все хорошо.

– Рада слышать.

Брызги супа долетели до Анны.

– Мне надо идти, – быстро сказала Ева под оглушительные крики: «Мама, посмотри, что он наделал!»

– Слышу, иди, – рассмеялся Денни. – Обними их за меня.

– Да, пока. Так у тебя все в порядке?

– В полном.

– Ладно, вы двое, успокойтесь. – Ева направилась к зоне боевых действий, вооружившись бумажными полотенцами. – Вот кто у нас на младенческой стадии, – добавила она, обращаясь к заплаканной дочери.

– Можно йогурта, мамочка?

Робби посмотрел на нее совершенно невинными глазами и обезоруживающе улыбнулся. Это у него получалось великолепно.

– Да, только минутку подожди, пожалуйста. – Она вытерла стол, утерла физиономии и поставила перед дочерью фруктовый йогурт, уже зная, что сейчас последует.

– Что у нас сегодня? – бодро поинтересовался Робби.

Ева заглянула в холодильник.

– «Джеймс», «Томас», «Энни».

Пару месяцев назад она не выдержала постоянного нытья и сдалась, впервые купив йогурт с картинками. И получила еще одну проблему. С тех пор Робби требовал только «Генри» и упрямо отвергал все прочие. Конечно, надо было просто вымыть коробочку из-под «Генри» и наполнить ее любым йогуртом, но, как всегда, хорошая мысль пришла с опозданием.

– Хочу «Генри», – захныкал маленький упрямец.

– Нет, «Томас» обидится. Послушай, он уже плачет. – Ева жалобно засопела: – Пожалуйста, Робби, съешь меня.

Анна закатила глаза.

В конце концов Робби все же смягчился и позволил Еве накормить его бледно-розовой кашицей.

После ужина она собрала тарелки и чашки, поставила посуду в крохотную, карманного размера посудомойку, подаренную старшими сыновьями на Рождество, и перешла с детьми в гостиную.

Свет в этой комнате приходилось включать даже днем, потому что квартира находилась на подвальном уровне и над ее двумя маленькими окошками нависал зеленый полог плюща и ломоноса.

Еве нравился зеленый, «подводный» эффект. Она покрасила рамы краской абрикосового цвета, поставила в комнату продавленный, купленный на распродаже диван, повесила книжные полки, добавила две настольные лампы с абажурами из цветного стекла и протянула длинную ленту белых китайских фонариков. Больше всего пришлось возиться с полом: приподнять, выровнять и прибить заново покрытые лаком половицы. Занавесок на окнах не было – их с успехом заменяла зелень снаружи.

Как и в другой комнате, стены в гостиной украшали всевозможные постеры, картины, семейные фотографии и разные поделки – голубые отпечатки ладоней в рамках, раскрашенные динозаврики, засахаренные веточки и даже розовое детское платьице из тюля. Начало этой причудливой коллекции было положено Денни и Томом в их далекие детские годы.

Робби залез на диван и начал поправлять подушки. Ева вставила в видеомагнитофон кассету с мультиками, включила воспроизведение и устроилась рядом с сыном так, чтобы ему хватило места у ее коленей.

Анна принесла учебники и расположилась за столом у дивана. Ева могла при необходимости, не вставая, помочь дочери с домашним заданием.

С первыми звуками музыки Ева почувствовала, что глаза слипаются, и не стала бороться с дремотой. Впрочем, она знала, что отдохнуть не удастся – либо Анна задаст какой-нибудь вопрос, либо непоседа Робби ткнет локтем в лицо. Вопрос лишь в том, кто сделает это первым.

Ждать ответа долго не пришлось.

– Сколько будет шестью восемь? – спросила Анна.

– А сколько будет пятью восемь?

– Сорок… прибавить еще восемь… получается сорок восемь.

– Молодец. Кстати, ты все собрала?

Прежде чем Анна успела что-то ответить, в дверь позвонили.

– Это папа? – радостно встрепенулась Анна.

– Посмотрим.

Ева поднялась с дивана и машинально поправила волосы. У нее вдруг подвело живот. Появлению Джозефа всегда сопутствовало какое-то странное напряжение, но будет ли так сейчас, когда она сделала большой, решительный шаг в сторону, начала по-настоящему встречаться с другим мужчиной?

Ева никогда не думала, что ей удастся поддерживать с Джозефом дружеские отношения. Они прожили вместе семь лет, и она любила его все это время. У них была Анна, их связывали несколько лет счастья, которое никуда не уйдет и никогда не забудется, то, о чем никогда не станешь жалеть. Но потом все вдруг начало разваливаться и развалилось еще до рождения Робби.

В итоге получилось, что они расстались на первых месяцах ее беременности. Что же произошло? Единственное объяснение, которое могла предложить Ева, сводилось к заурядному клише: «Он переменился». Разумеется, эти два слова ни в коей мере не отражали всю сложность обстоятельств, но они помогли ей справиться с ситуацией, остаться на плаву, выдержать. Все еще считая себя пострадавшей стороной, Ева тем не менее решила, что лить слезы по безвозвратно утерянному бессмысленно, никакая боль не бывает вечной и надо брать пример с Джозефа, который вел себя как ни в чем не бывало.

Так они и жили: каждый сам по себе, вдали друг от друга, стараясь сохранять – ради детей – видимость добрых отношений, пытаясь не замечать того, что осталось, – все еще объединяющих их, но с болью рвущихся чувств.

Во многих отношениях ей было гораздо легче, когда ушел Деннис, ее первый муж, отец старших мальчиков. Он просто исчез, пропал, растворился в воздухе. Да, был шок, да, ей пришлось привыкать к тому, что мир вдруг, в одночасье перевернулся. Зато не было никакой неясности, никакой неопределенности, никаких игр, никакого притворства.

– Привет, Джозеф. – Она встала, встречая гостя улыбкой.

– Здравствуй, Ева.

Он прикоснулся губами к ее щеке. И… Что-то все-таки осталось. Даже после бурного отрыва с Нильсом. Что-то, напомнившее о себе пробежавшей по телу дрожью. Вот досада! А еще, как она ни старалась, взгляд то и дело обращался в его сторону. Впрочем, на него, наверное, засматривались многие – высокий, мускулистый, подтянутый, с темными глубокими глазами и густыми черными волосами.

– Привет, Джофус, – подал голос Робби.

– Эй, приятель, ты как?

Джозеф опустился на диван. Еще раньше они договорились, что Робби, когда подрастет, будет проводить выходные в Манчестере вместе с сестрой, но время шло, а решение так и не принималось, условия не обговаривались, потому что ни он, ни она не желали сделать первый шаг.

Джозеф задержался, чтобы успеть выпить чашечку чаю и даже перекинуться парой слов. Как дела у Анны и Робби? Какое домашнее задание выполняет Анна? Что она читает? И все это время Ева наблюдала, всматривалась, отмечала мелкие, не заметные постороннему взгляду детали, как хорошо знакомые, так и новые, появившиеся уже после разрыва.

Джозеф провел весь день в деловых встречах. На нем был темный костюм, мягкий, идеальный покрой которого говорил о преступной расточительности хозяина, носившего столь дорогую вещь с характерной небрежностью. Из верхнего кармашка высовывался крохотный мобильный телефончик, а из-под воротника торчал проводок наушника. Появился новый портативный компьютер. У ног стоял небольшой светлый портфель, несомненно, модный и тоже стоящий немалых денег. Дела у Джозефа явно шли хорошо, и он быстро превращался в преуспевающего, обеспеченного бизнесмена. Все, как она и предполагала. Все, что она ненавидела. Ева никогда не брала у него денег, но они договорились, что он будет класть определенную сумму на открытый для них счет. То, что он им покупал, то, чем он их баловал, она старалась не замечать.

В комнату вошла Анна, держа в руке небольшой рюкзачок с вещами.

– Не забудь положить его в багажник, – напомнила Ева.

Она плохо разбиралась в марках машин, но знала, что Джозеф обзавелся какой-то идиотской сияющей игрушкой, которая не вызывала у нее ничего, кроме отвращения.

– Мя-яуу, – протянул Джозеф и улыбнулся.

– Какие планы на уик-энд? – спросила она, стараясь сохранять достоинство и не реагировать на глупую шутку.

– Грандиозные. Повеселимся на славу, верно, Анна?

– Да. А Мишель там будет?

Они оба, и Джозеф, и Ева, невольно задержали дыхание. Девятилетние дети умеют задавать неудобные вопросы.

– Она предложила приготовить нам сегодня обед, если ты не против.

– Лучше поешь сейчас, дорогая. – Ева сознавала, что это недостойно, неприлично, плохо, но ничего не могла с собой поделать.

Мишель, нынешняя подружка Джозефа – Ева знала ее только по фотографиям и отчетам Анны, – была одной из тех нагловато-самоуверенных современных девиц, которые сдвинуты на поддержании формы и вечно сидят на каких-нибудь экзотических диетах. В данный момент Мишель обходилась без углеводов, а потому не позволяла себе ни пирожных, ни шоколада, ни мороженого, ни сахара вообще, ибо жутко боялась растолстеть, боялась, что не совладает с собой и тогда ее бедра превратятся в окорока, задница округлится, а сшитое по заказу модное платье просто лопнет по швам. Ну и дура, утешала себя Ева.

– Ева, – предостерег Джозеф, – не начинай все с начала.

– Извини.

– По крайней мере Мишель сможет приготовить что-то, кроме супа с фасолью, – не удержался от колкости бывший муж.

Вот как?!

– Пожалуйста, прекрати, – поморщилась она, надеясь, что реплика прозвучала достаточно бесстрастно, что ей удалось удержать при себе и обиду, и неприязнь.

– Какие у тебя планы? – спросил Джозеф, возможно, только для того, чтобы сменить тему.

– У меня? Вообще-то я иду завтра на свидание. Наш новый ветеринар… очень симпатичный парень.

Если новость и стала для Джозефа сюрпризом, виду он не подал. Ева внимательно наблюдала за ним, ожидая хоть какой-то реакции, но он лишь улыбнулся и вежливо произнес:

– Это хорошо. Надеюсь, ты приятно проведешь время.

«Да уж, черт возьми, можешь не сомневаться, – мысленно прокомментировала Ева, несколько задетая столь откровенным отсутствием интереса с его стороны. – Я буду есть, пить и веселиться, а потом приведу его домой, и мы устроим здесь настоящий секс-марафон, а о тебе я и не вспомню».

Ну и что, если Нильс не пригласил ее пообедать? Ну и что, если они даже не договорились о встрече? Ну и что, если это все она только придумала?

– Ты собираешься идти на свидание? С ветеринаром? – спросила Анна.

О Боже, надо же было ляпнуть такое! Шокировала совсем не того, кого рассчитывала.

– Почему ты мне ничего не сказала?

Ева опустилась перед дочерью на колени.

– Милая, какие пустяки. Мы пойдем вместе с Робби и будем говорить о кошках.

Ну вот. Именно поэтому Ева всегда старалась избегать лжи. Ложь только все усложняла.

– Ладно. – Джозеф поднял с пола рюкзачок и шагнул к Робби. – Поцелуй маму и брата и пойдем. Пора.

В восемь вечера Робби уже лежал в кроватке вместе со своими игрушками и изо всех сил пытался не заснуть и дослушать до конца сказку, которую читала ему Ева.

Она поужинала в одиночестве с включенным радио, потом заставила себя пройти по дому и сделать хотя бы минимум того, что требовалось: постирала кое-что в машине, подтерла пол на кухне, убрала со стола, расставила по местам детские игрушки. Вернувшись снова в кухню, включила хлебопечку, покрошила овощи и поставила их вариться.

«По крайней мере Мишель сможет приготовить что-то, кроме супа с фасолью».

Слова эти пришли на память сами собой, пока она помешивала суп. О Господи, Джозеф.

Когда старшие мальчики уже жили отдельно, они с Джозефом, уложив Анну в кроватку, приходили в кухню вдвоем, чтобы вместе поужинать и посидеть, глядя друг на друга, при свечах, точно зная, что будет дальше.

Она помнила, как он однажды полил ей на руку приправу для салата, а потом взялся слизывать теплую жидкость, пройдя весь путь от запястья до плеча. Она помнила, как села потом ему на колени, ожидая продолжения, изнывая от желания, а он заглянул в холодильник и спросил:

– Что бы нам еще сюда добавить, а? Кубики льда или, может, масла? О, придумал! Классический рецепт: клубника со сливками.

– Да, неплохо, – согласилась она.

В другой раз Джозеф изобрел то, что назвал «дополнением к оральному сексу»: листья салата, сливочный сыр, кусочки копченого лосося.

Иногда, пока они ели, он в деталях расписывал, чем именно намерен заняться сразу после еды, и в результате оба приходили в такое состояние, что вставали из-за стола, не закончив ужин.

– Видишь эту клубничку? – спрашивал он, окуная ягодку в шоколад, горячую карамель или сливки и начиная осторожно облизывать ее на глазах у Евы, представлявшей, что все это он делает с ее соском, клитором, кончиком носа.

– Везет же этой ягодке, – говорила она, не отводя глаз от его милого лица и в миллионный раз задавая себе один и тот же вопрос: как ей удалось заарканить такого парня.

Почему теперь так трудно его забыть?

Она могла проснуться с этой мыслью в три часа ночи и уже не уснуть, тщетно стараясь найти объяснение.

Внешне он совершенно не изменился и выглядел абсолютно так же, как человек, в которого она влюбилась. И, глядя на него, Ева никак не могла поверить в то, что он стал другим. Даже по прошествии стольких лет она словно ожидала, что однажды Джозеф откажется от своего высокого поста, вернет машину, телефоны, ноутбук и прочие атрибуты бизнесмена, появится на пороге, растрепанный и аппетитный, и скажет: «Я пришел, как ты и хотела. Пожалуйста, прими меня». Куда подевался мужчина, которого она любила? Может, просто спрятался, притаился внутри нового Джозефа? А если так, есть ли у нее хоть какой-то шанс выманить его из убежища? Или он исчез навсегда?

Кошки, ходившие вокруг и тершиеся о ее ноги, пока она стояла у плиты, были наконец накормлены. Пришло время выйти в сад.

Ева накинула шерстяной жакет, обула сапоги и, выйдя на улицу, щелкнула выключателем, осветив зеленый рай, в котором она трудилась с первого дня переезда в новую квартиру.

Сад преображался, обретал нужные ей очертания на протяжении многих лет. Начала Ева с того, что решила заняться лужайкой и бордюром, доставшимися в наследство от прежних хозяев, однако постепенно в ней созрела решимость подвергнуть его полной реконструкции, превратить в нечто гораздо более интересное. Она «подрастила» все три стены, установив на них сетчатые подпорки для растений, и теперь пространство окружала стена плюща высотой в восемь футов. Затем Ева безжалостно уничтожила лужайку, проложив петляющие, выложенные камнем дорожки. Обсадила их высокими кустами, зеленью и фруктовыми деревьями. Понемногу сад превратился в зеленый уголок, отгороженный от окружающих домов.

Входя в него, Ева как будто попадала в иной мир, где в каждом углу было что-то интересное. Горшки самых разнообразных тонов, форм и моделей стояли тут и там, и в них красовались кустики, розы, колючие пальмочки, альпийские цветы. Свободного места почти не осталось: везде, где только можно, она старалась посадить что-то, что со временем дало бы всходы, ожило, расцвело.

У нее не было плана. Розмарин, мята, петрушка, салат, брюссельская и обычная капуста – все это существовало в опасной близости, теснясь. Летом у солнечной стены, рядом с кустами роз, появлялись помидоры, подсолнухи – специально для Робби – и неукротимые, почти дикие кабачки.

Осенью во все свободные клочки земли втыкались луковицы, из которых уже в феврале пробивались крокусы и тюльпаны, а затем лилии и пионы.

В дальнем конце сада было что-то вроде крохотного патио, окруженного зеленью и укрытого пологом из переплетающихся стеблей ломоноса. Здесь весь год стояла удобная деревянная скамейка, а с наступлением тепла Ева приносила железные стулья и большой круглый стол. Его украшала выложенная ее собственными руками мозаика. Остальное пространство занимали розовая герань и прочая душистая мелочь, так что, когда погода позволяла, обед устраивали здесь при свечах, под романтично мигающими фонариками, гирлянды которых были искусно вплетены в зелень.

Ей не просто нравилось работать в саду – поливать, рыться в земле, обрезать засохшие, омертвелые веточки и стебли, выпалывать сорняки, – ей нравился сам сад. Это был уголок, созданный ею самой. Здесь имелся парк для Робби, читальня – для Анны, оазис – для Евы. Здесь можно было посидеть, поговорить с друзьями. Сад был волшебным дополнением к жизни, продолжением жизни.

Сегодня Ева занялась сбором улиток, которых топила – кривясь от отвращения – в ведерке с водой. И все же такая смерть представлялась ей более легкой, чем кончина тех несчастных, которые с хрустом погибали у нее под ногами. Она любила приходить в сад ночью, одна, не чувствуя себя при этом одинокой, занимаясь делом, которое приносило покой и умиротворение.