Денис
Я пожил немного. Несколько месяцев. От силы полгода.
Еще я жил, когда был маленький. Когда родители любили меня, а не орали друг на друга.
Но все закончилось, когда мне было лет одиннадцать. Я не помню, как это получилось. Как-то резко. Сначала постоянные крики дома: то отец орет на мать, то она вопит на него. Кто-то бьет посуду, хлопают двери. Потом стали появляться няни.
На фига мне няни в одиннадцать лет?
Родители перестали быть вместе. Уже в двенадцать я точно знал, что, если я иду куда-то с мамой — отец гарантировано будет отсутствовать. И наоборот.
И я только сейчас могу осознать, что мне было больно. Я тогда не понимал. Просто места себе не находил и мне постоянно, ежеминутно было не по себе.
А потом я привык.
Я понял, что нельзя очень сильно что-то чувствовать. Надо как бы на дистанции. Со стороны на все смотреть. Близко душой не подходить. Тогда норм. Тогда все приемлемо.
А потом случилась Рыжая. Я будто родился заново. Я дышал, я смеялся, я чувствовал каждый день любым сантиметром кожи — я снова жил!
Ну, как я мог поверить ей? Ну, зачем?
Зачем я…
Я будто кожу снял перед ней! Я касался ее не телом — каждым нервом оголенным я ласкал и ласкался.
Я подумал, что бывает.
Бывает близость. Можно довериться. Бывают Люди. С большой буквы — чистые, преданные…
Козел я. Дебил. Как я мог повестись на эти изумрудные глаза? Издревле зеленоглазых на костре сжигали!
Это ведь настолько… Настолько очевидно — она забралась ко мне под шкуру! Переделала меня полностью — я, как собачонка, вился у ее ног.
И как только я расслабился окончательно — ведь я собирался сделать ей предложение, даже кольцо еще одно купил (типа теперь по-настоящему будет)…
А она продала меня Юсупову! Запустила программу, копирующую и отправляющую все файлы с моего ноута прямиком этому козлу! А ведь у меня должен был быть суд с ним! Он украл все идеи отца! Увел всех его подрядчиков и заказчиков — он надругался над отцовскими талантами! И она — ОНА! Эта Рыжая суч… Да не достойна она вообще того, чтобы я о ней думал!
Но надо сказать, что окрутила она не только меня: Вика никогда прежде не повышала на меня голос — а как она вопила, когда я объявил ей, что Рыжая — предательница! Кричала, что я параноик, что Марсель никогда… Марсель… Вот же ж имя-то… Все в ней было прекрасно. Даже имя… Кроме сущности продажной! Вика сдалась, только когда Федя подтвердил, что на моем ноутбуке была запущена программа, молниеносно своровавшая львиную долю всех файлов.
А Ирма? И та Рыжую защищала! Вот уж от кого не ожидал тоже! Всех окрутила эта Рыжая… Как же тяжело думать об этом. И о ней…
Суд я проиграл.
Конечно — ведь Юсупов успел подготовиться: зная все точки, куда я собирался бить, сумел подчистить углы. Все, чего я достиг в итоге — обличительная речь в суде, которую напечатали в нескольких нишевых изданиях.
Все.
Фиаско.
А все потому, что я позволил себе забыться и влюбиться.
— Вы не туда едете! — рыкнул я таксисту, отвлекаясь от своих мыслей. Хорошо, когда есть безымянный затылок, на котором можно сорвать злость.
— Да нормально я еду, все хорошо, перекрытие просто в центре, надо в объезд, — примиряющим тоном ответил водитель.
Ненавижу ездить на такси. Эти незнакомые люди, непонимающие, насколько мне важно попасть вовремя на встречу…
— Ты не серчай, — начал свою шарманку таксист.
— Едьте молча, — сказал я.
— Да я и сам не рад, понимаешь! Мне сегодня к Мишке надо — до зарезу! А тут это перекрытие! Я уж не хотел заказы брать — все ж-таки друг разводится, а тут вот взял и принял твой! Кто ж его знал, что тут такая пробка к ночи будет-то, — не унимался водитель, — у меня друг мой сердечный, Мишаня, развелся сегодня… Ну, и мы хотели, так сказать, употребить сегодня. Уже вот начать должны через пятнадцать минут… А я тут вот, как видишь… Причем он разводится, ну, точнее, развелся уже, тоже из-за работы нашей! Уж жена-то его, Машка-то, она ж нормальная баба-то! А тут, прям в их юбьилей, я прям как щас запомнил — тринадцатого мая — у меня ж у племяшки днюха…
На дате я вздрогнул.
Мое тринадцатое мая тоже не задалось. Ведь именно в этот день я узнал, что Рыжая — предательница…
Причитания водителя стали громче моих мыслей:
— И она ему и говорит потом, что, мол, раз ты с этой рыжей наркоманкой просидел почти всю ночь, значит, что-то у вас и было! А Мишаня-то ей в ответ, что нет, мол, пас я ее, чтоб не откинулась!
— Какой рыжей наркоманкой? — слова вырвались сами собой.
— Ну, я ж говорю! Вечером тридцатого Мишаня мой принял заказ на улице… — лишь стоило водителю произнести мой адрес, как я ощутил падающее куда-то под сиденье собственное сердце, — принял на борт девчушку лет двадцати пяти от силы, а то меньше. Рыжая такая, красивая, падла, но никакущая! Мишанька подумал, что наркоманка. Так она по адресу приехала, а до квартиры дойти не смогла — настолько плоха была. Мишанька ее до хаты-то довел. Она показала. И дальше сторожил ее — она ж по постели-то металась! Звала не то Дениса какого-то, не то Пыжика — не в себе дамочка! И Машка-то, Машка Мишаневская…
— Он ее привез по адресу… — я назвал адрес Рыжей.
Машина дернулась в пробке, и водитель удивленно обернулся ко мне. У затылка появилось лицо:
— А ты откуда знаешь?
— Что было дальше? — спросил я тоном, не терпящим возражений.
— Утром девчонка в себя пришла и Мишане сказала, что она не нарик… Не наркоманка то есть… А просто ее парень бросил… — пролепетал водитель, все так же глядя на меня, — ну, и Мишаня…
Я не стал слушать, что было дальше. Я вышел из машины.