Миссия на счастье

Глава 31. Три стажера берутся за дело

Мы сидели в конторе у Лорье и пили вино. Мы были взбудоражены. Мы обсуждали, что теперь будет после нашего выступления на демонстрации.

— Этьен, ну ты, конечно, выдал! Крутяк, — вновь и вновь одобрительно повторял Жак с уважением глядя на кучерявого коллегу.

— Я и сам удивился, — виновато улыбнулся Этьен, — но Марсель очень круто выступила! Теперь будет шанс, я считаю.

— Друзья, я даже не знаю, как благодарить вас, — впервые за последний час заговорил Мишель. Все это время он молчал, даже тогда, когда мы наперебой рассказывали о событиях на демонстрации.

— Но, понимаете, все тщетно, — он привычно сложил брови домиком, — даже если меня оправдают — все равно везде останется память об этом обвинении. Честно признаться, я всегда считал, что нужно просто работать и хорошо делать свое дело. И этого будет достаточно, чтобы жить праведную жизнь. А теперь… Теперь я не знаю, что мне делать! Ведь эта девочка совершила сей поступок не просто так! Не потому, что ей поиграть захотелось — я в такое не верю. Ей было плохо, она страдала отчего-то — но никто этого не замечал. Я не замечал. Тогда, Марсель, когда она потребовала аудиенции, она несколько минут кричала на меня, обвиняла… Я так и не понял. И не захотел разобраться. Она ушла, а я подумал, что непременно займусь этим странным делом… А потом мне стало удобнее подумать, что это нервный срыв перед экзаменами. Я всю жизнь поступал правильно — но даже это не помогает. Даже это может причинить боль окружающим…

Мы переглянулись. Я, кажется, понимала, о чем говорит Мишель, но Жак с Этьеном смотрели на него как на помешавшегося. Уже одно только словосочетание «праведная жизнь» вызвало у них сильное удивление.

Мы начали собираться — было далеко за полночь.

— Мишель, мы придем завтра в десять, — оглядывая преподавателя, сказал Жак, — будем разбирать дело мадам Сошет. Идет?

Мишель взглянул на Жака, кивнул и уставился невидящим взглядом в пустоту.

— Только бы он с катушек не слетел, — проговорил Жак, когда мы садились в такси.

Наутро местные газеты пестрели заголовками: «Харрассмент в Университете Бордо», «Знаменитый адвокат Мишель Лорье был обвинен в домогательствах своей студентки». Я с отвращением затолкала газету обратно в лоток и продолжила свой путь к остановке.

Мишель был на месте в своей конторе, выглядел приемлемо, правда, участия в наших обсуждениях дела мадам Сошет принимал минимальное.

— Они не могли брачный контракт заключить, как все нормальные люди!? — чертыхался Жак, перебирая бумаги.

— Они были молоды и влюблены! — вступилась я.

— И к тому же, бедны, — не отрывая носа от монитора, проговорил Этьен.

Наши поиски решения растягивались в дни (мне пришлось отменить свои парижские каникулы с Артемом, хотя он все равно настоял на коротком визите после встречи с родителями), но мы не чувствовали уверенности в успехе.

Мишель с каждым днем выглядел все отстраненнее и скоро начал закрываться в отдельном кабинете, ни с кем не разговаривая. Пару раз приходила мадам Сошет и, с опаской поглядывая на нас, отвечала на наши вопросы.

Несколько раз я пыталась поговорить с Мишелем — но он будто забрался в непроницаемый футляр и моих слов и увещеваний не слышал. Я все чаще думала о Пижоне: он, по описаниям Вики, сейчас абсолютно такой же. Уныние, апатия — все эти друзья бездействия стали верными спутниками не только Мишеля, но и Дениса Нечаева.

Каникулы подходили к концу, мы не заметили прошедших праздников — все дни мы втроем (Мишеля в соседней комнате мы уже даже не считали) рылись в бумагах и составляли план действий.

— Народ, — Этьен отодвинулся от ноутбука, устало снял очки и принялся тереть их краем своей бессменной рубашки в клетку, — мы вот сейчас даже если все придумаем, то кто в суде-то выступать будет? Мы не можем — у нас лицензии нет.

Мы переглянулись: слушание уже совсем скоро, а состояние Мишеля день ото дня все хуже. И речи быть не может пускать его в суд — в его нынешнем настроении он провалит самый выигрышный расклад!

— Хм… Ну, может, он взбодрится?… — неуверенно пробормотал Жак.

Мы с Этьеном покачали головами. Повисла тишина. Каждый погрузился в мрачные мысли: мало того, что мы ввязались в проект, для осуществления которого у нас не было необходимых знаний, так еще и все труды насмарку, если в суде будет некому выступать! Мои мысли вновь вернулись к Пижону. Как он встретил Новый год? С кем? Один в темной квартире? Я-то хоть и не отмечала, но была в кругу друзей! Да, этих людей — Этьена и Жака я с уверенностью могу назвать своими друзьями! А Денис? Кто был рядом с ним?

— Придумал! — Жак вскочил с кресла, — я попрошу отца! Я уверен, что он оторвется от своих виноградников и поможет нам! Он выступит в суде! Главное, привезти его сюда пораньше и хорошенько подготовить!

Идею мы нашли блестящей. Единственное, надо было оговорить это с Мишелем. Мы гурьбой вывалились в его каморку: Мишель сидел в кресле и смотрел в окно.

Мы рассказали ему о том, что намереваемся просить отца Жака выступать в суде по делу мадам Сошет.

— Я хотел на старости лет сделаться аббатом. Заработать денег, построить храм в честь моей матери… А до этого момента вести жизнь правильную… Но вот, что случилось… Я не увидел горя девушки рядом со мной, а теперь еще и предался унынию, смертному греху! И не могу выбраться. Какой же из меня аббат…

— Мишель, ты слышал, что мы тебе сказали? — с беспокойством, смешанным с раздражением, сказал Жак.

— Что твой отец выступит в суде? — Мишель не обратил внимания на обращение на «ты» от стажера, — пускай.

И Мишель снова отвернулся к окну.

Мы чуть потоптались возле его стола, пытаясь завести беседу, но все было тщетно.

— Он поехал! Вы слышали? Аббатство, смертные грехи… Двинулся! — с ужасом в голосе шептал Жак, когда мы вернулись в «наш» кабинет.

— Аббатсво, положим, вполне обоснованно было его целью, — проговорил Этьен, — не даром у него ни жены, ни партнерши — никого. Это меня всегда настораживало. Но вот то, что он понимает, что в депрессии — это уже хорошо.

— Он не говорил, что он депрессии, — шипел Жак, — он заявил, что он «унынию предается»! Чувствуешь разницу?

— Слушайте! — воскликнула я, — если мы провалим дело — ему станет еще хуже! Мы должны преуспеть, потому что это единственная надежда его вытащить! А еще…

Я замолчала. Ребята уставились на меня. Я будто перепроверила в голове, точно ли хочу это сделать:

— Я поеду к Адель!

Этьен с Жаком пытались меня отговорить, но я уже решила. Я понимала, что разговор с Адель — это единственный шанс остановить все это безумие!

— Марсель, у нее уже нет пути назад, — говорил Жак, — как ей теперь дать обратную? Сказать «ой, ребят, я ошиблась»? Не надейся.

Этьен одобрительно покачал головой — мол, согласен с Жаком.

Я все равно покинула контору и направилась к квартире Адель.