Глава 16

Возможно, пить в одиночку была не самая блестящая идея, так же, как и бродить по улицам в поздний час красивой девушке, однако что мне… Пусть хорошие девочки по домам сидят и книжки читают про принцев, а мне и так нормально!

Сделав глоток из горла, скривилась.

Ну и поленка, однако! Я её туда, а она


обратно!

Да уж, это вам не дедова настойка… Мне хватило буквально пару глотков, чтобы земля закружилась, а моя походка покосилась, точно березка на ветру. Точнее, меня заносило туда, куда дул ветер. К счастью, дул он в ту сторону, где предположительно находился мой дом.

Споткнувшись, зашипела.

— Проклятье! Дурацкие каблуки!

Ну почему именно я? Почему все не могло быть как прежде? Почему на душе так паскудно? Как будто ПМС! Хотя, ПМС, между прочим, не всегда для девушек плохая новость. Временами мы их ждём как благословения. И только после них спокойно выдыхаем и говорим: «Фух! На этот раз пронесло!»

Плетясь через парк, услышала зажигательную музыку. Ну, хоть кому-то весело. Играли на гитаре. Кажется, цыганские мотивы…

Ой, Ляля! Ой, Ляля! Погадай на короля!

Споткнувшись уже, наверное, в сотый раз, с трудом доковыляла до лавочки, куда и плюхнулась. Оказалось, что попа моя уселась аккурат напротив цыганского табора. Тем не хватало только костра для полного комплекта и лошадей.

«Иди домой, дурья твоя башка, облапошат же! И без ржавого рубля оставят в кармане» — попытался вразумить меня внутренний голос.

«Ну облапошат и фиг с ним!»

Пьяной голове — все море по колено!

— Эй, девонька-красавица, — позвала меня одна из цыганок. Поправила длинную юбку и сверкнув белозубой улыбкой, подплыла ко мне.

— Слушайте, мне гадать не нужно, — фыркнула, скривившись.

Знаю я их! Ручку позолоти им, а потом мешок на голову и сдадут в рабство… сексуальное! Я девушка видная, меня с ушами и руками оторвут.

— Тю, — махнула рукой, — не нужно мне ничего золотить. Сигаретки не найдётся?

Чего?


Вот уж наглая!

— Не курю.

— Жаль, — почесала свои волосы, а затем, поморщившись, и вовсе их сняла. Волосы, то есть!

Ч-что?

Мои глаза, точно блюдца взирали уже не на цигарку, а вполне себе славянку.

— Вы…

— Да не цыгане мы! — рассмеялась она. — А ты что небось подумала, что украсть тебя хотим? — глумливо ухмыльнулась, плюхаясь рядом со мной. — Мы клуб юных дарований. Нищие, зато идейные! — подняла палец вверх, словно придавая своим словам больше значимости.

— Чего?

— Актёры мы детского театра! Играли сегодня бременских музыкантов. А ты чего смурная такая?

— Ничего, — буркнула, складывая руки на груди.

Не говорить же первой попавшейся, что у меня вся жизнь наперекосяк пошла. Хотя… Какой там пошла? Стремительно полетела в тартарары!

— То-то ты от «нечего» — показала она кавычки, — сидишь тут в одиночестве с бутылкой водки.

— А тебе-то какая разница? — сузила я в угрозе свои щелки. Ишь ты, актриса детского театра!

— Да вот поддержать тебя может хочу, а ты агришься, — надула обидчиво губы, одернула юбку и встала с явным намерением уйти от грубой незнакомки. Меня, то есть.

Под ложечкой неприятно засосало… Может, зря я так? Видок у меня наверняка не самый радостный, а актёры люди сердобольные и эмоциональные. Ну, по крайне мере, мне попадались именно такие.

— Стой! — не то ли отдала приказ, не то ли мольбу. — Прости, — брякнула. — День плохой. Ты права.

Она и не думала обижаться, снова плюхнулась рядом со мной и велела:

— Рассказывай.

— Что? — оторопело моргнула глазами.

Нет, я, конечно, тоже скромницей не была, но это чудо в цветастой юбке даже меня перепрыгнула.

— Говорю, рассказывай причину своей глубокой печали, — невозмутимо повторила.

И все же это как-то странно, согласитесь. Но, впрочем, когда меня пугали странности? К тому же, пусть я и выпила всего ничего, а беленькая ударила в голову и развязала язык.

— Печаль моя дома наверняка валяется, — пробубнила. — Не хочет меня, едрит-мадрит! Я к нему и так и эдак, а ему чувства, — сделала акцент и скорчила рожу, — видите ли, подавай! Нет. Ну почему все мужики как мужики? Только и лезут под юбку, а этот только бегает от меня.

Все свое недовольство вылила на незнакомку. А как не возмущаться?!

— А самое главное, знаешь что? — надула губы. Актриса вздернула бровь, и я продолжила, — гаденыш сломал меня! Не хочу никого другого!

— Как? — не поняла меня она.

— А вот совсем никак! Ни стоя! Ни спереди! Ни сзади! Вот не хочу никого, хоть косы обстригай, да в монашки подавайся!

— Уф, деточка, да ты, походу, влюбилась!

— Что? Нет, конечно! Что за чепуха?!

— Ну, а как тогда по-другому?

— Переспать с ним нужно, тогда-то я и починюсь!

Я все еще твердо была уверена, что дело не в любви. Да на кой-черт мне эта любовь-морковь вообще сдалась? Задел он меня своим равнодушием. Все хотят, а он — нет. Ну и пусть его поцелуи самые сладкие, а губы точно мед. Пфф! И руки крепкие, такие точно смогут удержать, если упадёшь. Ну и что с того? Подумаешь! Вот увидишь, Синичкин, как только мой первобытный голод будет удовлетворен, тогда все забуду. И имя твоё, пусть и красивое — Дмитрий, а все равно — забуду! Как пить дать!

Я вела внутренний разговор с собой, что было довольно трудно и утомительно. Мороз не мороз, а хмель в голову ударил. Поэтому мысли мои путались, а еще рисовали крайне неприличные картинки. Ладно. Неприличные картинки в моей голове присутствовали и на трезвую голову.

— А если еще захочешь? — пытливо уставилась на меня фальшивая цыганка.

— Это я-то? — важно ткнула пальцем себе в грудь. — Пфф! Захочу и получу! Но фигушки ему! Будет ещё за мной, Улькой Фроловой, потом бегать собачкой, ручки целовать, а я только хвостиком махну и улыбнусь!

Девушка разразилась хохотом, чем привлекла внимание остальных цыган. Ой, простите! Клуб юных идейных дарований. Те с любопытством покосились на нас.

— А что в любви плохого-то? — не понимала она меня. — Разве это плохо кого-то любить? Есть к кому обратиться, с кем порадоваться, поплакать, в конце концов.

— Ага, а еще носки, трусы постирать, приготовить, посуду помыть. Нет уж! Я в домработницы не нанималась, — сказала, как отрезала, а после меня будто осенило.

Ну, Синица! А я ведь ему и так, как домработница. Трусы уже стирала, куховарила, опять же! Посуду мыла, птицу его беспардонную кормила…

— Так, это все быт, — махнула она рукой, мол, ничего важного. — А фильмы смотреть вместе под одеялом, дурачиться, ссориться, чтобы потом страстно мириться, — пошевелила актриса игриво бровями.

Брезгливо поведя плечом, скуксилась. Это что ещё за телячьи нежности? Нет. Такое точно не по мне.

— Ага, а ещё строгий запрет на тусы, короткие юбки и шампанское!

— Зато не сидела бы тут несчастная в холоде, а дома бы с парнем в кровати зажигала.

Очевидно, у нас с ней мнения расходились. Вот ни одного единомышленника! Никто меня, бедную Улечку, не понимает!

— Я не несчастная, — исключительно из противоречия буркнула.

— Ну да, — ухмыльнулась девушка. — Я вижу.

Замолчав, обиженно засопела и, взяв бутылку в руку, отпила из горла. Водка обожгла горло, отчего я закашлялась.

Ну и дрянь! Несмотря на то, что я частенько отжигала, мне хватало всего ничего, чтобы быть в зюзю.

— Слушай, — отобрала (не без боя) актриса у меня бутылку, — может тебе хватит? Давай-ка, ты лучше домой?

— Не-а, — упрямо качнула головой.

Как по заказу мой телефон зажужжал в кармане шубки. Достав, посмотрела на абонента. Синица. Тьфу, зануда! И тут меня достал! Отклонив звонок, поставила на беззвучный. Хотя, откровенно говоря, не думала я, что он будет мне названивать. Синица — птица хоть и маленькая, зато ой какая гордая!

— Это он звонит?

— Да какая разница…

— Может перезвонишь? Вдруг что-то срочное?

— Не буду.

Девушка рядом со мной вздохнула, загадочно улыбнулась и надела свой парик обратно.

Ни дать ни взять — цыганка Аза. Вот я была бы в таком прикиде Кармэн — не меньше. У меня, между прочим, даже собственный Дон Хосе имелся. Надеюсь, конечно, что у нас все закончится менее трагично. Я умирать во имя бывшей любви была не готова. Избавьте меня от такого счастья!

— Ну, раз не хочешь домой, то айда с нами?

— Куда?

— Песни петь! — весело подмигнула, вильнув своим бедром и раскручивая руками подол юбки.

— Айда! — я не Димка, меня долго уламывать не надо.

А дальше было много танцев, еще одна бутылка водки, песни под гитару, а еще недовольные люди в окнах, кричащие нам: «Совсем совесть потеряли! Бродячий цирк!». Но едва ли нас это парило. Особенно, когда я залезла на стол, что стоял в одном из дворов в который мы забрели, потому что рядом находился круглосуточный магазинчик и бегать далеко не нужно было, и начала крутить своим задом.

— Слушай, да твой парень слепой, что ли? — восторженно крикнула Анька (она же цыганка Аза). И нет. Она была абсолютной натуралкой, а мной восхищалась, как потом объяснила, исключительно эстетически.

— Нет, он просто дурак. И он мне не парень!

Хихикнув, она залезла ко мне на стол. Тут уж мы принялись вдвоем выплясывать, а когда выдохлись, то совершенно счастливые спустились, чтобы уже запеть. Не знаю, каким образом, но в какой-то момент мы оказались у меня под домом. Помнится, ребята меня решили провести, но мы нашли и у нас во дворе лавочку и расположились уже тут.

— Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные…

Допев песни, я свистнула. Куча пар глаз уставилась на меня.

— Сейчас жениха будем моего звать и свататься, — промямлила я нетрезвым голосом, икнув.

Может, я этому Синицыну свадьбу устрою и он мне за это даст? Авось прокатит…

Актеры поддержали меня улюлюканьем.

— Синицын! Димка! — заверещала во все горло. — Вы-хо-ди! Жениться будем!

Но, видимо, женишок мой недоделанный спал как сурок, потому что в окне его моську я не узрела.

Вот гаденыш! Ничего, я его даже на том свете достану! Просто погромче кричать нужно!

— Димка! Синицын! Если ты не выйдешь, то я за другого выйду!

И тут облом. Этаж у нас всего лишь третий, окна выходили на двор, а зрение у меня было, как у сокола. Даже свет в квартире не загорелся!

— Димка! Димка!

— Да заткнись ты, дура малахольная! — ответили, но явно не Димка. У него был не такой противный скрипучий голос. — Щас милицию вызову!

— Сама ты дура! Не завидуй чужому счастью! Я, между прочим, тут замуж выходить собралась, — гаркнула на соседку со второго этажа, что вышла на балкон.

— То-то женишок твой не выходит, — ехидно парировала. — Привалило ему «счастье»!

— Дамочка, я бы на вашем месте так не улыбалась, а то не ровен час — зубы ваши могут и пересчитать! — оскалилась акулой.

— Ты что же, пигалица? Угрожать мне вздумала? Да я тебя…

— Валька! С кем ты уже собачишься? — вышел на её балкон муж. Аполлон на пенсии в семейных труселях в красный горох.

— Витька! Да молодёжь совсем охамела…

Пока соседка распиналась перед мужем, я снова свистнула и заверещала, что есть мочи:

— Димка! Синицын! Дим…

— Да тут я! — легла на мое плечо тяжелая рука. — Фролова, — устало произнёс, — ну что ты опять устроила?

— Синицын! — обрадовалась я, резко повернувшись к нему. Заспанный, со сведенными к переносице густыми бровями и сжатыми в тонкую линию губами, он был чудо, как хорош. В всклоченные медовые волосы захотелось запустить руку, что я непременно и сделала. Никогда не умела держать руки при себе, а уж под мухой и подавно. — Давай поженимся?

Что ж, по крайне мере мне удалось его удивить, да так что у него глаза чуть из орбит не повылетали. Пробормотав себе под нос: «это что-то новенькое», он перехватил мою руку, которая продолжала ерошить его густую шевелюру, но отпускать не спешил.

— Фролова, дыхни, — потребовал.

Как послушная девочка дыхнула на него, а его лицо стало еще более грозным и недовольным. Мой ёжик выпустил колючки.

— Синицын, твою фамилию, и не проси — не возьму, — пролепетала я. — Мы, к счастью, живем в современном обществе. Эти пуританские взгляды остались давно в прошлом. Поэтому даже не уговаривай! — топнула ногой для убедительности.

— Да, что ты? — вскинул бровь. — Ну, это мы ещё посмотрим, — уже тише добавил, словно самому себе.

— Ребзя! — крикнула. — Запе-вай!

И они запели. Что-то про свадьбу, лошадей, жениха и невесту. А я смело закружила в танце деревянного Димку, который только отпирался и пытался меня не то ли словить, не то ли скрутить… Но я шустрой юлой крутилась вокруг него, то отдаляясь, то снова приближаясь и прижимаясь так крепко, будто хотела прямо тут слиться с ним в одно целое.

Когда песня закончилась, мои фальшивые цыгане начали скандировать:

— Горько! Горько! Горько!

А я что? Я закинула руки на шею Синицына и приблизилась вплотную к его губам. Его кадык дернулся, а руки окольцевали мою талию.

— Фролова, я тебя убью, — пообещал, сверкнув глазами.

— Лучше поцелуй, Синица, а то люди не поймут.

- Думаешь, мне есть дело до людей?

Конечно, я так не думала. Синицын был парнем самостоятельным. Он давно вырос из провокаций, на слабо его не возьмёшь.

— А до меня тебе есть дело? — шепнула прямо в губы.

Не ответил. Только глаза отвел.

— Целуй, Синица, — вытянула губы трубочкой, но он, конечно же, не спешил, лишь сухо усмехнулся. Чурбан!

— С каких пор тебе нужно приглашение? Кажется, ты и сама все можешь сделать.

— Жених должен поцеловать невесту.

— А ты теперь, значит, моя невеста?

— А ты думал, что я в игрушки играю? — фыркнула изображая из себя оскорбленную невинность. Ну, может и играла. — У нас ещё, между прочим, брачная ночь впереди…

Димка хмыкнул, пожал плечами, а затем… Нет. Он не поцеловал меня. Даже не приласкал, а только на плечо закинул, как мешок с картошкой.

— Свадьба окончена! Цирк может уезжать, главного клоуна я забираю с собой!

Ребята недовольно заворчали, а мы куда-то двинулись. Вот только далеко уйти нам не удалось.

Сделав пару шагов, мы услышали звук сирены. Машины с мигалками подъехали, останавливаясь напротив нас. Синицын напрягся, зарычав.

Ой-ой… Что же будет…

Загрузка...