Младшая сестренка

7

У Эдварда было такое чувство, будто он попал на съемки фильма. Джулия говорила на английском языке, но ее слова не имели смысла.

– Наверное, лучше все-таки выйти на террасу, – сказал он.

Идя на террасу, Джулия видела, как он хмурится все больше, и почти физически чувствовала, что теряет его.

Эдвард начал первым:

– Мне просто любопытно. Ты усыновила Джонни? Или украла из коляски, пока его мать отвернулась?

Джулию будто холодной водой окатили.

– Он мой племянник, – ответила она как можно спокойнее. – Моя сестра внезапно умерла, когда ему было два месяца. Я тогда закончила университет и стала воспитывать мальчика.

Признание в получении высшего образования осталось почти незамеченным. Эдвард чувствовал себя полным идиотом. Джулия могла бы выбрать более легкий путь, вместо того чтобы взять на себя ответственность за ребенка сестры. Материнская любовь к Джонни сквозила в каждом ее движении.

Но кто же отец мальчика и почему он не помогает им?

Джулия уставилась на деревья. Она едва сдерживала слезы. Вероятно, я должен винить себя за это, подумал Эдвард. Я был слишком суров с ней.

– Джул… прости меня, – извинился он. – Ты не заслужила этого. Я восхищаюсь тобой. Я бы хотел помочь тебе. Незаметно, чтобы отец Джонни оказывал вам поддержку. Как юрист, я мог бы заставить его выплачивать алименты, я ничего не взял бы за услуги.

Джулии еще сильнее захотелось расплакаться. Как все сложно! Он фактически предлагал осудить самого себя. Что будет, когда он узнает правду!

– Лучше выслушай меня до конца, – прошептала она.

Было еще что-то, более шокирующее.

– Хорошо, – согласился он. – Я слушаю.

Всеми фибрами души Джулия желала, чтобы объяснение уже было позади. Может, солгать? – подумала она. Сказать, что не знаю, кто отец Джонни?

Но во имя сестры и ее ребенка она должна была говорить правду. Она повернулась к Эдварду, пытаясь в темноте разглядеть его лицо.

– Как ты уже знаешь, – начала Джулия, – моя фамилия Литтон. Но моя мама никогда не была замужем за отцом моей сводной сестры. В результате Мэри получила мамину фамилию, как у моей бабушки.

– Мэри? – повторил Эдвард, вспоминая, что Джулия так и не представила ему бабушку по фамилии.

– Мою сестру звали Мэри Харриет, – подтвердила она, наблюдая, как расширяются его глаза. – Я думаю, ты помнишь ее.

Разве он мог забыть? Стройная и эффектная, с волнистыми светлыми волосами, с широкой заразительной улыбкой, Мэри Харриет сразила его. Как и Джулия, она заставляла его смеяться, разбудила в нем чувство нежности. Он собирался оставить холостую жизнь, пока…

– Ты сестра Мэри? – с недоверием спросил Эдвард. – Ты совсем не похожа на нее… разве что подбородок и линия бровей.

– Судя по семейным фотографиям, я похожа на отца, – возразила Джулия.

Вызывая в памяти образ Джонни, Гонсалес спросил:

– Ты действительно думаешь, что это мой сын?

– А ты как думаешь? У него те же глаза, волосы, улыбка. В последний месяц беременности Мэри сказала мне, что Джонни твой ребенок.

Слишком хорошо зная Мэри, Эдвард засомневался в ее правдивости. Но в то же время он так хотел, чтобы Джонни на самом деле оказался его сыном.

– Мэри говорила, что ты не хотел ребенка, – продолжала Джулия, – и что ты бросил ее, как только узнал о нем.

Выдержке Эдварда наступил предел.

– Ну, хотя бы твоя сестра не солгала о том, кто кого бросил, – резко сказал он. – Почему же она не претендовала на материальную поддержку?

Его признание того факта, что действительно он оставил Мэри, задело сестринские чувства Джулии.

– А ты как полагаешь? – завелась она. – Побираться у того, кто отказался от нее и ребенка? Конечно, по-моему, она просто бы пыталась получить то, что принадлежит ей… и Джонни… по праву.

Эдвард вспомнил свою последнюю встречу с Мэри. Воспоминания доставили ему мало приятного. Другое дело – Джонни. Эдвард успел полюбить этого темноволосого резвого малыша. Играя с ним, он подумывал о том, как хорошо иметь собственную семью, ребенка.

А теперь выяснилось, что Джонни – его сын. Какая-то часть его существа воскрешала неприязнь к женщине, которую он всем сердцем желал забыть, но в то же время душа пела от радости. У него есть маленький мальчик! В уме Гонсалес высчитал примерные сроки зачатия и рождения Джонни. Если у них с Мэри и должен был появиться ребенок, то ему сейчас как раз было бы одиннадцать месяцев. Если Джонни действительно его сын, то он имеет на него все права…

– Почему ты не рассказала мне раньше? – Эдвард разозлился.

– Но… но… ты сказал Мэри, что не хочешь ребенка, – оправдывалась Джулия. – Откуда я могла знать…

– Ничего подобного, – взвился Гонсалес. – Она не говорила мне, что ждет ребенка. Мы жили вместе в моей квартире, и я выгнал Мэри, когда неожиданно вернулся из поездки и застал ее с другим мужчиной в моей постели.

Джулия залилась краской. Ощущение было таким, будто это она изменила ему.

– Я хотел бы узнать, зачем ты пришла ко мне работать? – спросил он. – Почему принимала мои ухаживания?

Ее план сработал, подумала Джулия. Она вошла в доверие к этому мужчине, узнала все, что было нужно, не вызывая подозрений, и убедилась, что он будет Джонни хорошим отцом. Почему же ей так плохо? Все очень просто. Я люблю его, и между нами все кончено. Если у меня и был шанс, я его безвозвратно потеряла.

– Я хотела проверить тебя, – сказала она, – и не смогла придумать для этого лучшего способа, чем устроиться к тебе на работу…

– Пока мы все не выясним, – заявил Эдвард, – я полагаю, тебе придется еще некоторое время поработать на меня.

Через минуту он уехал. Глядя вслед его «форду», Джулия задавала себе вопросы. Будет ли Эдвард добиваться опеки над мальчиком? Или, наоборот, откажется от ответственности? Будет ли настаивать на генетической проверке?

Ей самой хотелось бы удостовериться, действительно ли Джонни его сын. Если так, Гонсалес, точно его заберет.

Она вернулась в дом. Малыш сладко спал. Если отец отнимет его, ей будет недоставать племянника. Не надо было говорить ему, подумала, вытирая слезу, Джулия. Если бы я этого не сделала, я бы не потеряла их обоих.

Несколько часов спустя, в то время как Джулия, не в силах заснуть, ходила по гостиной, Эдвард пил пиво в таверне и бросал ножички в доску, прибитую к стене. В таверну вошел Фернандо Руис.

– Увидел твою машину у входа, – сказал помощник и спросил, скривив губы: – Проблемы с девушкой?

– Не твое дело, – грубо оборвал друга Гонсалес.

– Все настолько плохо? – усмехнулся Фернандо. – Помнишь, я говорил тебе…

Эдвард был вне себя от гнева. Он действительно испытывал к Джулии глубокие чувства, а она, оказывается, просто изучала его. Но прежде чем осудить девушку, он решил остыть.

– Отстань, друг, – сказал Эдвард таким тоном, что Фернандо не произнес больше ни слова. – Какие бы проблемы у меня ни возникли с мисс Литтон, я их решу без твоей помощи.

Воскресенье длилось целую вечность. В понедельник утром, оставив Джонни в детском саду, Джулия первой прибыла в Фонд поддержки иммигрантов. Думая, что будет уволена в ту минуту, как в офис войдет Гонсалес, она повесила пиджак на вешалку в шкаф, сварила кофе и села печатать отчет, выданный ей боссом в пятницу вечером.

Через несколько минут приехал Фернандо. Его вид ясно говорил: он что-то знает. Но Руис ничего не сказал ей, кроме хмурого «здравствуйте», и стал звонить по телефону. Когда в дверь вошел Гонсалес, они оба как по команде обернулись.

Плечи Эдварда опустились, словно на них лег тяжкий груз. Его обвиняющий взгляд встретился с ее взглядом, затем он отвернулся и налил себе чашку кофе, положив в нее огромное количество сливок и сахара.

Лучше уволь меня, но не выказывай ко мне столь явного презрения в присутствии своего друга. Имей совесть не выносить все на люди, молча взмолилась Джулия.

Гонсалес будто услышал ее мольбы.

– Фернандо, – сказал он, делая глоток сладкого горячего напитка, – я должен поговорить с Джулией. Иди, купи себе булочку или еще что-нибудь.

Друг косо посмотрел на него.

– Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, – возразил он. Но после нескольких слов, сказанных боссом по-испански, Фернандо согласился. – Хорошо, я позвоню из автомата.

Через мгновение Эдвард и Джулия остались одни. Усилием воли, подавив слезы, она повернулась к нему:

– Если ты собираешься уволить меня, сделай это поскорее.

– Я не собираюсь увольнять тебя, – сообщил Гонсалес. – По крайней мере, пока.

– И что дальше?

– Я долго обдумывал наш субботний разговор, – начал Эдвард. – Я хочу сделать генетический тест. Да, я знаю, ты поверила сестре, что Джонни мой сын, но я ей не верю по вполне понятной причине. Скорее всего, мне придется материально поддерживать мальчика до восемнадцати лет, так что я вправе требовать тестирования.

– Я согласна, генетический тест… отличная идея, – пролепетала Джулия, все еще борясь со слезами. – К сожалению, я не могу оплатить его… или судебные издержки, если ты откажешься выплачивать алименты добровольно, так что Джонни может рассчитывать только на твою порядочность и щедрость.

Гонсалес изучающе взглянул на свою секретаршу. В глубине души он очень хотел верить, что Джонни его сын и что вся эта история не стала последней местью Мэри.

– У меня есть друг в больнице, – сказал Эдвард. – Он поможет все оформить. Если ты согласна, я позвоню ему прямо сейчас… назначу встречу.

Нет, она не против. Ожидание будет невыносимым. Заранее уверенная в результатах тестирования, Джулия хотела только знать, будет ли Гонсалес добиваться полной опеки над сыном.

К ее удивлению, бабушка отнеслась к последним событиям философски. Она нисколько не боялась, что Гонсалес отнимет мальчика.

– Мы обе знаем, что Мэри не лгала, когда называла его отцом ее ребенка, – вещала, уставившись в экран телевизора, Диана. – Я поняла, что мальчику с отцом будет хорошо… даже если тот добьется полной опеки. Но думаю, скоро новизна приестся, Эдвард захочет встречаться с женщинами и кто-то должен будет оставаться с Джонни, так что тетя и прабабушка будут очень кстати.

Хотя и убежденная в том, что без племянника ее жизнь бессмысленна, Джулия все же скривилась при мысли, что Эдвард будет использовать ее, чтобы встречаться с другими женщинами.

– Посмотрим, – скрывая от бабушки свои чувства, сказала она.

По дороге в детский сад Джулия позволила себе пролить несколько слезинок. Джонни и мой сын тоже, уговаривала она себя. Вопрос в том, могу ли я убедить в этом Эдварда.

Если быть честной перед самой собой, то вряд ли. Совершенно подавленная, она решила, что ее мечта создать семью с Эдвардом и Джонни растаяла как дым.

Гонсалес договорился о генетическом тесте для себя и Джонни на среду. Это была почти безболезненная процедура.

Они с Джулией с понедельника почти не разговаривали, и поэтому, когда в среду в приемном покое Эдвард вышел из кабинета и сразу же направился к ней, она чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Спасибо, что пришли, – сказал он. – Ты собираешься сегодня вернуться в офис?

Неужели он не уволит меня? – подумала Джулия и утвердительно кивнула.

– Отлично, – сказал деловым тоном Гонсалес. – Я напишу несколько писем, а ты их напечатаешь.

Через две недели пришли результаты теста: как и говорила Мэри, Джонни на самом деле оказался сыном Гонсалеса. Джулия не вытерпев, первая, обратилась к Эдварду:

– И что теперь?

– Я думаю… пусть все уляжется, и потом можно будет поговорить. Как насчет прогулки в парке в субботу? Джонни посадим в коляску и возьмем с собой. Там мы обсудим все детали и решим, что делать.

– Хорошее предложение, – согласилась она. – Приезжай за нами, когда сможешь.

Гонсалес заехал за ними в субботу в три часа дня. Он был очень нежен с Джонни. И, о Боже, как же красив! Бронзовый цвет его кожи контрастировал с белой футболкой и черными шортами.

Если бы только я, а не Мэри, встретила его первой, подумала со вздохом Джулия, когда он усадил их в машину и поднимал верх, чтобы ребенок не обгорел на солнце.

Коляска, которую она купила на распродаже старых вещей за пару долларов, плохо раскладывалась, но Эдвард легко справился с нею. Они пошли по немощеной дорожке дубовой аллеи парка, как заправская молодая семья, о которой мечтала Джулия. Сейчас ее сердце чуть не разрывалось при мысли о том, что у нее скоро, возможно, совсем отберут ребенка, который уже фактически стал для нее сыном. Я отдам его без борьбы, только бы не причинить мальчику боли, думала она.

Гонсалес не проронил ни слова, пока они не дошли до берега реки, вдоль которой среди обломков скал росли низкие пальмы.

– Я много думал, – сказал он, стараясь не глядеть ей в глаза. – Сам факт, что у меня есть сын, ошеломил меня.

Джулия понимала его. Ей в свое время тоже было нелегко взять на себя ответственность за племянника.

Она верила, что Эдвард действительно не знал о ребенке. Оставалось только гадать, любил ли он Мэри настолько, чтобы жениться на ней, когда та забеременела.

В свою очередь Эдвард понимал, что Джулия боится потерять Джонни и что она заменила ему мать и любит мальчика как собственного сына. Ему так хотелось успокоить ее, но его решение казалось ему самому настолько абсурдным, что высказать его вслух было не так-то просто. Он сомневался, что Джулия согласится на его предложение.

– Я решил, что стану Джонни настоящим отцом, – начал он. – В то же время я глубоко ценю твою заботу об этом малыше и любовь к нему…

Джулия чуть не запрыгала от радости. Он согласен на совместную опеку! – решила она, чувствуя, как с души свалился огромный камень.

Мельком взглянув на нее, Эдвард продолжил:

– Какие есть предложения?

Для нее ответ был очевидным.

– Мы можем оформить совместную опеку, Джонни будет со мной в будни, а ты будешь забирать его на выходные. О праздниках и особых случаях договариваться будем отдельно.

– Как все разведенные родители, – презрительно прокомментировал Гонсалес. – Джонни заслуживает лучшего, ты не считаешь?

Джулия была вынуждена согласиться с ним:

– Конечно, считаю. Я просто не вижу другого выхода.

Они дошли до шаткого подвесного мостика через реку. Эдвард вкатил на него коляску и оперся о перила.

– Я помню, как ребенком родители водили меня в этот парк, – через минуту произнес он. – Мой брат, сестры и я играли в мяч, мама читала или раскладывала для нас еду. С этим местом у меня связано много хороших воспоминаний.

Гонсалес явно давал понять, что хочет для сына такой семьи, какая была у него. Выращенная бабушкой, большую часть времени проводившей на работе, сирота Джулия не знала настоящей семейной жизни, но всегда завидовала тем, кто живет в полных семьях. Сейчас она мудро хранила молчание, ожидая, что еще скажет Эдвард.

– Ты бы согласилась на некоторое самопожертвование? – произнес тот после долгой паузы, во время которой пытался вычислить, какие чувства и мысли обуревают Джулию.

– Агу-агу! – вмешался Джонни, пытаясь поймать бабочку, кружившую вокруг него.

– Бабочка, – автоматически сказала его тетя. Солнце било в глаза, и она надела темные очки. – Думаю, согласилась бы.

– Тогда ты, возможно, согласишься выйти за меня замуж?

Она не ослышалась? Не сошла ли она с ума? Ей хотелось запеть! Остаться с Джонни и стать женой Эдварда! Чего еще желать?

Но к ее радости примешивалось чувство горечи. Разумеется, Эдвард не любит ее и хочет жениться только ради Джонни. Хотя наверняка он хочет ее как женщину, впрочем, как и многих других.

– Итак, – прервал неловкое молчание Эдвард, – что ты думаешь?

– Такой вариант никогда не приходил мне в голову, – сказала Джулия. – Мне… нужно время, чтобы все переварить.

– Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь.

Они еще немного постояли на мосту, разговаривая об окружающей природе и о Джонни. Наконец Эдвард предложил возвращаться.

– Тебе будет легче думать одной, – сказал он. – Я только хочу сказать, что наш брак будет обычным в финансовом отношении… А в остальном каждый будет свободен.

От неожиданности лицо Джулии залилось краской. Когда они сели в машину и направились в сторону города, она попыталась обдумать последнее высказывание Эдварда. Я не уверена, что смогу выдержать его отношения с другими женщинами, решила она.

Джулия также знала, что не сможет жить с ним рядом и не заниматься с ним любовью. Что же мне делать? – спрашивала себя она. Если я скажу «да», мне будет очень трудно. Я никогда не смогу забыть, что он женился на мне только ради Джонни. С другой стороны, слишком много поколений их семьи выросло в неполных семьях. Джулия не желала того же своему племяннику.

При подъезде к дому она осознала простую истину: она не может жить без Эдварда и Джонни. Так что выбора у нас не было. Когда Эдвард остановился на красный свет, Джулия объявила свое решение.

– Я все обдумала. Я выйду за тебя замуж.