Моё очаровательное несчастье

Глава 22. Валерия

Я не особо хочу справлять день рождения, поэтому, стараюсь как-то не думать о нем. Но Лиля, кажется, решила все за меня. Впрочем, это не удивленно, хотя бы взглянуть на то, как подруга из кожи вон лезет, чтобы организовать этот день максимально комфортно, чтобы я ни о чем не думала. Но, я все плавно продолжаю думать об этом.

Подруга сказала, что вечером соберёмся в общаге, где меня ждёт сюрприз. А мне уже боязно от одной мысли, что она уговорила. Зная то, какие роскошные праздники любит Лиля, и, насколько я ненавижу их, даже представить себе не могу, что она там придумала и заготовила.

Сегодня прохладно. Прохладнее, чем в прошлый раз. Дело близится к концу октября и к тому же, на носу Канун Всех Святых, который уж очень хотят отметить в университете. До сих пор не пойму, почему так любят этот праздник. Но, в слову, Лиля вновь уже все придумала за меня и сказала, что после дня рождения обязательно возьмёт меня с собой, чтобы померить все костюмы, которые она присмотрела для нас. Отказываться нет смысла, ведь, Лиля все равно найдет способ меня уговорить.

Я кутаюсь в тёплый шарф, поправляя вечно съежаювшуюся шапку, которая раздражает меня больше, чем мысль о вечере. Лиля осталась ещё дома, рисуя в сотый раз прямые стрелки и вновь их старая, а я решила прогуляться, ведь, нам ко второй паре что не может не радовать. Сегодня лишь две пары высшей математики и все. После двух часов дня мы будем свободны.

Улочки практически пустые. Лишь где-то изредка видно бабушек прогуливающихся с клюшками или владельцев с собаками. Смотрю на часы, которые показывают девять часов утра и понимаю, что до начало занятий ещё час, а я уже практически дошла до университета. Не придумал ничего лучше, чем просто идти ещё медленней я ловлю себя на мысли, что где-то глубоко внутри себя думаю, что Матвей мне что-то подарит. Но, к сожалению, вспоминаю последнюю вечеринку на которой он был достаточно холодным ко мне. То ли усталость, то ли ещё какая-то неведомая причина заставила его так отнестись, но.. Я не беру это в голову. Лиле было плохо на утро, а на моих плечах ещё лежит ответственность за целую команду поддержки. Мне некогда думать о таких мелочах, и, скорее всего, это к лучшему.

Поняв, что время таким темпом мне вряд ли удастся скоротать таким темпом, принимаю решение взять кофе и посидеть на пуфиках. Дойдя до проходной и пиликнув пропуском, я пишу Лиле о том, что буду ждать её на пуффиках.

Снимаю шарф с шапкой и растягиваю пальто, направляясь медленно к зоне отдыха. Подойдя к небольшому острову в котором обожает брать Лиля кофе, я встречаю зевающий взгляд бармена, который здоровается со мной.

— Доброе утро, — сонным голосом говорит тот. — Что сегодня желаете?

Я задумчиво рассматриваю меню, будто бы вижу его в первый раз. Нет, я видела эту брошюру и знаю её вдоль и поперёк, но… вдруг что-то новенькое появилось? И, как не странно, я права. Теперь в меню есть сезонный тыквенный латте, который мне нравится больше, чем весь представленный ассортимент в меню.

— Тыквенный латте, пожалуйста, — говорю бармену.

— Какая обжарка кофе?

— Средняя.

— Соевое или обычное молоко? — выгибает бровь тот, спрашивая у меня сонным голосом.

— Обычное.

— Расчет картой или наличными?

— Картой.

— Прикладывайте пожалуйста, — указывает тот рукой на терминал, который загорается. Прикладываю карту, слышу приятный сигнал списания и стою в ожидании кофе.

Я люблю осень по одной причине: кофе. Не потому, что в октябре мой день рождения, или же деревья покрываются багряным оттенком. Нет.

Кофе.

Он особо приятный осенью, в холодную и ветреную погоду. Более насыщенный и яркий.

Пока стою, чувствую, что телефон завибрировал. Нехотя достаю его из кармана и вижу сообщение от неизвестного номера.

Первая мысль: спам. Но сообщение отправлено в мессенджер, и по видимому, от кого-то, кого я знаю.

Открываю приложение и захожу в переписку.

И меня парализует.

На фотографии Мэт и.. Аксинья. Он крепко целует её у губы, где-то в парке… быть может даже сейчас.

Руки дрожат.

Я не верю своим глазам.

Нет. Нет. Нет. Нет.

Под фото только сейчас замечаю надпись:

"Шах и мат, свинка!"

— Вот вам кофе, — говорит бармен, но, я его словно не слышу. Словно его слова какой-то фоновый шум.

Ощущаю кого-то рядом с собой, кто обнимает меня за талию.

Оборачиваюсь. Медленно. Сейчас все мне кажется, странным.

На меня смотрит Матвей, как ни в чем не бывало.

— Постой!

Матвей дергает меня за запястье и резко разворачивает к себе лицом. Запястье немеет, неприятно пульсируя под рукой парня.

— Пусти! — со слезами на глазах заявляю ему, стараясь выскользнуть.

— Лера, — мое имя, сошедшее с его уст, порождает табун мурашек, скачущих по коже. Этот ласковый басовый тембр голоса щекочет слух и я, собрав всю волю в кулак, проглатываю безумное желание выслушать его.

— Пусти! Я не хочу тебя видеть!

— Да успокойся ты! — Матвей крепко-накрепко прижимает меня к себе. Взметаю глаза, потому что больше ничего не остается. Я чувствую себя бессильной подле него. Ощущаю, как горестная слезинка соскальзывает по моей щеке обжигая кожу тоской и болью. — Выслушай меня….

Его глаза, колера морской волны.

Ниспадающие локоны каштановых волос едва ли пкасаются его прямого лба.

Эти губы, которые застыли в удивлении.

Нет, Лера. Ты не должна еще раз пойматься на это.

Его мятное затруднённое дыхание щекочет нос, а знакомый до боли под ребрами, аромат парфюма, едва ли удерживает меня на ногах.

Чувствую, как содрогаются коленки от скрытой злости. От того, что он сделал.

— Нам… не о чем говорить! — набрав побольше воздуху в легкие, я стараюсь утихомирить себя, пусть и чисто внутренней.

— Лера, я… я вел себя как полнейший дурак! — наконец-то со гулким свистом выдыхает тот, и наклоняет голову еще ближе ко мне.

Лера, держи себя в руках!

Или..

Черт.

Его приоткрытые губы и аромат мятной жвачки так и влекут, чтобы я до них прикоснулась.

Сглатываю тягучую клейкую слюну, удерживая в себе желание поцеловать его.

И это дается мне с гигантским трудом.

— Лера… — его тембр голоса ослабляет меня, вынуждая усомнится в своем решении. — Прошу… выслушай меня.

— Пусти, — через силу заявляю ему. — Потому что нам не о чем разговаривать, — и отталкиваю его от себя.

Это мое самое сложное решение в жизни.

Ощущаю, словно только что выдернула себе сердце.

Голыми руками.

Просто выдрала его из своей груди.

— Лера…

— Нет, Матвей, — одёргиваю его. — Я не разрешу тебе управлять мной, как ты вздумал! Я не дозволю тебе полагать, что мной можно распоряжаться и уж тем более, — кое-как не задохнувшись от нехватки воздуха, набираю побольше его в легкие снова, и говорю, — тем более, когда я видела тебя с другой!

— Да ничего не было между мной и Аксиньей! — вторит тот. — Я тебе докажу!

Не успею одумаеться, как…

Его необычно теплые губы укрывают мои.

Пламя его тела, ощущаю через материю нашей формы.

Он меня поцеловал.

Немедля.

Когда я расшибла своё сердце, видя, что он меня предал.

Эта боль... которая ощущается при соприкосновении его губ с моими, режет ножом по коже.

Господи, я такая дура!

И мне, черт возьми, не хочется отрываться от него.

Но поддаваться ему не буду.

Никак нет.

Лера, опомнись!

Отталкиваю Матвея от себя, а тот, дерзко снова цапает меня за запястье.

— Да что с тобой такое?

— Отпусти, бабник! — колочу его кулаками по плечам. — Отпусти!

— Что тут происходит?

Это Тарас.

Мы в унисон глядим на парня, который стоит в двух шагах от нас.

Он все видел.

Боже.

Прошу, только не начинай.

Тарас смотрит на меня своими зелеными глазами так, словно, я что-то сделала не то. Улавливаю этот опечаленный взгляд, абсолютно не похожий на тот, которым он смотрит вечно на меня. Его некогда темно-русые волосы немножко взлохмаченны и, я подмечаю, как он закусывает губу изнутри.

Любопытно, что тебя лишает покоя, мой дорогой друг?

— Освободи ее, — грубый голос Тараса придает мне силы. Он знает, что я встречалась с Матвеем. По крайней мере, до этого часа.

— Слышь, — произносит Мэт, — это не твое собачье дело.

— Я сказал, — Тарас делает шаг вперед и берет за руку Матвея, — отпусти ее.

— Ты наверное оглох? — подковыривает Тарас Мэта и разнимает нас с Матвеем. — Или страха лишился?

— Слышь, сопляк, — по-ребячески откликается Матвей. — Ты явно забыл свое место в данном заведении!

— Да ну?

Я не поспеваю придти в себя, как Тарас, со всей силой, влепляет Матвею в нос кулаком, отчего второй теряет равновесие.

— Тарас! — автоматически вскрикиваю я, пробуя подбежать к нему.

И тут меня клинит.

Я не хочу, чтобы существенно пострадал Тарас.

Но...

В тоже время, я не хочу, чтобы перепало и Матвею.

Черт!

Вляпалась по самое не балуй…

Но Тарас, умело отстраняет меня за себя, в ожидании ответа от Матвея. Кровь хлынула из носа парня, раскрашивая в алый цвет его белоснежную рубашку-поло, за которую, по-видимому, он отдал целое состояние. Матвей шумно сплевывает сгусток крови на траву и заявляет:

— Ну ты сам напросился!

И они сцепляются в драке. Удар за ударом наносит то Тарас, то Матвей, и я уже не знаю, с какой стороны к ним приблизиться, чтобы предотвратить весь этот балаган.

— Прекратите! — кричу я от отчаянности, а парни, уже опрокидывают друг друга на землю.

Тарас пропускает несколько ударов, дав Матвею сравнительное преимущество. Тот же, опрокинув Тараса и придавив его спиной к земле, победоносно наносит три четких удара по носу Тарасу.

Я истерически воплю, подбегая к Матвею.

Отталкиваю его, тянув на себя.

— Прекратите! — заливаюсь слезами я.

Матвей угнетающе дышит и утирает кровь с лица рукавом. Тарас поднимает на ноги и сплевывает багровые слюни.

— Да что с вами такое? — в истерики спрашиваю я, не зная, к кому подбежать и помочь.

— А ты до сих пор не осознала? — отхаркнув кровь в очередной раз, сообщает Тарас. — Любовь окончательно тебя ослепила?

— Что ты такое болтаешь?

— Матвей же поспорил с ребятами, что охомутает тебя меньше, чем за месяц!

В ушах бренчит

Нет, я не верю.

Стоп! Как так?

Матвей?

Не может быть.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

И еще раз.

Нет.

Я не верю! Или же…

— В плане поспорил?

— Со своими ребятами-мажорами, — Тарас распрямляет спину и сверлит злостным взглядом Матвея, пока тот, щурится в ответ. — Что он влюбит тебя в себя. Разве это не так?

Тарас никогда в жизни не врет. И даже не преувеличивал. Я это знала всегда. Тарас честный и верный, насколько это дозволяет ему совесть. Но…

— Это правда? — развернувшись, таращу глаза на Матвея, который перебрасывает на меня взгляд. — Ты правда поспорил со своими дружками, что влюбишь меня в себя, на время?

И пока Матвей пытается ответить мне что-то внятное, сердце сдавливает словно тисками, чтобы раскурочить на тысячу мелких осколков.

Если Тарас прав, я никогда не оправлюсь от такого предательства.

Так и не сумев подобрать слов, Матвей кивает, и я умираю изнутри.

Никогда не прощу его.

Никогда и никого не полюблю снова.

Боль, что птицей рвётся изнутри, как мне кажется, не унять ничем. Она ударяется о хрупкие стенки сердца норовя довести дело до конца. Кажется, что мое горло сковывает кольцо немощности и бессилия, заставляя опускать руки, заставляя задыхаться от собственных переполняющей чашу терпения эмоций.

Тарас довозит до своего дома и глушит мотор. Мои руки, что обнимают друга за талию, будто бы окаменели. Я не хочу отпускать Тараса, терять его тепло, которое давало мне жизнь и силы последние двадцать минут. А быть может, и всегда. Тарас понимает это, и, удерживая байка, лишь томно вздыхает. Его рука в кожаной перчатке ложится на мою руку и нежно поглаживает ее. От запотевшего шлема и слез, которые скапливаются под ним, мне сложно дышать. Но я не хочу шевелиться. По крайней мере, сейчас.

Я разбита.

Уничтожена.

Подавлена.

Не жива.

Где-то рядом лает собака, слышится звон колокольчика велосипеда, но, я лишь сильнее жмусь к Тарасу, словно, он единственное мое спасение в этом мире. Истерика постепенно сходит на нет, а лавина захлёстывающих плетью чувств и вовсе, исчезла. После всего этого осталась только глубокое опустошение, что рвёт на части изнутри.

— Пойдём в дом? — спрашивает Тарас так тихо, что мне кажется, он боится потревожить бурю затаившуюся на какое-то время.

Я медлю. Не знаю, почему, но мне одновременно и хочется, мне хочется отвечать Тарасу. Его тёплая рука по прежнему нежно гладит мою.

Сквозь шлем я слышу, как бьется его сердце. Быстро. Отрывисто. Волнительно.

Ловлю мысль, что я даже забыла, что Тарас не хило словил от Матвея, и, ему сейчас нужна помощь не меньше, чем мне самой. Отстраняюсь от Тараса, слезая с байка, и, пытаюсь снять шлем. Но ничего не выходит. Застежка предательски не хочет поддаваться, но я продолжаю возиться с ней.

Тарас молча подходит ко мне и не проронив ни слова, опускает мои руки, принявшись сам расстегивать застежку. Холодный ветер обдувает лицо, как только шлем снимается с моей головы. Поток прохлады подхватывает мои выбившиеся локоны, будто бы играет с ними. Тарас заботливо проводит рукой по моим волосам, зачесывая их назад. Потом второй раз. Он всматривается в мое лицо и на долю секунды мне кажется, что в его глазах блещет точно такая же, только отзеркаленная, искра боли.

Тарас разделяет со мной это, как бы не было сложно ему понять всю боль разодранной души на части. Он все равно поддерживает меня. И мне хочется вновь расплакаться от того, что мне он послан судьбой мира.

— Пойдем, Лер, — его теплая огромная ладонь ложится на мое плечо и подталкивает вперед, к каменной дорожке ведущей к его дому. Я лишь тихо хныкаю, стараясь подобрать сопли, что развела тут.

Тарас открывает ворота нажатием кода на них, а после, мы медленно идем к входной двери. Мои мысли заняты лишь одним вопросом: за что? За что со мной так поступил Матвей. Входная дверь открывается и Тарас пропускает меня вперед. Я складываю руки на груди, словно, пытаясь абстрагироваться от всего мира. Переступив порог, я ощущаю пустоту внутри себя и кромешную тишину. Лишь едва слышимый щелчок замка входной двери заставляет меня очнутся от свои мыслей.

— Что-то хочешь? — тихо спрашивает Тарас, укладывая наши шлемы на пуфик около двери. — Кофе? Чай?

— Нет, — выдавливаю с силой из себя. — Спасибо…

— Что-то покрепче?

Поднимаю заплаканные глаза на Тараса, которые немного щиплет. Тот поднимает все без слов и протягивает руку, ладонью вверх. Он хочет, чтобы я ему доверилась. Чтобы я помогла ему принять и на себя эту ношу, дабы мне было легче нести ее не в одиночку. Всхлипывая, вкладываю свою ладонь в его и Тарас ведет меня за собой в свою комнату. Зайдя в нее, он усаживает меня на кровать, тихо св рядом. С какие-то несколько минут мы молчим. Точнее, я молчу, а Тарас ждет, когда меня прорвет на все, что творится в душе. На всю ту грязь, которой только что меня облили. И он принимает верное решение.

Спустя десять минут, я начинаю реветь. Без стеснения. Без укола совести. Горестные слезы льются рекой по моим щеками, обжигая кожу. Тарас обнимает меня и прижимает к себе. Мои руки сами тянутся к его плечам и я в буквальном смысле, от той боли, что разрывает мое сердце, вцепилась ногтями в его куртку.

Боль. Что мы знаем о боли? Ровным счетом ничего. Боль калечит нас. Разбивает сердце на мелкие осколки. Продырявливает душу, делая ее похожей на друшлак, изворачивая наизнанку. Боль единственный рычаг, который ломает нас навсегда. Когда нам хорошо и кажется, что весь мир у наших ног, приходит оно — нисчем не сравнимое чувство, которое окрашивает мир в серый цвет по щелчку пальца. Боль — это пыль разбитых надежд и любви, которая с каждой секундой сильней очерняет душу. Но все в нашем мире переменчиво. А после боли приходит безмолвная пустота, что занимает место в твоем некогда цветущем мире.

Тарас продолжает нежно гладить меня по спине, и я уже не чувствую ничего, кроме пустоты.

— За что… — практически шепотом, сквозь хныканье произношу я.

Тара лишь томно вздыхает, словно, не хочет ничего говорить.

— Что я ему сделала… — продолжаю говорить в его куртку.

Тарас лишь крепче обнимает меня. Я слышу бешеный стук его сердца. Скрип его кожанной куртки кажется мне самым родным на свете звуком. Аромат его духов кое-как приносит мне силы, которые я безжалостно трачу на очередную порцию горьких слез.

— Ты достойна лучшего, — наконец-то тихо произносит Тарас. Мне кажется, что эти слова даются ему с трудом. Словно, он пытается разбить нерушимый барьер. — Возможно, лучше так, чем потом…

— За что… — повторяю я вновь, как заученную мантру своих разбитых надежд.

— Он подонок, — добавляет Тарас. — И нельзя ему это прощать.

— Не смогу…

— Он не достоин такой хорошей и умной девушки, как ты, — убаюкивая, говорит Тарас, а после, тянет меня на себя. Мы открываемся на кровать, не разрывая объятий.

— Какая же я дура…

— Мы все ошибаемся, Лер, — с теплотой в голосе произносит Тарас. — Все мы их совершаем. Это просто жизнь…

— Я знаю, — едва заметно киваю головой в его грудь. — Я знаю…

— Но продолжаешь плакать.

— Не могу… по…другому…

Тарас ничего не говорит, вновь, томно вздыхая.

Сколько мы так пролежали, я не знаю. Возможно полчаса. А может быть и час другой. И как только я успокоилась, то приподнимаюсь на кровати вытирая остатки слез. Тарас немного задремал и ровно дыша, прикрыл глаза. Я разглядываю его профиль и понимаю, что нужно обработать его раны. Засохшая кровь на носу, рассекшая бровь и алый синяк на скуле.

Склонившись к Тарасу, легонько дергаю за его плечо. Тот открывает глаза и смотрит на меня так, словно не ожидал меня тут увидеть.

— Нужно обработать твои раны, — шепотом говорю ему. — Где у тебя аптечка находится?

Тарас снимает с себя куртку и закидывает ее на кровать, пока я вожусь с бинтами и перекисью водорода. Обернувшись, я подхожу к другу и присаживаюсь на колени перед ним. Тарас опустил взгляд в пол, чтобы я смогла спокойно обработать его раны.

— Щиплет? — спрашиваю у него и понимаю, насколько это абсурдный вопрос.

— Нет, — изрекает тот, но я вижу, как дергается его мускул на щеке.

Поджимаю губы, продолжая обрабатывать его раны.

— Я ведь тебя так и не поблагодарила, — тихо произношу, прижигая рану ватой смоченной перекисью водорода.

— Пустяки.

На лице Тараса появляется едва заметная улыбка. Такая простая, добрая и честная, что у меня щемит в сердце.

— Нет, не пустяки, — твердо заявляю ему. — Если бы не ты…

Тарас вздымает на меня свои зеленые глаза и мы встречаемся с ним взглядом.

— Если бы не я, то что?

Между нами повисает неловкое молчание. Я слышу учащенное его сердцебиение. Мой же пульс и вовсе пытается пробить дыру в висках. Мне впервые неловко находиться с Тарасом рядом. Я не понимаю, откуда возникшее чувство так сильно клюет меня острым клювом застенчивости по всему телу.

— То все было бы куда хуже, чем сейчас, — говорю я, а во рту все пересохло. Мне кажется, что Тарас поддался немного вперед, поэтому, между нами становится не приличное расстояние для друзей. Тарас дотрагивается ладонью до моей щеки и мой разрушенный мир внутри вспыхивает алым огнем. Его большой палец гладит меня по скуле, отчего я чувствую прилив нежности и доброты. Тарас тянет меня на себя и…

Холодные губы касаются моего лба.

Внутри заворошили обугленные бабочки. Я вновь вдыхаю аромат духов Тараса, который стал для меня таким родным. Ощущаю, как он пытается с чем-то справиться внутри себя, но…с чем?

— У меня есть для тебя подарок, — шепчет он и отстранившись от меня, лезет в карман кожаной куртки. Вытащив оттуда небольшую белую коробочку, перевязанную красной лентой, он протягивает ее мне. — С днем рождения, карапуз!

Улыбка застывает на его лице, а засохшая кровь в уголке губ мне кажется — прекрасной. Она словно отражает его мужество и чувство защиты. Быть может это глупо, несуразно, но.. Я чувствую, как обязана Тарасу многом.

Я беру дрожащими руками коробочку, развязала ленту и открываю крышку.

Внутри, на белой подложке красуется подвеска из белого золота. Мотоцикл. С небольшими камушками, которые похожи на бриллианты. мелкими, но такими заметными.

— Позволишь? — спрашивает он видя, что я замерла как восковая фигура на месте.

— Д..да, — говорю ему и разворачиваюсь спиной.

Тарас аккуратно одевает на мою шею кулон и не с первого раза справившись с мелкой застежкой, добавляет: — готово!

Я ерзаю на попе, развернувшись к нему, восклицаю:

— Спасибо!

Но…

Господи.

Как же неловко вышло.

Мы касаемся кончиками носов, так, словно два влюбленных друг в друга.

Я ощущаю на своих губах его мятное и тяжелое дыхание.

Тарас никогда не был так близко ко мне.

Мы замерли, словно, в ожидании чего-то, что каждый из нас старался не предпринимать.

Не делать.

И даже не думать об этом.

Я не знаю, где теряю ту грань реальности и своего внутреннего мира, но…

Тарас накрывает мои губы своими.

Мне неловко, но… В то же время, кажется, что это должно было когда-то произойти.

После опустошения меня до остатка, ко мне словно пришел ясный ум. И я поняла, почему мой пазл в голове никак не складывался.

Тарас любит меня.

И этот поцелуй, подтверждает его действия. Его опасения. Его чрезмерную защиту.

Но все равно, Тарас пытался не показывать это. Никому. Ни мне. Ни другим.

Поцелуй оказывается нежным, как воздушное суфле, что тает на горячих губах. Мы отстраняемся друг от друга и…

Молчим. Не знаем, что друг другу сказать, но и в то же время, боимся еще раз повторить то, что произошло.

Я облизываю губы, на которых еще не остыл след поцелуя Тараса, и внутри мой разрушенный мир вновь переворачивается с ног на голову.

— Все в порядке? — спрашивает Тарас, словно, ничего не было минуту назад.

— Д..да.. — заикаясь, отвечаю я.

— Если захочешь домой то…

— Нет, — останавливаю его, понимая, к чему он клонит. — Я сегодня хочу остаться тут.

— Ладно…