Монгол. Черный снег

Глава 4

Диана

Кажется, холод прошёл сквозь меня, заполнил всё до самых костей, но я не могла пошевелиться. Мир снова разваливался на части. Мои колени прижаты к груди, пальцы сжаты так сильно, что суставы побелели. Я не осмеливалась даже дышать, лишь отрывки его последних слов звучали в голове. Сижу возле подъезда на ступеньках…и не знаю что делать дальше.

«Воровка…» Это слово, как клеймо, гремело в ушах.

Я не знала, что ещё делать. Слёзы уже высохли, оставив за собой пустоту. Люди шли по улице, не замечая меня, и это чувство стало невыносимым. В один момент я просто перестала существовать для этого мира. И для него. Как это могло случиться? Как за несколько минут я оказалась снова здесь, снова на улице? Я хотела сделать всё правильно. Я хотела быть полезной. Просто купить кастрюлю. Просто купить что-то, чтобы показать ему, что я не бесполезная. И вот результат. Он швырнул меня, как мусор, как ненужную вещь. Его глаза — холодные и жестокие. Он не спаситель, он не тот, за кого я его принимала.

«Я впустил в дом ребёнка, а не воровку», — его голос хлестал, как плеть. И больнее всего было то, что он верил в это. Верил, что я обманула его.

Пытаясь сдержать слёзы, я сжала руки ещё сильнее. От боли в запястьях кружилась голова, но мне было плевать. Мне некуда было идти. Я не могла вернуться к отцу. Там меня никто не ждал. Оставаться на улице означало умереть.

--

Тамир

Сука! Проклятая, маленькая сука! Я стою в лифте, стискивая кулаки так, что пальцы побелели, кровь приливает к вискам. Я слышу свой пульс. Её жалкое лицо снова всплывает передо мной. Какого хрена я вообще возвращаюсь?

Я должен оставить её там, пусть бы лежала, как крыса. Воровка! Я дал ей шанс, пустил в свою жизнь, а она решила украсть мои деньги. Просто взять их. Мои ноги, как свинцовые, тянут меня обратно к ней, иа в голове отбойным молотком голос разума: «Оставь её там, пусть сдохнет!» Но что-то внутри, как осколок врезается в сердце, заставляет меня нажимать кнопку лифта, снова спускаться. Я чую этот страх, её страх. И всё же…Холодно. Внутри пусто. Как тогда. Я чувствую, как перед глазами снова проносятся картины из прошлого: моя приёмная мать, её дерьмовая ухмылка, её грязные руки, которые цеплялись за меня, будто пытались задушить. Она брала всё, что хотела, как эта девчонка. Я был мальчишкой, связанный её волей, её мерзкими желаниями, её похотью. А теперь передо мной снова стоит выбор: позволить девчонке дотронуться до моей жизни или уничтожить ее. Просто оставив на улице.

Лифт открывается. Её вижу сразу. Сидит на холодном мраморе, свернувшись, как брошенный щенок. Ещё есть шанс развернуться и оставить её. Но я иду. Плавно, без спешки, как палач к своей жертве. Каждый шаг — это ярость, это холодное, чёткое осознание того, что она сделала. Воровка.

— Вставай! — мой голос разрезает воздух. Она вскидывает голову, её глаза полны страха. Но она молчит. И это злит меня ещё больше.

— Я сказал, вставай! — повторяю, приближаясь к ней.

Она медленно встаёт, не смея смотреть на меня. Я вижу, как дрожат её руки, как её ноги едва держат хрупкое тело.

— Ты думала, что можешь просто взять мои деньги? — рычу я, хватая её за запястье и сжимаю так, что она задыхаясь, смотрит на меня. — И свалить?

Она пытается что-то сказать, но слова застревают у неё в горле. Мне плевать. Я отпускаю её руку и толкаю в плечо.

— Ты украла. Я мог бы сломать все твои пальцы…

Она сжимается, но продолжает смотреть на меня, не отводя глаз. В её взгляде больше нет слёз, только какая-то упрямая решимость. И это меня убивает ещё больше.

— Я не воровала… я хотела купить… кастрюлю, еду… — шепчет она, её голос тонет в тишине подъезда.

— Кастрюлю? — повторяю я с усмешкой. — Ты что, считаешь меня идиотом?

Она медлит, а потом поднимает глаза на меня.

— Я… я хотела сделать что-то хорошее… для тебя.

Чёртова ложь! Я хочу увидеть в её глазах вину, страх. Хочу, чтобы она просила прощения, умоляла меня не бросать её. Но её глаза — это бездна, в которой нет страха. Только это странное, непонятное чувство. Упрямство.

Хватаю её за руку и резко дергаю к себе. Хватка крепкая, жестокая.

— Ты идёшь со мной, но запомни раз и навсегда — ты не тронешь больше ни копейки в этом доме, ни одной чёртовой вещи без спроса, поняла? Если я узнаю, что ты хоть раз снова полезла в мое, я тебе руки оторву. И это не угроза, это обещание.

Она кивнула, едва сдерживая дрожь. Но на её лице не было страха, только… решимость? Меня это снова выбивает из колеи. Какого хрена она не боится? Я поворачиваюсь, тащу её обратно в квартиру. Ясно, что ей некуда идти, но и терпеть её больше нет желания. Надо было вышвырнуть её окончательно. Мы возвращаемся в лифт. Я чувствую, как она стоит рядом, прижавшись к стене, её плечи дрожат, но она не издаёт ни звука. Этот лифт будто тянется вечность. Моё терпение на грани. Я хочу её выбросить снова, но что-то удерживает. Проклятая, маленькая девчонка! Когда двери лифта открываются, я резко толкаю её вперёд. Она делает шаг внутрь квартиры, не поднимая головы. Тишина окутывает нас, как тяжёлое одеяло. Я чувствую, что мои нервы натянуты до предела. Её присутствие здесь — это как взрывная бомба. И я не хочу быть рядом, когда она взорвётся.

— Ты можешь остаться, но… — говорю я почти рыча. — Ты не лезешь в мою жизнь. Не трогаешь мои вещи. Я не хочу тебя видеть. Ясно? Ты для меня — никто. Просто гостья. Не больше. И знай, что я избавлюсь от тебя как только появится такая возможность.

Она кивает, не осмеливаясь смотреть мне в глаза. Её руки дрожат, и я чувствую, как внутри меня что-то ломается, но не могу позволить этому вырваться наружу. Она для меня никто. Никто. «Она ребенок…беззащитный, маленький, брошенный всеми ребенок. Она так похожа на тебя самого когда-то…». Приказываю внутреннему голосу закрыть пасть.

— Пошла! — рычу я, указывая на её комнату, будто это клетка, в которую я готов запереть её навсегда. Она подчиняется, как дрессированное животное, но что-то в её походке, в её упрямо сжатых губах снова меня злит. Почему она не боится? Почему не просит пощады, не лезет ко мне с мольбами? Тишина между нами тяжела, как бетонные плиты, давит и давит. Я ощущаю, как эта тишина вытягивает из меня последние силы. Она скрывается за дверью своей комнаты, и я резко захлопываю её за ней. Остаюсь один, в пустом холодном коридоре. И впервые за долгое время чувствую себя полностью обезоруженным. Стою, опираясь на стену, как будто меня ударили в живот. Ненавижу это. Ненавижу чувствовать, что я больше не контролирую ситуацию. Чёрт возьми, да как она умудрилась пробить этот ледяной щит? Я пытаюсь представить её лицо, когда она кралась к двери, когда маленькими пальцами вытаскивала деньги, но не могу. Не могу представить её воровкой. Перед глазами стоит только её взгляд. Этот упрямый, безумный, полный решимости взгляд, с которым она смотрела на меня в лифте. В нём не было страха, не было вины, только тихая боль и… что-то ещё. И это «что-то» разрывает меня изнутри. Я принял решение. Чёрт с ним, с этой её кастрюлей. Пусть остаётся, но у неё не будет никаких привилегий. Она должна знать, что я — не её спаситель, не тот, кто будет давать ей шанс за шансом. Я — Монгол. Наёмник. И это не место для слабаков. Я падаю на диван, закрывая лицо руками. В голове снова всплывают картины из прошлого, которые я не могу стереть, как бы ни пытался. Приёмная мать… её холодные пальцы на моей коже, её жадные прикосновения. Этот мерзкий запах дешёвых духов и дешёвого алкоголя. Она всегда находила меня. Всегда. Её руки, словно щупальца, хватали за волосы, за шею, за всё, что только можно. Я был ребёнком, связанным страхом и ненавистью, но даже ненависть не могла спасти меня от неё.

— Ты мой, — её голос, обжигающий, как кислота. Она всегда повторяла это, каждый раз, когда запирала дверь, чтобы никто не слышал моих криков. Но даже стены не могли скрыть боль, которую она причиняла. Сначала я сопротивлялся, а потом… потом просто сдался. Она сломала меня. И ломала до те пор пока мое тело не омертвело…Пока не перестало отвечать на ее прикосновения, на ее садистские выходки, на извращенные пытки. У меня просто не вставал…Она пыталась несколько раз. Упорно. Била до мяса, жгла окурками, морила голодом. Но я больше ее не удовлетворял. Впрочем…Не только ее. Больше я никого и никогда не мог бы удовлетворить.

И с тех пор… я не могу позволить никому больше коснуться меня. Никому. Эти воспоминания тянутся за мной, как цепи, ржавые и гнилые, но всё ещё крепкие. Каждая женщина, которая пыталась подойти ближе, видела этот щит, этот ледяной барьер. И уходила.

Девчонка. Я не могу дать ей проникнуть в мой мир. Она слишком мала. Она не понимает, в какой ад она попала. К какому израненному, больному монстру.

Но что-то внутри меня дрожит при мысли о том, что я выгоню её на улицу. Этот страх… страх, что она станет таким же потерянным ребёнком, каким был я. Этот страх сжимает меня, как петля на шее. И я не могу её выкинуть. Пока не могу.

Диана

Я сижу на кровати в своей комнате, кутаясь в одеяло, как в щит, который может защитить меня от холода. Но этот холод идёт не снаружи. Он внутри. Он растекается по моим венам, как ледяная вода, и я не могу согреться.

Слова Тамира отдаются в моей голове эхом. «Ты для меня никто». Как будто мне в лицо плеснули кипятком, но этот кипяток не обжигает, а замораживает. Словно боль настолько сильна, что становится ледяной. Я чувствую, как эти слова прорываются сквозь мои мысли, разрушая всё, что я пыталась построить внутри себя. Я не могу понять его. Не могу. Как он может быть таким жестоким? Он спас меня, а теперь отталкивает. Снова и снова. И каждый раз это ранит меня всё сильнее. Я чувствую, как внутри меня разрастается бездной — пустота, которая сжирает меня заживо. Но я не могу уйти. Не могу. У меня больше нет места, куда можно идти. Этот дом — мой единственный шанс. Даже если Тамир говорит, что я никто, я останусь. Я найду способ доказать ему, что я не такая, как он думает. Что я могу быть полезной. Что я могу быть больше, чем просто «незваная гостья».

Но как? Как сделать так, чтобы он увидел меня? Увидел, что я не враг?

Каждый раз, когда я думаю об этом, я вспоминаю его глаза. Холодные, жестокие, но в них есть что-то ещё. Боль. Там глубоко, спрятано за слоями ярости и отчуждения, но она там. Его боль. Она как ледяная глыба внутри него, которую никто не может растопить. Никто, кроме меня. Я знаю это. Чувствую. Но как достучаться до него?

Я обнимаю колени и качаюсь взад-вперёд, как маленький ребёнок, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом мире. Он не должен знать, что я плачу. Он не должен видеть мою слабость. Если он увидит это, он выкинет меня снова. Но я всё равно не сдамся. Не уйду. Я должна найти способ стать частью его жизни, даже если он этого не хочет.

Тамир

Я слышу, как она двигается в комнате. Её шаги лёгкие, осторожные. Как будто она боится потревожить тишину, которая стоит между нами. Она боится меня. И в то же время я чувствую, что она не сдаётся. Чёрт, она слишком молода для всего этого дерьма. Слишком молода, чтобы пытаться выжить в моём мире. И слишком наивна, если думает, что может изменить меня.

Диана

Утром я встала рано. Снова собралась с духом и вышла из комнаты. Я увидела его — он сидел за столом, спиной ко мне, казался полностью погружённым в свои мысли. Но я чувствовала его напряжение.

— Доброе утро. Я приготовлю тебе кофе, — тихо предложила я, пытаясь нарушить тишину

Он не ответил, только коротко кивнул. Я подошла к кофеварке, чувствуя, как его присутствие давит на меня. Пытаясь не дрожать, я приготовила кофе и поставила перед ним чашку. Мои руки дрожали, но я старалась скрыть это. Он поднёс чашку к губам, сделал глоток и на мгновение задержал взгляд на мне.

— Я…хотела спросить как тебя зовут.

Тамир

Смотрю на нее, не отрываясь от сигареты, которую кручу в пальцах. В комнате полумрак, только огоньки города в окне. Она стоит передо мной, как мышь перед удавом, и ждёт ответа. Зачем ей моё имя? Думает, это что-то изменит?

Молча вдыхаю дым, выпускаю его в сторону, не моргая смотрю на нее.

— Ты серьёзно? — усмехаюсь, в голосе слышен ледяной сарказм. — Тебе какая разница? Думаешь, имя поможет понять, кто я?

Откидываюсь на спинку кресла, наблюдая за ее реакцией.

— Монгол. Вот и всё, что тебе нужно знать.

Уголки губ криво поднимаются — не улыбка, скорее насмешка, лёгкая, еле заметная. Стоит, смотрит, не уходит. Что-то в её глазах. Вижу, как нервно сжимаются руки, пальцы скользят по ткани. Ждёт чего-то. Тихая, но не сломленная. Пытается разобраться.

Выдох — резкий, обжигающий. Сигарета догорает. Тьфу, не люблю, когда кто-то пытается смотреть мне в душу. Поднимаюсь с кресла, медленно, словно хищник, который ещё не решил — нападать или оставить. Подхожу ближе. Тянет остаться на месте? Смелая. Или дура.

— Имя моё зачем хотела узнать? — бросаю ей прямо в лицо, опираясь рукой о стол рядом. — В надежде, что стану тебе ближе?

Короткий смешок. Холодный, как лезвие ножа, скользящий по горлу.

— Имя — это просто звук. Тебе не нужно знать обо мне больше, чем уже знаешь.

— Меня зовут Диана. Имя…это очень много. Это часть человека. Без имени он ничто.

— Диана, значит… — протягиваю это имя, будто пробую его на вкус. Плевать мне, как её зовут, но этот тон, это упрямство… заставляет скривить губы в нечто, отдалённо похожее на ухмылку. — Как громко звучит. Но знаешь, что смешно?

Прищуриваюсь, мои глаза, как острые лезвия, проходятся по её нежному, красивому детскому лицу. Упрямо стоит, не отводит взгляд, будто надеется, что её имя что-то изменит. Делаю шаг ближе, так что расстояние между нами сокращается до нескольких сантиметров. Теперь чувствую её дыхание — частое, нервное, но глаза… Чёртова девчонка, она не отступает.

— Имя, говоришь? — мой голос пониженный, почти шёпот. Наклоняюсь чуть ближе, так что тень от меня падает ей на лицо. — Имя — это просто ярлык. Ты можешь носить любое, но знаешь что? Без этого тоже ничего не изменится.

Наблюдаю, как её глаза напряглись, но ни шагу назад. Упрямство или страх перед тем, что я скажу дальше?