Морозко. Марфа и ледяной чародей

Глава 2

Прошло некоторое время.

Тварей, благодаря магическому зрению, Марфа заметила ещё на подходе и подала знак ратникам, что следует распределиться по стороны от неё: порождения тьмы двигались двумя группами. Воины, держа мечи наизготовку, пригнулись и напружинились, собрались отразить атаку. Но время шло, а твари из чахлого леска у болота всё не вылезали.

Девушка вновь просканировала пространство и с досадой цыкнула: нежить отчего-то повернула в сторону тракта, будто перестав замечать, что в паре сотен метров от неё на открытом месте бельмом на глазу маячит светлый маг.

Воины недоумённо оборачивались, но Марфа проигнорировала их косые взгляды. Приспустив с лица ворот и освободив нос, она втянула воздух и сразу учуяла причину: со стороны тракта тянуло дымом, палёным мясом и… кровью.

– Там пир для них получше будет, – хрипло сказала дружиннику, вновь надвинув маску и без приказа зашагав в ту сторону: если твари, стянувшись с болота, растерзают караван, то им же к завтрашней ночи больше мороки упокаивать ещё и тех, кого сегодня твари убьют.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что нападению подвергся большой обоз из подвод и телег. Но при этом у них имелся всего один елизар, и он еле держался, сдерживая атаку за атакой тварей из леса и болот.

Марфа сразу поняла, из-за чего для сопровождающего мага дело приняло столь нехороший оборот: вместо того чтобы встать защитным кольцом и на случай нападения оставить только узкий проход, в который обязательно бы и ломанулись тупые создания, караван растянулся длинной цепью. Почти возле каждой телеги люди развели костры и не придумали ничего лучше, чем готовить мясо на вертелах.

В общем, огромное такое приглашение на трапезу у них получилось. Было бы странно, если бы твари его не приняли.

Девушка кинулась на помощь елизару. Он, судя по всему, оставил попытки спасти всех людей и, экономя силы, прикрывал только самого главного. Даже не глядя на бледного парня, прячущегося за спиной мага, девушка поняла, что он из весьма состоятельного рода, но вероятно, купчонок: одежда на нём была из таких тканей, которых она прежде и не видывала.

Велеза в маге она узнала гораздо позже, когда небо посветлело, и полчища тварей стали редеть.

Она была рада видеть того, с кем пусть и не особо дружила в школе. Велез окреп, из угловатого парня превратился в привлекательного витязя, чей размах плеч и стать поражали воображение. За годы, что они не виделись, Велез успел лишиться одного глаза: шрам через него пересекал одну сторону лица, но от этого он не выглядел устрашающе, скорее уж мужественней…

Марфа так увлеклась рассматриванием искоса однокашника, что упустила тот момент, когда к ним со спины подкрался волкодлак. Он атаковал, вскользь мазнув когтями молодого купца, и тот, пронзительно взвизгнув, зажав рукой распоротое плечо, ломанулся в чащу. Как раз, если верить магическому зрению, на группу притаившихся в засаде волкодлаков. Видимо, на это и был их расчёт: отбить от сражающихся одну жертву и под сенью леса спокойно отобедать.

Девушка переглянулась с Велезом, и они, не сговариваясь, рванули спасать глупца. С наскока атаковали уже готовых кинуться тварей и заставили ослепительными вспышками своей магии повернуть верещащего парня обратно.

Чем ближе к горизонту было солнце, тем слабее становились рывки монстров, надеявшихся оттяпать человечинки на перекус. А вскоре и вовсе сошли на нет.

Елизар о чём-то переговорил с главой их отряда, и Марфа увидела, что тот велел бойцам разделиться. Одни остались добивать тварей и оказывать помощь раненым, а другие, вместе с группой воинов и Велезом, повезли молодого купца в сторону деревни.

Девушка же, бросив на их удаляющиеся спины взгляд, стала сжигать тех, кому этой ночью не повезло. После, подкрепившись и немного отдохнув, взялась за сбор компонентов для зелий: раненых было много, и возницы, что были способны стоять на ногах, развернули подводы в деревню. Марфе оставалось лишь вздохнуть: мало того, что нет положенного перерыва между ночами, так и сегодня днём выспаться толком не удастся.

Она закончила и вернулась в селение как раз тогда, когда всех уже определили на постой. Ей отчего-то ожидалось, что Велеза, как елизара, поселят в её дом, но его там не оказалось. Заложив ингредиенты в котелок и поставив его на масляную горелку томиться, она прикинула в уме время до готовности, сунула леденец в рот и прошла в дом, намереваясь отоспаться в сенях: это зелье было уж очень вонючим!

Лишь раздевшись, рухнула там на мешок с сеном в углу и почти сразу уснула. Несколько раз она выныривала из сна в вязкую дрёму из-за странного цокающего звука, но, определив, что это не создание тьмы, тут же засыпала. Впрочем, ненадолго.

– Ты зачем это делаешь, паршивка такая?! – услышала она злое шипение матери. – Зачем специально у сестры над ухом спицами стучишь?!

– Чулочек вяжу, – прозвучало наигранно-простодушное с плаксивыми нотками от Настаськи, – для сестрицы!

– Марфу́шенька всю ночь не спала, нас от тварей защищала, а ты ей отдохнуть не даёшь! Иди на улицу, там и вяжи!

– Вот прямо-таки и защищала, – проворчала Настька, собрав вязание и нехотя подчинившись. – Ходит просто с ратниками по полям-лесам, задом перед ними вертит, эка забота! По дому всё я хлопочу, а она только бока отлёживает…

– Поговори мне ещё! – рыкнула на неё мать, но тут из дома вышел проснувшийся отец.

– Ты правду если не хочешь слышать, то не слушай. А Настенька дело говорит: Марфу́шка в доме ни разу палец об палец не ударила, а ты её всё леденцами-петушками закармливаешь…

– Ты мне ещё начни, ага! Ей сладкое для магии – первое дело, а покупаю я их на её деньги, не твои! И делю вам всем поровну!

– Ты мне рот-то в моём доме-то не затыкай! – прорычал старик, распаляясь сильнее. – Я-то свои кровные, в отличие от неё, зарабатываю! А про неё уж вся деревня судачит, каким местом она их там получает!

– Так в чём беда, старый?! Сходи с дочкой ночью за ограду разок да посмотри, врут люди али нет! Своими глазами убедись, что они Марфу́шеньке не за просто так достаются! Потяжелее твоего!

– Ну, знаешь, что!..

– Что?! Вот что?!

– Ага!

– Вот тебе и «ага»! Нечего сказать?! Сразу в штаны наложил?! А она девка!.. И каждую ночь!.. А вы-ы… сволочи-и!.. Чтоб вас всех Тёмные позабрали-и!..

Мать, как обычно в разгаре спора, перешла в низкое подвывание, и Марфа поняла, что теперь надолго. Вздохнув, что опять не дадут отдохнуть, она поднялась и оделась, привычно прикрыв лицо воротом.

– Доченька, ты куда? – моментально перестав голосить, всполошилась женщина.

– Пойду, на реку схожу, душно, – уклончиво откликнулась Марфа, уже подходя к калитке. – Там у меня котелок на горелке стоит, так вы, смотрите, не троньте: это зелье для раненых варится. Ночью на тракте твари купеческий обоз атаковали, мы помогли отбить, но потрепали их знатно…

– А купец-то сам хоть жив? Молодой? Красивый? – тут же елейным голосочком пропела Настаська, любопытно сверкая глазками.

– Молодой-молодой, тоже раненый, – буркнула девушка в ответ, уходя со двора. А про то, что красивый, умолчала: барины-боярины – не про сестрёнки честь, а то ума хватит начать перед ним хвостом крутить. А вернее, отсутствие мозга.

Деревня ещё спала, а те жители, что поднялись, занимались хозяйством. Стражники уже приоткрыли ворота, не опасаясь нападения тварей, и готовы были выпустить пастуха и стадо наружу. Марфа беспрепятственно миновала ворота. Воины обсуждали случившееся ночью и прибывших в селение нежданных гостей. На неё же никто и головы не поворотил: мало ли что нужно елизару снаружи? Может быть, за травами для зелий отправилась.

Девушка и впрямь сперва свернула в поле, шагая к смирной речке. А оказавшись на берегу, озираясь и таясь, перешла по шаткому мостку на другую сторону.

Да-да, она прекрасно помнила, что делать это строжайше запрещено: ледяной колдун не любил, когда кто-то прогуливался по его владениям. Но давным-давно, когда ещё Кречет был жив, он показал ей там одно место сокровенное, где она могла бы отдыхать в тиши от своих «ненаглядных» родственников. Марфа удивилась, узнав, что владения чародейские начинались не сразу у берега, а гораздо выше на горочке.

Там среди плотных зарослей елей была одна, самая приметная. Большая, разлапистая, она росла ровно на границе владений, и одна её половина вечно была покрыта инеем, а вторая менялась в зависимости от времени года. На земле под ней будто кто-то линию провёл: вот тут лето, а за чертой сразу зима.

Марфа чувствовала, что в лесу существует сильная магия, и старалась не подходить слишком близко к границе, чтобы не беспокоить неведомые силы.

Впрочем, ей туда и не нужно было. Полюбовавшись на красивую ёлочку-стражницу, она побрела, огибая гору. Путь её лежал по течению реки, туда, где она делала крутой поворот, уносясь в земли чародейские. Только перед этим река сбавляла бег и омывала красивую полянку под тенистыми дубами. Вот на этот лужок Марфа и нацелилась.

Было тут что-то волшебное: трава была сочной и мягкой, так и манила прилечь и отдохнуть на ней. Цветы распускались и не вяли до поздней осени. Вода прозрачная, вкусная и дарящая бодрость и прохладу. А ещё… всё тут напоминало о Кречете. Словно наставник незримо находился рядом, и Марфа частенько жаловалась ему на своё горькое житьё-бытьё, да как ей без него в деревне стало тягостно.

Девушка, как обычно, искупалась в речке и сполоснула одеяние. Развесила его сушиться на ветвях, а сама легла и тут же забылась крепким сном.

Снился ей, как тут часто бывало, дивный витязь в нарядах богатых. Будто он по полянке похаживал, на неё всё смотрел, а близко не подходил. Сердце сладко замирало в груди у Марфушки, и хотелось ей, чтобы хотя бы во сне этот красивый мужчина одарил её нежностью и ласкою…

* * *

Проснулась она отдохнувшей, полной сил, будто и не было тяжёлой ночи. Как раз вовремя: пора было горшок убирать с огня да разливать зелье по склянкам. Марфа оделась, поблагодарила полянку за гостеприимство и вернулась домой.

Там царило странное оживление. Марфа лишь успела скинуть куртку-кафтан и составить с огня горшок, как Настасья её кликнула кушать. Собственноручно накрыла для Марфы стол, налила только что сваренных щей, положила с горкой каши. А сама тихо села в уголке, теребя вплетённую в косу атласную ленту да расправляя на коленях новый сарафан, и поглядывала на ковырявшегося у окна с конской упряжью отца.

Марфа заметила и наряд, и наигранную нежность. Покрутила задумчиво в пальцах ложку расписную праздничную и поняла, что всё это неспроста, не от нежданно-негаданно вспыхнувшей любви сестринской.

– Ну, чего? Говори уж сразу, – проворчала, не торопясь приступать к трапезе.

– Зелье, что ты для раненых готовила, позволь мне для молодого купца отнести, – с видом великой скромницы потупила глазки Настька.

Марфа перевела взгляд на отца, наблюдая за его реакцией и гадая, не тронулся ли он на страсти лет разумом, дозволяя младшей дочери подобное? Тот продолжал делать вид, что чинит лошадиную уздечку и совершенно не прислушивается к их разговору.

– Я-то дам, мне не сложно, – хмыкнула она, поглядывая на отца. – Только предупреждаю сразу, что вытравить плод, после того как ты перед купцом подолом потрясёшь, у меня зелья нет и не будет. Можешь даже не пытаться разжалобить. Родишь, и будете с отцом да матерью нянькаться.

Старик глухо крякнул, явно не ожидая такого поворота, и Марфа мысленно чуть с хохоту не покатилась: неужто забыл, пень трухлявый, что от подобных игрищ дети случаются? Но Настаська возмущённо вскочила:

– Тебе Иван просто самой понравился, так и скажи!

Сжав кулачки, она демонстрировала Марфе всю силу негодования и разве что капризно ножкой не топала. Девушка вновь посмотрела на отца, ожидая от него хоть какой-то реакции. Неужто не понимает, что Настаська сейчас сама не ведает, что натворить собирается?

Тело выросло, а мозги-то в этом теле ещё дитячьи. Напоминала сестрёнка Марфе молодых тёлок, что весною по полю, задрав хвост, носятся перед громадным быком, заигрывают. И результат у всех тёлок всегда был одинаковый: непокрытая от быка ещё ни одна не уходила.

Но старик упрямо молчал, и Марфа досадливо дёрнула плечом: ей-то, впрочем, какая разница? Раз он дозволяет, то ей поперёк говорить и вовсе не с руки, пусть делают, что хотят.

– Иваном, значит, его зовут, – насмешливо фыркнула, опустив ложку в миску со щами и откусив от пахучей краюхи хлеба. – А ему идёт, – не удержалась от ехидного замечания, припомнив, как этот дурак ломанулся прямо на засаду волкодлачью.

Иван-дурак, как есть дурак. Только на Настькину беду ещё и богатый.

– Сейчас поем, как раз зелье остынет. Разолью по пузырькам, скажу, как принимать следует. Можешь брать и нести после этого хоть Ивану своему, хоть его ратникам.

Настаська разулыбалась, расслабилась, села на лавку, вновь мечтательно теребя косу.

– Нет уж, сестрица, для ратников ты сама снеси. Мне им зелья таскать… – но осеклась, явно не договорив «не по статусу», видимо, уже вовсю воображая себя купчихою.

Марфа утопила хмыканье в ложке со щами и неторопливо стала набивать живот: когда ещё такая щедрость представится? А в рейд идти сытой уж всяко лучше: так и резерв быстрее восстанавливается, и перекусывать при растрате не требуется. Настька, надо отдать должное, проявила большое терпение. Не поторапливала, дождалась, когда сестра насытится, и увязалась за нею хвостиком.

Любопытно сверкая глазками, но при этом морща от неприятных запахов хорошенький носик, она следила, как Марфа из чугунка наполняет крохотный флакончик. Рассказав, как принимать средство следует, потребовала повторить, и лишь когда Настаська ответила всё без запиночки, вручила ей заветный пузырёк и принялась наполнять склянки для остальных раненых.

Порожек в кухню заскрипел, и Марфа, не оглядываясь, усмехнулась:

– Неужели всё забыла, пустоголовая?