Глава 13

Паша подходит ближе и обдает ароматом нового парфюма. Запах непривычный, неприятный. Слишком кричащий. Смотрите, мол, кто здесь самец. Всегда казалось, что таким пользуются неуверенные в себе мужчины. Он словно подтверждает сей факт. Едва касается моей руки и тут же отпускает.

Сдерживаю разочарованный вздох. Рассчитывала на большее, чтобы позлить Шершнева. Чувств в нем ни на грамм, зато инстинкта собственника хоть отбавляй. Но невинного прикосновения хватает, чтобы он негромко цыкнул. Слышу даже скрип его зубов. «Ничего, ничего. Не разоришься на стоматологах. Так тебе и надо, рэкетир».

— Мне пора в палату, — внезапно выдает отец и оглядывается на проходящую мимо медсестру. — Устал я. Извините, коллеги.

— Пап, — обеспокоенно хмурюсь. — Ты в порядке?

— Конечно, дорогая. Просто утомился. Приезжайте с Олегом завтра, закончим наш разговор.

— Давай отвезу. Спохватившись, срываюсь с места, но отец качает головой.

— Идите. У вас работа. А меня доставят в лучшем виде. Не сомневайся.

К нам спешит медсестра в белом халате. Распрощавшись с отцом, остаемся на своих местах и смотрим ему вслед. Ровно до тех пор, пока Шершнев не открывает рот.

— Не ожидал от вас, Павел Андреевич, — его злая усмешка режет слух. — Отношения с подчиненной.

Атмосфера вокруг нас сгущается, воздух наполняется озоном. Будто перед грозой. Теплое осеннее солнце начинает нещадно палить, отчего тянуть содрать верхнюю одежду и укрыться в теньке.

Нервно потираю ключицу и мельком смотрю на Пашу. Он спокоен. Золотистые глаза излучают мистический свет, который совсем не греет. Потому что холодный и искусственный. От него веет тоской, поэтому я сжимаюсь. Вмиг становится неуютно рядом с ним.

— Хотите быть на моем месте? — язвительно интересуется и приобнимает меня за талию. Шершнев жутко смеется, затем разворачивается к нам.

— На каком?

Прирастаю к земле и невольно жмусь к Паше, который, кажется, отступает на шаг. Я не осуждаю, ведь Шершнев сейчас не походит на уравновешенного бизнесмена. Больше на кобру, готовую к прыжку. Пиджак подчеркивает напряженные стальные мышцы. Чтуь дернется, и ткань черной рубашки затрещит, а пуговички полетят в разные стороны. Блеск изумрудных глаз безжалостно режет на части: от него не скрыться и не спастись. За разглядыванием упускаю момент, когда Шершнев срывается с места и оказывается напротив Паши.

Мамочка, хочу домой! Одна!

Находится подальше от этой парочки — лучшее решение. Выплески тестостерона вызывают чесотку и паническую атаку.

— Ты, Паша, запомни. Место у тебя есть, пока я не отобрал его. Поэтому не зли меня. Мой кавалер выпрямляется, затем стискивает зубы.

— Как быстро ты почувствовал себя главным.

С трудом обретаю способность двигаться и сразу отступаю в сторону.

— Я и есть — главный. Неплохо бы тебе запомнить, — Шершнев тычет пальцем в грудь Паши. А тот цепляется за лацканы пиджака своего противника и выкрикивает с заминкой:

— А не пойти ли тебе… Ты кто такой, мать твою⁈

— Сейчас объясню, кто, — раздается в ответ рычание.

Четко представляю, что произойдет дальше: Шершнев замахивается, расквашивает Паше нос. Начинается драка, за которой следует немедленное увольнение нашего финансового директора. А потом выходит скандальная статья с отвратительными фотографиями.

Плевать на Шершнева, но репутация компании может пострадать.

Это мой личный тумблер, который щелкает внутри. Я, наконец, обретаю голос:

— Прекратите оба! Мы не на работе, дорогие руководители. Ведете себя, как два барана. Я не позволю вам разрушить отцовское дело из-за каких-то предрассудков!

На плечи давит тишина. Вижу, как раздуваются ноздри Шершнева, и дыхание рвется из мощной груди. Не уверена, что мои слова сработают.

Ненависть, которую вижу в его глазах, пугает.

А Паша не отступает. Цепляется крепче.

Уже неясно, кто ударит первым.

Внезапно Шершнев поднимает руки в примирительном жесте.

— Пиджак отпусти, — ледяным тоном чеканит каждое слово. — Порвешь — не расплатишься.

Паша тяжело дышит, вплотную подходит к Шершневу. А у того выдержка почти на нуле. Скоро вспыхнет.

— Есть что сказать? — усмехается. — Я не привык к такой мужской близости.

— Ну ты и муд…

— Паша! — прерываю его, подпрыгнув на месте. — Тебе работа надоела?

— Плевать, — хрипит и с яростью смотрит на довольного Шершнева. — Никому не позволю так нагло раздевать тебя взглядом.

А этот гад усмехается, после чего наклоняется ближе к покрасневшему Паше.

— Дружок, когда я захочу, то раздену ее. И использую для этого руки, а не глаза, — мерзко смеется. Вспыхиваю от злости.

— Не слушай его. Он специально тебя провоцирует, — цежу сквозь зубы, чувствую, как дрожат пальцы. — Отпусти его, Паш.

Паша медленно убирает руки, затем отступает.

Смотрю в глаза Шершневу, ловлю наглый и надменный взор. Больше не сдерживаюсь: подлетаю к нему, и пощечина обжигает ладонь. Он хмурится, после чего подносит руку к стремительно краснеющей щеке.

— Козел, — плюю в лицо злые слова и разворачиваюсь на каблуках.

Картинка смазывается, превращает прекрасные виды золотой осени в грязное размытое пятно. Внутри все горит от обиды, гнева и чего-то еще.

Я не вещь.

Тот надменный взгляд, брошенный Шершневым, оставляет глубокий след. Его ничем не оттереть. А слова отбивают барабаном в ушах. Слышу чьи-то шаги, разворачиваюсь и поднимаю руку для нового удара. Слишком взвинчена, чтобы себя контролировать.

Паша перехватывает запястье и мило улыбается.

Не Шершнев.

Бесит.

— Поехали, Лен.

— Я сама доберусь, — вырываю руку из хватки. — А ты запишись на курсы по управлению гневом.

Загрузка...