Мой босс. Без права на ошибку (СИ)

Глава 26

— Все, все, — размытая фигура Шершнева, стоя на коленях, приподнимает руки, демонстрируя раскрытые ладони. — Я ничего не делаю, видишь?

Точно Шершнев. Стоит совсем рядом. Рубашка натянулась на груди, а рваное дыхание почти достигает моего лица. Словно после забега. Или долгого подъема по лестнице. Весь растрепанный, взлохмаченный.

И с блеском беспокойства в изумрудных глазах.

— Лен?

Хмурюсь и трясу головой. Стараюсь вернуть четкость изображения. Утираю рот попавшимся под руку бумажным листом. Все это так отвратительно, что тошнота наваливается снова. Бутылка воды находится совсем недалеко на полу. Дотягиваюсь и жадно пью.

Опираюсь на стену и встаю на ноги. Пошатываюсь на неустойчивых шпильках.

Молчаливая тень Шершнева подхватывает меня под локоть, возвращая твердость. Рука исчезает, стоит мне выпрямится, словно прикосновения и не было.

В голове гудит. Понимаю только, что истерика прекратилась так же быстро, как и началась.

Не здесь. Мне нужно домой.

Медленно оглядываю кабинет. Он похож на поле битвы. Цепляюсь взглядом за лежащий у стены стул, скольжу по перевернутому креслу. Мельком отмечаю, что нужно не забыть попросить внепланово вызвать ребят из клининга. Еще только середина рабочего дня — он может кому-нибудь понадобится.

Останавливаюсь на кроваво-красном пятне на белой рубашке.

Павел сидит на столе, запрокинув голову и не позволяет дальше капающей крови стекать на его дорогой костюм. Я хорошо его помню. Мы вместе покупали. Я сама лично повязывала галстук в примерочной.

Так странно. Раньше все это значило много.

А теперь совсем ничего.

Я выпрямляю спину и поправляю блузку. Тонкая ткань никак не хочет заправляться, а оторванные на груди пуговицы открывают отвратительные красные пятна.

Не сейчас. Моей выдержки не хватит на долго.

Плюнув на пуговицы, я завязываю блузку и подбираю с пола пиджак.

— Это ты его? — поворачиваюсь к потирающему челюсть Шершневу, что стоит за моей спиной.

Словно я куда-то убегу. Или Паша рискнет хотя бы дернуться в мою сторону.

Шершнев молчит и отворачивается.

Ответ мне не нужен. Он был написан на его лице.

Все это, конечно, очень благородно. И завтра я буду очень рада, что Шершнев оказался рядом. Но сейчас я не чувствую абсолютно ничего.

Подхватив один из разбросанный по полу чистых листов, я вынимаю из сумки ручку. Затем поправляю пиджак и уверенным шагом оказываюсь возле Паши.

Кладу находки на стол и прижимаю к полированной поверхности.

— Если ты вдруг своей больной головой надумаешь доложить в министерство труда, рассказать о произошедшем хотя бы одной живой душе или окончательно тронешься и пойдешь в полицию — я тебя размажу, понял?

Паша недоуменно смотрит то на меня, то на лист бумаги.

— По-моему у тебя поводов пойти в полицию больше, — выдает он и болезненно морщится. — Не буду я заявлять на Шершнева, я же не больной.

Вздыхаю и равнодушно киваю. Плевать на все.

Внутри такая тишина, что хоть волком вой.

Пустота, что распирает изнутри. Вот-вот взорвусь.

А Паша подносит к лицу руки и растирает покрытую кровью кожу. Сейчас замечаю. Разбитую бровь, пунцовый синяк на скуле. И повернутый неестественным образом нос.

Досталось.

Только мне от этого не горячо, не холодно.

— Лен, я не хотел. Я знаю, что ты не простишь, но…

— Сейчас я не буду заявлять на тебя только из уважения к отцу и Шершневу, — обрываю и нервно обнимаю себя руками и тру предплечья, разгоняя вернувшуюся дрожь. — Они не заслужили полосканий имени компании. Финансовый директор — насильник. Это перебор.

Паша смотрит на лист бумаги и тянет пальцы к ручке.

— Бывший финансовый директор, — говорит он, а скрежет стержня по гладкому листу вызывает приступ мигрени.

Сжимаю виски пальцами и судорожно сглатываю.

— А это не важно. Для репутации одинаково, — гул в голове нарастает и я отшатываюсь от стола в сторону. — Будь другом. Придумай сам что-нибудь для HRов. Чтобы у Олега Константиновича потом с Наташей лишних конфронтаций не было. Им еще на пару мне нового шефа искать.

— И клининг вызвать не забудь, — раздается из-за спины.

Пиджак Шершнева ложиться мне на плечи теплой успокаивающей волной. Он кутает меня в него, словно в одеяло.

Запахиваюсь сильнее и втягиваю знакомый запах.

— Я позвоню тебе, — Паша поднимает глаза, но смотрит мне за спину. — На счет махинаций.

— У тебя созрело чистосердечное? — рычит Шершнев мне в затылок.

Павел Андреевич тяжело вздыхает, а я жмусь к Шершневу, как к единственному источнику тепла.

Зачем все эти обсуждения сейчас? К чему? Неужели нельзя найти времени более подходящего?

Не понимаю. Хочу домой.

— Олег, я этой компании десять лет отдал…

— Не сейчас — обрывает Пашу Шершнев и тянет меня к выходу, словно прочитав мои мысли. — Позвонишь и расскажешь.

Мне кажется, что получается идти вполне прямо и спокойно. Разве что пятки то и дело сползают в бок, да ноги подкашиваются.

До первой лестницы.

Совсем небольшой. Несколько ступенек. Но почему-то меня бросает в холодный пот. Я отступаю назад, но тихое прикосновение на талии усиливается, удерживая меня на ногах.

— Так, ну все, достаточно этого цирка, — внезапно выдыхает Олег. — Сильная и независимая, боже.

А затем одним движением подхватывает меня на руки. Не успеваю и пискнуть, как меня проносят вдоль стола Марго, прямо к лифтам… Только цепляюсь за крепкую шею и упираюсь носом куда-то в ключицу.

— Олег Константинович, — недоуменный голос помощницы Паши летит нам в след. — Тут документы на подпись.

— У меня отгул, — рявкает Шершнев и удобнее перехватывает меня. — Завтра, Рит. Все завтра. Пока займись документами Павла Андреевича. Сегодня все важное нужно подписать.

— А почему сегодня? — сквозь навалившуюся внезапно дремоту доносится полный возмущения вопрос.

— Потому что да завтра может не дожить, — так, чтобы никто не слышал, скрипит зубами Шершнев и нажимает кнопку лифта, а затем теплое дыхание касается моего виска. — Отдыхай. Скоро будем дома, малыш.