Глава 29

Утро наступает слишком рано под шум крови в ушах. Сквозь треск в голове с трудом фокусирую взгляд на загоревшемся экране телефона.

Пять тридцать.

Со стоном валюсь обратно на подушку и пытаюсь продрать веки. Тянусь и хватаюсь руками за голову.

Что вчера было?

Локоть упирается во что-то твердое. Невольно распахиваю глаза.

Что за новости?

Тяжелая рука ложится на талию и мощным рывком тянет куда-то в сторону. Спина сталкивается с горячей грудью, затем ночной гость зарывается носом в мои волосы и глубоко вздыхает.

— Мы подпишем соглашение завтра, — бурчит во сне Шершнев и крепче прижимает меня к себе.

Изумление и шок разгоняют остатки сна. События прошедшей ночи проносятся в памяти, пока я выстраиваю план бегства. Рваные стоны, безумные поцелуи, крепкие объятия. Потом сильные руки прижимают к груди. Похоже, что Олег отнес меня в кровать. В мою бывшую комнату, которую запомнил.

Как я такое допустила?

Мысленно бью себя ладонью по лбу. Неужели Катя права? И нам нельзя находится в одном помещении?

Стыд жаром приливает к щекам. Я же на него набросилась.

— На две партии пингвинов, — продолжается сонный диалог.

Прижимаю ладонь ко рту, чтобы сдержать смешок. Даже сильные мира сего имеют маленькие слабости. Повинуясь порыву, кручусь в объятиях и оказываюсь нос к носу со спящим Шершневым. Он недовольно морщится, ерзает. После чего сминает ладонью мое бедро и успокаивается, опрокинувшись на спину.

— Да, мадагаскарских, — сдвигает брови и морщится. — Проблемы?

В голове всплывает старая серия мультфильмов. Невольно улыбаюсь. Еще одно воспоминание из прошлого. Кажется, что именно оно сейчас крутится в голове у Шершнева. От этого в груди становится невероятно тепло.

Смаргиваю наваждение и опираюсь на локоть. Длинные ресницы дрожат. Прошлый сон сменился на что-то новое. На лбу с тонкими полосками морщин проступает испарина. Выступающие скулы окрашиваются в розовый цвет. Темноволосая голова дергается на подушке.

Неожиданно для себя прикладываю ладонь к его щеке, затем успокаивающе глажу. Шершнев прижимается ближе, хватает за руку и тянет на себя. Очнувшись от наваждения, дергаюсь в сторону, чтобы вырваться из непрошенных объятий.

— Любимая, — морщится и мягко шепчет, пронзая словами до дрожи. — Малыш, ты куда?

Соображаю, откуда взялись шипы, которые до крови царапают горло.

Без чувств, Шершнев?

Догадка поражает в момент, когда Олег снова пытается заключить меня в объятия. Действует, словно холодный душ и больно ранит сердце.

У Шершнева кто-то есть. Или был. Кто-то, с кем он больше не вместе: то ли из-за личных установок, то ли другим причинам.

Поэтому он вчера мне отказывал?

Теплые объятия больше не кажутся уютными. Постельное белье колется, запах перегара жалит обоняние. Выкручиваюсь из кокона рук и свешиваю ноги. Судорожно ищу признаки хоть какой-нибудь одежды.

В этой комнате я не живу с момента, как окончила институт. Она теперь используется, как место для прислуги.

— Куда ты? — Шершнев кашляет, и я оборачиваюсь.

Олег садится и трет лицо, затем оглядывается вокруг. После чего поворачивается ко мне и с ожиданием приподнимает бровь.

— Пить хочу, — выдаю первую мысль, которая приходит в голову. — Могу и тебе принести.

Шершнев хмурится и смотрит на меня в упор, будто пропускает через рентген. Трясет головой со взъерошенными волосами. Потом, словно приняв какое-то сложное решение, подается вперед.

А я отодвигаюсь и тяну одеяло на себя. Инстинктивно прикрываю грудь. Жест не остается незамеченным. Он замирает. Взгляд припечатывается к моему кулаку, который крепко сжимает плотную ткань.

— Буду благодарен, — уголок рта Шершнева дергается, когда я отвожу взгляд. — Мне отвернуться?

— Какой ты догадливый, — бросаю в ответ. — Чем быстрее сделаешь, тем скорее получишь воду.

Он зло усмехается, затем натягивает одеяло и отворачивается.

— Ясно. Давай быстрее. Голова лопнет сейчас.

— Потерпишь, — недовольно цыкаю. — Нечего меня спаивать.

Голос Шершнева застает меня на пороге комнаты.

— Тебе ночью Лазарев звонил.

Останавливаюсь, как вкопанная. Оборачиваюсь. Шершнев лежит, укрытый одеялом по самую макушку. По нему ничего не поймешь. Страх оплетает липкой паутиной. Вцепившись в дверной косяк, глубоко вздыхаю. Стараюсь, чтобы голос звучал спокойно.

— Что сказал?

— Я не ответил.

Облегчение накатывает волной. Надо позвонить Жене. Особенно после всего случившегося. Добыл интересную информацию про махинации или выяснил насчет акций. Еще не помешало бы узнать о возлюбленной Шершнева.

От мысли о той, кого он звал во сне, становится дурно.

Теперь наш план претерпит изменения. Я пустила Шершнева туда, куда не следовало.

— Лен.

Замираю, когда слышу его голос.

— Что? — шиплю и сглатываю.

Скорее бы почистить зубы. Это все, что меня беспокоит сейчас. К черту девушку.

— Лазарев, — Шершнев прочищает горло и выглядывает из-под одеяла, — у вас с ним что-то есть?

Хлопаю ресницами. До меня не доходит смысл вопроса. А он закатывает глаза, затем поправляет одеяло.

— Отношения, — морщится и потирает кончик носа. — Раньше. Не знаю. Неважно. Ты поняла. Вы спали?

Отворачивается к окну, и на лице замирает нечитаемое выражение. На кончике языка крутится один-единственный ответ. С Лазаревым у нас никогда ничего не было и быть не могло. Парень подруги — запретная территория.

Но тут в голову лезет брошенная сквозь сон фраза.

«Любимая».

Злорадно щурюсь и смахиваю волосы с плеч.

— Наши отношения тебя не касаются, — равнодушно отвечаю и, высоко задрав подбородок, покидаю комнату.

Загрузка...