РАФАИЛ
— … я не знаю, клянусь! — раздражающий голос очередного пойманного на воровстве раздавался на фоне, пока я пытался уловить мысль Талого.
— Раф, ты меня знаешь, я просто так твои методы не оспариваю. Но ты жестишь с типами. Ты же играешь в легалочку. Грузина напряг, уже почти все сферы перевёл туда, а методы разборок оставил как будто мы ещё только в процессе захвата рынка.
Мой взгляд заставляет его умолкнуть. Странно, что Талый открыл рот на эту тему, он меня знает не хуже Фина. Почти всю дорогу мы с ним вместе. Оба сироты, оба с юности по шконкам.
Разворачиваюсь туда где прикованный наручниками к бетонному столбу сидит на земляном полу одного из наших бывших складов этот мудак. Так случайный тип с района, которого подтягивали пару раз на отгрузке поработать. И вроде парни ручались, что выросли вместе с этим. И я чуял в этом подвох.
Этот верещащий кусок дерьма не решился бы на кражу, даже если бы я распахнул все двери и снял всю охрану. Не тот тип. Не рисковый и не фартовый. Значит кто-то надоумил. И вопрос «зачем» здесь даже важнее чем «кто».
Двинулся в его сторону, ощущая как внутренности заполняет сладкое ощущение азарта, вытесняя хотя бы временно прочно поселившуюся в башке Вику.
Этот задохлик шарахается в сторону цепляя цепью наручников бетон и с невнятно сиплым скулежом заваливается обратно на задницу. На его штанах расплывается мокрое пятно вызывая во мне отвращение. Даже толком пизды не дали, а уже обделался.
Сейчас самое время разыграть интересную партию. И я искренне надеюсь, что тот кто мутит воду не даст заднюю, потому что я уже настроился.
— Не надо! Не бейте! Не убивайте!
— Успокойся, дорогой. — присел перед ним на корточки, вглядываясь в почти безумные от страха глаза на залитом кровью из рассеченной брови лице. — Ни бить, ни тем более убивать тебя никто тут не будет. Наоборот, станешь нашим ценным активом. Подзащитным так сказать. — он шумно дышал, ссутулив плечи и не отрывал от меня широко распахнутых круглых глаз.
В его глазах царил ужас, но ч знал, что он согласится. У него нет выбора, и нет яиц чтобы себе этот выбор организовать. Это даже не крыса, а просто случайный пассажир.
— Готов услышать что надо делать? Или дать тебе время подумать? — задумчиво протянул я улыбаясь.
Улажу этот вопрос и вечером поеду до Вики. Надо бы нам эти базары уже порешать. Да и выспаться бы не мешало. От одной мысли, что я сегодня снова лягу в её постель, снова прижму к себе мягкое податливое тело, кровь приливала к члену, а в груди что то обживающее сжималось. Понятия не имею что это и как называется, но это явно что-то важное. То что проебать смерти подобно.
— Нет-нет! Не надо думать! Только не бейте! Я на всё согласен! Только не убивайте! — поток приятных мыслей о моей мышке прервал этот мудак зля меня ещё больше.
— Значит делаем так, дорогой мой человек, ты отдыхаешь у себя на районе и соришь деньгами, на карманные расходы я тебе выделю. С моими людьми напрямую не контачишь, и как только объявится тот терпила, который тебе слил инфу, дашь знать через своих корешей чтоб срисовали. Дальше скажу честно делать. Усек?
— Усек-усек, Рафаил Александрович, я бы никогда… То есть больше никогда, я за вас… За вас…
Я поднялся и не слушая его лепетание двинулся к выходу давая знак парням. Они продублируют и незаметно сопроводят.
— Думаешь пассажир надёжный? — с сомнением протянул Талый шагая справа от меня.
— Нет, конечно. На него похуй. Важен тот, кто заинтересуется че мы его отпустили. Подрехтуйте его, дайте бабла на покутить и ведите. Аккуратно, без фанатизма.
— Так его ж грохнут, он же свидетель.
— Не наш головняк, главное отследить кто грохнет. Мне нужен компромат.
Талый смотрел на меня с тем самым страхом, который я видел в нём каждый раз, когда вписывались в очередной головняк. Талый сыковатый и осторожный, но исполнительный, и пацаны его уважают, знают что он за своих будет мутиться до талого. Поэтому я его держу к себе близко.
— Я пока нихера не понимаю на кой ты это делаешь, но я и раньше не понимал че в твоей умной башке за процессы идут. И как ты умудряешься каждый раз даже самую лютую жопу себе на пользу повернуть.
— Лирика, Талый. Сделай красиво и будет результат. — затянулся с первой тяжки до середины сигареты.
Я уже не хотел быть тут, я хотел к Вике.
Почему то в голову прочно затесалась мысль, что я хочу приехать к ней, в её тесную конуру. Где всё такое уютное. Где всё просто дышит этой женщиной. Где мне хочется находиться больше всего. И она приготовит ужин, что угодно. Я готов жрать с её рук буквально всё. А потом прижать её к себе и иметь право увести её в кровать. Иметь право касаться её, ласкать мягкое нежное тело. И засыпать рядом с ней. Хотя в целом, потрахаться не так важно, я согласен даже просто пожрать и поспать.
Я не знаю какого хрена, но то дерьмо, которое не даёт мне спать нормально уже хренову тучу лет с ней не работает. С ней я будто просто человек, без этого ебучего бэкграунда.
— Ты сегодня в Выборг? Вроде Малой говорил у вас там дела на пару дней. — голос Талого врывается в мысли и злит.
— Нет, я в Питер. Малому по пути обрисую че делать. — и вроде надо бы остаться по контролить поток, у Малого обоснованные подозрения, что не всё гладко там на таможке.
Но я хочу к Вике. И вариант привести её сюда не сработает, потому что я буквально хочу к ней.
Да и сунься я к ней с таким предложением после того концерта в её кабинете, она меня нахер пошлёт. Это стопудово.
— Окей. Мне ему что передать? — остановился придерживая дверь, будто боится что свалю не пояснив до конца.
Сел на заднее щелчком выбрасывая бычок и тут же вспомнил неодобрительный взгляд мышки каждый раз когда я выкидывал бычки в неположенных местах.
— Ничего. Сам наберу.
— Ну да, тебе часа три ехать. И на кой? Доберешься только к ночи.
— Не суй свой нос в чужой вопрос — дольше проживёшь. — кивком указал чтобы отвалил от тачки и Жора наконец тронулся с места.
Я определённо хочу как можно скорее оказаться в Питере.
Однако через два с половиной часа я обнаруживаю, что её дверь закрыта. Хорошо додумался прежде чем начать беситься позвонить пацанам, которые её пасут.
И оказалось, что моя мышка на тренировке. В пол десятого вечера она там тренируется. Че делает мне объяснить не смогли, поэтому не в силах унять любопытство двинулся в соседний ТЦ через дорогу, где у неё зал.
Откровенно говоря я успел нарисовать себе сотни картин чем моя пышка может заниматься от зажигательных танцев, где непонятно каким образом у партнёров нет стояков, до бокса. Где она в облегающем шикарную грудь топе лупасит по груше, пожалуй я бы даже сам помог поставить удар.
И шагая по стеклянным коридорам между аквариумами с разными залами, где почти не было людей, я готовился предложить свою помощь. Но когда наконец увидел ее, смог только застыть, боясь что она заметит. Остро сжались внутренности, словно кто-то резко засунул руку мне в живот, схватил все в кучу и сжал с такой сило, что кажется вот вот всё порвёт — я не хотел, чтобы охрана видела её такой.
Пустой зал, её одинокая фигурка застывшая почти под потолком на лентах в какой-то немыслимой позе с вывернутыми в охрененном шпагате ногами. Она изворачивается так плавно и изящно и меняет позу, теперь вися вниз головой. Обтягивающий костюм не скрывает ничего. Ни плавной линии пышных бёдер, ни сочной задницы, ни полоски поблескивающей в полутьме кожи между этими развратными штанами и коротким топом.
Она снова выворачивается в этих лентах и оказывается висящей вниз головой, но уже лицом ко мне, ноги сложены в замок и запутаны в лентах, её глаза закрыты, она плавно опускает руки, и они повисают ещё сильнее стягивая узкий топ вниз. Манящая грудь тяжёлыми полушариями выглядывает из декольте, норовя окончательно вырваться на свободу кажется при малейшем движении. И я внезапно так хочу чтобы это произошло, но тут парни и я им глотки вырву, если они расскажут, что видели её такой. Мотаю головой, чтобы свалили.
На ровной мерцающей коже, много шрамов. Глубоких, выделяющихся даже сейчас. На покатых плечах узкие порезы, словно кто-то раз шесть провёл по ним узким острым лезвием. На спине я успел разглядеть несколько глубоких зарубцевавшихся шрама, будто кто-то бил ножом с верху вниз с такой яростью выдирая нож из её плоти, что вырывал лезвие вместе с мясом. На руках, кроме того, что я уже видел, на запястье. Тонкие порезы на предплечьях перемежаются, широкими, уродливыми кляксами. На правой ключице, на животе, на рёбрах. Она вся исполосована. При том шрамы довольно старые, на вскидку лет десять им точно есть. Со мной она где-то около того, и я такого дерьма не допускал, значит ещё раньше.
Я не могу увидеть её ноги сейчас, но скорее всего там картина не лучше.
Жажда убивать захлестнула быстро, пробуждая знакомую ярость. В отличие от Фина бешенство оставляет мою голову кристально чистой. Я смотрел на свою мышку и представлял, что она пережила. Какой уёбок мог сотворить такое с кем то подобным ей? С кем то таким добрым и светлым. Невинным. Даже в этой ёбаной куче дерьма умудряющемся оставаться совершенно невинной.
— Ох… — её испуганный взгляд сталкивается с моим.
Моя мышка сегодня не только без своей обычной брони из ткани, но и без очков.
Яркие голубые глаза с неподдельным ужасом смотрят на меня, а я не понимаю, что сказать или сделать, чтобы успокоить.
Она в два кувырка разматывается из этих лент и ступает вниз.
Такая маленькая, хрупкая и удивительно сочная.
Она метнулась в сторону одиноко лежащей на полу сумки. Её упругая задница маняще колыхалась от каждого движения. У меня в штанах мгновенно образовался такой стояк, что пришлось зубы стиснуть от боли в уздечке.
Теперь я бы точно не сказал, что с ней мне достаточно лишь пожрать и поспать. Нет, я определённо хочу свою горячую мышку. Сжать сладкую задницу, а потом шлёпнуть от души, что скрывала от меня всё это богатство по нелепыми бабкиными шмотками. А эти сиськи… Которые она сейчас усиленно прячет в мешок на замке. Боже как она может?
Слюни скопились во рту, когда я представил как сначала зароюсь лицом между ними, а потом оближу каждую так чтобы сосок собрался в тугую горошину и влажно блестел.
— Какого…? Ты… я… Это уж слишком! — она подскочила ко мне от ярости даже не с первого раза нахлобучив на аккуратный носик эти ужасные очки.
— Кто это сделал?
Она побледнела и сделала шаг назад, я подался ближе опасаясь, что она упадёт.