– О, круто! Парни, гасконец снова с нами! Томас, жди, мы за тобой приедем.
– Только давайте останавливайтесь не у дома, а подальше, – испугалась я. Бабушкины нервы не выдержат, если она увидит такую толпу да и еще, по ходу дела, на машине.
Я осторожно умылась, еле дотрагиваясь до кожи – малейшее прикосновение вызывало жгучую боль.
– Ба, я к Дашке с ночевкой! – крикнула я, нацепила куртку и выбежала из дома. Я шла по дороге, надеясь, что перехвачу ребят по пути.
Сугробы начали таять. Они уже больше походили на кучки замерзшей грязи. Я с отвращением подумала, что сегодня прислонялась лицом к такой вот кучке. У меня наверняка полезут прыщи!
На обочину передо мной свернула черная волга. Задняя дверь открылась. Показалась Серегина мордашка.
– Томас, запрыгивай!
Я протиснулась к Сереге. Волга рванула с места.
– Томас – это Андрюха, тот, который за рулем. Андрюха – это Тохин брат. Андрюха, это Томас. Ты ее не стесняйся, она – свой пацан!
Я посмотрела на водителя. Братья были очень похожи. То же узкое лицо, та же лошадиная челюсть. Только Андрюхе на вид было лет восемнадцать-двадцать. Выглядел он немного странно – все время подергивал головой и плечами, как будто отмахивался от невидимых комаров без помощи рук.
– Томас, держи! – закричал Серега мне на ухо.
– Я не глухая, – отодвинулась я от него. Он протягивал мне открытую бутылку пива. Я жадно присосалась к ней и быстро осушила половину – гулять так гулять!
– Эй, что у тебя с лицом? – задумчивый голос Ромки заставил меня оторваться от бутылки.
Три пары глаз уставились на меня. Андрей тоже бегло глянул в мою сторону.
Я криво усмехнулась. Потом улыбнулась, посмотрела на парней и подняла вверх бутылку. И снова приложилась к ней.
– А почему, вы думаете, я изменила решение? Я же не хотела ехать с вами.
– Что-то случилось? – догадался Серега.
– Стас! – подал голос Рома. – Он что-то тебе сделал?
– Ага, – засмеялась я, но смех вышел чересчур нервным. – Он устроил мне сегодня турецкую баню!
Серега ткнул пальцем мне в щеку.
– Не трогай! – взвизгнула я от боли.
– Ого! Это же ожог!
– Да, кивнула я, – баня была жаркой.
Я отвернулась к окну и сделала глоток.
Волга свернула с дороги и остановилась.
– Так, сейчас закупимся – и на дачу, – объявил водитель.
Мы вышли из машины и оказались у палатки.
Накупили пива и чипсов. Сели в машину, волга тронулась с места.
– Кто додумался взять чипсы с крабом? – возмущался Андрей, роясь в пакетах. – Один краб!
– Жри, что есть! – Серега протянул руку и щелкнул его по уху. – Эй, а может ну эту дачу? Там соседи, даже шуметь нельзя… Погнали покатаемся? И куда-нибудь, где можно пошуметь?
– На поле! Поехали на поле!
Андрей резко вывернул руль, я повалилась на Серегу. Рома закряхтел.
– Спокойно, пупсики, – подал голос водитель. – Аварийный разворот.
Волга запрыгала по кочкам. В салоне мы болтались, как мешки с картошкой.
Я открыла окно. Поток ветра хлынул на лицо, приятно охлаждая кожу.
Андрей сделал музыку громче. Я услышала голос Елки.
– Нет, только не Елка! – заныл Антон с переднего сидения.
Андрей еще прибавил громкость. Музыка разрывала барабанные перепонки.
И мы хором заорали слова песни:
– Около тебя мир зеленеет, около тебя солнце теплеет…
Я вытянула руку наружу, чувствуя, как холодные волны ветра плавно огибают ее.
Серега обнял меня за плечи, стал раскачиваться в такт музыке.
Мы неслись по кривым проселочным дорогам, вдоль домов, оврагов и деревьев, машина громыхала, как ящик с инструментами, спущенный с лестницы.
Алкоголь ударил в голову.
В голове – бешеная карусель мыслей: о Стасе, о детстве, об Умке, о том, что произошло сегодня. Я пыталась разобраться со всем этим, остановить эту дьявольскую карусель, но это было выше моих сил.
Я опустила стекло полностью.
– Подержи, – я всунула в руки Сереги бутылку, вылезла в окно, перевернулась другой стороной, ногами оттолкнулась от Сереги, а руками подтянулась за крышу – и села в оконный проем.
– Эй, сумасшедшая! – закричали мне из салона.
Я держалась одной рукой и ногами, а вторую вытянула как можно дальше. Ветер бил по ушам. Лицо замерзло и будто покрылось ледяной коркой. Мы неслись вдоль поля. Вдалеке мелькали дома и деревья. Под нами и вокруг нас – мерзлая черная земля. Я чувствовала запах ветра. Закрыла глаза и представила, что лечу. Из колонок доносился голоса Елки и подпевавших ей мальчишек .
Я закричала – это был пронзительный крик души.
В салоне почувствовалось какое-то шевеление. Из окна напротив высунулся Ромка. Он сел также, как и я. Мы улыбнулись друг другу.
Я протянула руку в салон, Серега понял без слов и вручил мне бутылку.
Мы с Ромкой смотрели друг на друга через крышу.
Я протянула ему бутылку. Он достал свою, мы протянули руки через крышу и чокнулись на середине.
– Держитесь там, – крикнули нам из салона. Я крепче уцепилась рукой за ручку. Волга съехала с дороги и понеслась по кочкам. Остановилась в самом центре поля.
Все вышли из машины. Ромка выбрался наружу. Ко мне сзади кто-то подошел.
– Слезай, самоубийца! – раздался насмешливый голос Тохиного брата.
Он потянул меня назад и с легкостью стащил, как кота с дерева.
Мы встали возле машины. Андрей не стал выключать музыку и фары.
– Ну вы и самоубийцы! – заворчал Андрей, открывая бутылку. Я задумалась: почему пьет водитель? Но не стала спрашивать – наверное, здесь так принято.
Все уже были поддатые. Что-то кричали друг другу, танцевали возле машины.
Одна песня Елки сменялась другой. Антон кричал на Андрея:
– Выруби это дерьмо!
Тот в ответ ему пропел:
– Ах мальчик-красавчик, сколько девушек вздыхает, сколько слез проливают они, глядя на тебя…
Я поставила бутылку на крышу машины, схватила Антона и Серегу за руки, мы обступили Андрея, стали кружиться вокруг него и орать:
– Мальчик-красавчик на папиной машине быстро едет по проспекту городов счастливых, одежда в обтяжку, глаза скрывает кепка, зажата между пальцами с ментолом сигаретка…
Андрей втянулся в игру, поднял вверх руки и стал танцевать в центре круга.
– Блестящие сапожки, бляшка и ремень из кожи, татуировки в цвете, он не смотрит на прохожих…
Рома смотрел на нас со стороны и умирал от смеха.
Песня кончилась, мы остановились отдышаться.
Я взяла бутылку и отпила.
– Выруби музыку! – крикнул Антон брату, – неохота потом с толкача заводить!
Андрей выключил музыку. Стало тихо и как-то неуютно. Но вскоре все стали орать и петь песни уже без музыки, и снова стало весело.
Я взяла новую бутылку – кажется, четвертую.
Два брата что-то обсуждали. Серега где-то шлялся. Мы с Ромкой сели на землю. Наблюдали за братьями.
– А ты знала, что Андрюха в школе тоже всегда считался уепком?
– Нет, не знала, – покачала головой я.
– Но у него причина уважительная. Он головой тю-тю. Вон, видишь, дерганный какой? Это от головы. С рождения у него так. Тоха говорил, в школе на его куртку всегда кто-то сцал. А он запахов не чувствует, придет домой в обосцаной куртке, Тоха орет, что от него воняет, а он так удивленно: «Да? Ничего не чувствую!»
Я засмеялась. Сделала глоток.
Все стало происходить какими-то отдельными вспышками:
Вот Серега ходит вокруг машины, бьет ладонью по пустой бутылке и бубнит себе под нос:
– Ах мальчик-красавчик…
Он будто танцует какой-то ритуальный африканский танец с бубном, чтобы вызвать дождь или грозу.
Вот два брата стоят рядом, шутливо пихают друг друга и кричат:
– Ты че?
– А ты че?
Вот мы находим где-то какую то раздолбанную телегу, от которой остались только колеса и платформа. Привязываем ее к машине за трос.
Следующий кадр – волга носится по полю, а на телеге с визгом мчится Серега. После четвертого захода Серегу выбрасывает из телеги, а вся конструкция разваливается на части.
Вот мы сидим с Ромой на земле, смотрим в небо и чем-то грузимся.
А потом бегаем с ним по полю и орем:
– Они пытаются доказать, что они здесь хозяева, а мы докажем им, что ЭТО – НАША ЗЕМЛЯ!
А вот мы все вместе бегаем по полю и толкаем заглохшую волгу.
Вот мы садимся в салон.
– Врубай «мальчика!» – кричит Серега.
А вот и дача. Мы вышли из машины. Голова кружилась – подъем по ступенькам дался мне с трудом. Вошли в дом. Разобрали диван, все улеглись на него. Серега растянулся поперек, сверху на него навалился Андрей. Я пристроилась у спинки. Голова кружилась, во рту было сухо. Дико хотелось есть. Я достала из пакета чипсы. На меня налетел целый рой – все полезли в пачку.
– Кто-нибудь, поставьте будильник на восемь тридцать… – слабым голосом сказал Андрей, – а тоя не в состоянии.
– Зачем так рано? – удивилась я.
– Мне таблетки надо пить… – сказал Андрей и захрапел.
– Таблетки? А почему именно в восемь?
– Ему нужно пить по часам, – объяснил Антон, – задолбал уже своими таблетками! Сам ставь будильник. Каждый раз нас будит!
– Что за таблетки-то? – спросила я.
Антон хмыкнул.
– Чтобы не было приступов. Когда с головой тю-тю, их надо пить.
– А что будет, если не выпить вовремя?
– Мозги превратятся в кисель и вытекут через уши, – серьезно сказал Антон и, видя мое испуганное лицо, засмеялся.
– Да хрен знает что будет. Очередной приступ, наверное. Он просто упадет и будет дрыгаться. А потом заглохнет. Это неопасно.
Я поставила будильник, так как еще могла распознавать цифры.
Андрей резко вскочил.
– Я – царь. А царь спит один! – с этими словами он схватил подушку и направился на кухню.
– Эй! – завозмущался Антон, – я хотел спать на кушетке!
Но Андрей уже ушел.
Мы сидели на кровати и жрали чипсы.
– Скажи – Стас Шутов! – вдруг обратился ко мне Серега.
– Что? – не поняла я.
– Ну скажи – Стас Шутов!
– Зачем?
– Ну скажи!
– Стас Шутов!
– Уххх!
Серега задрожал и стал одной рукой чесать себе спину, второй – ногу.
Я хмыкнула.
– Я смотрю, тебе очень нравится чесаться!
Он заулыбался.
– От этого имени по всему телу будто ток проходит! Сразу нахлынули фантомные боли!
Я приставила ко рту пачку и досыпала последние крошки от чипсов.
Этот жуткий человек никому не давал покоя. Даже сейчас, когда мы вроде бы были в безопасности, все равно не могли полностью расслабиться.
Стас Шутов. Это имя прочно засело в голове каждого из нас.
Мы легли. Я оказалась у самой стенки, с другой стороны от меня лег Серега.
Рома с Антоном сразу захрапели. У меня кружилась голова. Я закрыла глаза, но голова закружилась еще больше. Я открыла глаза и заметила, что Серега наблюдает за мной.
– Что ты видишь, когда закрываешь глаза? – спросил он.
– Когда я закрываю глаза, за мной прилетают вертолеты, – усмехнулась я.
– Хочешь, я научу тебя делать так, чтобы они не прилетали? Тебе нужно за что-то держаться. Держись руками за спинку – и тогда твой вестибулярный аппарат восстановится быстрее. И вертолеты улетят.
– Лучше научи меня не чувствовать боли. Или как отвлекаться от нее, – поморщилась я, вспомнив «турецкую баню».
– Легко! – улыбнулся он. – Нужно считать, Про себя. Числа. Раз-два-три… Когда они меня ловят, обычно все заканчивается, когда я дохожу до восьмидесяти. Но один раз я дошел до двухсот пятидесяти… Если тебе не подходит счет, то можно просто думать о приятном.
– О приятном? – переспросила я его.
– Да. О приятном. Я обычно думаю о белках. Белки – они вроде приятные.
Я хихикнула.
– И как же мне нужно думать о белках?
– Ну, представь, что они такие коричневые. И что грызут орешки. У них пушистые хвостики. И они скачут с дерева на дерево. Такие вот пушистые приятные белки.
– Хорошо. В следующий раз, когда Стас будет меня жечь или выкалывать глаз, обязательно подумаю о белках. А теперь давай спать.
– Помнишь про вертолеты? Держись руками за спинку дивана.
Я последовала совету Сереги и схватилась руками за спинку. Не помогло. Вскоре Серега засопел. Было очень тесно и жарко. Серега постоянно закидывал на меня свои ноги. Я еще долго не могла заснуть и продолжала отмахиваться от летающих вертолетов.