Когда мы разошлись по домам, я вылезла через окно на крышу терраски.
Вдыхая весенний вечерний воздух, я пыталась разобраться со своими мыслями.
Я запуталась.
Еще несколько дней назад, после встречи с Яной, я думала, что справлюсь с этим. Что смогу вытерпеть его жестокость, буду бороться, стиснув зубы, но…
Одно дело – размышлять об этом на кровати в тепле и безопасности. Размышлять о том, что терпеть придется очередные насмешки и оскорбления. Совсем другое – быть заживо сваренной в кипятке. И видеть, как твоих друзей жгут и впечатывают в бетонные плиты. Терпеть подобные вещи – выше моих сил. А жестокость Стаса прогрессирует с каждым днем, я это вижу.
Что же мне делать?
Держаться от него подальше – не могу.
Подойти близко – боюсь.
Что я чувствую? Что я вижу?
Я вижу железное сердце, вокруг которого – огненное кольцо. Я хочу добраться до этого сердца, хочу пробраться сквозь огонь – но обжигаюсь и отступаю. И опускаю руки.
Но даже если я проберусь сквозь огонь и дотянусь до сердца – я все равно не удержу в руках раскаленное железо. И выроню из рук.
Мои мысли возвращаются к прошлому. К тому моменту, когда я бросила Стаса одного. Убежала домой и спряталась под одеялом. Много раз я задавала себе этот вопрос – почему? Почему я не позвала на помощь? Но я так и не смогла дать ответ. Наверное, страх – самое сильное чувство, на которое способен человек. Это чувство парализует все тело, заглушает все остальные ощущения. Страх вытравливает понятия о совести и чести. О дружбе и любви. Ты не думаешь ни о чем другом, кроме как оказаться подальше от этого кошмара. Уйти от него. И пускай даже ценой чужих жизней.
Я пыталась доказать Стасу, что изменилась, что я больше ни за что бы так не поступила… И все повторяется снова. Он поймал нас там, на промзоне, чтобы доказать – что я все та же маленькая пугливая девочка. Он прав. Все повторилось снова. Когда он навис надо мной там, возле плит, я снова ощутила себя во власти парализующего ужаса. Мне хотелось одного – проснуться.
Этой ночью мне приснился кошмар.
Кролик пищал. Он пищал в совей колыбельке и никак не мог заснуть. А я душила его, душила, чтобы он замолчал. Я не могла выносить его писк. Я проснулась от собственного крика. Вцепившись руками в подушку, часто-часто дышала. Была глубокая ночь. Было очень жарко, лоб покрылся испариной. Я взяла подушку и одеяло и перелезла за окно. Завернулась в одеяло, села на крышу терраски. Смотрела в ясное ночное небо. Я почувствовала себя девочкой из прошлого, которая так любила смотреть на звезды. Закрыла глаза и попыталась представить, что мой друг из детства рядом со мной. Стоит только протянуть руку – и я дотронусь до него. Потреплю его мягкие курчавые волосы. Стоит только напрячь слух – и я услышу его голос.
– Где ты? – тихо заплакала я и открыла глаза. Посмотрела вдаль. – Где ты? Мне так плохо без тебя. Ты мне так нужен…
Но мой друг детства меня не услышит. Ведь он просто перестал существовать.
– Бабушка, я не пойду в школу, у меня голова болит! – крикнула я со второго этажа бабушке в ответ на ее крик о том, что уже без пятнадцати восемь. Я стояла на лестнице и смотрела в окно. Лестничное окно выходило на дорогу, в отличие от моей комнаты, где окно выходило в сад. Я только что увидела, как по дороге прошел Стас. Нет. В школе сегодня нет места для нас двоих.
– Померь давление! – закричала бабушка. – Может, оно высокое, и надо таблетку пить! Нет, бабушка. Это не давление. И таблетка тут не поможет.
Я знала, что рано или поздно мне придется выйти из дома. Но только не сегодня.
Я снова легла спать. Проспала целый день. Периодически я просыпалась, вздрагивая от кошмаров, и снова проваливалась в полусон, полубред. Точно такие же сны мне снились всю ночь.
Я проснулась под вечер. Надо мной нависло лицо дедушки. Он улыбался.
– На вот, я это… тебе бульончик сварганил. Бабка занята, пришлось мне варить.
Дедушка протянул мне тарелку. Золотистый бульон с кусочками мяса и морковки. Дико тошнило, но легкий бульон – как раз то, что нужно.
– Спасибо, – я с благодарностью взяла тарелку. Дедушка смотрел, как я ем.
– Как себя чувствуешь? Температуры нет? – он потрогал мой лоб. – Нет, вроде лоб холодный.
– Не очень хорошо, – сморщилась я. – Вся разваливаюсь. А завтра школа…
– Ну и сиди дома. Ну эту школу. Никуда не убежит. Врача вызовем и все.
Я отдала дедушке тарелку. Откинулась назад. Не идти в школу… Это звучало так соблазнительно.
Хотя бы неделю я проведу в безопасности. Это радует. Конечно, от своих неприятностей я не смогу избавиться. Я смогу просто отсрочить их. На неделю.
– Расскажи мне какой-нибудь стишок, – попросила я дедушку.
– Какой-такой стишок? – растерялся он.
– Как в детстве, помнишь? Я приходила в твою каморку, а ты рассказывал мне разные стишки. Они были такие странные. Грустные. Совсем не детские. Это даже не стихи, а баллады. Английские баллады. Ты их много знал. Я помню балладу об английской королеве. И о Робин гуде. Ты помнишь хотя бы одну? Расскажи мне!
Дедушка почесал седую голову.
– Ух и задачку ты мне задала внука… Ну, хорошо, ложись, укрывайся одеялом и слушай.
Я легла, закрыла глаза.
– Спешите на улицу, добрые люди,
Послушайте песню мою.
О славном стрелке, удалом Робин Гуде,
Для вас я сегодня спою...
Я заснула быстро, несмотря на то, что целый день итак провалялась в постели. Я провалилась в тревожный сон. Перед глазами бешеной каруселью вертелись злобные лица.
Обеспокоенные бабушка с дедушкой вызвали врача. Врач поставил единственный диагноз, на постановку которого, как мне кажется, запрограммированы все врачи – ОРВИ.
Несколько дней я провалялась в кровати.
Есть не хотелось. За два дня поела орешков, пару бананов, попила кефир и впихнула в себя одну котлету. Просмотрела все возможные передачи и ток-шоу по телевизору. Я перестала причесываться и одеваться. А потом перестала мыться.
У меня было не ОРВИ, а обыкновенная депрессия.
В этом состоянии меня застала Дашка.
Подругу впустила бабушка. Я слышала из своей комнаты, как кто-то позвонил в звонок. А потом услышала Дашкин бодрый голос.
– Фу, ну и воняет у тебя тут, – Дашка ворвалась ко мне в комнату, как ураган. Сразу же подошла к окну и открыла его настежь. – Плесневеешь потихоньку?
– Хватило бы просто привета, – сказала я.
Дашка стала собирать со стола грязные чашки, банановые шкурки и пакет из-под кефира.
– Я отнесу на кухню.
Она вернулась с тряпкой.
– Не помешало бы и убраться, – и стала протирать стол. – А ты иди в душ. Скоро танцы.
– Танцы? – ужаснулась я. – Нет. Я не пойду.
– А тебя кто-нибудь спрашивает? Пойдешь и точка. Но для начала – марш в душ, а то смотреть на тебя противно. До чего расклеилась.
Мы с Дашкой не виделись с того дня, как Стас устроил нам адский денек. Но я написала ей обо всем в переписке.
На танцы я не пойду, но относительно душа я с Дашкой соглашусь. Он мне не помешает.
Я взяла полотенце и пошла в ванную.
После душа, намотав полотенце на голову, я вернулась в комнату. Дашка привела комнату в относительный порядок.
– Ну ты и свинья! – выдала подруга. – Дружба с мальчишками ничему хорошему тебя не научит.
– Ну, почему же? – стала спорить я. – Я умею чеканить мячик восемь раз. А еще я научилась здорово плеваться, хочешь, покажу?
– Нет, верю тебе на слово. Вообще-то я пришла к тебе по делу. Ты тут устроила себе дополнительные каникулы, а у нас на носу защита реферата. Ты вообще про него помнишь?
– Конечно! – соврала я. Реферат начисто вылетел из головы.
– Я тебе скинула по почте. Тебе сделать первый пункт. Там про историю рекламы что-нибудь посмотришь. А еще тебе расчетная часть. Посчитать эффективность по тем данным, которые мы собрали. Их, правда, немного, но остальное я от себя добавила. Формулу мы с тобой выписывали, у тебя она есть. Вот, хоть проведешь с пользой время своей депрессии.
Я вздохнула.
– А теперь – собирайся!
– Что? – не поняла я.
– На танцы. Одевайся!
– Но я не пойду!
– Пойдешь как миленькая! Не пойдешь – потащу за волосы. Одевайся! Где твоя одежда?
Дашка открыла мой шкаф.
– Так… Ну, вот это сойдет, – она кинула на кровать рубашку и джинсовую юбку. – Давай одевайся! А не то пойдешь в пижаме.
– Я не пойду на танцы! Там будет ОН! Я не пойду, не хочу! - закричала я и залезла с головой под одеяло. Дашка сдернула его с меня.
– А зачем еще, ты думаешь, я тащу тебя на эти дурацкие танцы? Я не хочу, чтобы он тебя забивал. Не хочу, чтобы из-за него ты теперь гнила и плесневела в своей комнате. Я не допущу, чтобы ты превратилась в затравленного зверька, забилась в свой угол и тихонько сходила там с ума, - сказала Дашка резко и злобно.
– Я уже превратилась в жалкого зверька, – сказала я и потащила одеяло на себя. Дашка выдернула его и спихнула меня с кровати.
Я попыталась заползти обратно.
– Даша, пожалуйста!
Подруга клещами вцепилась мне в запястья. Дашка на вид такая хрупкая, откуда в ней столько сил?
– Мы пойдем на эти дурацкие танцы. Будем закаляться.
– Нет! Я боюсь его. Я так его боюсь... Я не знаю, на что еще он способен...
– Там будет много народу. Он ничего тебе не сделает.
В конце концов я подчинилась и стала одеваться. И покорно поплелась за Дашкой. Я никогда не умела настаивать на своем.
Я понимала, что если я пойду на танцы, то на следующий день мне придется идти и в школу. Ведь больные не могут танцевать. Кончились дни моей блаженной депрессии.
Когда я вышла за калитку, меня затрясло.
– Хватит дрожать, – шикнула на меня подруга. – На улице тепло.
– Не могу не дрожать, – затряслась я. Холодно. И страшно. Ладони превратились в ледышки.
Всю дорогу до школы я напряженно оглядывалась по сторонам.
В школе мне стало еще хуже. Стали стучать зубы.
Мы пришли одни из первых.
Я напряженно всматривалась в коридор, ожидая его появления. Я не могла расслабиться и стоять спокойно.
Появились почти все танцоры, вскоре пришел и Стас.
Я спряталась за всех, смотрела в пол, делая вид, что не замечаю его.
Все пары уже собрались. Только мы со Стасом стояли одни. Где же носит Гаврилова?
Вот пришла партнерша Стаса. У нее было обеспокоенное лицо.
Она подошла к преподавательнице и что-то сказала ей. Преподавательница нахмурилась. Меня это насторожило. Я почувствовала на себе чей-то взгляд. Стас. Он улыбался. Весь его вид говорил о том, что он что-то задумал. Но что?
Но вот появился Гаврилов. Прошел мимо меня и подошел к преподавательнице. Что-то сказал ей.
Что происходит? О чем они разговаривают?
Сердце застучало быстрее.
И вот Гаврилов с партнершей Стаса ушли. Что за черт?
- Внимание! - тренер хлопнула в ладоши, - только что двое отказались от участия. У одного больная бабушка, а у второй больная нога. Подвели они нас здорово. Мы не успеем найти им замену. Нам нужно четное количество пар. Но будем импровизировать. Пар будет не двенадцать, а одиннадцать. По-прежнему сделаем основных пар четное число, десять, а одиннадцатая пара будет ведущей. Шутов! Мицкевич! Встаньте вместе, вы будете ведущей парой.
- Что? - я решила, что ослышалась. Все менялось так быстро, мои мозги просто не поспевали за ворохом сменявших друг друга событий.
- Давайте быстро встаем в пары, - она не обратила внимания на мой вопрос.
Стас подошел ко мне. Протянул мне руку. Ободряюще улыбнулся. Его улыбка была искренней, взгляд необыкновенно добрым и теплым. Но я знала, что это притворство.
Ноги подкосились. Я отпрянула назад. Покачала головой.
- Нет! Я не буду с ним танцевать!
- Мицкевич! Что за детский сад! - Нахмурилась преподавательница. - Вам не по семь лет. Быстро встали в пару.
Стас протягивал руку. Я пятилась назад.
— Нет! — закричала я. — Вы не понимаете! Он это специально! Он что-то сказал им... Может, пригрозил... Он это специально!
— Мицкевич! Или ты сейчас же встанешь в пару с Шутовым, или я иду за вашей учительницей!
— С кем угодно, только не с ним! Не ставьте меня с Шутовым!
Я была на грани срыва. И тренер тоже.
— Вы меня достали. Так подвести меня накануне последнего звонка. Я иду за вашей учительницей.
Развернувшись на каблуках, она ушла.
— Тома, не чуди. Встань с Шутовым!
— Ну же, Мицкевич, не подводи класс! — накинулись на меня все.
— Ну же, Том, давай, не ломайся, давай забудем старое,— он попытался обнять меня, но я, взвизгнув, отскочила назад.
Стас засмеялся. Обратился ко всем.
— Обиделась на меня. Мы больше не друзья. Ну же, Том! Давай подружимся!
— Никогда! — патетически выкрикнула я, а все засмеялись. Предатели. Поддерживают его. Они не знают, на что он бывает способен. Их бы на мое место...
Пришла преподавательница. За ней, метая молнии, показалась наша классная руководительница.
— В чем дело? — грозно спросила она.
— Мицкевич ваша капризничает, — указала на меня тренер. — С этим я не танцую, с тем в пару не встану.
— Поставьте меня с кем угодно! — глотая слезы, произнесла я. — Только не с Шутовым.
— Тамара, ты понимаешь, что поздно менять решение, — учительница хмуро смотрела на меня. — Последний звонок на носу. Ты подводишь всех.
— А Гаврилов? А Иванова? — возмутилась я, припомнив фамилии только что ушедших.
—У них уважительные причины. А ты ерундой страдаешь. Быстро встала с Шутовым.
— Не встану. Я ухожу, — я подошла к подоконнику, схватила свой рюкзак и решительно направилась к выхожу.
— Мицкевич! — закричала мне вслед учительница. — Если ты сейчас же не вернешься, можешь забыть о сдаче экзамена рефератом! Будешь сдавать экзамен вместе со всеми по билетам!
Это был удар в спину. Я остановилась.
Я не успею подготовиться... Да и реферат... Столько времени на него потрачено, неужели все впустую?
Тяжело вздохнув, я развернулась. Послушно побрела назад, подошла к Стасу.
Посмотрела на него.
«Ты снова победил», — сказала я ему взглядом.
«Я знаю. Я всегда побеждаю», — ответил мне его взгляд.
—Ну вот и славненько, —улыбнулась учительница. —А то устроили тут детский сад. И чего ты так не хотела танцевать со Стасом? Вы чудесная пара, между прочим, правда же я говорю?—обратилась она к тренеру.
Та согласно закивала.
— Конечно! Просто замечательная пара! Мы сделаем их ведущими, они впереди всех пойдут.
—Чудесно, чудесно, — растерянно ответила учительница. Мыслями она была уже далеко. Наверное, возвратилась к своим делам.
Она ушла. Мы вернулись к танцам.
— Ну же? — издевательски произнес Стас, протянув мне руку. —Мы же снова друзья?
Я ничего не ответила. Парализованная страхом, положила свою трясущуюся ладонь на его.
Меня будто ударило током. Стас обнял меня за талию. Прижался ко мне теснее, чем было нужно.
— Пальцы совсем холодные, — прошептал он. — И ты вся дрожишь. Боишься?
Я молчала. Молчание — единственный способ противостоять.
Тренер хлопнула в ладоши.
— Начнем с начала. По кругу пошли, пошли...
Она включила музыку. Мы закружили в вихре медленного вальса. Стас сильно стискивал мою ладонь. И крепко держал меня за талию, как будто я в любой момент могла улететь.
Вальс — это прекрасно. Но не тогда, когда танцуешь с человеком, который желает твоей смерти.
Тренер хлопнула в ладоши.
— Обводка, пошла обводка!
Я прогнулась назад. Весь свой вес перенесла на руку Стаса.
— Нет, Цаплин, Ланчикова, что у вас за обводка? — рявкнула она на Дашу с Ромой, подошла к магнитофону и выключила музыку. — Это вальс, а не ритуальный танец медведей в брачный период. Мицкевич, Шутов, продемонстрируйте всем, какая должна быть обводка.
Мы вышли в центр. Я холодно посмотрела на Стаса.
— Ну же, моя идеальная партнерша, — сказал он мне. — Покажи всем класс.
Я прогнулась назад. Закружилась вокруг Стаса.
— Вот видите? Тут надо просто довериться своему партнеру. Отдаться ему целиком. Нужно довериться, поверить, что партнер вас удержит. Мицкевич, покружись еще раз. Вот видите? Тома доверяет Стасу.
Мы все еще стояли в паре, близко друг к другу.
Внимание окружающих перенеслось Дашу с Ромой, у которых никак не получалась обводка.
Стас нахально посмотрел на меня.
— Доверяешь мне. Не можешь не доверять, — медленно прошептал он. И поцеловал меня в волосы. От этого странного действия я растерялась. Отпрянула назад, расцепив нашу пару. Сделала вид, что целиком поглощена обводкой Ромы и Даши.
Что ему нужно? Чего он пытается добиться? Свести меня с ума? Довести до самоубийства? Если так, то у него неплохо получается.
Мы снова стали танцевать.
— Разве не этого ты хотела? — шептал Стас. — Быть со мной? Всегда и несмотря ни на что? Несмотря на то, что я такой?
Молчи. Молчи. Ничего не говори.
Я смотрела на него. Перед глазами мелькали картины. Как он прижимает мою голову к раковине. Как потом с силой бьет о кафельный пол. Как заставляет смотреть на то, как по его приказу его стая тычет в моих друзей горящими палками. Как он бьет Серегу.
— Я не чувствую в тебе желания! — продолжал он. — А как же все твои разговоры о том, что ты всегда будешь со мной рядом? Снова ложь?
К концу занятия я была на грани сумасшествия.
Придя домой, я сразу пошла в ванну и встала под горячий душ. Я стала яростно тереть себя мочалкой. Мне хотелось смыть его запах. И ощущения от его прикосновений.
Теплые чувства к нему медленно тлели. Скоро они совсем сгорят. А где-то в глубине зарождалось новое чувство. Я еще не знала его названия. Оно было незнакомо мне.
Это чувство — отвращение.
А из отвращения позже родится ненависть.
Да. Стас именно этого и добивался. Он вел свою игру только для того, чтобы я его возненавидела.