Мой любимый враг

24

– Ларионова, опаздываешь! – с недовольным видом прокомментировала моё появление Оксана Павловна, математичка.

– Извините, – пробормотала я и с пылающими щеками прошла к своей парте.

Как хотелось обдумать то, что сейчас произошло! Его слова обдумать… После нашего короткого разговора с Рощиным в груди у меня то трепыхалось, то сладко замирало. Что это значит – «я бы пришёл»? Вдруг совсем не то, что мне причудилось?

Я боялась обмануться, снова поверить и разочароваться, как недавно случилось с Гольцем, но всё равно сидела и мечтательно улыбалась.

– Ларионова, хватит витать в облаках! Опоздала, так хоть в работу скорее включайся! – резким окриком спустила меня с небес на землю математичка.

Вообще-то Оксана Павловна, несмотря на строгость и резковатые манеры, мне нравится. Объясняет она хорошо, даже я, гуманитарий, понимаю у нее и алгебру, и геометрию на твердую четверку. А ещё я уважаю её за справедливость. У нее нет двойных стандартов и нет особого подхода к «особым» ученикам. В нашей гимназии такие, как она, вообще-то большая редкость.

Дверь отворилась, и в класс просочилась Лида Бусыгина. Я бы её и не заметила, но Оксана Павловна громогласно объявила:

– Ещё одна красотка, которая учится по своему личному графику. Бусыгина, в чем дело? Урок начался пятнадцать минут назад! Где тебя носило?

Лида застыла на пороге, хлопая припухшими слезящимися глазами. Ревела, что ли?

– Я… простите… больше не буду… – залепетала она и шмыгнула носом. Тут же выудила из кармана жакета платок и прижала к носу.

– Садись, – дозволила Оксана Павловна, и Лида, выдохнув, юркнула к задней парте.

Зеленцова принялась ей что-то нашептывать, но математичка пригрозила выгнать обеих вон, и Женька замолкла.

Я пару раз в течение урока на неё оглядывалась, чувствуя на себе пристальное внимание. И точно – оба раза ловила её взгляд, нехороший, даже враждебный.

Господи, да успокоится она уже когда-нибудь?

Весь этот день я, как никогда, ждала четвертую перемену, а уроки, будто назло, тянулись невозможно медленно. Между делом, заглядывала на телефоне в контакт. Уж очень хотелось узнать, кто устроил этот тупой розыгрыш, но фальшивый Дима Рощин со вчерашнего вечера в сети больше не появлялся.

В другой раз я бы, наверное, из-за такого с ума сходила, уж точно голову бы сломала, пытаясь вывести на чистую воду «шутника». Но сейчас настоящий Рощин перетягивал на себя почти все мои мысли.

В общем-то, у меня и так имелись на этот счет кое-какие подозрения, но как их подтвердить?

Дождавшись наконец четвертой перемены, я поспешила в столовую. Не бежала, конечно же, шла вполне себе спокойно, но внутри, в душе – летела стрелой. Сердце плясало в груди, будто я иду на праздник, но стоило шагнуть в столовую, как оно успокоилось. Я ещё не успела дойти до нашего стола, тем более не успела оглядеть стол ашек, а уже откуда-то знала – Рощина здесь нет.

И правда – его место пустовало...

До последнего я ковырялась в тарелке, то и дело поглядывая на двери. Почти все уже поели и разошлись и из нашего класса, и из 11 «А», да и я уже поднялась из-за стола, как вдруг появился он. Рощин. Переступил порог столовой и сразу же выхватил меня взглядом. Не случайно, а очень даже целенаправленно. Внутри у меня екнуло, и сердце, словно мячик, скакнуло вверх-вниз.

Он двинулся вперед, к своим, но при этом продолжал смотреть только на меня. А я смутилась. Отчего-то занервничала сразу. Почувствовала, как зарделись щеки. А руки вмиг стали какими-то суетливыми и неловкими. Я отвела глаза, подхватила со стола тарелку и кружку и устремилась к окошку, куда относили грязную посуду. И все равно спиной, затылком, кожей чувствовала его немигающий взгляд.

От этого внутри всё звенело. Мысли лихорадочно крутились в голове. Боже, почему он на меня так смотрит? И как же хорошо, что он на меня так смотрит…

Лагунов из десятого класса шёл передо мной, потом поставил тарелку и развернулся слишком резко, чуть не налетел на меня. Я, вздрогнув, уклонилась от столкновения, но посуду выронила. И кружка, и тарелка со звоном грохнулись на каменный пол и разбились.

Все, кто еще остался в опустевшей столовой, тотчас оглянулись на шум. А кто сидел подальше – вытянули шеи, чтобы посмотреть, кто там что разбил. Хоть это и мелочь, но стало ужасно неприятно – от досадной ситуации, от чужого любопытства и особенно от того, что Рощин эту дурацкую сцену наблюдает. Решит теперь, что я неуклюжая какая-то.

Я присела на корточки, собирая осколки с пола. И тут вдруг кто-то подопнул ко мне отлетевшую в сторону вилку и встал рядом, возвышаясь надо мной.

Я сразу догадалась, кто это, едва увидела перед своим носом ноги в черных кроссовках Найк. И тут же знакомый голос с усмешкой протянул:

– Ты чего, Ларионова, школьное имущество портишь?

Лабунец. И встал он специально так, чтобы неудобно было собирать осколки, чтобы приходилось ползать вокруг его ног. Ещё и улыбался издевательски.

– Пошёл прочь. А то я не только школьное имущество могу испортить, – Я подняла с пола вилку.

– Это ты мне, что ли, угрожаешь? Ну рискни, потом не расплатишься… если только нату…

Он оборвался на полуслове, будто от тычка в спину. Оглянулся. Прямо за ним стоял Рощин и смотрел на Лабунца как на жалкое недоразумение.

– Просто уйди, – произнёс он вроде и спокойно, но твердо и… с еле уловимым презрением.

А потом сделал неожиданное – присел на корточки рядом со мной, в своём безупречном пижонском костюме, и тоже стал собирать осколки посуды. Лабунец хмыкнул, но ретировался без слов.

За разбитые тарелки тетя Люба, посудомойка, обычно поднимает ор до потолка, но сейчас, когда Рощин подал ей на выброс осколки, она лишь недовольно сжала губы и проворчала что-то под нос.

Я, все ещё пылая от смущения, пробормотала «спасибо» и пошла на выход. Рощин – следом.

– А ты же не поел? – удивилась я.

– Расхотелось, – слегка пожал он плечом.

Мы снова брели с ним рядом по коридору, как тогда, после библиотечного закутка. Только тогда мы шли с ним порознь, и неловко было настолько, что я не выдержала и убежала. А сейчас… тоже, конечно, чувствовалась неловкость, но иначе. И, главное, казалось, будто мы идем вдвоем, вместе. И даже не потому, что я нарочно шла медленно, и Рощин – точно так же. Это было внутреннее ощущение, похожее на то, что возникло утром.

Правда, он так и оставался серьезным и даже не пытался завязать со мной разговор, как будто молчание ничуть ему не мешало. А я так не могу. То есть не то, что мне обязательно нужно болтать, но молчать мне комфортно только с теми, кого я давно и хорошо знаю или на кого мне абсолютно плевать.

– Извини, что я сегодня на тебя наехала, – нашла я благовидный предлог нарушить наконец затянувшуюся паузу.

Он скосил глаза и вдруг улыбнулся. Совсем чуть-чуть, буквально краешком губ, но зато взгляд его так заметно потеплел. В душе я, конечно, просияла, но сумела улыбнуться под стать ему – слегка.

– Не за что извиняться. А есть мысль, кто это мог быть?

– Я думаю, что это Лабунец.

Он ничего не ответил, но, по-моему, не согласился с моим предположением.

– Уверена?

– Не совсем. Иначе бы… – Я осеклась, чуть не выпалив, что иначе бы задала Лабунцу жару. Все-таки не хочется мне, чтобы Рощин считал меня скандалисткой. Интуитивно мне казалось, что ему всё такое претит.

– Иначе – что? – снова улыбнулся он.

– Иначе я бы ему предъявила, – подобрала я приличную формулировку. – Ну а что? Я почти два часа под дождем простояла, хорошо хоть не простыла. И времени сколько убила – прождала напрасно…

Черт! Я снова смутилась. Ждала-то ведь я Рощина, и он в курсе. И наверняка понимает, что нравится мне.

– Жаль, что я этого не знал, – ответил он с полуулыбкой.

– Мне совсем не до шуток.

– Я и не шучу.

Мы вышли в фойе, поднялись вдвоем по центральной лестнице, и мне казалось, что все на нас пялятся. Но тут опять так невовремя прозвенел звонок.

– Тебе куда? – спросила я.

– У нас алгебра.

– Значит, на третий этаж. А у нас география, мне туда, – я махнула рукой в сторону кабинета географии. – И… спасибо тебе ещё раз, что помог в столовой.

– Не стоит.

Я отвернулась и пошла на урок, не в силах больше сдерживать улыбку. Хорошо хоть он не видел моего цветущего лица. И вдруг он окликнул:

– Таня…

Я остановилась уже у самой двери, развернулась, глядя на него удивленно-вопросительно, пока он, держа руки в карманах, не спеша приближался ко мне.

– Знаешь поговорку, клин клином вышибают? – подходя, спросил он.

Я кивнула, совершенно не понимая, куда он клонит.

– Ну вот, чтобы перекрыть неприятные впечатления от вчерашнего свидания, надо сходить на другое.

– А-а, вот ты о чем. Ну да, – улыбнулась я. – Наверное…

– Это значит «да»?

Я сморгнула.

– Что?

Он шагнул ближе. Вынул левую руку из кармана, оперся ладонью в стену и подался чуть вперед… и внезапно оказался так близко, что у меня перехватило дух и плечи осыпало мурашками.

– Так, может, повторим наше свидание? Только теперь по-настоящему…