Мой любимый враг

38

Валя нас всё-таки подкараулила. Подло так. Специально наворачивала круги возле гимназии с коляской, хотя сама живёт в нескольких кварталах.

Мы с Димкой выбежали из школы и нос к носу с ней столкнулись.

У нее аж шапка вся, и ресницы, и выбившиеся пряди заиндевели. Видать, долго тут бродила. И не побоялась же за маленького Костика, он там хоть и укутан, но нос наружу.

Быстро, но цепко оглядев Димку, она уставилась на меня многозначительно: как-то недобро, но в то же время удовлетворенно, мол, я так и знала. Хорошо хоть при нём не стала устраивать сцен. Только процедила:

– Я приду к вам в шесть. Будь дома, Татьяна. Важный разговор нас ждёт.

И, толкая коляску со спящим Костиком перед собой, двинула прочь.

– Это же была твоя тётя?

– Она самая, – подтвердила я. Настроение бесповоротно испортилось.

– С ней будут какие-то проблемы?

– Да нет, особых проблем не будет… отцу-то она вряд ли доложит. Наоборот, она сама боится, что он обо всем узнает. Но мозг мне вынесет – это точно.

– Давай я с ней поговорю?

– И что ты ей скажешь? Нет, Дим, это бесполезно.

Димка посмотрел на меня с явной тревогой, но настаивать не стал.

– Это всё равно что я бы с твоей мамой поговорила. Сам же понимаешь, она меня и слушать не стала бы. Так вот и Валя тебя не станет.

Димка с минуту молчал, словно обдумывал что-то, затем выдал:

– Мама знает, что мы вместе.

– Как? Откуда?

– Я ей сам сказал.

– Зачем? Ну вот зачем? Не надо было! Она же против нас. Она обязательно придумает какую-нибудь подлость, чтоб мы расстались.

– Тань, не надо. Не говори так. Все-таки это моя мама.

– Это твоя мама. И ты ее любишь.

– Естественно.

– Ладно, прости, – не стала я накалять обстановку. Не хватало, чтобы ещё и мы с ним поссорились.

– Она, конечно, недовольна ситуацией, но запретить мне встречаться с тобой не может. И не станет этого делать. Да и как? Она у меня… как страус. Ничего не хочу знать, говорит, – усмехнулся Димка. – Или как маленький ребенок, который закрывает глаза и думает, что его никто не видит. Но она не вмешивается, свою волю не диктует, ну а со временем, думаю, смирится.

– Сомневаюсь, – буркнула я.

– Ты пойми, она против тебя лично ничего не имеет. Просто…

– Я напоминаю ей о том, что случилось…

– Да, так и есть.

– Дим, я не пытаюсь тебя настроить против неё. Просто я так боюсь, что нас разлучат.

Он скосила на меня взгляд и улыбнулся. Затем обнял меня за талию и притянул к своему боку:

– Но это же невозможно. А через полгода мы и вовсе уедем с тобой.

– Ты уже всё придумал? – засмеялась я.

– В общих чертах. Детали, предлагаю, обсудить вместе.

– Давай!

Так мы и брели в обнимку до моего дома, строя самые смелые планы на будущее. Потом грелись в соседнем подъезде – в своём я не рискнула. И, конечно, целовались до умопомрачения. Домой я вернулась в полуэйфории прямо перед самым приходом Вали.

Вообще, это дикость какая-то – то, что она меня выслеживала. Впрочем, я знаю, с чего её вдруг так заело. Это всё браслет, Димин подарок.

После того педсовета, ещё осенью, она же с ножом к горлу ко мне пристала: прекрати общаться с этим мальчиком, с этой семьей. Они – убийцы. Из-за них отец уже отсидел и, если вдруг узнает, снова до греха дойдет. Точнее, я его доведу.

В общем, спорить с ней, что-то доказывать было бесполезно, и я просто соврала, что мы с Рощиным расстались.

Валя вроде угомонилась, про Рощиных больше не упоминала, но тут всплыла другая тема. И хотя до поры до времени она скрывала свои истинные мотивы, я все равно чувствовала подвох.

Началось с того, что Валя стала забегать к нам под всякими предлогами. Спрашивала, как мы платим коммуналку, нет ли долгов и, если что, она даже готова их оплатить. Ведь сейчас с этим так строго. И мошенников развелось как грязи, которые выискивают вот таких неблагонадежных и пьющих, чтобы оттяпать у них жилплощадь. А с долгами по квартплате – так и вовсе выселят в какой-нибудь барак. Были такие случаи, она знает.

На мой вопрос, с чего её это тревожит да так, что аж сама готова раскошелиться (ну это и правда что-то за гранью реального). Валя с пафосом выдала:

– Вообще-то, это квартира моих родителей, и я здесь выросла. Поэтому мне не всё равно.

Звучало логично, и я её успокоила, заверив, что плачу каждый месяц и долгов у нас нет. Это правда, хоть мне и приходится для этого шарить по карманам отца, пока он спит.

Я даже сунула ей как-то свежую платежку, чтоб убедилась. Валя вздохнула, мол, ладно, хорошо. Но меня не покидало ощущение, что это её не успокоило, а даже как-то, наоборот, озадачило.

И потом свои визиты она не прекратила. А пару раз даже расщедрилась и принесла какую-то еду. Мы с отцом: спасибо, спасибо, но с чего это вдруг? Она округлила глаза, заохала:

– Да вы чего? Мы же родные! Почему бы мне вам не помочь? Денису премию дали большую.

Отец вообще не ломал над этими моментами голову. Ну принесла его сестрица нам килограмм сосисок и какие-то консервы – ну и ладно, хорошо. А меня всё это изрядно настораживало.

Нет, я не сволочь и обычно не выискиваю корыстных мотивов в поступках людей. Просто тётю Валю знаю, как облупленную.

До тридцати она считала каждую копейку, а сейчас вдруг ни с того ни с сего её обуяла щедрость? Ну, не бывает же такого.

Сама себя Валя считает практичной, а по мне – она так просто жадная. Своему Денису закатывала скандалы, если он покупал молоко за полтинник в супермаркете, который рядом с домом, а не за сорок шесть рублей в «Янте», в двух кварталах. Один и тот же чай Валя заваривала по три раза, пока он не становился совсем бесцветным и безвкусным.

Или вот в прошлом году она отмечала своё тридцатилетие. Назвала гостей полный дом. Мы с ней всего наготовили, без деликатесов, но старались. А после праздника моя тётя взялась за тщательные подсчеты: кто что и на какую сумму подарил. И ужасно расстроилась, что подарки не перекрыли расходы.

«Гуляевых больше не зовём! – сообщила она Денису. – Подарили какой-то бабушкин постельный комплект. А наели и напили тысячи на две, если не больше. Ни стыда у людей ни совести».

И так во всём. А тут вдруг такие жертвоприношения. Ну не в её это духе совершенно.

Ну и в конце концов она выложила свой замечательный план. Им с Денисом позарез понадобились деньги. Много.

Точнее, им понадобилась квартира побольше, потому что вчетвером в двушке тесно. Вот трехкомнатная была бы в самый раз. Не предел мечтаний, но жить можно. И как раз такую продают их соседи, которые уезжают из страны и срочно ищут покупателя. И за эту срочность прилично снизили цену. Вот Валя и загорелась.

– Ну, где мы ещё такое выгодное предложение найдем? За него хвататься надо зубами!

– А при чем здесь мы с отцом?

– Очень даже при чем! Вообще-то эта квартира как бы не только Ивана, но и моя. Это и мои родители были. Они квартиру переписали на Ивана только потому, что он женился. Они сами так говорили, когда живы были. А теперь он не женат. Зато я замужем и у нас двое детей. Мы на головах друг у друга сидим. Это будет честно и справедливо, если я получу часть денег с родительской квартиры. К тому же, пока он сидел, я тебя растила. В хорошую школу устроила. Какая-то элементарная благодарность должна быть? Ну и справедливость, конечно.

– То есть, по-твоему, справедливо нас с отцом выселить черт знает куда, чтобы вам там стало удобнее? – от удивления я даже возмутиться не могла.

– Не выселить, а обменять.

– На что можно обменять двушку в хрущовке? На однокомнатную? Чтобы я с отцом в одной комнате ютилась? Ты, Валя, совсем с ума сошла.

– У вас район хороший, почти самый центр, – не моргнув, с ходу предложила Валя. – Можно обменять на такую же двушку, но в спальном с доплатой. Я даже несколько неплохих вариантов подобрала уже. На Синюшиной горе, в Рабочем, в Топкинском…

Валя сейчас выглядела деловитой, прямо-таки нахрапистой и при этом тупой.

– Мне так дорога родительская квартира. Я ведь здесь выросла, – съязвила я, припомнив её же недавние слова.

– Хамка ты малолетняя, – оскорбилась она. – Вот будут у тебя свои дети – посмотрю, как тогда запоешь.

Она обиделась и ушла. Но девятнадцатого декабря Валя снова заявилась как ни в чём не бывало. Якобы поздравить меня с прошедшим днем рождения. Торт принесла, немного фруктов и бутылку шампанского.

– Прости, Татьяна, вчера не могла вырваться. Денис поздно с работы пришёл. Что так смотришь? Шампанское тебе уже можно, ты у нас теперь совершеннолетняя.

А я вовсе не из-за шампанского зависла, а в целом – от ее жеста. Даже, скорее, от ее непробиваемости.

Я накрыла на кухне. Быстренько отварила картошку с ее же сосисками. Порезала яблоко, пару бананов и апельсин. Но она отказалась. Хотя шампанское намахнула по-гусарски. А потом вдруг увидела мой браслет. Я, сообразив, спрятала руку под стол, но она уже зацепилась глазом.

– Ну-ка, ну-ка, покажи. Откуда это у тебя?

– Сама себе купила. В подарок на день рождения.

– Откуда у тебя такие деньги?

– Какие – такие? Он не так уж дорого стоит.

– Что ты мне поешь? Думаешь, я в таких вещах не разбираюсь? Не меньше двадцатки такой стоит, а то и дороже. Откуда он у тебя?

– Тебе-то какая разница? – огрызнулась я, не зная, что сказать. Жаль, я врать с лету не умею.

Валя пару минут разглядывала меня с прищуром, потом тихо сказала:

– А как там Рощин поживает?

– А я откуда знаю? Я же тебе говорила уже, что мы с ним не общаемся.

– Говорила, да. Но что-то меня терзают смутные сомнения…

Потом вернулся с работы отец, на удивление, трезвый. И Валя сразу же прекратила свой допрос и быстро умотала к себе.

А теперь вот – подкараулила.

Валя начала с порога, даже сапоги снять ещё не успела:

– Ивана дома нет? Ну и прекрасно. Значит, вот так ты с Рощиным рассталась?

– Ты сегодня без сосисок?

– Не переводи разговор. Лучше скажи, тебе как, нормально, встречаться с парнем, зная, что он – один из них? Из тех, кто убил твою сестру, свел в могилу твою мать, посадил твоего отца?

– Он тут не при чем. Он – это он, – и с вызовом добавила: – Сын за отца не отвечает. И за брата – тоже.

– Наивная, – покачала головой Валя. – Все они, мажоры, одинаковые.

– Ты мыслишь стереотипами и дальше своего носа не видишь, – заводилась я. – А Димку ты вообще не знаешь.

– Я знаю жизнь. Рощины – гнилая семейка. Все они одинаковые. Что старший их сынок-убийца, что младший, этот твой… Димка, – на его имени она презрительно фыркнула. – От осинки не родятся апельсинки. А самое страшное, если твой отец узнает, что ты водишь шашни с этим Рощиным…

Валя вдруг заткнулась и резко побледнела. Смотрела она уже не на меня, а поверх моего плеча. Я обернулась, и внутри у меня всё похолодело. На пороге кухни стоял отец и таращился на нас с перекошенным до неузнаваемости лицом.