Мой любимый враг

44

Надо ехать к Рощиным, решила я. Только так я смогу узнать, что случилось с Димкой. И абсолютно плевать, как там его мама ко мне относится. Важно было только одно – узнать, как он.

Вдруг меня пронзила ледяной иглой страшная мысль: а если его там нет и мать его не в курсе? Если он уехал на злополучном такси и… пропал? Что тогда? Тогда я просто сойду с ума от ужаса…

Но пока не буду об этом думать. Пока буду делать то, что в моих силах. То есть поеду к нему домой.

На деле это оказалось не так просто, учитывая поздний час. Жил он далеко, за городом, в коттеджном поселке Хрустальном. Димка как-то говорил, что это сразу за Молодежным, недавно построенным микрорайоном, до которого ещё можно доехать на обычной маршрутке. Если поспешить.

Был бы телефон – вызвала бы, конечно, такси, пусть оно стоит хоть тысячу, хоть две. Но просить кого-то не решилась. Ну, вызовет мне машину какой-нибудь прохожий. Ну, не будет же он затем стоять как привязанный рядом, к тому же, вдруг такси приедет не скоро? Где мне его отлавливать в этой сутолоке и впотьмах?

Нет, лучше уж на маршрутке. Это хоть понятно и наверняка. Знать бы только, на какой.

Я спросила всё у того же парня, как мне добраться до Молодежного. Он не знал, но по Гугл-карте быстро сориентировал меня, куда идти и на чем ехать. Благо остановка оказалась поблизости. Только вот маршрутку ждать пришлось минут двадцать, не меньше. Потом она долго стояла, собирая народ под завязку. Я просто испсиховалась вся: когда она уже тронется?! Наконец мы отъехали, медленно, неповоротливо. Или мне, со своей рвущейся душой, казалось, что мы еле ползем. Как я, в случае чего, буду выбираться оттуда, даже думать не хотелось. Это было неважно. Скорее бы только доехать!

И Молодежный этот, где я ни разу прежде не бывала, оказался у черта на рогах. На каждой остановке я спрашивала: это конечная? И всякий раз мне отвечали: нет. А я еле могла усидеть на месте, ерзала как на раскалённой сковородке.

На конечной вышли все оставшиеся пассажиры, ну и я. Водитель показал мне, куда идти дальше, чтобы добраться до Хрустального. Подбросить, к сожалению, отказался.

Впрочем, километра три прямо по Байкальскому тракту – это не бог весть какое расстояние. Доберусь и сама.

Несмотря на поздний вечер, да почти уже ночь, машины то и дело проносились по тракту туда-обратно. Поймать попутку я не решалась, мало ли кто попадется, вдруг какой-нибудь придурок или вообще маньяк. Пропаду с концами и следов никто не найдет. Я плелась по занесенной снегом обочине, по колено, утопая в сугробах. Это замедляло ход, но идти по скользкой трассе боялась. Здесь, за городом, машины проносились со свистом как пули. Собьют – и не заметят. Но снег забился в сапоги, а значит, совсем скоро ноги намокнут и замерзнут.

Пока еще были видны огни Молодежного, я шла более-менее уверенно. А когда их скрыл густой и совершенно черный лес, мне стало по-настоящему жутко. В голову лезли всякие дурацкие мысли: а не водятся ли тут волки? Какой-никакой, а лес ведь. А если не волки, то могут носиться стаи бродячих собак. Это тоже страшно. И я напряженно прислушивалась ко всем звукам вокруг, боясь даже дышать полной грудью.

Ну и подмерзла я, конечно, порядком. И не только ноги у меня окоченели, но и руки, и лицо. В общем, эти три километра показались мне адской, немыслимо долгой дорогой. А когда показались первые огни Хрустального, я аж выдохнула с облегчением. И прибавила, насколько возможно, шаг.

Наконец я добралась до ближайшего коттеджа. Я знала лишь название его улицы – Кедровая. А где и как искать дом Рощиных – я понятия не имела, но здесь хотя бы кругом горели фонари, множество фонарей, так что светло было почти как днем. И тротуары расчищены, и щебенкой посыпаны, и, опять же, собаки, хоть и лают, но где-то там, за высоченными заборами.

Я подмечала все эти мелкие детали, понимая, что просто цепляюсь за всякую ерунду, чтобы думать о чем угодно, лишь бы не о страшном. Не о том, что же случилось с Димой…

Я кружила по поселку, разглядывая шикарные дома и таблички с адресами. Что хорошо – улицы тут не петляли, как в городе, а тянулись как по линейке строго прямо. И пересекали их такие же ровные прямые улицы. В конце концов я все же выбрела на Кедровую.

Дальше было проще – я видела дом Димы на его фотографиях и верила, что если увижу, то сразу узнаю. И узнала.

Немного засомневалась, но, приглядевшись, поняла – именно его я видела на фото за Димкиной спиной. Трехэтажный особняк с колоннами и большим полукруглым балконом над входом. Верхние два этажа были полностью темными, а вот огромное окно на первом – ярко горело. Значит, дома у них кто-то есть.

С колотящимся сердцем я подошла к кованным воротам, хорошо, что у них не глухой забор, как у многих других здесь. Всё видно, даже эта освещенная комната на первом этаже просматривалась с улицы отлично. Ворота, конечно, были заперты, но имелся звонок и камера.

Вдохнув полной грудью и с шумом выдохнув, я поднесла руку к звонку и тут боковым зрением заметила в том окне какое-то движение. Присмотрелась. Димка. У меня непроизвольно вырвался радостный всхлип. Живой! Господи, спасибо!

Димка ходил по комнате. Совершенно целый и невредимый. Что-то взял. Телефон, догадалась я. Кому-то стал звонить, с кем-то разговаривал…

Я смотрела на него в оцепенении и не могла поверить своим глазам. С ним всё хорошо. Он здоров и вполне себе бодро передвигается. И всё это время он просто был дома… И телефон вон при нём. С кем-то же он разговаривает, а со мной не стал. Не нашёл возможности хотя бы написать.

Это какой-то абсурд! Это не может быть правдой!

Но я не сошла с ума. Я видела всё своими глазами. Его видела.

И ничего не понимала. Как же так?

Я сожгла все мосты за собой, написав то письмо отцу. Я изнемогла в ожидании. Я умирала от страха за него. Я брела через этот проклятый лес по сугробам, окоченев насквозь. А он просто не поехал. Неважно, по какой причине. Он ведь знает, что я – там. И не позвонил, не написал, не сделал вообще ничего.

Мне стало так плохо, что пришлось привалиться к забору. Как будто силы вдруг покинули мое тело, и оно обмякло.

Я же верила ему больше, чем себе, больше, чем кому-либо…

Договорив, он убрал телефон в карман и вышел из комнаты. Пропал из поля зрения. Я хотела позвонить в этот дурацкий звонок. Вызвать его, спросить, зачем он так со мной. Но рука висела безвольной плетью, а горло словно перехватило стальным кольцом. Я даже заплакать не могла. Лишь пару раз на вздохе сдавленно всхлипнула. Всё внутри меня застыло.

Наверное, это выглядело унизительно – притащиться к нему, просить объяснений. Наверное, достойнее было бы уйти, но я хотела знать, почему он так со мной поступил. Иначе я просто сошла бы с ума. Ведь мой Димка попросту не мог бросить меня там, на ночь глядя, даже не предупредив. Не мог, но…

Окоченевшими пальцами я нажала кнопку звонка. Динамик затрещал, а потом раздался голос Димы: да?